a descendant

      Небольшая уютная фотостудия в многокомнатной квартире своими бело-черными оттенками напоминает офис. Мягкий холодный свет лампочек красиво стелется на светло-пепельный паркет, отражается в многочисленных позолоченных зеркалах и добавляет строгой комнате какой-то рабочей отчужденности. У дальней стены размещен белоснежный фон, закрепленный на металлических стойках, по его периметру стоят несколько зонтов, пара софтбоксов, октобокс и — куда же без него — генератор для освещения. Вся эта атмосфера так приятна и до боли знакома, что Чонгук невольно улыбается, разглядывая помещение. Несмотря на неброский стиль дизайна студии, работать в ней — одно удовольствие. Во время практики на втором курсе Чон не мог надышаться воздухом именно здесь, в этих стенах. Остальные студии, находящиеся в других комнатах, такого ощущения полета и свободы не дают, поэтому Гук сразу же приметил себе аккуратное и тихое местечко, а после, через год, смог воплотить все желания и мечты в реальность, приятно удивив как своего руководителя по практике, так и фотографа, который согласился взять его ассистентом на недолгий период, пока работы несильно много.       Ему всего двадцать три, а он уже успел поработать в нескольких подобных фотостудиях и заработать неплохую славу в узких кругах. До окончания университета осталось не так много, совсем скоро он сможет самостоятельно арендовать собственную студию и обставить ее так, как велит сердце. Сейчас же, находясь в рабочем кабинете одного из знаменитейших фотографов страны, Чонгук чувствовал лишь переполнявшее его восхищение и необузданное желание поскорее взяться за работу. Время летит незаметно, поэтому и ждать осталось недолго. В планах уже есть больших масштабов проекты, Чон имеет хорошую почву под ногами в виде выгодных знакомств, и даже знает несколько моделей, идеально вписывающихся в его рамки. Чонгуку нравятся едва приметные люди, которых среди толпы сразу и не заметишь. Часто наблюдая в многолюдных местах за «серыми мышками», Гук мысленно рисовал себе фантазии, в которых он, с ощутимым по весу фотоаппаратом в руках, превращал этих невзрачных людей в поистине цепляющее искусство, выделяя то прекрасное, что они скрывают от других.       Чаще всего, а точнее — весь последний год, Чонгук брал за основу своих идей всего одного человека, который мельтешит сейчас по студии, убирая последствия и результаты последней фотосъемки. Пак Чимин — помощник фотографа и самый обычный на первый взгляд парень. Невысокий рост, хорошо слаженная фигура, чуть пухлые губы, карие глаза и выкрашенные в черный волосы абсолютно не привлекают никакого внимания. Но именно это Чонгуку и нравится — замечать то, что не видят другие. Поэтому при первой же их встрече он смотрел не на процесс фотосъемки, не на работу мастера, который кого попало на практику к себе не берет, не на модель в ярком костюме, а на тихо стоящего в углу Чимина. Кажется, их знакомство было крайне нелепым и смущающим для Чона, он до сих пор со стыдом вспоминает, как запнулся о провод, как размашисто полетел на пол, как поклонялся Паку прямо в ноги, словно какому-то божеству. В тот момент Чим одарил его насмешливым взглядом и едва скрыл улыбку, а Чонгук бесповоротно влюбился. Этот момент стал его точкой невозврата.       Первая практика пролетела незаметно. Двух недель оказалось чертовски мало, Чонгук даже не мог вспомнить, что произошло с ним за эти дни, все мысли были только об одном невысоком парне, что с каждым днем словно становился все прекраснее. Было сложно заставлять себя работать, когда перед носом крутилось это игривое существо: Пак словно чувствовал Чона всеми клеточками своего тела, словно читал его мысли, и поэтому улыбался лукаво и насмешливо, а касался так незаметно, но в то же время двусмысленно, что Гук едва успевал прятать залитые румянцем щеки.       Через год они встретились снова. Чонгук, конечно, не раз арендовал для своих работ именно эти фотостудии, но Чимина выловить так и не смог, а спрашивать о нем у фотографа стеснялся. За эти мучительные месяцы ожиданий и тревог Чон понял одно — нельзя больше терять время и вести себя, как подросток в пубертатный период. Пора брать себя в руки и действовать решительно, какого черта он вообще смущается? Однако вся его решительность разлетелась в тот момент, когда прямо перед носом промелькнул Пак. С непривычно светло-серыми волосами, с голубыми линзами и растрепанными видом. Словно привыкая, как к кому-то новому и чужому, Чонгук изучал его хмурым взглядом, пытался найти что-то родное и знакомое и не мог понять своего смятения. Вроде, все тот же Чимин, но не обычно незаметный, а очень яркий и приметный.       Пожалуй, это был первый раз, когда Чонгук отступил от своих же принципов, когда он впервые захотел прикоснуться к тому, что и без его стараний было прекрасным. Такой Чимин вызывал непонятную бурю в душе, прилив нового вдохновения, которого Чону не хватало все это время.       На все вопросы Пак отвечал коротко, говорил, что захотел разнообразия, что черный цвет уже приелся и что собирается перекраситься на днях обратно, в какой-нибудь шоколадный. Чонгук тогда так перепугался, что не успеет, что Чимин ускользнет сквозь пальцы, как вода, поэтому выпалил совершенно неожиданно. Совсем неосознанно. Лишь когда Пак посмотрел как-то неодобряюще, нервно облизнув нижнюю губу, и неуверенно кивнул, до Чона дошло — он сказал то, о чем грезил все это время. Он попросил Чимина стать его моделью всего на один раз.       