В жизни каждого пирата море занимало не последнее место. Бескрайние водные просторы, корабль, попутный ветер и команда — вот в чем заключалась жизнь каждого морского искателя.
Эра пиратов началась с казни Короля Пиратов и уже на следующий день бесчисленное множество проходимцев, не имеющих понятия о настоящей свободе, вышли на своих чалых суденышках в море.
Большая их часть потерпела крушение в первые полгода. Еще половина из оставшихся даже не смогла добраться до Гранд Лайн и лишь единицы смогли найти общий язык с великим морем.
Да. Порой, море бывает жестоко.
Катакури знал о жестокости моря как никто другой.
Нет, он никогда не терпел кораблекрушения. «Четвертый» ни разу не проиграл штормам Гранд Лайн и ушел на покой, уступив старости, а не климату Нового Мира. Его преемник «Четвертый Жнец» был в разы крепче и также не знал неудач.
Но на протяжении всей жизни «море» было для него даром… даром и проклятием.
День, когда был разрушен замок Шато и был расколот Пирожный остров, вошел в историю Тотленда как Гнев Лорда. Жертв удалось избежать чудом, замок отстроили по новым, еще более впечатляющим чертежам, в расщелине естественным путем образовались горячие источники, а сам Катакури пробудил фрукт.
Причиной всему послужила одна единственная бумажка. Прямоугольный клочок белой бумаги, подписанный именем «Мари».
Вивр-карта начала гореть неожиданно. Бумага вспыхнула в один момент. Горела пару минут… а потом развеялась пеплом, вызвав худшее в истории Тотленда бедствие.
А спустя пять дней Четвертый Жнец вышел из бухты уже под другим флагом — флагом пиратов Комуги.
Шарлотта Линлин была в ярости — ее лучший командир, сильнейший боец и самый надежный сын впервые пошел вопреки ее воле — отправился на поиски того, что найти уже никто не был в состоянии. Никакие увещевания не действовали. Казалось бы, какие еще были нужны доказательства, если вивр-карта сгорела прямо у них на глазах?
Настроение королевы ухудшилось на следующий день, когда ей доложили, что вместе с Катакури сбежал и Крекер. Семь дней над Пирожным островом беспорядочно витали душки, лишенные тела. Мимо проходящие суда не рисковали пришвартовываться к острову, над которым косяком летали стенающие призраки. Даже собственные дети Большой Мамочки предпочли сбежать из замка, а кое-кто и вовсе с острова — благо помимо Пироженого, в их распоряжении было около двух дюжин других островов.
Но Катакури об этом узнал только спустя полгода тщетных поисков — слухи о паранормальных явлениях в Тотленде были у всех на слуху, хотя в газетах об этом не было ни слова. Зато из тех же газет Катакури узнавал другие новости. Например, что спустя три месяца после того как Четвертый Жнец сменил флаг, некто устроил резню в одном из поселков в Ист Блю. Преступник был не найден, но очевидцы — заночевавшие у тракта вблизи поселения торговцы — говорили, что в мареве пожара видели нечто похожее на птичью клетку.
Но о некоторых вещах в газетах не писали. Еще спустя полгода по Гранд Лайн пошел слух, что некто устроил беспорядки в Мариджоа, после которого сбежали все рабы. Поговаривали, что в этом участвовали пираты рыболюдей, но это событие прошло мимо пиратов Комуги стороной. К тому же Катакури полагал, что освободить всех рабов реально только при помощи того, кто хорошо знает Святую Землю. Он был почти уверен, что без вмешательства полуминка здесь не обошлось, но убедиться в своей теории он не спешил — ему просто не было до этого дела.
Он бороздил моря этого мира, сам не понимая для чего ему это.
Свое море он потерял, а то море, чьи бескрайние воды плескались за бортом, хоть и были к нему благодушны, но вот незадача, самому Катакури это было не нужно.
