Труп будет молчать

POV: Николь. — Возьми трубку, твою мать! — кричу я на свой мобильный телефон, что мне купил дядя буквально пару дней назад. Одноклассники оборачиваются в мою сторону со странными взглядами. — Чего уставились? — на это они закатывают глаза и отворачиваются. Мои руки трясутся в дикой судороге, я уже несколько раз использовала свой ингалятор, но он борется с астмой, а не с паникой. Только что на экране школьной плазмы показывали видео, которое должно было предупредить школьников о возможной опасности. На экране были показаны ужасные кадры со смазанным изображением, где, похоже, были изображены трупы людей. Ведущие говорили о каком-то маньяке, что завёлся в нашем городе ещё с начала сентября. Дальше в видео были показаны лица жертв, погибших от рук маньяка. Их там было больше тридцати, но мне точно удалось увидеть среди них лицо Джона и… Эйдана. Я не уверена на счёт второго, но что, если Картер таил от меня эту тайну уже целую неделю? Что, если наш общий друг действительно уже давно лежит в холодном гробу? «Абонент временно недоступен» — по десять раз повторял противный холодный голос оператора. Это пугало ещё больше, ведь я слышу эту фразу вместо голоса Картера уже второй день. Мы не виделись вчера, а сегодня вдруг я смотрю на это странное видео и не могу отойти от шока, пока остальным, кажется, даже нет дела. Прозвенел звонок, все ребята стали толпиться в коридорах, спеша «получать знания», и только я стою возле шкафчика, продолжая нервно тыкать в экран мобильника. — Нет, нет, нет, нет! — батарея садится, телефон выключается, и я нервно выдыхаю. Мой взгляд обращается на толпу, что целым стадом плетётся по коридору, но только один человек среди неё неподвижно стоит на месте. Холодный взгляд устрёмлен на меня, а бледная кожа хорошо выделяется под неаккуратной причёской брюнетки. Вечно грустные глаза Рейвен не выражают эмоций, а только медленно и редко моргают. Я хмурю брови и, будто под гипнозом, иду в её сторону, расталкивая всех на своём пути. С каждым шагом ноги ускоряются, и я уже чувствую себя овечкой, что пытается вырваться вперёд и возглавить стадо. Пока я наивно пытаюсь не потеряться в толпе, девушка всё же теряется. Я больше не вижу её. Я оборачиваюсь по сторонам, людей в коридоре становится всё меньше. Все расходятся по кабинетам, а я продолжаю крутиться, как юла, и искать чёрную макушку Рейвен. Я замечаю её возле лестницы, ведущей на второй этаж. Она всё так же обездвижено стоит в уже пустом коридоре, смотрит на меня, а потом молча спускается к двери в подвал, когда замечает, что я бегу в её сторону. Моё любопытство смешивается с гневом, меня начинает раздражать эта игра в догонялки. — Рейвен! — кричу я и спускаюсь к подвалу. Железная дверь открывается с характерным скрипящим звуком. Я вижу лестницу, ведущую вниз, а где-то внизу — густой туман. Откуда там взяться туману? Он поднимается выше густой пеленой, а я с опаской оглядываюсь по сторонам. Раз эта девчонка пошла вниз, значит, там нет ничего опасного, верно? А я ещё удивляюсь, почему в ужастиках все идут в темноту. Да, Николь… Молись, чтобы твоя смерть была безболезненной. Я спускаюсь вниз, с каждым шагом чувствую сырость и противные мурашки. Моя лёгкая блузка и чёрные штаны не спасают от холода в этом подвале, а фонарик не спасает от тумана и темноты. — Рейвен? — мой голос утопает в тумане, как и телефон, что вывалился из моих рук и развалился на детали. Фонарик погас, наверху послышался звук закрывающейся железной двери. Я услышала