О, те незабываемые моменты Гук помнит так, словно это произошло всего час назад. Чимин словно создан для того, чтобы быть моделью, чтобы позировать перед камерой и выполнять все указания фотографа. Не в силах перестать им любоваться, Чон сделал столько фотографий, что начал даже волноваться, хватит ли памяти. Но все это было лишь началом, лишь предысторией. Стоило только Чону поблагодарить Пака за продуктивную работу и опустить фотоаппарат, как тот медленно и плавно, словно дикая кошка на охоте, спустился со стула, на котором крутился больше часа, и ухмыльнулся так пошло, что перехватило дыхание. Его белоснежная рубашка легко спорхнула на пол, оголяя очень недурно сложенное тело и заставляя Чонгука выпасть из реальности на несколько секунд. Фотосессия набирала невообразимые обороты, Чимин шепнул что-то про свое желание и попросил сделать всего несколько фотографий. Чтобы оставить их на память.       Как дрожали руки в тот момент у Гука — не знает никто. Ладони были мокрыми, внизу живота ощутимо тянуло, а Чимин улыбался так сладко-приторно, словно все знал и чувствовал. Но, черт его дери, останавливаться даже не думал. Чонгук, увлекшись процессом, не сразу заметил, что Пак подобрался слишком близко, и это могло закончиться плохо. Потому что возбуждение било в голову, потому что кроме пошлых мыслей в голове не было ни одной здравой.       В тот вечер они впервые поцеловались. Камера была отложена на рабочий стол, Чонгук был прижат к его краю бедрами, на губах ощущалось горячее, сбитое дыхание. Кто тогда потянулся первым — Чон не помнит, зато точно знает, что это дикое желание было взаимным. Иначе сейчас бы он не ждал, когда Чимин закончит с работой и сможет подарить ему весь оставшийся вечер.       Почему его так тянет к Паку — Гук не знал до тех пор, пока не решился пересмотреть и обработать фотографии с той самой фотосессии. Поначалу он не замечал ничего необычного, любовался каждым изгибом молодого тела, разглядывал его полуулыбку и тонкие запястья. Пока не обратил внимание на глаза. Объяснить увиденное Чонгук не мог, сначала он не поверил своим глазам, подумав, что аппаратура подвела, но пролистав еще несколько фотографий лишь убедился в своих догадках, — а потом его охватил страх. С экрана монитора на него смотрел Чимин с ало-красными глазами.       Пак не был человеком. И его волосы цвета металла — от природы такие, а красит он их лишь для того, чтобы слиться с остальными, чтобы не привлекать внимание. Это открытие настолько взбудоражило Чона, что он перерыл всю литературу, пересмотрел все статьи и вырезки из газет, которые только мог найти.       О существовании вампиров и оборотней человечество знает давно. Несколько столетий назад было решено жить в мире и с теми, и с другими. Поэтому сейчас не было новостью — увидеть красноглазого бандита или какого-нибудь секретаря с ярко-голубыми глазами. Они живут среди людей, питаются обычной пищей, ходят на работу и покупают себе вещи, но стараются не выдавать свою сущность — все еще опасно. Чонгук тоже знал и о вампирах, и об оборотнях, тоже видел их в своей обыденной жизни, но не думал, что когда-нибудь будет встречаться с одним из них.       Это не противно, нет, скорее — немного страшно. Но бояться Чимина, его Чимина, так глупо и нелепо, что Чону становилось тошно от самого себя. Пак прекрасно знал о своих слабостях и, наверное, это был его отчаянный шаг, который привел его к Чону. Все сложилось в одну картину: Гук понял и поведение Чимина, когда он вел себя слегка отстраненно год назад, Гук понял и причину согласия Пака на съемку, и его горячие поцелуи после этого. Пак позволил узнать свой самый главный секрет, позволил увидеть свои настоящие чувства, и оставил выбор за Чонгуком. Он предстал перед ним абсолютно беззащитным и открытым, сам всучил Гуку пистолет в руку и подошел слишком близко, словно так и говоря — либо убей, либо прими и защити. Чон дураком не был, понял все тайные посылы, но очень долго не мог разобраться со своими чувствами. Продолжал улыбаться Паку так, словно ничего не знает, но шарахался и дергался, словно прикосновения Чимина — обжигающий огонь.       Пак все чувствовал — всегда все чувствовал, — но молча и терпеливо ждал. Он по запаху определял состояние Гука, по глазам видел его неуверенность и смятение, по нервной улыбке все понимал. Настаивать не собирался, насильно заставить полюбить себя — тоже. Он был тем, кем создала его природа, и исправить это не мог. Да и не стал бы, Чонгук в этом уверен.       Сейчас же, наблюдая за своим парнем, Гуку даже стыдно вспоминать, что всего пару месяцев назад он всерьез думал уйти и навсегда забыть Чимина, его Чимина, такого ворчливого и до ужаса серьезного. — О чем задумался? — шепчет Пак, подходя к присевшему на край стола Чону вплотную.       Он легко вклинивается между его разведенных ног, опускает ладони на бедра и вжимается в крепкую грудь, прислушиваясь к участившемуся сердцебиению Чона. — Думал о том, как тебе идет настоящий цвет волос, — слегка привирает Гук, пожимая плечами, и оглядывает темную макушку Пака.       Краска сходит быстро, смывается буквально через несколько дней, поэтому Чимин часто закупает ее в магазине пачками, чтобы больше не светить своими серыми волосами, как несколько месяцев назад, когда он по чистой случайности забыл покрасить волосы, а после — не мог найти подходящий цвет. — У меня скоро отпуск. Могу специально для тебя сидеть дома и не красить волосы, — многозначно улыбается Чим, вздернув уголки губ. — Хм, можно ли рассматривать это, как предложение переехать к тебе? — игриво ведет бровью Чонгук, приобнимая Чимина за талию и притягивая его еще ближе.       