И кто из вас мой соулмейт?

Изуки позвонил в дверь дома Такао. За дверью тут же что-то грохнуло, разбилось, раздался недовольный женский вопль, громкий нервный ржач Такао и звонкий девчачий голосок, укоряющий "Казу-нии" в рукожопости. Шун поперхнулся от неожиданности и не заметил, как открылась дверь. – Привет, Изуки-сан, – все еще трясясь от смеха, только уже из-за сестры, поздоровался Казу. – Привет, Такао... – Сколько раз я говорила тебе, Кимико, не повторять подобные слова за братом!.. – А, не обращай внимания, Изуки-сан, – махнул рукой Такао и посторонился. – Проходи. Шун зашел, с интересом оглядываясь. Красивый, светлый дом, с любовью и вкусом украшенный различными картинами, вышивкой и безделушками. Печальные останки одной из них валялись около лестницы. Судя по всему, это когда-то была ваза. – По секрету, она была ужасна, – заговорщицки прошептал Такао, заметив направление его взгляда. – Маме ее подарила тетя, а вкус у нее... – Казу, что ты держишь гостя на пороге? – из кухни вышла красивая женщина, до боли похожая на самого Казу, точнее это он на нее был похож, конечно. Из-за спины у нее выглядывала девчушка лет десяти, еще одна ее маленькая копия. Шун вежливо поклонился. – Здравствуйте, Такао-сан. Я Изуки Шун. Женщина умиленно всплеснула руками: – Здравствуй, Шун-чан! Я Такао Минако. Казу уже все уши нам прожужжал про вас четверых. С нетерпением жду, когда со всеми вами познакомлюсь! Проходи, проходи, скоро ужин, но ты успеешь разложить вещи. Правда, гостевых спален у нас нет, да и футонов тоже, у нас с мужем гости не ночуют, а Кимико еще маленькая, ее подружкам мамы пока не разрешают с ночевками ходить. А вот к Казу только Шин-чан приходил, но они вполне на одной кровати спали. Ты же не будешь против тоже так? Ясно, болтливостью Такао тоже пошел в маму... Шун едва успел осмыслить выплеснутый на него поток слов, вычленив из него, что спать им с Такао придется на одной кровати, как тот делал с Мидоримой. Почему-то последнее не слишком обрадовало Шуна. Странно... И еще одно... – Шун-чан? – прошептал он Казу на ухо. Тот улыбнулся, пожимая плечами. – Мама всегда так говорит. Я привык... Шун-чан. Ты же не против? – Хм, нет, не против, – Шун тоже улыбнулся. Ему действительно нравилось, это словно значило такую же близость, как у Такао с Мидоримой. Опять! Чего его переклинило на этом? – Тогда и ты можешь звать меня просто Казу. А то тут целых четверо Такао, запутаешься. – Хорошо, Казу. Они переглянулись и направились в спальню Казунари. Довольно просторная комната с большой кроватью, письменным столом с ноутбуком, шкафом и музыкальным центром на небольшой тумбе. Казу открыл шкаф, показывая освобожденную полку для вещей Изуки. – Вот, складывай сюда. Потом покажу тебе дом. Шун быстренько переложил вещи из принесенной сумки в шкаф и отправился на экскурсию по дому. Закончилась она закономерно на кухне, где Такао-сан уже раскладывала ужин по тарелкам. Изуки удивленно уставился на кимчи. – Казу обожает кимчи, – пояснила Минако, – а Кимико во всем ему подражает и тоже пристрастилась к этому блюду, хоть ей и рановато его есть, уж больно острое. А у тебя какое блюдо любимое? – Кофейное желе, – смущенно ответил Шун. – Это, конечно, просто десерт, но мой любимый. Такао-сан хихикнула. Через пять минут к ним присоединился ее муж, улыбчивый черноволосый мужчина. Пока ели, заодно перезнакомились. Минако и Масаки очень хорошо отнеслись к возможному соулмейту своего сына, а Кимико моментально окрестила его Шуном-нии, правда, слегка испортив