мелкие шаги, будто какой-то ребёнок или очень низкий человек подбежал ко мне. Мысль о том, что здесь РЕБЁНОК, пугала меня ещё больше. На мою голову набросилась какая-то тряпка, и я стала вести с ней борьбу на смерть до тех пор, пока не потеряла сознание. Боль раздалась в голове, а потом разлилась по всему телу, вырубая моё сознание. ***** «Плати за электричество!» — прокричал внутренний голос, намекая на темноту перед моими глазами. Я уже пришла в сознание, но всё равно не видела ничего, кроме чёрного цвета. Руки сдавливала какая-то тряпка или веревка, как и ноги, привязанные друг к другу. Я сижу на каком-то стуле, не слышу ни звуков, ни запахов. Разве что в нос бьёт всё та же сырость и пыль. — Как же ты меня раздражаешь, Николь Сайрус, — начал свою речь женский голос. Я сразу определила, что это была Рейвен. Но зачем она меня связала? Зачем заманила в подвал? Я слышала её шаги то отдаляющиеся, то приближающиеся ко мне. Она будто ходила из стороны в сторону прямо передо мной. — Ты жалкая девчонка, которая жалуется на свою жизнь, но даже не понимает, что такое настоящая боль. Депрессивный подросток… Тебе ли говорить о депрессии, маленькая сучка? — она всё ещё ходила передо мной, а я всё ещё не могла открыть глаза. Это какое-то снотворное, или на моих глазах просто та же чёрная тряпка? — У тебя хотя бы есть друзья. Были, во всяком случае. Ты ноешь, что у тебя нет родителей? У меня нет никого. Как тебе такое, а? И знаешь, из-за кого? — она резко сняла с меня тряпку и, приблизившись ко мне, прокричала последующие слова мне прямо в лицо. — Из-за твоих дружков, которые все подохли, как мухи! У меня нет абсолютно никого! Её обычно грустные глаза, сейчас выражали злость. Её обычно опущенные рукава кофты сейчас были закатаны до локтей, показывая шрамы от порезов во всей красе. Мой рот заклеен изолентой, мне остаётся только хмурить брови и неразборчиво мычать. — Не понимаешь, да? — она отстранилась от меня. — В начале сентября Картер и двое его ребяток поехали… развлекаться. Они, наверняка, рассказывали тебе о том, как ворвались в дом и застрелили невинную девушку, которая в тот день оказалась дома, — она притворно улыбнулась, взяв со старого стола ржавый нож. В этом помещении всё было старое и грязное. Пыль летала в воздухе большими кусками, а единственная железная дверь была открыта нараспашку. В комнате очень светло, хоть среди каменных стен есть только одно окно за моей спиной. Его я не стала пытаться рассматривать. В углу стоял единственный столик со всякими железяками, откуда Рейвен и взяла нож. — Она оказалась дома потому, что в тот день должна была выступать. Она была очень хорошей певицей, кстати. Может быть, твои дружки услышали её последнюю песню в виде предсмертного крика, — она в ярости подошла ко мне и подставила нож к горлу. Дыхание участилось, мне было страшно, но я не переставала смотреть в её обезумевшие глаза. — Её звали Мэри, — прошептала девушка. — В её семье часто были ссоры из-за младшей дочки по имени Рейвен. Девочка была не из робкого десятка и часто любила прогуливать школу. А ещё она любила свою сестру Мэри. Очень любила… — на этих словах её глаза стали влажными. Её слёзы застыли на ресницах, а руки задрожали. Рейвен отступила на пару шагов назад и повернулась ко мне спиной. — Картер не умеет прятать следы, в отличает от меня. Они так боялись мести моего отца, что совсем не потрудились узнать о том, как он погиб за месяц до их нападения. Стоило боятся не его мести… — она медленно повернулась