"Л" значит Лили. Часть I

За следующие три недели Лили окончательно убедилась: эликсир Чистой крови кем-то проклят. Какие там благоприятные дни, о чем вы! Похоже, их просто не существовало — злой рок давал о себе знать практически на каждом шагу. Сначала в лабораторию просочился Пивз. До котла он не добрался — накануне она по какому-то наитию поставила на него защитный контур, — но зато устроил в кладовке погром, испортив все, до чего только смог дотянуться. В том числе и ее ингредиенты. Она глазам своим не поверила, когда заскочила проверить зелье: кровь саламандры, яйца оккамия, яд крильмара — все, все погибло! А слезы феникса! Лили чуть сама не разрыдалась, когда увидела разбитый флакончик. Стоило только вспомнить, как радовался Северус, когда ему удалось раздобыть такую же скляночку с парой бесценных капель, как он прижимал к груди свое сокровище и боялся потратить его впустую — и на глаза навернулись слезы. — Эванс! Только не плачь, Эванс! — где-то за плечом надрывался Поттер. — Сейчас я позову домовых эльфов, они все уберут! Не убивайся ты так, это всего лишь кишки и корешки! «Всего лишь»? «Всего лишь»?! Да если бы у Северуса была хотя бы половина этого богатства, он бы уже такое изобрел, такое!.. Устроил бы переворот в зельеварении — или, как минимум, в своих обожаемых зельях индивидуального действия… Может, он и купился на пропаганду этих чистокровных фанатиков, но уж таланта у него не отнимешь! Лили стояла над загубленными ингредиентами, над стынущей лужей саламандровой крови, похожей на гранатовый сок, смотрела на плавающие в ней листья, на горки порошков, черепков и осколков и не могла больше думать ни о чем другом. — Мерлиновы кальсоны, Эванс, эта ерунда не стоит твоих слез! — Поттер встал рядом, нервным движением взлохматил волосы. — Хочешь, я тебе всю аптеку скуплю? А еще у меня есть медовые ириски и билеты на «Холихедских гарпий» — пойдешь со мной? А цветы — ты любишь розы, Эванс? Лили помотала головой и шмыгнула носом. — Нет, Сохатый, — вмешался Блэк, — следующий набег на аптеку будет за мой счет. Точнее, за счет моих родственничков. В конце концов, зелье нужно им, а не тебе. — Ты что, Бродяга! — возмутился Поттер, но о чем они в итоге договорились, Лили так и не узнала. Потому что позорно сбежала из лаборатории и не появлялась там до самого вечера. А еще через два дня на нее напала кусачая тарелка, которую кто-то подложил на ее любимый столик, когда она зачиталась учебником. Лили, как обычно, потянулась за пером — и чуть не осталась без пальца. На крики и вопли сбежалась половина Гриффиндора — в том числе и Джеймс Поттер, который так упорно доказывал, что это не он, что ему в конце концов даже поверили. Хотя близняшки сгоряча его стукнули… потом, правда, извинились, но как-то неубедительно. Тарелку в итоге отцепили, пострадавший палец смазали бадьяном, и тут выяснилась одна неприятная подробность: магией такие укусы не лечились. И все бы ничего, если бы не мурлокомли. До которых как раз дошла очередь — их надо было нарезать и выдавить сок, одновременно помешивая кипящее зелье, причем лишняя капля крови в котле испортила бы всю предыдущую работу, а капля сока, попавшая в ранку, уложила бы незадачливую зельеваршу в Мунго. Перчатки из драконьей кожи тоже отпадали: в них она просто не удержала бы скользкие кусочки — и привет, взорванная лаборатория. Тогда Поттер отважно заявил, что ради нее готов нарезать на ленточки любое мурло и любые комли, а Блэк страдальчески скривился и возразил, что тоже не боится грязной работы. Но Лили осадила обоих спорщиков — с нее, мол, хватило и Петтигрю, и никого из них она и близко к котлу не подпустит. Они явно решили, что она спятила, а мистер Белби даже озвучил это мнение, когда увидел замотанный палец, но Лили только улыбнулась и взяла из банки розовый гриб с волосатой ножкой. Нарезала крупными кубиками, другой рукой при этом помешивая зелье, потом повернула нож плоской стороной — и впервые увидела на лице куратора проблеск интереса. Раздавив кусочки ножом, она махнула палочкой, испаряя лишнюю мякоть, и собрала темно-красный, дурно пахнущий сок в мерную чашку. — Вы сами придумали эту технику? — спросил мистер Белби, когда она добавила жидкость в котел и поставила таймер для следующей стадии. — Адаптировала, — отозвалась Лили, отправляя в раковину ножи и разделочную доску. — Ее придумал мой… друг — тот, о котором я говорила. Правда, для