Мы одни с тобой и никто не видит нас. Нам один простой выход видится сейчас. Ты отрекись, от всех отрекись - это наши крайние меры. Я отрекусь, от всех отрекусь - это наши крайние меры.
Март 2022 года
Как всегда, Мартен долго возится с замком. Ключ в очередной раз заедает, и он вновь чертыхается и ворчит: ведь еще в прошлый раз сам себе давал клятвенное обещание обязательно сделать уже хоть что-то с этим проклятым замком. Он барахлит уже давно, кажется, вообще с самого первого раза, как Мартен вошел в эту дверь. Когда это было? В прошлой жизни, не иначе. Наконец упорное сопротивление замка сломлено, и он, уже порядком раздраженный, распахивает дверь и входит внутрь. И замирает на пороге от чувств, эмоций, воспоминаний, запахов, звуков, мыслей, водопадом обрушивающихся на него. Снова. Как в прошлый раз. Как в каждый раз… Слишком много для одного человека. В самый раз для двоих. Всего одна дверь, не слишком толстая, не слишком надежная, разделяет два параллельных мира. Это вообще не дверь — это портал между миром «Надо» и миром «Хочу», миром «Должен» и миром «Плевать», миром «Все равно» и миром «Люблю». И не в первый раз приходит в голову сумасшедшая мысль, что, наверно, именно потому и барахлит замок, что не хочет выпускать обитателей второго мира в первый… Он, наконец, усилием воли подавляет этот невольный трепет, усмиряет свои вмиг обострившиеся, обнажившиеся чувства и проходит вглубь квартиры. Интересно, сколько дней в общей сложности провели они здесь? Много? Мало? Понятия искривляются, размываются в этом странном мире, аксиомы теряют свою абсолютность, а теоремы гордятся относительностью. Иначе как объяснить, что небольшая зеленая елочка, посаженная в большой вазон пару месяцев назад в безрассудной надежде неизвестно на что, по-прежнему нахально зеленеет, распространяет вокруг себя такой непривычный здесь хвойный аромат и, Мартену даже кажется, весело подмигивает ему вон тем фиолетовым шариком. Он медленно приближается и осторожно прикасается к иголкам, всё такие же острые, такие же опасные, такие же настороженные. И всё такие же живые и теплые. "Точь-в-точь, как они сами", — мелькает ехидная мысль. Мелькает и тут же смущенно замолкает: возможно, и точь-в-точь. Для всего остального мира. Но только не друг для друга. Друг для друга, за закрытым хранителем - замком — только живые и теплые. Ничего больше. Кто бы мог подумать, что именно эти шестьдесят четыре квадратных метра жилой площади в тихом окраинном районе Мадрида станут для них важнее, чем все остальные пятьсот миллионов квадратов земной поверхности! Вот и еще одно доказательство искривления истины в их загадочном мире. Он уж точно не мог предположить ничего подобного, когда в то жуткое время в Корее — нет, безвременье! — они, лишь бы чем-то заполнить паузы, поминутно возникающие в разговоре, в шутку начали обсуждать, где же они купят ту квартиру. Правда, хороша шутка, если то и дело приходилось замолкать, чтобы справиться с голосом, вот-вот норовившим дрогнуть и сорваться. И в миллионный раз мучительно захотеть завыть. И заорать, что ненавидишь весь мир. Заорать так, чтобы весь этот гребаный мир услышал и содрогнулся, зажав уши. Но нельзя было этого допустить. Нельзя хотя бы потому что точно знаешь: пару минут назад, по ту сторону Земли, он же смог с этим справиться! И молчали. И терпели. И стискивали зубы. И вновь и вновь вытягивали друг друга из омута тишины и безразличия. Вытягивали для того, чтобы в следующую секунду быть вытянутым из этой засасывающей бездны самому. Поэтому и несли всякую ерунду. И постепенно тема Той Самой Квартиры стала основной. О ней было приятно говорить: не как о реальном плане, а как о забавной затее, которая никогда не сбудется, но ради смеха можно и поболтать. Маленькие девочки мечтают о принцах и роскошных