лицом ко мне. — А моей. Ты ведь знаешь, что Эйдан мёртв, да? — Это сделала ты… — сказала я через нос, но было плохо слышно. — Нет. Бедняга от горя всадил себе пулю в голову. А жаль, он мне нравился больше всех. Он не был так слаб, как вы все. Его родители так приятно кричали… А младшая сестрёнка так вообще пыталась нацарапать ему предсмертную записку. Но я не стала ей мешать. Уверена, Эйдан хорошо настрадался, — мои глаза тоже покрылись пеленой слёз. Я до сих пор помню, как этот парень подвозил меня до дома, всегда пытался веселить нас, менял тему… Помню, как назвал меня бешеным попугаем при нашей первой встрече. Помню, как он пытался спасти Картера, унижая меня. — Я смотрю, тебе понравилась моя коллекция кукол, — она указала на трёх кукол, лежащих на столе, когда заметила, как я не открывала от них глаз. — Мы любили играть в них с сестрой. Теперь они пригодились. Угадай, какая из них для Картера. У каждой куклы была своя странность. У первой только половина туловища, вторая обладает третьим глазом, а третья лежит без головы. Я вспомнила о том, что говорил Картер. Они нашли тело Джона, разделённое на две части. Первая кукла… Эйдан выстрелил себе в голову. Третий глаз? Вторая… Выходит, третья… Мои глаза стали размером с два блюдца. Сердце вдруг стало вырываться из груди, как бешеный кролик из тесной клетки. — Я следила за тобой всё это время. Когда ты попала в больницу, когда вы хоронили Джона… О, а помнишь ту записку, которую ты нашла на подоконнике перед тем, как Картер с друзьями избили Рика в заброшенном парке? Моя работа. А помнишь, как в тебя выстрелили? Я целилась в сердце, но хренова птица пролетела мимо меня и задела винтовку. Тебе повезло, — она улыбнулась. — После того, как я расправилась с Джоном, пришлось оставлять твоим тупоголовым друзьям подсказки, чтобы они нашли его. Ну и на десерт… Пожар, — это слово она прошептала, приблизившись ко мне. Воспоминания ударили меня, как током. Огонь, дым, горящий дом и… Смерть родителей. Всё это было на руках девочки, которой я восхищалась. Она была такой загадочной и странной, а теперь заслуживала только самой жуткой смерти. — Знаешь, когда я резала себе руки, мне не было так больно, как тебе сейчас. Но даже тебе не так больно, как сейчас Картеру, — после этих слов она улыбнулась ещё шире. — Он сейчас в месте, откуда не возвращаются. Ты тоже сейчас в этом месте, но ты исключение. Ты вернёшься домой. Целая, но убитая горем. Это уж я тебе обещаю. Рейвен подошла ко мне, разрезала ножом верёвки на моих руках и, забрав свою коллекцию кукол, вышла из помещения. ***** — Картер! Картер, я здесь! — мой крик слышно по всему заброшенному заводу, как я понимаю. Ноги подкашиваются, я не раз падаю на цемент от того удара по голове, что до сих пор даёт о себе знать. Слёзы на глазах мешают разобрать дорогу, а сердцебиение просто сводит с ума. Я боюсь представить то, что могу увидеть. Боюсь представить обезглавленное тело, лежащее в этом холодном жутком месте. Маленькая хрупкая девочка моего возраста так жестоко управилась с парнями… Я перестаю нормально дышать, горло разрывается от боли и крика. — Картер! — кричу и плачу, снова падаю и снова кричу. Единственный дорогой мне человек находится в опасности, а я, как обычно, не могу взять себя в руки, твою мать! Приди в себя, мерзкая тварь! Как же ты меня раздражаешь! Я бью себя по лицу с большой силой, думая, что это приведёт меня в чувство. Ненависть к себе дурманит мой мозг. Я поднимаюсь с колен, еле перебираю ногами и всматриваюсь