Чимин — оборотень. Сильный, красивый оборотень, изнывающий в каждое полнолуние и ежедневно не подпускающий к себе слишком близко. Он боится навредить ему, Чонгуку, своей силой, боится случайно выпустить когти или прокусить губы клыками в порыве страсти. Сам Чон этого не боится, его наоборот распирает изнутри от желания вжать податливого Пака в какую-нибудь поверхность, чтобы сполна ощутить его горячую кожу своей и заметить алый блеск в любимых глазах. Но, увы, Пак слишком предусмотрительный, пресекает все попытки на корню и на соблазнения Чона не ведется. Как девственница в первую брачную ночь, ей-богу. — Размечтался, — усмехается Чим и щелкает парня по кончику носа, заставляя его невольно дернуться и немного отодвинуться. — Но сегодня ведь все в силе? — прищуривается Гук, сжимая бока Пака сильнее, чем стоило бы.       Этого хватает, чтобы привлечь внимание парня, который настороженно замирает и хмурит брови, а после вопросительно изгибает бровь. — О чем ты? — искренне недоумевает Чим, даже не пытаясь выпутаться из грубых объятий. — Ты сказал, что разрешишь мне переночевать у тебя, если я сдам проект на отлично, — упрямо напоминает ему Гук, чувствуя себя обманутым ребенком. — А ты уже сдал? — уточняет Чимин, и Чон по лицу видит — ищет пути отступления, снова пытается придумать отмазку. — Хорошо, прости, — обреченно вздыхает Чонгук, понимая все без слов.       Хватка его рук слабеет, что еще сильнее напрягает Чимина, который разочарование своего парня чует за версту, а сейчас — ощущает его каждым сантиметром своего тела. — Ладно, — выпаливает он, стушевавшись под растерянным и одновременно вопросительным взглядом Чона. — Ладно, говорю. Только один раз. — И без приставаний? — угадывает Чон, слишком счастливо улыбаясь. — Только попробуй сделать что-нибудь возбуждающее — и я привяжу тебя к кровати, — угрожает ему Пак, ткнув указательным пальцем в грудь парня. — Ох, знаешь, а мне нравится твоя идея, — тихо смеется Чон и наклоняется ниже, обжигая ухо Пака горячим шепотом. — Наверное, тебе действительно придется меня связать, ведь ты возбуждаешься даже от простого поцелуя. — Ты можешь хоть раз побыть серьезным? — со скрытым раздражением произносит Чим, отстраняясь от парня.       Он окидывает взглядом комнату еще раз, чтобы убедиться, что все убрал и выключил, после чего подхватывает с пола свой рюкзак и берет звякнувшие ключи. Чонгук все это время лишь молча наблюдает за ним и криво улыбается, прокручивая последние слова Пака в голове.       С тех пор, как они начали встречаться, у них не было серьезных разногласий или какой-либо отрешенности. Чимин вел себя ревниво, ворчал из-за каждого чужого запаха на одежде Гука, заставлял его изнывать от необузданного желания, а сам выглядел так возбуждающе, что иногда ширинка трещала по швам. Чонгук не жаловался, терпел и принимал Пака таким, какой он есть: и его дикую ревность, и его крепкую хватку, и его недовольные взгляды из-за «лишних» прикосновений. Все это было не столь важно, они пока еще только притирались друг к другу, узнавали что-то новое, ранее неизвестное: Чимин изучал Чона, как раскрытую книгу, а Гук искал информацию в старинных записях, ведь Пак про себя рассказывал неохотно. Но даже это не казалось настоящей проблемой в сравнении с той, что беспокоит Гука уже несколько дней.       По началу он даже не замечал, что Чимин ведет себя слишком серьезно, относится к его выходкам с таким осуждением, словно он — его дедушка, а не парень. Наверное, все это из-за воспитания того времени, в котором был рожден Пак, но ведь времена меняются, люди — тоже. Вот и Паку не помешало бы перестать ворчать и злиться из-за каждой ерунды, которую вытворял Чонгук в силу своего темпераментного характера и легкомысленного поведения. Кроме того, Пак серьезно ощущал себя на несколько столетий старше — считал Гука совсем еще ребенком и вел себя с ним точно так же. Как с новорожденным.       Именно это выводило из себя. Все-таки Чону не пять лет, он уже вполне осознает последствия своих поступков, он уже может самостоятельно делать выбор, и для этого ему не обязательно слушаться во всем Чимина, который считает нужным попрекнуть и влезть. Черта характера или все же возраст берет свое — Гук не знает, но знатно устает от постоянного контроля и недоверия. То ли Пак серьезно не воспринимает его, как взрослого, то ли проявляет так свою заботу, ведь Гук — обычный человек, который в любой момент может навредить себе.       До квартиры Чимина они добираются быстро, хоть и пытаются растянуть прекрасную и тихую прогулку. Всю дорогу Пак размеренным, спокойным голосом рассказывает про рабочий день, про вредного начальника, про уставших моделей, про крутую футболку, которую он сегодня купил в интернет-магазине, про странное предчувствие, которое не отпускает его уже неделю, про неспокойное сердце и подозрительно притихшего брата, о котором Чон уже что-то слышал. Лишь когда они подходят к невысокому многоквартирному дому, Пак вдруг смотрит как-то хмуро и задумчиво. — Ты без сменных вещей, — вслух подмечает он, а после заходит в подъезд, чья темнота тут же обволакивает его, затягивая глубже.       