Крекер, ставший его правой рукой, с каждым днем становился все нервознее — была ли то обеспокоенность о старшем брате или же и он в тот день потерял что-то дорогое сердцу? Откуда ни возьмись, появилась его нелюбовь к боли. В какой-то момент дошло до смешного, когда на одном из тропических островов команда подхватила лихорадку — Крекер наотрез отказался делать самую обыкновенную прививку. Катакури не осталось ничего другого, кроме как вырубить младшенького, с одного удара отправив оного в нокаут, и передать врачу для дальнейшей вакцинации.
Характер портился у обоих, но если Крекер с каждым годом становился все взрывоопаснее и вспыльчивее, то Катакури наоборот мрачнее и сдержаннее. Их самые сильные стороны со временем стали только сильнее, что привело к неутешительному итогу: Крекер прослыл неуправляемым отморозком, что с легкостью разносит все на своем пути, в то время как Катакури вообще стал чем-то вроде грандлайновской страшилки. Команду Четвертого Жнеца за глаза называли Чертовой Жемчужиной — той самой, что в детских страшилках про Флорианский Треугольник, бороздила море с командой мертвецов на борту.
Жизнь проходила мимо. Что день, что год — Катакури не придавал значения ни пролетающему времени, ни происходящим в мире событиями. Немного улучшило его состояние примирение с семьей, произошедшее по чистой случайности - член его команды смог помочь в расшифровке понеглифа.
Началось все это с того, что к ним на корабль попал очень неожиданный пленник — невысокая миловидная девчушка с черными волосами и острым холодным взглядом. На борт «Четвертого Жнеца» Дитя Демона попало, после того как ее выловили в открытом море, раненую и истощенную.
— Ого! — хохотнул Крекер, что с любопытством разглядывал находку: — Ката-ни, ты только глянь! Это же Нико Робин.
Катакури не было дела до неизвестной девчонки, он хотел было молча отвернуться, но воспоминание кольнуло одно единственное слово «Охара». И чужое сожаление по тому поводу, что предотвратить это не удалось…
Поэтому он остался на палубе, просто наблюдая за «гостьей» и ее поведением. То как она реагировала на их корабль, гогочущую команду, усмехающегося Крекера, что подавляюще нависал над девчонкой, на него самого, что мрачно, без каких-либо эмоций наблюдал за ней… взгляд загнанного, но не отчаявшегося зверя. Хотя какой из девчонки зверь? Маленький встрепанный звереныш, мокрый и голодный.
Нечто давно позабытое дернулось в его душе — неужели жалость? Какая глупость. Ему не было дела до этого ребенка.
Тем не менее, он предостерегающе одернул заигравшегося Крекера, который за шкирку, словно котенка, поднял Дитя Демона.
— Крекер, — низко прогудел он в маску. Вмешательство его было столь неожиданным, что и Крекер, и команда и сама Нико Робин уставились на него. Команда с удивлением, девчонка со страхом, а Крекер как-то выжидающе. Среди прочих, он, вероятно, был удивлен меньше всего.
— Не поломаю! — тем не менее, весело отмахнулся он. — Это ж ценное вложение! Сколько Дозор просит за ее маленькую хорошенькую головку?
Находке Крекер радовался словно новой игрушке, впрочем, и вел себя соответствующе — разместил девчонку в карцере, но к вечеру лично отконвоировал туда одеяло и подушку, а заодно и сытный ужин. На следующий день с энтузиазмом обшарил корабль на предмет одежды подходящего размера. А еще на следующий день даже притащил какую-то книгу. Все это напоминало Катакури о том, как ребенок, впервые получивший в свое распоряжение хомячка, не может наиграться обустраивая клетку.
Но он ошибался. На четвертый день Крекер заявился к нему в кабинет с излишне широкой улыбкой.
А за спиной младшего брата обнаружилась перепуганная Нико Робин.
— Ката-ни! — начал он с порога, буквально запрыгивая в кресло и закидывая ноги на журнальный столик: — У меня появилась очушенная идея, веришь?
Катакури только поглядел на него, но промолчал и заметил, что Нико Робин бочком двинулась к его младшему брату, а дойдя до кресла, поспешила шмыгнуть за спину развалившегося Крекера.