ему настроение упоминанием, что его имя созвучно имени Шина-нии. Почему-то это просто выводило Изуки из себя. Возможно, это все-таки соулмейтская связь так действует, вызывая неприязнь к тому, кто посягает на родственную душу? За чаем он не удержался и выдал один из каламбуров. Реакция оказалась неожиданной: Казу прыснул чаем, закашлялся и заржал, перемежая смех кашлем. Минако и Масаки оторопело замолчали, а потом громко, искренне и со вкусом расхохотались. Кимико захихикала. Шун покраснел, он никак не ожидал такой реакции. Но как же было приятно, что его юмор оценили. За вечер, между их с Казу рассказами о себе и школьных буднях, он частенько втыкал свои каламбуры и каждый раз светился, слыша искренний смех. А еще с удовольствием и неожиданной ревностью слушал веселые истории Казу, каждую из которых тот начинал со слов "мы с Шин-чаном...". Но в целом ему было очень весело. Спать ложились довольно поздно. И Казу с Шуном как-то неловко переглянулись, стоя около кровати. Такао взлохматил волосы на затылке: –Нэ, давай ложиться, что ли? Шун кивнул, отводя взгляд от искрящихся серо-голубых глаз, в глубине которых таилось смущение. Парни переоделись в пижамные штаны и футболки и легли, стараясь не соприкасаться. Ни один из них обычно не лез за словом в карман, но сейчас им было так стремно... Казу не мог отделаться от мысли, что раньше он так лежал только с Шин-чаном, а Шун думал примерно о том же. Но все же вскоре они смогли уснуть. Не обошлось и от дико смущающего момента, когда утром они проснулись одновременно и... в обнимку. Точнее, Казу просто собственнически сгреб Шуна в охапку, закинув на него ногу и касаясь своим носом его. Изуки завороженно вгляделся в потемневшие глаза напротив, а потом невольно подался вперед, касаясь чужих мягких губ своими. Такао замер, а когда Шун, не чувствуя отклика, со смятением хотел отстраниться, перехватил инициативу. Прижав его к себе еще крепче, Казу ворвался языком в чужой рот. Изуки выгнулся, застонав прямо в поцелуй. Это невероятно возбуждало, и он внезапно оказался на спине, а сверху нависал уже распаленный Такао. – Нет... стой, Казу... Потянувшийся было за очередным поцелуем Такао остановился, его руки, пробравшиеся под футболку и оглаживающие поджимающийся живот, замерли. Он, тяжело дыша, несколько секунд вглядывался в смущенные серые глаза, а потом уткнулся лбом в лоб Изуки. – Ты прав, Шун-чан, нам не стоит торопиться. Извини, не сдержался. – Ничего, я понимаю. – Хм, а ты, оказывается, чертовски горяч, – неожиданно ухмыльнулся Казу и заржал, когда Шун моментально вспыхнул. – Казу! Такао с хохотом скатился с него и, ничуть не смущаясь выпирающего стояка, отправился в ванную. Родители все равно уже на работе, а сестра в школе, так что никто не увидит столь многозначительное зрелище. И, кстати, можно этим воспользоваться и сбросить напряжение в душе. Не ожидал Казу, что так возбудится от одного поцелуя. Раньше он так реагировал только на Шин-чана, почему и думал, что они будут соулмейтами. Изуки, справившись с возбуждением, тоже отправился в душ, который был на первом этаже, прямо под тем, где сейчас увлеченно распевал Такао. Хорошо, что Шун задержался на некоторое время, а то услышал бы что-то о-о-очень компрометирующее. А так ему просто пришлось насладиться "концертом" в исполнении Казу. Хм, а он отлично поет, оказывается... За завтраком они молчали, пока Шун не задал вопрос, который никак не давал ему покоя еще со вчерашнего вечера: – Скажи, Казу... Я знаю, что это не мое дело, но... какие