Чонгук проскальзывает следом и вздрагивает, когда дверь позади закрывается, лишая помещение света. Парень немного испуганно хватается ладонями за воздух, чувствуя себя уязвимым из-за темноты, и облегченно выдыхает, когда его руку перехватывают горячие пальцы Чимина. — Я даже не надеялся, что ты согласишься, — честно признается Гук, прекрасно зная, что врать Паку бессмысленно. — Надеюсь, ты не думаешь, что я не хочу близости с тобой, — заметно дрогнувшим голосом произносит Чим и невольно сжимает ладонь Гука сильнее обычного.       В темноте он немного смелеет, говорит то, о чем не смог сказать бы в глаза, и Чонгуку даже не нужно освещение, чтобы понять, какое волнение сейчас на лице Чимина. Успокаивающе погладив большим пальцем его ладонь, Чон мягко улыбается, прекрасно зная, что Пак все видит, и послушно ступает за ним, полностью доверившись. — Если бы мы вдруг поменялись местами, я бы вообще не подпускал тебя к себе, — тихо отвечает Гук, стараясь не запнуться о ступеньки или не запутаться в ногах. — Боюсь даже представить, как ты справляешься с собой… — В каком смысле? — Пак резко тормозит прямо у своей двери, отчего Гук врезается ему в спину, больно стукнувшись носом о макушку.       И кто догадался отключить свет во всем доме в такой поздний час? Потирая кончик носа, Чонгук слабо морщится и не сразу замечает сверкнувший красным взгляд Пака. Такой напряженный и тяжелый, словно пробирающий до костей. — Ты думаешь, что я могу убить тебя из-за своих инстинктов? — шепотом спрашивает Чим, словно боится, что их могут услышать.       Чон на секунду замирает, пытаясь понять, правильно ли он расценивает вопрос Чимина, но из-за кромешной тьмы ему сложно разобраться в чувствах Пака, который к тому же скрывает свою обиду в голосе. Пользуясь моментом, Гук резко вжимает не ожидавшего парня в дверь и наклоняется к его лицу, мазнув кончиком носа по чужой щеке. — Дурак, что ли? — пылко шепчет он, чувствуя подбородком рваное дыхание Пака, чьи пальцы с силой впились в его бока. — Лично мне крышу сносит, когда ты рядом, а все потому, что нравишься до чертиков. И если даже невинные прикосновения вызывают во мне такую вакханалию, я не представляю, как тяжело тебе, ведь ты чувствуешь все в разы сильнее. Каково это — встречаться с человеком, рядом с которым приходится скрывать половину своих желаний, чтобы уберечь его от своей же силы? Я бы не смог, Чимин, поэтому восхищаюсь тобой. — Силу я давно научился контролировать, но из-за тебя возникают трудности. Клыки сами наружу лезут, как только ты целуешь в шею, злость охватывает с головой, когда ты расстроен из-за кого-то, а при малейшем возбуждении, которое рядом с тобой просто неизбежно, голова перестает думать, и я не сдерживаюсь. — Неужели мы никогда не сможем стать по-настоящему близкими? — с заметной грустью в голосе шепчет Гук, послушно отстраняясь от Пака.       Парень уже заведен от одной близости с его, Чона, телом, его пальцы до боли сжимают бока, и, судя по напряженным плечам, он сдерживается из последних сил. — Чонгук, прошу, давай не будем затрагивать эту тему? Если тебе мало того, что я могу дать, то я все пойму и постараюсь отпустить. Только не мучай нас словами о том, что невозможно. — Открывай быстрее дверь, я так голоден, что сейчас съем тебя, — наигранно смеется Гук, отступая от оборотня на шаг.       Ему так тяжело смириться с неизбежным, принять правду и перестать винить Чимина в его ненужном страхе, но он не собирается из-за этого ругаться. По крайней мере, не сейчас, когда отношения только набирают свой ход, когда они только притираются и сглаживают все углы. Наверное, их союз изначально обречен на провал, рано или поздно Паку понадобится тот, кто будет сильнее Чонгука в сто раз, кто сможет защитить и ублажить. Кто не будет настолько хрупким, что даже поцеловать страшно. — Ты выбрал фильм? — отрывает его от мыслей Чимин, когда они уже заходят в квартиру и даже успевают переодеться.       К счастью, у Пака много большой одежды, и Чонгук даже находит что-то для себя. В его доме по-родному тепло и уютно, все тревоги отходят на второй план. Особенно, когда Пак умещается под боком и ставит на журнальный столик тарелку с чипсами. — Да, мне вот этот приглянулся, — заторможено кивает Гук, покосившись на всматривающегося в экран большой плазмы Чимина. — Ты специально выбрал его? — шикает Пак, пихнув парня в бок и одарив его недовольным взглядом. — Он про оборотней! — Но там главная героиня влюбляется в обычного человека… Я думал, тебе понравится, — обреченно вздыхает Гук, поджав на секунду губы. — Ты неисправим, — мягко улыбается Чимин и перехватывает пульт. — Лучше посмотрим что-нибудь из нового.       Парень лишь согласно кивает, не собираясь спорить, и невольно пробегается пальцами по боку Чимина. Ему интересно, как часто за свою жизнь Пак влюблялся, сколько у него было партнеров и сколько из них — были людьми. У Чона очень много вопросов, некоторые из них он уже задавал, но не всегда получал удовлетворяющие любопытство ответы. Зачастую Чимин отнекивался или переводил тему, словно не желал впускать Гука настолько глубоко в свою жизнь. Однажды он обмолвился, что это все из-за страха потерять его, Чона, ведь не каждый захочет быть рядом с тем, чья природа происхождения отличается и чьи предки когда-то убивали таких, как Гук. Обычных. — Ты сегодня непривычно тихий, — кончик носа Чимина касается открытой шеи парня, привлекая его внимание.       Чонгук, словно отмерев ото сна, переводит растерянный взгляд на Пака и облизывает пересохшие губы кончиком языка. Во взгляде оборотня так и читается недовольство и даже легкая обида, ведь на него весь вечер почти не обращают внимание. — Витаешь в своих мыслях, — продолжает медленно растягивать слова Чим, касаясь мягких волос пальцами.       