— Эта малявка на диво умна! В ее дьявольской головешке куча полезных знаний! Недаром она родом с Охары, поди, там ее знатно натаскали. — После чего авторитетно добавил: — Я считаю, что такая находка пригодится нам самим, неча ее на Дозор переводить. Все равно они ее просто казнят. Ну, — добавил он, краем уха уловил приглушенный писк за спиной, — или отправят в Импел Даун. А там сыро и вообще, как ребенку расти среди уголовников? — последнее он произнес совсем уж весело, явно играя на нервах собеседника.
— Считаешь, среди пиратов ребенку расти лучше? — после минуты молчания заговорил Катакури, переводя взгляд со сметы, на Крекера. Девчонка, было выглянувшая из-за его спины, поспешила шмыгнуть обратно в укрытие. — Сколько ей лет?
— Да, — младший Шарлотта повернулся назад, — сколько тебе лет?
— Пятнадцать, — едва слышно раздалось в ответ.
— Да? Я думал младше, — почесал затылок Крекер. — Мелкая какая-то.
— И что ты умеешь? — обратился уже непосредственно к девчушке Катакури, игнорируя сетования младшего брата.
— Все! — внезапно воскликнула Нико Робин, на мгновение, позабыв про страх. — Я могу все! А чего не умею, быстро научусь — я хорошо запоминаю информацию и обучаюсь. Я могу помогать на камбузе, убираться, стирать, гладить, шить, умею вязать узлы и хорошо лазаю по реям! Я хороша в арифметике и могу помогать следить за счетами. У меня хороший почерк и пишу я без ошибок, так что могу переписывать корреспонденцию. Я могу собирать информацию на островах и быть вашими ушами там, где вы сами быть не можете. Я знаю основы навигаторского дела и неплохо ориентируюсь по звездам, в картографии я так же…
Нико Робин замолчала, когда Катакури поднял руку, прекращая поток слов.
— Начнешь с уборки, — только и сказал он.
Жизнь Робин на «Четвертом Жнеце» началась со штопки носков и ежедневной помывки полов. На камбузе коки обидно расхохотались, когда девчонка предложила свою помощь. С учетом ее роста, не превышающем и ста восьмидесяти сантиметров, она была не в состоянии поднять пустую кастрюлю, не говоря уже о полной. Да и команда, восприняла нового «юнгу» с обидным снисхождением, но это было ожидаемо, самый низкий из членов команды был на полтора метра выше малютки Робин. Для них всех она была хомячком, домашним любимцем, которого по какой-то причине решил завести Крекер. Ее не трогали, наоборот, на обедах и ужинах коки выделяли ей кусочки получше, а на пьянках ни разу не позволили лишнего.
Действительно, отношение было как к домашней зверушке.
Катакури наблюдал за всем этим со стороны, но вскоре его безразличие и жалость сменились легким интересом — девчонка была дьявольски умна, собрана и решительна. Как ни в ком другом в ней пылала жажда жизни, а взгляд частенько устремлялся куда-то вдаль, к горизонту, где небо и море сливались в одно целое.
Этот подросток что-то отчаянно искал.
Как что-то отчаянно искал сам Катакури.
Не прошло и месяца, как ум и способности Нико Робин стали замечать и другие члены команды. Из «домашнего любимца» она стала обычным юнгой, на нее могли прикрикнуть или дать неожиданное поручение, выбранить или похвалить, как тех же парней, что ходили на корабле на испытательном сроке.
Ее приняли.
И Нико Робин стала улыбаться.
Но больше всех доволен был Крекер и в какой-то момент решил, что пора заняться тренировками.
— Ты Дитя Демона, но такая слабачка! — обидно хохотал он, гоняя Нико Робин по палубе. — Ползешь как гусеница! И как только Дозор не раздавил тебя до этих пор?
— Мастер Крекер, — едва дыша выдохнула девчонка, но продолжить не сумела — не хватало дыхания. — Я… я буду стараться!
— Правильный ответ! — оскалился Крекер. — Потому что против тебя целый мир! И чтобы выжить тебе нужна сила! Усекла?
— Да, мастер Крекер.
— Молодец! А теперь отжимания!
Катакури глядя на эту экзекуцию только вздыхал, но с палубы не уходил — в роли наставника Крекер выступал впервые и в силу характера запросто мог перегнуть палку. Вот он и следил, чтобы младший брат не натворил дел, осваивая новое ремесло наставника, а Робин не потерялась в резко возросшем темпе жизни.