отношения у вас с Мидоримой? Такао вскинулся, прищурившись: – А что? – Просто вы... ну, близки очень. И ты все время говоришь о нем, и еще... – Изуки прорвало. – Еще вы спали вместе, к тому же ты слишком привычным жестом обнимал меня во сне. Его ты тоже обнимал? И вы с ним цело... – Так, стоп! – Казу нахмурился, пока Шун, в ужасе от собственной реакции, пытался справиться с острым чувством стыда. Что на него вообще нашло? Он же никогда не был таким... – Черт, прости, Казу, не знаю, что... – Да нет, это-то понятно. Если мы действительно соулмейты, тогда это та самая соулмейтская ревность, – он усмехнулся и вдруг стал непривычно серьезным. – Пожалуй, скажу... Да, я действительно думал, что мы с Шин-чаном будем соулмейтами, и хотел этого. Да, мы обнимались во сне и нам обоим было приятно, но нет, мы не целовались. Шун обдумал услышанное. – То есть он тебе нравится. – Да. Но что толку, мы не родственные души. Так что рано или поздно для меня будет важен лишь мой соулмейт. О, кстати, а тебе кто-нибудь нравится? Изуки едва не ляпнул: "Ты", но вовремя остановил себя. Он сам-то пока был не особо уверен, лишь недавно заметил за собой, что чаще стал приглядываться к смешливому разыгрывающему из Шутоку. Поэтому просто отрицательно покачал головой. – Ладно, предлагаю отправиться по школам. Мне еще за Шин-чаном заехать надо... И еще одно – держи! – Казу неожиданно кинул что-то, и Изуки уставился на дубликат ключа. – Мало ли, освободишься раньше. А то сестренка тоже иногда допоздна задерживается, она в волейбольной секции. – Спасибо, Казу, – пробормотал тронутый Шун. Тот улыбнулся. В школе Изуки долго зависал, пытаясь разложить по полочкам все произошедшее и свою реакцию на это, пока не подскочил от неожиданного хлопка по плечу. – Ты чего, Изуки? – изумился Киеши. – Ты меня напугал! – Ну извини... Просто ты настолько погрузился в себя, что не заметил, как и уроки кончились, и тренировка началась. Действительно, день пролетел для него как во сне. Внезапно виски прострелило, и Шун поморщился. Походу, он слишком загрузился, раз голова разболелась. – У вас с Такао все в порядке? – Да, мы... отлично поладили. – И поэтому ты такой задумчивый? – Просто думаю, что, если это не он? – покривил душой Изуки, не желая взваливать на других свои метания. – Значит, тогда это или Касамацу, или Имаеши, – пожал плечами Теппей и внезапно остановился. – Подожди, или он тебе нравится? – Ну, да... – Тогда могу только пожелать удачи, Изуки. Тяжело вздохнув, Шун попытался влиться в тренировку, не обращать внимания на нарастающую головную боль. Но когда к этому добавилась еще и тошнота, он понял, что пора сворачиваться. Видимо, его догнали симптомы нехватки соулмейта. Сообщив Рико, что он уходит, Шун поспешил к своему временному дому. Как назло, Казу еще не пришел, и пришлось звонить. – Уже переодеваюсь, скоро буду, – ответил мрачный голос Такао. Рядом послышался вопрос Мидоримы: – Что-то случилось, Такао? – Нет, это Шун-чан. – Шун-ча... ты... В трубке зашебуршали, и голоса отдалились. – Шин-чан... – Чего, Такао? Тебя ждут, вот что. – Я... Черт! – видимо, Казу вспомнил, что не повесил трубку, и снова поднес телефон к уху. – Короче, уже выхожу, скоро буду! – Ладно, давай... Изуки хмуро смотрел на сотовый в руке. Ну вот не нравятся ему отношения Казунари с Мидоримой, хоть ты тресни. И эта ревность со стороны Мидоримы... воспринималась как вызов, как посягательство на... да, на свое, родное, на вторую половинку. Все-таки соулмейты?.. Казу со вздохом отключил