Скользя взглядом по чертам его лица, Чон впервые задается вопросом: неужели можно было так глупо влюбиться? И даже если всему виной простые феромоны, которые источают оборотни, чтобы понравиться людям, Гуку будет абсолютно плевать. Ему нравится чувствовать эту тягу, ощущать себя кому-то нужным, любить и восхищаться. Ему нравится встречаться не с обычным человеком, а с Пак Чимином. — Сколько можно уже? — немного раздраженно выдыхает Чим, скользнув подушечками пальцев по щеке парня.       Он тоже уже давно не смотрит фильм, потеряв нить сюжета еще где-то в начале, и сейчас пытается растормошить Чонгука, который ведет себя так, словно где-то нашкодил и боялся сознаться в этом, но в голове подбирал нужные слова для признания. — Вы превращаетесь в волков? — вдруг произносит Гук, глядя настороженно. — И в полнолуние это неизбежно? — Если хочешь узнать побольше об оборотнях, то я могу посоветовать один хороший источник. Там и процесс превращения описывается, и… — Чимин, — звучит немного грубо, резко, совсем не в стиле Чонгука. — Ну что Чимин? — вздыхает Пак, немного отодвигаясь от парня. — Просто мне не хочется объяснять такие элементарные для меня, но сложные для тебя вещи. — А я хочу знать, что испытывает мой парень в те или иные моменты. Разве я много прошу?       Звучит это надломано и обиженно, отчего сердце Пака сжимается, как в тисках. В последнее время он слишком часто подчиняется своим чувствам и идет на поводу у Чонгука. Чимин вздыхает, мотнув головой, и усаживается на край дивана удобнее, опрокинувшись плечом на спинку. — Ну, хорошо, — соглашается Пак, вновь идя на уступки. — Да, я превращаюсь в большого волка. Да, в полнолуние срывает все тормоза и контролировать себя невозможно, но я необычный оборотень, во мне течет кровь вожаков, поэтому чаще всего я в силах сдержать природу волка. — Хм, значит, ты можешь создать собственную стаю? — задумчиво спрашивает Чон, потирая подбородок. Он читал об этом в какой-то сильно изношенной книге, и прекрасно знает, что существуют дикие, неуправляемые оборотни, которые в людей не обращаются, что есть еще сильные, с человеческим сознанием и обликом, но мало себя контролирующие. И есть вожаки, чье предназначение — управлять и теми, и другими. Их мало, они выносливы, разумны, сильны, почти неуязвимы. — Нет, я не альфа, — отрицательно качает головой Чим, смущенно улыбаясь.       Чонгук ошарашенно смотрит на Пака, глупо хлопая глазами, и пытается правильно сформулировать свой вопрос и мысли в целом. Теперь ему становится понятно, почему Чимин на дух не переносит девушек, если они не оборотни-альфы, и почему Чимин встречается с парнем. — Если ты способен продолжить род, то где твой альфа и почему ты живешь среди людей? Разве омеги — это не ценная редкость для вашего вида? — теперь вопросов становится все больше, и Гук даже на секунду жалеет, что полез в это. — Чон, мой брат — главный в моей стае. Он уважает и мое слово, и мой выбор, поэтому ему пришлось смириться с тем, что я захотел жить среди вас, — пожимает плечами Пак, слабо улыбаясь из-за смены эмоций на лице парня. — Воу, так ты крутой оборотень, — смеется Гук, почесывая затылок. — А если он, ну, твой брат, все же решит отдать тебя за альфу? — Один раз уже пытался, — кивает Чим, вспоминая тот момент. — Больше не попробует, боится, что я все же наложу на себя руки. — А если он узнает, что ты водишься с обычным человеком? — тихо, словно боясь услышать ответ, шепчет Чон. — Наверное, уже знает, потому что постоянно следит за мной. И вряд ли он это одобряет, ведь ему нужны новые вожаки, которых в нашей стае способен произвести на свет только я, — пожимает плечами Чимин, прикусывая нижнюю губу.       Он прекрасно видит мелькнувшее на лице Чонгука сожаление, прекрасно чувствует его учащенный пульс, прекрасно ощущает всю боль и обиду, что раздирают сейчас душу парня. Сейчас Пак как никогда в жизни чувствует желание успокоить и поддержать, ведь то, что ощущает Чонгук очень важно для него. Если больно Чону, то и ему, Чимину, тоже больно. — Брат постоянно запугивал меня опасностями вашего мира, и я столько лет жил взаперти, боясь выйти наружу. Сейчас я хочу пожить для себя, хочу делать то, что велит сердце. Поэтому позволь мне любить, — Пак цепляется за руку Чонгука, пытаясь поймать его взгляд. — Я не настаиваю, чтобы ты оставался рядом, но я еще никогда не испытывал ничего подобного. За две сотни лет ни одна улыбка оборотня, человека или вампира не могла заставить в груди так трепетать. Знаешь, если бы истинные пары все еще существовали, я бы сказал, что ты — мой по предназначению. — А нужен ли я тебе такой? Слабый, ни на что неспособный? — вздыхает Чонгук, впервые задумавшись над этим. — Это я должен спрашивать о подобном, ведь ворую твое драгоценное время, которое ты можешь потратить на более приятные отношения и на создание своей семьи.       Напряженно глядя в карие глаза, Чимин нехотя отпускает теплую руку, и старается абстрагироваться, чтобы не ощущать все эмоции Чона так ярко. Именно от этого он хотел уберечь парня, когда скрывал или недоговаривал всю правду. Их виды слишком разные, что привычно для Чонгука, может быть неправильным для Чимина, а что разрешено в мире людей, может быть под запретом у них, оборотней. Сложно найти точки соприкосновения, не нарушив какой-нибудь закон. — Наверное, нас можно назвать дураками, — вдруг улыбается Гук и сам цепляется за пальцы Чимина. — Потому что ты плюешь на законы своей стаи и встречаешься с обычным человеком, а я забиваю на стереотипы своего общества и люблю, мать его, оборотня.       