Труп будет молчать

POV: Николь. Я резко открыла глаза, будто меня ударили током, и села, оглядев всё вокруг себя. Я помню четыре лампы, что светили мне прямо в глаза. Помню, как машина наезжала на кочки и мне приходилось шипеть от боли в боку. Помню, как злилась, как пыталась кричать, но выходило только беспомощно хрипеть. Это было вчера. Ведь так?.. В моей палате стоит несколько пустых кроватей, одна из которых неаккуратно заправлена. Похоже, моя соседка или сосед куда-то вышел. Я помню ещё кое-что: много криков, жуткая потасовка и Картер. Его руки были в крови, я точно это помню. Он смотрел на меня своими голубыми глазами, держа в руке что-то большое и вытянутое. Помню, как парни падали на холодный асфальт, сжимались в комок, пока их били другие. Я пришла туда не одна, ведь какой идиот пойдёт в самый опасный район города ночью. Уже через пару минут я услышала вой сирены, но он прозвучал слишком поздно… Железная пуля уже впилась в моё тело и заставила рану сильно кровоточить. Поднимаюсь с койки, подхожу к окну. Немного потресканное стекло не пропускает в палату ветер, что бушует за окном. Осень… Сейчас начнутся холода, противная погода, но разве это плохо? Длинные кофты помогут скрыть шрамы, дождь скроет чьи-то слёзы. Депрессивное время года, не правда ли? Ты будешь идти по улице с опухшими от слёз глазами, а все будут брезговать спросить, что произошло. Да, им будет интересно, они будут оборачиваться, но… Это осень. Я заметила блондина, выходящего из больницы. Он идёт со своей женой и, наверное, дочкой. Снова вспомнила голубые глаза… Мне даже не удалось понять, что в них было в тот момент, когда он увидел меня. Кто он такой? Кто его друзья? Чем они занимаются и сколько в них жестокости на самом деле? В тот момент я не видела в Картере человека, который рассказывал мне про звёзды и то, как хорошо быть странным. В тот момент я видела что-то чужое и холодное. Что-то… пугающее. Я всё ещё смотрю на стекло. ЕГО глупая привычка пробираться ко мне через окно вызвала у меня привычку его ждать. Но что теперь? Что мне теперь думать? Я положила руки на подоконник и почувствовала что-то бумажное. Это была записка со словами «У всего есть начало, но не у всего есть конец». Брови тут же сомкнулись. Я зачем-то обернулась по сторонам и, взяв с собой письмо, вышла из палаты. Здесь было тихо. Слишком тихо для больницы. Напротив меня дверь в палату была раскрыта нараспашку, так что мне удалось увидеть всё, что там происходило. На кровати сидела девушка. Её короткие чёрные волосы торчали в разные стороны. Врач стоял рядом, требовал её вытянуть вперёд руки. Девушка послушно протянула сначала одну, затем другую руку. Теперь я точно могла рассмотреть на её запястьях невероятно глубокие порезы. Брюнетка неожиданно посмотрела на меня. Рейвен… Это была именно она. Именно та девочка, которую я видела на крыше. Врач проследил за её взглядом, увидел меня и нервно подошёл к двери, закрыв её передо мной. Возле дверного проёма висела подставка с папкой, где обычно находится информация о пациентах. Там был незаполненный бланк и только одна фраза. «Причина вызова скорой: большая потеря крови». Глупая Рейвен… Глупая и слабая девчонка. Или сильная?.. Я часто думала об этом. Многие говорят, что суицид — слабость, неспособность справиться со своими проблемами. А я думаю, что суицидники — самые сильные люди в мире, ведь мало кто сможет набраться такой смелости, чтобы не бояться сделать шаг с высоты или провести чем-то острым по руке. Я слышу громкий топот. Целая орда маленьких детей, бегущих из детского отделения, несётся прямо в мою сторону. Мальчик толкает меня, я роняю записку, и она падает куда-то на пол. Женщина лет тридцати пытается догнать детей, ругает их. Это стадо бежит дальше по коридору, а я начинаю искать глазами бумажку, что выпала из рук, но когда я поднимаю её, то вижу, что на обратной стороне, оказывается, тоже были слова. «Слишком ярко». Мне не