мобильник и повернулся к заледеневшему Мидориме. Вот только он не знал, что сказать. Они, к сожалению, не соулмейты и друг на друга прав не имеют. Против системы не попрешь, а противиться тяге к своей половинке было невозможно. Может, если у Шин-чана тоже вскоре найдется соулмейт, им будет проще смириться? Почти всю дорогу Мидорима хмурился, но постоянно поглядывал на Такао. – Голова все еще болит? – не выдержал он. – Да, Шин-чан, и намного сильнее. Слушай, Шин-чан, не дуйся, а? Если мы с Шун-чаном соулмейты, то нам же надо как-то сближаться... А если нет, то... ну, будем хорошими друзьями. – Я не дуюсь, не говори глупостей, вот что, – но его голос был уже не таким мрачным. В этот раз Шинтаро все же решил не гонять Такао до своего дома, а то мало ли, и они остановились у дома Казу. На прощанье тот не удержался, стиснул Шина в коротких объятьях. – Нэ, Шин-чан, мы же все равно останемся друзьями, не кисни, – он широко улыбнулся, старательно игнорируя нарастающее головокружение. – Иди, Такао, тебе пора, вот что. А то ты как-то не очень хорошо выглядишь. Шинтаро, опустив глаза, секунду вглядывался в его лицо, развернулся и, подхватив сумку, зашагал прочь. Казу вздохнул. Потом развернулся и поплелся в дом. – Я дома... – С возвращением, – глухо отозвался Шун. Он видел их. Видел, как они обнимались, как Мидорима смотрел на Казу... Но об этом он подумает потом, сейчас восстановиться бы. Такао обхватил его ладонь, надеясь, что сработает. И впрямь, боль начала медленно (слишком медленно, как странно...) отступать. Тошнота улеглась, а головокружение прекратилось. Вот только... не до конца. – Не понял... – опешил Казу. – Прошло, стало намного легче, но... все равно осталось. А у тебя, Шун-чан? Изуки растерянно кивнул: – У меня тоже... Но такого быть не должно, всегда у соулмейтов все проходит бесследно при физическом контакте. А если бы мы были не соулмейтами... – То не прошло бы вообще. Дичь какая-то... За ужином они обсуждали, как прошел их день. Изуки поделился, что Киеши с Мурасакибарой вроде налаживают отношения. К тому же директора Йосен и Сейрин пошли им навстречу, договорившись о временном переводе Ацуши к Теппею. Ну как бы ученик по обмену – до конца учебного года будет ходить в Сейрин и... состоять в их баскетбольном клубе. А куда деваться, если Мурасакибара – Ас Йосен и забрасывать тренировки нельзя, пусть даже это конец года. Так что на следующий день им предстоит нелегкая встреча. Казу же рассказал, как к ним пришли семпаи, немного поиграть и сбросить напряжение от предстоящих выпускных экзаменов. Хотя на самом деле Мияджи просто был нужен повод поорать и выпустить пар. Ведь его соулмейты уже второй день не появлялись и самочувствие было откровенно дерьмовое. – Не завидую я им, когда они приедут, – хохотнул Такао. – Он даже не посмотрит, что перед ним сам Акаши, так накостыляет, мало не покажется! Шун рассмеялся. Ревность заглохла, боль притихла, и теперь ему было легко и приятно в обществе Казу. Что ж, он не против, если так дальше и останется... Следующий день ознаменовался новым витком головной боли, а также тошнотой и головокружением. Казу откровенно не понимал, в чем дело. Да еще и Касамацу с Имаеши написали, что у них та же история – вроде и проходит, но не до конца, хотя такого, вообще-то, не бывает. Так что уроки снова прошли как в тумане. Зато на тренировке был настоящий цирк, аж полегчало на время. Мидорима, Такао, капитан и присоединившиеся к ним семпаи играли три-на-три, когда внезапно двери распахнулись. Белое, как