От улыбки и слов Чонгука на душе становится спокойно и как-то слишком хорошо. Сначала Чим испугался, позволил себе подумать, что Гук сейчас встанет и уйдет, но, к счастью, Чонгук был на какой-то своей планете и думал, кажется, совершенно иначе. — Иногда мне становится интересно, что творится в твоей голове, — облегченно выдыхает Пак, не сдерживая ответную улыбку, и опускает голову на плечо Чонгука. — Серьезно? — тут же оживляется Гук, словно ждал этих слов целую вечность. — Я могу рассказать! — Это снова вопросы про оборотней? — догадывается Чим, наблюдая за тем, как длинные пальцы Чонгука порхают по коже его руки, создавая приятные ощущения. — Да, — выдыхает Чон и на секунду замирает, словно в нерешительности. — Существуют легенды о том, что первый разумный оборотень был рожден от человека. Значит, ты тоже можешь, ну… — Залететь от тебя? — ухмыляется Пак, прекрасно понимая, к чему клонит Чон. — Ну, и это тоже, — смущенно тушуется тот от прозвучавших слишком пошло слов Чимина. — Ах, ты снова об этом, — понимающе кивает Чим, поднимая взгляд на парня. — Да, люди могут спать с оборотнями, но мы с тобой — нет. Я боюсь, что… — Давай попробуем? — резко выдыхает Гук, невольно сжимая ладонь Пака от волнения. — Всего лишь небольшую ласку, это не навредит ни тебе, ни мне…       Чимин упрямо поджимает губы, намереваясь снова отказать, но замирает, заметив в любимых глазах мольбу и отчаяние. Эта смесь чувств слишком губительна для такого, как Пак, его сердце просто не выдерживает, поэтому он, немного помедлив, сокрушенно выдыхает и опускает низко голову, готовясь произнести самую глупую в мире вещь. — Сначала свяжи мне руки.       Когда на его слова не следует никакой реакции, Чим растерянно смотрит на ошалевшего от услышанного Чонгука, и мягко улыбается уголками губ. И как же чертовски приятно видеть все эмоции на его лице. — Ох, с-сейчас, — резко спохватывается Гук, дрожащими руками расстегивая ремень на своих джинсах.       Услышать подобное от Чимина было неожиданностью, поэтому Чон заметно теряется и начинает волноваться, ведь он не был готов. — Может, возьмем что покрепче? — оценивающе глядя на ремень в руках Чона, Чим слабо дергает носом. — Наручники там, или цепь… — Нет, — отрезает Гук, аккуратно связывая тонкие запястья Пака неширокой полоской кожи. — Иначе ты до конца своих дней будешь бояться. — Ох, и как теперь перестать думать о том, что я в любой момент могу разорвать тебя на части? — судорожно выдыхает Пак, на что Чонгук раздраженно шикает и резко припадает к его губам.       Нащупав под бедром пульт, Чонгук отключает телевизор, отчего комната погружается в мягкий полумрак, и слегка наваливается на Чимина. Тот послушно выгибается навстречу, чувствуя влажные ладони на боках сквозь футболку, и мягко улыбается прямо в губы Чона, когда тот обрывает целомудренный поцелуй, выдохнув. — Господи, и почему я чувствую себя гребаным девственником именно сейчас, в самый важный момент? — злится сам на себя Чон, зажмуриваясь и пытаясь прогнать явную дрожь в теле. — У меня опыта не больше твоего, — успокаивает его Чимин, прикусывая зубами нижнюю губу переволновавшегося парня, чтобы отвлечь его от мыслей.       Чонгук несколько напряженных секунд смотрит в его глаза, и сдается в тот момент, когда они становятся заворожительно алыми. Руки инстинктивно прижимают горячее, почти обжигающее тело к себе, ближе, чтобы ощутить каждый изгиб, каждый мускул, скрытый тканью одежды. Чимин нервно ерзает бедрами по обивке дивана, слегка съезжая ниже для удобства, и вынужденно раздвигает ноги, не сдержав судорожно выдоха, когда Гук вклинивается между ними, давя весом своего тела. Его губы влажные и теплые, ладони сильные и большие, будь он оборотнем, Пак бы отдался в первый же день их знакомства, ведь от Чона несет такой властью, что хочется поджать хвост и тут же подчиниться. Даже будучи обычным человеком он способен усмирить Чимина одним только осуждающим или грозным взглядом, и это срабатывает всегда. Привыкнув к несерьезному и веселому Чону, Пак пугается, когда он резко хмурится и грозно поджимает губы. — Вы правда метите друг друга укусами? — хрипит Чонгук, замирая где-то в основании шеи.       Мягко тряхнув головой, чтобы отогнать мысли прочь, Пак расфокусировано смотрит в потолок и едва заметно кивает. Этого Чону хватает, чтобы вцепиться зубами в нежную кожу, чтобы ощутимо укусить и даже несильно прокусить ее. Чимин от неожиданности лягается, больно ударив парня в бок, и громко шипит из-за ощутимого жжения на коже. Это всего лишь шалость любопытного ребенка, завтра от укуса не останется и следа, но Чон мог бы и предупредить, прежде чем проворачивать подобное. — Еще раз укусишь — я сделаю это в ответ, — беззлобно шипит на него Чим, чувствуя разливающееся возбуждение внизу живота.       Грубость Чонгука странным образом заводит, Пак даже немного стыдится своей реакции, но отчетливо понимает — именно такие отношения у оборотней, поэтому тело привычно отзывается на легкую боль и сильную хватку. Пользуясь отрешенностью напряженного Чимина, Чонгук оттягивает ворот его футболки и спускается поцелуями на тонкое плечо, изредка прикусывая гладкую кожу и оставляя краснеющие следы. Чимин слишком хрупкий и маленький, чтобы быть оборотнем, и как в таком теле хранится сила огромной мощи — Чон не представляет. — Ты сдерживаешь себя, это отвлекает, — шепотом произносит Гук, медленно задирая футболку на теле оборотня.       