С момента появления Нико Робин на корабле прошло полгода и за это время девчонка из «домашнего питомца» выросла во всеобщую любимицу.
А в один день пришла почта — над «Четвертым Жнецом» реял альбатрос корпорации.
— Капитан! Альбатрос! — раздалось с марса.
Крекер недоуменно покосился на него — с корпорацией они почти не имели дел. Время от времени с ними на связь выходил Росинант. Порой они пересекались по делам где-нибудь на дальних островах, но этим все и ограничивалось.
Катакури и самому было интересно, что случилось, что отправили грузового альбатроса, а не связались по мини-муши, от которой вопреки всем желаниям он так и не смог избавиться.
Выйдя на палубу он протянул руку, предлагая птице ее в качестве насеста, но та неожиданно взъерепенилась и, отлетев в сторону, уселась на реях, кого-то зорко высматривая. Пару мгновений Катакури и альбатрос сверлили друг друга взглядами, пока где-то за спиной не раздался радостный голос Робин:
— Ты уже прилетел?! — порадовалась девчушка, уверенно направляясь к птице. — Спасибо за работу!
Альбатрос спикировал на палубу у ее ног, ставя небольшую посылку и принимая оплату, после чего, раскинув метровые крылья, взлетел.
— Малая. Ты чего-то заказала? — к счастливой Робин подкрался Крекер, с любопытством разглядывая посылку.
— Нет, — замотала головой та, и Катакури отметил, что сегодня она веселее обычного. — Это старая история. Несколько лет назад, на мой день рождения стали приходить посылки. Странное дело, отправитель никогда не подписывался, но судя по вещам, что он отправлял мне, он хорошо меня знал.
— Тайный поклонник? — возрадовался Крекер, охочий до хлеба и зрелищ. — Хах, а это интересная история! Давай подробности.
И Робин, в принципе не отличающаяся особой разговорчивостью, охотно начала рассказывать — ей очень хотелось поделиться кусочком чуда, единственным, что остался в ее жизни после разрушения Охары, с другими.
— Я не уверена, но мне кажется, что все началось, когда я еще жила на Охаре. В один из не самых лучших дней, кто-то угостил меня кусочком торта… казалось бы, в этом нет ничего необычного, но, тот человек сделал это тайно, прислав угощение в мыльном пузыре, а на следующий день в главной библиотеке был целый дождь этих странных, очень крепких, пузырь… капитан?
Робин непонимающе, с легкой опаской поглядела на помрачневшего Катакури, после чего вопросительный взгляд на Крекера и удивилась еще больше — вместо привычной усмешки на лице была написана напряженная серьезность.
— Продолжай, — пророкотал Катакури, чем заставил Нико Робин едва заметно вздрогнуть.
— На самом деле после этого и стали приходить эти посылки. Даже после уничтожения Охары они приходили каждый год. Иногда чаще. И всегда внутри были либо очень нужные вещи — медикаменты, одежда, деньги, либо то, что мне непременно нравилось — разные книги, красивые платья и обувь. Но несколько лет назад… почерк на бланке доставки изменился, и подарки внутри… стали приходить, словно для кого-то другого. Для мальчика. — Тут она растерянно замолчала, внимательно оценивая реакцию старших.
Но оба Шарлотты молчали. Катакури был мрачнее обычного и, видя это, Робин повернулась было к наставнику, но тот, проигнорировав немой вопрос, наклонился к посылке, разглядывая корявый почерк на адресе.
— Этот почерк хвостатого, — уверенно заявил он, прекрасно узнавая руку давнего товарища и друга, которого не видел уже несколько лет. — Его лапищи явно не пригодны к нормальному письму. Видимо он знал только имя, а потому подумал что это парень. Кретин.
Робин перевела взгляд на капитана, но испугалась, видя мрачную ауру вокруг него. Заметив, что на него испугано косятся, Катакури развернулся и направился в свой кабинет.
— Вам знаком адресант? — все же решилась спросить Робин. Уже много лет ей хотелось знать имя человека, который отправлял ей все эти подарки. И по какой причине?