в темноту. Ком в горле перекрыл мне доступ к воздуху. Я замерла на месте, слёзы сами по себе полились с глаз настоящим ручьём. Я закрыла рот рукой, бросилась бежать к телу, лежащему на холодном цементе среди груды камней и мусора. Светлые волосы всё такие же чистые и ровные, идеальные черты лица испорчены множеством порезов и синяков. Я бегу к нему, спотыкаясь, опять падаю на колени и подползаю к Картеру. — Открой глаза… Прошу тебя, милый, открой их. Я беру его лицо в свои руки, и парень медленно поднимает веки. Я слабо улыбаюсь, зажимаю одну из глубоких ран на его животе. В груди воткнут нож, а на его горле не такой глубокий порез, но из него сочится кровь, как и из десятков ран. — Николь, послушай меня… — хрипит он, от чего красная жидкость начинает идти и изо рта. — Нет. Заткнись. Скорая уже едет. Рейвен оставила мне телефон. Парень слабо улыбается и берёт меня за руку. — Ты всё такая же наивная… — смеётся он, не отрывая от меня своих светлых голубых глаз. Его лицо спокойное, он будто совсем не переживает. Я кладу его голову на свои ноги, продолжая держать рану на животе. — Всё будет хорошо, Картер. Тебе помогут. — Ты не понимаешь… — Мы приедем домой и расскажем всё твоему отцу. Я брошу школу, и мы сможем уехать, куда захотим, да? — Послушай меня пожалуйста… — он из последних сил сжимает моё запястье, поднимая на меня глаза, будто смотрит на звёзды. — Ты ведь уже видела те куклы? — ему тяжело говорить. Кровь скатывается по губам, парень иногда хмурит брови от дикой боли. — Я думал о том, как я должен был умереть. Моя кукла была без головы. И я действительно потерял голову, Николь… Я совсем сошёл с ума от наших с тобой разговоров. Меня понимала только ты. — Замолчи, идиот… Прошу тебя, замолчи… — слёзы похожи на сильный ливень. Они стекают по моим щекам, как капли дождя по холодному стеклу. Все бабочку в животе превратились в чёрную жижу, разъедающую мою душу изнутри. — Помнишь, я говорил о своей мечте? Это ты. Ты моя мечта. Я так хотел сделать тебя счастливой, Николь…  Ты не представляешь, как я об этом мечтал. — Ты сделал, Картер! Ты сделал это. — Мы бы с тобой поехали куда-то за границу, жили бы в огромном доме. На нашей свадьбе ты одела бы костюм свинки Пеппы, а я нарядился бы в снежинку, чтобы люди смотрели на нас, как на идиотов. Он улыбнулся, а я засмеялась сквозь слёзы, поглаживая его белоснежные волосы, которые окрасились кровью, как и мои руки. — Это будет, Картер. Я буду твоей свинкой Пеппой, а ты моей снежинкой. — Эйдан сказал бы тост, кидая свои глупые шуточки, а Джонни заплакал. А ты бы улыбалась… Я обожаю твою улыбку, Николь. Я обожаю твои губы, твои глаза и тебя. Я приходил попрощаться… Он закашлял, кровь от ножевого ранения полилась большим потоком, и парню всё тяжелее удавалось держать глаза открытыми. — Прекрати, прошу… — Я люблю тебя, Николь. — Картер, нет. Мы будем вместе. Тебе помогут, — эти слова я уже кричала, потому что парень плохо меня слышал. Сердце разделилось на две части, рассыпалось на осколки и пыталось склеить раны на его теле. Боль… Она снова со мной. Снова смеётся над моей беспомощностью. — Прости, что не сдержал обещание. Я так хотел сделать тебя с… Его глаза застыли, губы издали тяжёлый вздох и голубизна в зрачках сменилась серостью и тусклостью. Белоснежные волосы, испачканные кровью, колыхнулись от ветерка, уносящего ещё одну невинную душу. ***** Я иду по зелёному парку, на моём лице широкая улыбка. Этот солнечный день начался с прогулки и стал одним из самых