мел, лицо Мияджи вытянулось, карие глаза хищно сверкнули, даже мешки под ними побледнели. Сразу стало ясно, как положительно влияет присутствие соулмейтов, а то у него такой вид был, в гроб и то краше кладут. – Так-так-так, смотрите, кто соизволил явиться... – протянул злобно Мияджи, делая какой-то знак Кимуре. – Мои блудные соулмейты... – П-простите, Мияджи-сан! – взмолился не менее бледный Кисе. – Мы приехали, как только смо... – У меня были неотложные дела, – перебил его Акаши, не замечая сгустившейся атмосферы вокруг. Зато ее заметили все остальные и начали незаметно ныкаться кто куда. Казу усек волокущего тяжелый ящик Кимуру и моментально юркнул Мидориме за спину. – Ах, дела, значит... – Да. Но теперь я освободился, так что... – только великолепная реакция позволила Акаши увернуться от ананаса и не дать тому смачно влепиться в лоб. Кисе с тонким писком попытался скопировать Такао, но габариты Акаши и Мидоримы были слишком разные. Так что следующий ананас таки встретился со лбом, только уже Аса Кайджо. И приземлился прямо на макушку стоящего перед ним Акаши. – Вы совсем охренели?! – уже не сдерживаясь, заорал озверевший Мияджи. Ему и так невероятно тяжело дались эти дни, так еще и один из его соулмейтов стоял перед ним сейчас с таким видом, будто снизошел до простых смертных. – Я тебе сейчас покажу, как пуп земли из себя строить! И в следующую секунду в них с огромной скоростью полетели ананасы. Впервые столкнувшись с темпераментом Мияджи, Акаши неверяще смотрел на него, сделал шаг назад, а потом побежал – в другой конец площадки. Кисе рванул за ним, спасаясь от обстрела. Мияджи с дикими воплями и злобным рыком несся за ними, держа в охапке кучу плодов (и как он вообще ухитрился столько сразу ухватить?!), Кимура и Оцубо отчаянно пытались сохранить невозмутимый вид, Мидорима мелко дрожал, прикрывая забинтованной ладонью рот и не давая вырваться смеху, а Такао громко и беззастенчиво ржал на весь спортзал. Каким-то невероятным образом Акаши оказался быстрее и постоянно держался впереди Кисе, так что все снаряды попадали в более крупную цель – в то и дело ойкающего Рёту. Они пошли на восьмой круг, когда Мияджи начал выдыхаться. Да и ананасы он уже подбирал по дороге, те, что в руках были, давно кончились. Остановившись, он перевел дыхание, с мрачным удовлетворением послушал причитания Кисе, что "Акаши-чи бессердечный, и вообще, больно же!", игнорируя собственную боль, отражавшую ощущения соулмейта, и внезапно обернулся к всхлипнувшему от смеха Такао. – А тебе смешно, да? – Э... Мияджи-сан?.. Тот запустил руки в ящик, достал парочку ананасов и запульнул в наглых первогодок. Увернуться те не успели... Хотя Казу повезло гораздо больше – он был более мелким (вот когда он порадовался своему росту!) и юрким, так что наравне с Кисе досталось и Мидориме. – Эм... мы, наверное, пойдем, – промямлил Кисе, едва сдерживая слезы. – Стоять. Мияджи в несколько шагов оказался рядом и ухватился за их предплечья. Подождал немного, убедился, что наконец-то все прошло, и подпихнул их к выходу. – Легче? Вот теперь можете валить. Но чтобы завтра явились, как штык! Акаши с удивительно растерянным видом неожиданно послушался, кивнул и потянул за собой Кисе. Мияджи тяжело вздохнул, помассировал виски. – Ну что за соулмейты... Прямо слов нет. – А не слишком ли? – осторожно заметил Оцубо. – Будет уроком, – отрезал тот. – Заодно не помешало сбить спесь с Акаши. Казу не сдержался и прыснул. В следующее мгновение спортзал содрогнулся от громкого хохота...