— Да, но, малая, — Мастер Крекер серьезно посмотрел на нее, — больше эту тему не поднимай. — И уже уходя едва слышно пробормотал: — Сколько бы лет не прошло, нэ-сан все равно продолжает удивлять…
В тот день Нико Робин не осталось ничего другого кроме как задавать себе новые вопросы, да разглядывать подарок: мужской костюм и профессиональный набор для рыбалки.
О том, кто начал слать ей подарки Робин узнала гораздо позже.
И почему резко изменился почерк на бланке посылки в том числе.
***
— Мы, правда, не станем ему помогать? — все же задал этот вопрос Крекер.
Бросив якорь на острове рыболюдей, где их команду знали хорошо и с радостью принимали в любом заведении, — команда Комуги разбрелась в поисках веселья. Кто-то умчался в местный бордель, кто-то направился на главную площадь, где шла ярмарка и показывали «Русалочий балет».
Сам Катакури, Крекер и его протеже — Нико Робин, предпочли спокойное времяпровождение в частном заведении. В просторном зале царил уютный полумрак, большинство просторных столов и диванов были свободны, только в другом конце обитали пираты Белоуса да и то, собрались только комдивы нескольких дивизий.
Между собой обе группы вежливо раскланялись, хотя Марко не преминул блеснуть своим фруктом, но на это уже не велся даже вспыльчивый Крекер. Робин мило улыбнулась вечно молодому Фениксу, и незаметно сперла с их стола пару бутылок алкоголя, используя свой фрукт. В полумраке пропажу заметили не сразу, а как заметили, заподозрили друг дружку. Потасовка длилась пару минут, после чего помятые комдивы заказали еще пару бутылок и теперь бдили за ними как дуэньи за своими гулящими воспитанницами.
Но громкий голос Крекера прервал их веселую игру «Оторви кочерыжку ананаса» и привлек ненужное внимание.
Катакури только поморщился, но осаждать младшего брата не стал.
— Его проблемы нас не касаются. Пускай сам выпутывается, — холодно отозвался он.
— Согласен, пацан тот еще отморозок, но ведь он… — тут Крекер стушевался, что было для него несвойственно. Так он вел себя только в одном случае, если разговор затрагивал «запрещенную тему». — Он был почти как брат…
Катакури соизволил мрачно фыркнуть и Крекер криво усмехнулся:
— Ну, да… Но все же, он является частью корпорации.
— Без него станет только лучше. Росинант прекрасно справится без своего непутевого старшего брата.
— Сваливать все на Роси — жестоко! — внезапно влез в разговор один из комдивов Белоуса, а именно мелкий пацан, Харута, кажется. — Видали мы его пару дней назад, на нем лица нет! Переживает за братишку.
— Как раз направился в Маринфорд, — внес свою лепту Марко, без приглашения усаживаясь на один из свободных диванов. — Только сомневаюсь, что у них что-то выйдет. Дофламинго натворил таких дел, что слухи о нем несутся вперед него. Подпольный мир уже второй год на ушах.
— Это из-за того ученого, который работал с Вегапанком, — громыхнул Виста, разглаживая усы.
— Цезарь, — мило улыбаясь подсказала Робин.
— Страшила тот, помню-помню, — процедил Изо, изящно сваливаясь рядом с ананасом… Марко и глядя на все присутствующих с вызовом. Из всех комдивов он был наиболее трезвым, и то, что его приятелей потянуло поболтать с опасными и лишь относительно дружественными субъектами, откровенно нервировало. Но следуя народной мудрости: «Не имея возможности пресечь беспорядки — возглавь их» выходец Вано друзей не бросил и теперь цепким взглядом следил почему-то только за Крекером, видимо как за самым неадекватным субъектом в этой странной компании. Робин он явно не принимал за серьезного противника, что, впрочем, учитывая силы самих комдивов, не было пустым бахвальством. Катакури же давно и прочно заслужил репутацию человека сдержанного и адекватного.
— Говорят, этот ублюдок связался с Кайдо, — заговорщицким «шепотом» поделился Харута, на что Крекер скорчил на редкость кислую мину.