приходится долго думать, кто же был автором этих странных посланий. Квест — это что-то новенькое. Слишком ярко… Я тут же начинаю думать, где же в больнице есть яркое место и вспоминаю те лампы, что светили мне в глаза во время операции. Операционная находится на первом этаже, так что мне нужно спуститься вниз. Я иду по коридору, рассматриваю больницу. Здесь очень уютно, стены покрашены в белые и зелёные цвета, пол выложен квадратными плитками бежевого цвета. Я останавливаюсь, щурюсь от яркого света. Я как-то вышла в столовую, где были очень большие окна в стенах. Свет здесь проникал напрямую, освещал столовую полностью и даже больше. Слишком ярко… — Извините, кто тут главный? — обращаюсь к посетителям столовой, но они смотрят на меня пустыми глазами, а потом снова отворачиваются к своим тарелкам. — Какая гостеприимность… — Он на крыше, — резко раздаётся голос прямо возле меня. — Кто? — худощавый парень в каких-то серых лохмотьях стоит у подоконника, облокотившись о него спиной. — Явно кто-то, кто очень хочет тебя видеть. Я уборщик, а ОН заплатил мне, чтобы я отложил работу и остался тут, пока ты не придёшь, — я тут же увидела вёдра с водой, что стояли возле мальчишки. Он стал в полный рост, показывая свой искривлённый позвоночник, и потянулся к вёдрам, после чего молча ушёл куда-то к лестнице на первый этаж. ***** Подъём на крышу был в виде обычной бетонной лестницы, выводящей к большой железной двери. Здесь было не так красиво, как на высоких многоэтажках, и не так атмосферно, как на крыше моего дома ночью. Здесь вид открывался на мрачные одноэтажные домики, что выстроились вдоль кривой дороги. Деревья на этой крыше можно было потрогать руками, а на небе — ни единого облака. Я завернула за поворот возле двери и увидела высокую фигуру, облокотившуюся о железные «перила», что удерживали тело парня от падения. Картер услышал, как я вышла, но не сказал ни слова. Он смотрел куда-то вниз всё теми же задумчивыми глазами, будто изучал каждый камешек на земле. Я не знаю, что ему сказать после того, что произошло. Не знаю, смогу ли теперь разговаривать с ним как прежде, не знаю, что это за человек и чего он хочет от меня и моей жизни. Я молча подошла к нему, так же облокотилась о железяку, глядя на дорогу внизу. Мы молчали безумно долго, но молчание не смущало никого из нас. У нас не было ни слов, ни мыслей, не было желания что-то говорить. Я не могла даже увидеть его эмоций. Их словно не было никогда, либо они все погибли совсем недавно. Какое-то странное чувство страха посетило меня, когда я посмотрела на его профиль, его закрывающую глаза чёлку. Чего я боялась? Того, что окажусь права и этого парня действительно нужно бояться? Или того, что я не знала о нём ничего? — Кто ты такой? — я смотрела на него долго. Так же долго, как и он не собирался отвечать. Он будто думал о чём-то очень важном. — Есть вещи, о которых тебе лучше не знать. — И ты одна из таких вещей, да? — он многозначительно промолчал, тяжело вздохнув. — Бояться ли мне тебя? — Нет. А ты боишься? — он наконец посмотрел на меня, сказав эти слова оживлённо и громко. — Тогда что? — Я не такой хороший, как ты думала, но я не настолько плох, чтобы бояться меня. — А я и не боюсь, — я сделала шаг в сторону. — Но я пытаюсь понять, стоит ли. — Николь… — И мне нужно понять это как можно скорее, — я отошла на несколько шагов назад и направилась в сторону лестницы. — Николь, постой. Он взял меня за запястье своей холодной рукой и развернул в свою сторону. Я откинула от себя его руку и сделала ещё шаг назад. Я вижу перед собой совсем незнакомые голубые глаза. Красивые, но чертовски настораживающие. Я покачала головой в знак того, что лучше меня оставить в покое, и покинула крышу. Покинула и парня, который не смог найти слов в своё оправдание. Может быть, так будет лучше. Может, будет лучше, если я снова вернусь в свою депрессивную оболочку и не буду высовываться из неё остаток своей жизни.