лучших. Картер держит меня за руку, сжимает её сильнее каждый раз, когда я чуть ли не падаю с высокого бордюра. — Почаще одевай платья, — говорит он с улыбкой и ловит меня, когда я спрыгиваю с камня. — Нравится? На это он не отвечает ни чем, а лишь притягивает меня к себе и целует в губы со всей нежностью и обожанием. — Фу-у-у, кажется, из меня сейчас бургер выйдет, — Эйдан подбегает к нам, отталкивает нас друг от друга и бежит дальше, пока за ним гонится Джон. Эти парни постоянно ведут себя, как дети. Картер говорит, что они — наша тренировка к будущему младенцу в нашей семье. — Знаешь что, братишка? — Эйдан останавливается, увернувшись от попытки Джона наброситься на него. — Я был не прав. Вы с Николь очень хорошо смотритесь. Прости за все мои слова, малая, — обращается он ко мне. — Если что, то я всегда готов навалять ещё какому-нибудь Рику. Он подмигнул мне, и улыбка растянулась на его лице. Картер повернул меня к себе, настойчиво намереваясь продолжить наше занятие. Его губы накрыли мои, его руки опустились мне на талию. Волшебство этого момента было похоже на диснеевскую сказку, где всегда светит солнце, где улыбки не спадают с лиц. Голубые глаза заменяют мне звёздное небо. Прикосновения парня — мой новый наркотик. Я хочу принадлежать ему всю свою жизнь, какой бы ценой мне это ни стоило. Я хочу быть мечтой… Тепло его губ медленно холодеет. Спустя пару секунд я уже чувствую, как начинаю мёрзнуть. Его руки будто исчезли, либо же я просто перестала их чувствовать. Я хмурю брови, отстраняюсь назад и открываю глаза. Передо мной уже нет того парня, что украл моё сердце и бережно хранил в своих руках. Я вижу перед собой девушку в белом платье, которое пропитано кровью в области живота. Брюнетка наклоняет голову на бок, широко улыбается. Её пустые разлагающиеся глаза выражают издевательскую насмешку. Её кривые зубы видны сквозь такую же кривую улыбку, а трупный запах сильно бьёт в нос. Это та самая девушка, убитая тремя друзьями в начале сентября. Мэри… Страх прокрадывается к моему сердцу, я медленно поворачиваюсь в сторону парней… Я вижу Джона, на животе которого — огромный разрез, через который вываливается половина внутренностей. Вижу Эйдана, чья голова прострелена насквозь. Кровь стекает с его виска, заливает собой футболку в области плеч. А посередине стоит Картер… Мой родной Картер. Он держит руки по бокам, его глаза кровоточат, как и уши, нос и сотня порезов на теле. Все трое улыбаются окровавленной улыбкой. Все трое мертвы… POV: Автор. Её крик превращается в оглушающий звук, от которого легко потрескались бы стёкла. От её крика содрогаются стены и плачут вместе с ней. Они будто сужают и без того маленькую комнату, давят на почти безжизненное тело. Девушка сидит на полу в позе лотоса и разрывает горло до крови своим криком. Вся комната — тюрьма. Весь мир — иллюзия. Санитары психиатрической лечебницы проходят мимо палаты Сайрус со словами: «Когда же она сдохнет». Если бы разум не покинул это юное тело, возможно, она бы и сама хотела умереть. Но молодая душа обречена навечно мучаться в клетке со своими воспоминаниями. Картер навечно стал её наркотиком. Её руки избиты в кровь, её волосы разбросаны по всей камере. Её сердце мертво. Мертво, как и её мечта. Их было трое. Три лучших друга. Даже если они не были вместе, их всегда соединяла какая-то невидимая нить, что была крепче любого каната. Но беда была в том, что они часто задыхались от петли на шее, сделанной из этой же нити. Они задохнулись снова… В последний раз.