Хоть они и отделились от пиратов Большой Мамочки, но все еще оставались их официальными союзниками и всегда выступали на их стороне. Кайдо, как один из Йонко, был едва ли не главным соперником матери. Союз с ним, а особенно усиление армии оного, не делало чести в глазах любого Шарлотты.
— Этот кретин еще пожалеет об этом! — рявкнул мгновенно вспыхнувший Крекер и залпом опрокинул в себя кружку с чем-то очень ядреным. — Наливай! Гейша ты или нет?
Изо прищурился, и молча отправил бутылку в полет — прямиком в лоб собеседника. Попал — не зря же стрелок?
— Да, эти искусственные дьявольские фрукты стали для нас неприятным сюрпризом, — куда спокойнее покивал Марко. — Отец не показал, но это его явно встревожило.
Катакури согласно кивнул, что остальные перевели как: «Мамочку — тоже».
— И куда только их главный смотрит? Понятное дело, что Коразон с этим не справится, ему никогда не удавалось контролировать брата, но полуминк… он ведь главный? Так чего позволил этому петуху общипанному наворотить дел?
Говорить о том, что полуминк, кажется, распрощался с и без того протекающей крышей ни Катакури, ни Крекер не стали. Один просто потому что в принципе не особо интересовался разговором, второй из солидарности к давнему другу.
Внезапно на мониторах которые до этого фоном транслировали едва слышную музыку, возникла картинка забитой до отказа площади.
— Йой… — лениво протянул Марко. — А вот и ваш пернатый собственной персоной.
На мониторе как раз возникла довольная жизнью физиономия Дофламинго.
— Этот ублюдок точно что-то задумал! — в голос заявили Крекер и Изо, после чего мрачно уставились друг на друга. Робин вежливо прикрыла рукой улыбку — смеяться над своим наставником в присутствии конкурентов было глупо и не дальновидно. Но уж очень у них был забавный вид.
Первые четверть часа все шло по накатанной колее и Катакури толком не следил за ходом дела. Он не чувствовал ответственности за этих людей. Возможно когда-то, за совсем маленьких братьев Донкихот он бы и переживал, но сейчас…
Мысли прервал звук разбившегося о пол стакана. Запах виски усилился, лужей растекаясь по доскам пола и впитываясь в ковер, но Марко этого казалось бы даже не заметил, с открытым ртом пялясь на монитор.
— Ката-ни… — едва слышно выдохнул Крекер, медленно поднимаясь на ноги. — Ни-сан…
— Марко? — чуть удивленно повернулись к Фениксу Изо и Харута. Виста также не понимал, чем вызван внезапный ступор старпома.
Катакури, подавив усталый вздох, повернулся к младшему брату, по пути отметив, что и Робин непонимающе переводит взгляд с Крекера и Марко на экран где транслировалась картинка.
А потом и сам перевел взгляд на монитор.
Где-то внутри, что-то оборвалось. Странное, непонятное, тяжелое чувство. Резкая непривычная слабость охватила тело, буквально лишив воли — ему только и оставалось, что молча смотреть на тоненькую фигурку закутанную в широкий плащ.
— Это ведь… — Марко перевел взгляд на братьев Шарлотта и понял ответ без слов.
— Ката-ни! — хрипло позвал Крекер не отрываясь глядя репортаж. — Это же… НЭ-САН! Это она! Точно она! Да?! Как ни погляди, это она!!!
— Марко, кто это? — совсем тихо поинтересовался Изо. Харута и Виста синхронно придвинулись к нему, вся троица не отводила напряженного и пораженного взгляда с радостно орущего Крекера и застывшего, словно ледяное изваяние Катакури.
На спинке дивана позади Марко возникло ухо, которое, впрочем, никто и не заметил.
— Это… — Марко сглотнул, попутно доставая из кармана ден-ден муши Мобидика. — Это глава корпорации «Химера Имуги», которая, как считали, погибла четырнадцать лет назад. Мэари старый друг нашего отца и…
Он перевел взгляд на капитана «Четвертого Жнеца».
***
Путь до Неверленда занял около трех недель.