Чимин изящно выгибается, помогая парню, и виновато смотрит в его блестящие от желания и похоти глаза. Кожаный ремень не спасет, если вдруг Паку сорвет голову, поэтому он изо всех сил отвлекает себя от будоражащих прикосновений Чонгука, рисует в голове образ злого брата, из-за чего возбуждение как рукой снимает. А Гук, так плотно прижимающийся к его телу своим, упорно возвращает Чимина в реальность, опускается поцелуями на напряженный живот, который тут же втягивается от ощущения влажных поцелуев, и дышит рвано, неровно. Пак опускает взгляд вниз, наткнувшись на темную макушку, и сдавленно стонет, откинувшись обратно на диван. Столько восхищения и щемящей нежности он не видел еще ни в одном взгляде, а Чонгук с таким талантом совмещает в себе все эти чувства, что хочется выть.       Кончик чужого языка огибает пупок, отчего Пак тут же давится воздухом, а после Чонгук поднимается выше, оставляя влажный след вдоль всего торса. Он приподнимается, перехватывая связанные запястья Пака, и прижимает их к дивану над головой так, чтобы тот не смог оттолкнуть или вырваться. В то, что у него получится сдержать оборотня, Чон и сам мало верит, но он привык доминировать и вести, поэтому старается позабыть о том, что Пак в несколько раз сильнее его.       Губы обхватывают сосок, всасывают, сжимают, выбивают новые рваные вздохи с пухлых губ. Чимин извивается, гнется, подставляет свое тело приятным и незатейливым ласкам, отмечая для себя, что люди намного нежнее оборотней, что приятно быть не просто объектом для секса, а чувствовать любовь через прикосновения и быть по-настоящему желанным. От всего этого голова идет кругом, Пак начинает забываться и отпускает себя: его тело расслабляется, колени ощутимо сжимают чужие бока, а кровь в висках гудит так, что оборотень даже не слышит сердцебиение Чона. — Вот так, детка, не сдерживай себя, — самодовольно ухмыляется Чонгук, прекрасно зная, как бесит Пака это обращение.       Чим бросает на него укоризненный и недовольный взгляд, но в следующую же секунду давится громким стоном. Чонгук толкается резко и с присущей только ему дерзостью, проходится ширинкой по паху Чимина так ощутимо, что Пака всего выгибает от приятных ощущений. Руки по неволе дергаются в попытке схватить Чона за бедра и повторить его жест еще раз, но Гук держит крепко, хоть и тратит на это много сил. Его изучающий взгляд скользит по всему дрожащему от возбуждения телу оборотня, цепляется за блестящие в тусклом свете из окна следы поцелуев на коже и словно проникает под кожу, заставляя Чимина дрожать еще сильнее. Свободная ладонь опускается по боку вниз, пальцы касаются мягкой ткани домашних штанов, и через секунду Чон ощущает под ней горячую, возбужденную плоть, так отчетливо выступающую сквозь слои одежды. Тело Чимина отзывается моментально, он впивается ногтями в ладони, из последних сил собирая остатки разума. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, слишком горячо, чтобы вынести это.       Давление на руках вдруг исчезает, заставляя Пака распахнуть глаза и непонимающе уставиться на Чонгука, который отпустил его запястья и теперь тянется к губам. Понимая все без слов, Чимин подается вперед и тут же сталкивается с теплой, нежной плотью, прокусывая ее клыками и позволяя Гуку углубить поцелуй. На кончике языка отчетливо чувствуется привкус металла, Чимин с запозданием понимает, что прокусил губу парня до крови, но ее вкус настолько будоражит его звериное нутро, что он утробно рычит прямо в поцелуй, получая в ответ довольную ухмылку.       Воздух кончается предательски быстро, Чону приходится оторваться от припухших губ, но через мгновение он вновь наваливается всем своим телом, заставляя забыться в новом, не менее страстном поцелуе. Пак невольно опускает связанные руки на его плечи, приобняв за шею, и слабыми толчками трется о крепкое бедро парня, чувствуя, как намокает ткань трусов от выступившей на головке природной смазки.       Пользуясь моментом, Чонгук ловко расстегивает свои джинсы и облегченно выдыхает, слегка приспустив их вместе с бельем. В нос Чимину тут же бьет отчетливый мускусный аромат возбуждения Чонгука, от которого кружится голова и замирает сердце. Когти невольно удлиняются, норовя впиться в незащищенные лопатки Чона, и Пак это невольно делает, когда парень стягивает его домашние штаны. — Стой, — загнанно дыша в приоткрытые губы Гука, вскрикивает перепуганный Чимин.       Его ладони до боли сжимают кожу на плечах парня, отчего тот шипит и дергается, но не останавливается, стягивая с сопротивляющегося Пака и трусы. — Остановись, — всхлипывает то ли от страха, то ли от несдержанного возбуждения Чим, пытаясь пнуть Чона и оттолкнуть от себя.       Аромат человеческого тела смешивается с запахом крови, что пропитывает ткань футболки в тех местах, куда Чимин неосознанно вцепился, и весь этот спектр ощущений словно вышибает почву из-под ног. Пак с ужасом осознает, что все же навредил Чонгуку, и тут же дергается, чувствуя, как возбуждение отступает на второй план, уступая место страху и волнению. — Лежать! — очень низко и грубо чуть ли не рычит Чон, с силой вжимая Пака в диван своим телом.       От его голоса пробирает до мурашек, внизу живота невольно все сжимается и горит синим пламенем. Чимин ошарашенно смотрит в глаза Гука, что сочатся злостью и раздражением, и пытается игнорировать скользнувшую на задворках сознания мысль о том, что Чонгук имеет слишком большую власть над его телом. Словно он не человек какой, а самый настоящий альфа, такой властный, сильный, до одури возбуждающий.       