платьях, зная, что платья давно вышли из моды, а принцы остались на старинных портретах. Маленькие мальчики мечтают о крутых машинах, зная, что деньги нужно беречь и вполне можно обойтись приличным автомобилем эконом-класса. Они мечтали о квартире, зная… Да ничего не зная, в общем-то. Они долго спорили, где она должна быть. Первоначальные планы о самой-самой серединке между ними пришлось безжалостно отринуть. Посередке находилась Польша, но они сразу решили: искомая страна должна быть совершенно незнакома с биатлоном. Никогда нельзя исключать возможность натолкнуться на случайного болельщика, который опешит от встречи с лицом из экрана и поднимет шум. Лишняя огласка ни тому, ни другому была совершенно не нужна. Польша сразу не соответствовала этому критерию, да к тому же граничила с Германией, назвать которую незнакомой с биатлоном было сложновато. Все прочие страны, расположенные между Россией и Францией, тоже подверглись бурному обсуждению и, в конце концов, с сожалением отвергнуты по этой же причине. И вот тогда-то Мартен и предложил Испанию, сам не зная почему. Это название вдруг само вырвалось изнутри, но, как только он его услышал, словно со стороны, он понял: вот оно. И понял, что он не отступится, потому что жаркая, страстная, неутомимая Испания ждала их. — Ты ничего не попутал? — удивленно спросил Антон. — С какой это стати? Тебе не кажется, что малость нечестно выходит, не? Тебе рукой подать, а мне пилить и пилить! — Зато там нас точно никто не узнает, — рассудительно возразил он. — Сам посуди, где биатлон и где Испания. Там можно ничего не бояться , — он замер, не решаясь продолжать, но сделал над собой усилие: — А еще там можно заключать однополые браки, и никто не будет смеяться и показывать пальцем, если вдруг двое мужчин начнут целоваться на улице. Не то, чтобы я сильно мечтал об этом, но, согласись, наличие возможности все-таки греет. Я, правда, до сих пор не понимаю, как это возможно в стране, где так сильна церковь, но факт есть факт, — он, конечно, осознавал, что несет какую-то ерунду, но не мог остановиться, потому что вдруг стало страшно. До одурения страшно, что он откажется. И оставалось только говорить, говорить и говорить, оттягивая момент, когда прозвучит ответ. — Только представь: в любой момент мы сможем выйти погулять или пойти в магазин, или куда угодно, и при этом не делать вид, что мы чужие люди. И, если вдруг нам напечет голову, и от этого мы слегка чокнемся, можем даже начать целоваться прямо посреди городского парка, не боясь, что нас узнают или начнут поливать оскорблениями. А еще там всегда тепло, всегда тепло, и нет снега, понимаешь? Разве тебе всего этого не хочется?!.. И по молчанию Антона понял, что страну они нашли. Но, конечно же, даже после этого они продолжали уверять себя и друг друга, что они все так же просто шутят, просто убивают это жестокое безвременье, лишь бы не говорить о реальности. Той, что до сих пор каждый день вырывала из груди жалкий комочек плоти и оставляла на его месте зияющую рану. Той, что одним разящим ударом разнесла их вдребезги и теперь с усмешкой наблюдала, как они неумело пытаются собрать себя из бесчисленных осколков обратно. Поэтому они успели придумать, что там должно быть две комнаты: на случай, если они поругаются, должно же быть место, где обиженный будет трагично и красиво страдать. Она должна быть на пятом этаже: не слишком высоко, чтобы не тратить лишнее время на подъем, и не слишком низко, чтобы отрешиться от шума города. Из окон должен открываться отличный вид, желательно на парк, лес, или еще что-то, где много-много зелени. Там должна быть большая кухня и огромная ванная. Потому что и готовить еду и принимать ванну гораздо лучше вместе, как шепнул Мартен, непроизвольно покраснев. И вновь по мягкому и — почему-то захотелось сказать — бархатному молчанию Антона понял, что тот опять согласен. О, конечно, это все была просто шутка! И даже когда они начали обмениваться адресами сайтов о продаже жилья в Мадриде и ссылками на конкретные объявления, это тоже должно было быть просто весело. Девочки тоже смотрят мультфильмы с принцессами, верно? Мечтают о длинных платьях и коронах лишь затем, чтобы после окрика матери смирно влезть в приличное коротенькое платьице с Микки Маусом на груди. Чем они хуже маленьких девочек?! И, даже когда, сам не особо веря в то, что все происходящее реально, он позвонил своему адвокату и попросил ее подыскать для него квартиру в тихом районе Мадрида, это, наверно, была игра. Он не помнил, чтобы Дельфин хоть раз молчала так недоуменно и так долго. Но, в конце концов, она была отличным профессионалом, а он не зря платил ей немалые деньги. И уже через пару дней он сидел перед экраном ноутбука, ошарашенно скользил взглядом по многочисленным фотографиям и с все нарастающим смятением понимал, что шутки кончились. Все стало слишком серьезно. Именно так, как и было на исходе трех с половиной дней. Он не стал звонить Антону: стало вдруг слишком страшно услышать короткое «Нет». Он просто переслал письмо Дельфин, сопроводив его сухим комментарием. И стал ждать ответа. Тогда, на исходе трех с половиной дней, на узкой грани «До» и «После» эта идея казалась такой правильной и необходимой. Это была единственная ниточка, позволявшая перебросить пусть хрупкий, пусть такой ненадежный, но все-таки мост в будущее. Будущее, которое в тот момент балансировало на еще одной грани: между «Да» и «Нет». И тогда, перед лицом нависшей, всепоглощающей угрозы, они были готовы пойти на все, что угодно, лишь бы противостоять тому безымянному злу, что грозилось вот-вот смять их и превратить в Ничто. Но это чувство бесконечной угрозы прошло, настали серые, отупляющие будни, и теперь сделать этот шаг казалось уже не так легко. Слишком важным он был, слишком многое обещал и слишком многого требовал в ответ. Антон молчал долго. Так долго, что Мартен успел потерять всякую надежду, в сердцах обозвать себя тупым идиотом и пять раз настрочить письмо с предложением все забыть и считать за неудачную шутку. Пять раз он торопливо стучал по клавишам, набирал нарочито веселый и покаянный текст, перечитывал, замирал… И стирал. Когда он писал его в шестой раз, ноут весело пиликнул, извещая о входящем сообщении. Не давая себе поддаться испугу и панике, которые вот-вот грозили хлынуть мутной волной, он торопливо нажал на сообщение. «Знаешь, мне нравится. Особенно кухня и ванная». Он медленно закрыл глаза, мучительно, сквозь плотно сжатые зубы выдохнул и начал писать письмо Дельфин. А дальше все понеслось с такой скоростью, что от них уже ничего не зависело. Документы, фотографии, доверенности, чеки, договор об аренде с правом выкупа… Порой в этой круговерти событий он замирал, чтобы вновь и вновь задать себе вопрос: «Ты уверен?». Сейчас он уже мог признаться, что нет, ответить на этот вопрос даже самому себе было совсем непросто. Не было никакой уверенности в правильности своего выбора, не было ощущения собственной правоты. Была лишь растерянность, смущение, неловкость в разговоре и желание, чтобы все поскорее закончилось, неважно каким образом. Хотя нет. Было еще кое-что. Воспоминание о том, какой холодной была стена в ванной утром 9 февраля. Стена, к которой он привалился без сил, слушая самое родное в мире дыхание в телефонной трубке. Больше он не хотел прижиматься к холодной стене чужого, безразличного, бездушного гостиничного номера. Он хотел прижаться к родной и сочувствующей стене собственной квартиры. Их квартиры… И, кажется, не он один хотел этого. Сейчас, по истечении четырех лет, в благословенном марте 2022 года от Рождества Христова он знает это точно.