Подобная задержка вымотала все нервы в первую очередь команде, которая вела себя ниже травы, тише воды — оба и капитан и старпом больше всего напоминали готовящийся к извержению вулкан. И если Крекер не скрывал переполняющих его эмоций, то Катакури за три недели произнес хорошо если с десяток слов.
О чудесном возрождении Оджо-сама говорили шепотом, но не говорить не могли. Молодняк, присоединившийся к команде Комуги относительно недавно, требовал подробностей и старожилы охотно делились воспоминаниями. О том как Оджо-сама впервые попала на корабль — уже тогда она хорошо знала семейство Шарлотта — о ее работе на судне, о том как наняла выводок бывших рабынь и проституток, о том как привела команду на небесные острова, о том как брали штурмом летающий остров, о негласном соревновании с Белоусом и Золотым Роджером, после которых загулявших балагуров приходилось вылавливать по всем островам… о, историям этим не было конца и края!
Но путешествие не могло длиться вечно и потому когда Четвертый Жнец наконец достиг конечной цели — затерянного острова на Калм Белт, к которому их привел этернал-пос — команда была едва жива. Три недели на одном корабле с мрачным Катакури никому не пошли на пользу и врачи диагностировали нервное-истощение и массовую депрессию.
Зато Катакури, стоило кораблю бросить якорь, подобрался. Единственное что его выдавало — аура, которая расползалась вокруг него черным маревом. Коразон, которого они встретили на второй недели пути, вызвался их проводить, благодаря чему путешествие по водам Калм Блет прошло в разы спокойнее — корабли корпорации Морские Короли игнорировали по одной только им известной причине. Младший Донкихот честно попытался было оттянуть момент, но… остановить неизбежное попусту невозможно.
И вот, стоя напротив двери, Катакури краем уха слышал ругань брата, слабые увещевания Росинанта и наставления Хирурга Смерти. Он было уже протянул руку, дабы отворить дверь, как мрачный парнишка в шапке перехватил его руку — и хватило же наглости! И смелости.
— Повторяю, состояние пациентки слабое и нестабильное. Поскольку остановить вас нет возможности, как лечащий врач я настаиваю, чтобы прием ограничился одним посетителем.
— Катись ты… — взбрыкнул Крекер, но Катакури кивнул и толкнул дверь, шагая внутрь.
Дверь за ним захлопнулась.
Первое на что он обратил внимание, была она — в противоположном конце комнаты, с головы до ног укутанная в очередной плащ. На мгновение даже показалось, что фигура едва заметно светится, но то был свет от окна за спиной. Там же мелькнула кошачья фигура.
Это было… было столь органично, что Катакури замер, не в силах насмотреться на картину перед его глазами, словно вернувшую его в прошлое.
И спустя еще одно долгое мгновение их взгляды встретились.
Много лет назад, казалось бы, словно в другой жизни, он увидел ее впервые. Тогда она показалась ему сильной, полной энергии и жажды жизни. Весь ее вид словно кричал, что, несмотря на слабость, она выживет! Хоть после кораблекрушения, хоть на пиратском острове без гроша в кармане.
И на протяжении всей жизни она так и делала.
Но сейчас, шагая к ней, Катакури видел все больше, подмечал детали, видел то, что возможно не мог увидеть никто другой.
Обычно румяная смуглая от загара кожа сейчас была едва ли не серой, с наползающими синеватыми пятнами. Немного кособокая поза выдавала потерю руки, скрытую плотной тканью. Короткие неровно остриженные локоны, словно поблекли, потеряв тот пленительный цвет моря, поблекли и глаза, а взгляд… усталый и полный горечи.
— Мари, — опускаясь перед ней на колени, позвал он, аккуратно протягивая к ней подрагивающие руки. Катакури постарался взять себя в руки, но дрожь никак не желала уходить.
Один глаз скрывала повязка, но правый смотрел на него, мутный от не пролитых слез. Левая рука, скрытая длинным широким рукавом медленно поднялась, едва ощутимо прикасаясь к щеке скрытой шарфом. Уголки бледных губ чуть приподнялись:
— Видишь, Мари-сан держит свои обещания.