Развить эту мысль Паку не дают прикосновения теплой, живой плоти. Чонгук обхватывает оба члена, что не помещаются в ладонь, и на пробу делает первое движение, скользнув по всей длине. Оборотень под ним низко воет и упирается пятками в диван, чтобы толкнуться и подстроиться, однако Чон пресекает его попытки и действует самостоятельно.       Вот так, кожа к коже, сердце к сердцу, Чимин чуть ли не скулит от переизбытка ощущений и чувств. Все смешивается воедино: и аромат, и учащенный пульс, и рваные вздохи Чонгука, и непозволительно громкие звуки Пака, что отдаленно напоминают стоны и вскрики. Ощущая пульсирующую плоть Гука каждой клеточкой собственного члена, Чим извивается и выгибается так, словно сквозь его тело пропускают высоковольтные разряды тока.       Теряя счет времени, Пак тычется носом куда-то в плечо Чонгука, вдыхая, впитывая его в себя, а пальцами с силой сжимает пропитанную кровью на спине футболку, ненароком разрывая ее ногтями. Так запретно хорошо, что ноги перестают слушаться, бедра ощутимо дрожат, каждая мышца тела напряжена до предела. Чонгук влажный, горячий, несдержанно толкающийся навстречу своей ладони, отчего трение между ними увеличивается, а воздух предательски заканчивается.       Пожалуй, ради этого стоило нарушить все правила, забить на угрозу брата и позволить своему сердцу выбрать его, Чонгука. Всего год назад Чимин и представить не мог, что будет стонать и извиваться под этим парнем, от запаха которого потерял голову сразу же, в тот самый момент, когда только ощутил его в студии своего начальника.       Движение ладони ускоряется, толчки становятся рваными и быстрыми, Чонгук дышит в шею загнанно и сипло, Чимин весь напрягается и через мгновение содрогается каждой клеточкой перенапряженного тела. На животе чувствуется вязкая жидкость, пальцы и ладонь Чонгука перепачканы смешавшейся спермой, его тело вмиг ослабевает, и он позволяет себе опуститься на Чимина, слегка размякнув на нем в послеоргазменной истоме. — В следующий раз я трахну тебя, — многообещающе шепчет Гук и смеется, когда Пак под ним принимается ерзать и пытается скинуть его с себя.       Чимин не отвечает, лишь позже, когда они приводят себя в порядок, а футболка Чонгука оказывается сброшена на пол, оборотень с сожалением осматривает неглубокие, но все еще кровоточащие раны на коже парня. Он тяжело вздыхает и огибает подушечкой пальца рваную дырку, заставляя Чона слегка вздрогнуть. — Да какой со мной секс, Чон? — шепотом спрашивает Чим, пододвигаясь к обнаженной спине парня ближе.       Его влажный язык мягко слизывает небольшую полосу крови, а после проходится по одной из ран, зализывая ее. Тело Чонгука мелко дрожит от приятных прикосновений, его ладони поглаживают бедра Чимина, словно пытаясь успокоить или отвлечь. — Ты ведь хорошо держался, — с хрипотцой в голосе бормочет Гук, чуть сутуля плечи для удобства Пака. — Если так сильно переживаешь, то я согласен заковать тебя в цепь или наручники. — Готов пойти на все, чтобы трахнуть меня? — криво усмехается Пак, переключаясь на следующую рану. — Хочу успеть насладиться тобой полностью, пока твой брат не решит забрать тебя, — слабо дергает плечами Гук, хмыкая.       Его пальцы неожиданно впиваются в бедра Пака, стоит тому только надавить кончиком языка на ранку, чтобы слизнуть побольше капель алой крови. — Ты очень вкусный, будь я вампиром — высушил бы до дна твое тело, — меняет тему Пак, не желая затрагивать то, что и так волнует ежедневно. — Заканчивай быстрее, иначе мне снова придется тебя связать, — намекая на свое легкое возбуждение, шепчет Чонгук.       Чимин лишь сдавленно смеется и старается больше не задерживаться на ранах, касаясь их шершавым языком всего раз или два. Скоро должно зажить, на теле Чонгука всегда все быстро заживает, особенно если Пак прикладывает к этому руку. — Иногда я думаю о том, чтобы обратить тебя в оборотня, — неожиданно нарушает тишину Чимин, рисуя подушечками пальцев на напряженной спине невидимые узоры и продолжая касаться каждой раны губами и языком.       Парень заметно замирает, даже задерживает дыхание в ожидании продолжения, а когда молчание затягивается, слегка поворачивает голову в сторону Пака, показывая свое нетерпение. — Но потом я вспоминаю, что происходит с простыми людьми после укуса, и сразу же отметаю эти мысли, — тяжело вздыхает Чимин, взглянув на единственную царапину, которую, скорее всего, оставил большим пальцем, когда сгребал ткань футболки в ладонях. — Уж лучше оставайся человеком, чем становись бесчувственным зверем.       Понимая, что лучше ничего не отвечать, Чон откидывает голову на плечо закончившего свою работу Чимина и прикрывает глаза. Его ладони все еще покоятся на бедрах оборотня, но не сжимают или гладят, а просто лежат. Дают почувствовать, что Пак не одинок, что вот он, Чонгук, совсем рядом, и не стоит заморачиваться глупыми мыслями.       Наверное, многим развитие их отношений может показаться слишком быстрым и стремительным, но Чимин не хочет тянуть время, которого и так критически мало, особенно после целого года упущенных возможностей. В любой момент в его жизнь может ворваться брат и испортить все то, что Пак строит с таким трудом. Он хватается за каждую возможность, которую преподносит ему жизнь.       Именно поэтому на днях он попробует найти такую цепь, которая сдержит его силу хотя бы на некоторое время. Вкусив запретный плод, Чонгук не угомонится, а Чимин, впервые дрожа перед человеком, не хочет ему мешать.