другого ингредиента. Больше мистер Белби эту тему не поднимал. Но пейзаж у него за спиной в очередной раз сменился: в распахнутом окне виднелась дикая степь в седых волнах ковыля, похожих на овечье руно с лохматыми завитками. Укус скоро зажил, но дурные предчувствия остались. Теперь Лили перед уходом всегда обновляла чары на котле и своей полке в кладовке, но все равно нервничала, когда оставляла зелье без присмотра. Хорошо хоть Мародеры вели себя безукоризненно: Блэк глядел волком, но держал язык за зубами, Петтигрю не скрывал опасливого восторга, но близко не подходил, Люпин сразу же забивался в угол и открывал учебник, а Поттер мужественно держался и не приставал с ухаживаниями, хоть потом и наверстывал упущенное семимильными шагами. Как-то раз он дошел до того, что превратил ее заколку в бабочку — но Лили, почувствовав, что по волосам у нее что-то ползет, не стала визжать и шарахаться, а просто запустила этим «чем-то» в наглеца, для верности добавив Таранталлегру. Гордо удаляясь, она еще успела услышать, как Блэк выговаривает приплясывающему приятелю: — Предупреждал же, что девчонки больше любят цветы, а ты уперся: хочу бабочку, бабочка оригинальнее… Что до нее, то ей все эти бабочки, цветы и потуги на романтику только мешали. Но Поттер был решителен и неумолим, как паровой каток, и вел осаду по всем правилам военного искусства: где не помогал штурм, старался брать измором. Уже на следующий день он подловил ее у лаборатории, когда Лили выползла оттуда в первом часу ночи, чуть живая от усталости. Она закрыла дверь и наложила чары от призраков — и вздрогнула, когда из теней бесшумно выступил Поттер. — Ты меня ждал? А отчего снаружи? — зевнув, спросила Лили. — Не хотел тебя отвлекать, о асимптота моей души, — пожал он плечами, легко подстраиваясь под ее шаг. От изумления она даже проснулась. — В том смысле, что у нас нет точек соприкосновения? Как самокритично с твоей стороны. — Нет, — удивленно откликнулся он. — Просто мне иногда кажется, что ты… врезалась мне в душу, что ли. Рассекаешь ее и оставляешь мне только половину. Лили сглотнула. Покосилась на него — его лицо казалось спокойным и собранным. И очень, очень серьезным. Тишина каменного коридора давила на плечи, секундами утекала сквозь пальцы, и в голове была только гулкая пустота — дунь, и загудит ветер. — По-моему, ты путаешь, — промолвила она наконец. — Я не биссектриса, Поттер. И никогда не хотела ей быть для тебя. Скорее, я и впрямь асимптота, — и добавила, скользнув взглядом по кудрявому пастушку, храпящему на своей пасторали: — Кренящаяся и почти горизонтальная. Они не разговаривали до самой гостиной — и, неловко распрощавшись, разошлись каждый к своей лестнице. Лили поднялась в душевую, наскоро ополоснулась, закуталась в банный халат и поплелась к спальне семикурсниц. И застыла на пороге. В слабом лунном свете ее кровать выглядела… как-то непривычно. Словно была чем-то залита — вся в светлых потеках, распадающихся на отдельные чешуйки. Лили приблизилась, осторожно вытянула руку — и только тогда поняла. Розовые лепестки. Ее постель была усыпана розовыми лепестками. Нежными и гладкими, похожими на настоящие… или они и были настоящими? Кто его разберет, этого Поттера — это ведь точно он, больше некому. И как только пробрался, лестница же заколдована от мальчишек? Загадка… Она растерла в пальцах скользкую белую «лодочку» и вдохнула аромат, но после лаборатории нос уже ничего не чувствовал; покачав головой, полезла в карман халата за палочкой — конечно, он очень старался… но лучше бы не старался, ей-богу. Лепестки поддавались плохо. То ли и впрямь были зачарованы, то ли от усталости у нее дрожали руки. Кое-как отвоевав половину покрывала, она сдалась, стряхнула остальное на пол и наконец-то вытянулась на кровати. В голове было пусто, как в пересохшем колодце. Ни мыслей, ни эмоций. Веки смыкались сами собой, но сон не шел; она ворочалась на смятых простынях — к коже противно липли завалившиеся под одеяло лепестки, но на уборку не хватало сил, не хватало, даже чтобы понять, тронул ее этот дурацкий жест или разозлил, — и знала точно только одно. Что охотно променяла бы все букеты в мире на один глоток Северусова бодрящего зелья. Горького и противного, с запахом полыни и багульника, от которого сводит зубы и вяжет во рту. Чудесным образом протянутого в тот самый миг, когда по лбу течет пот, спина не разгибается, а руки немеют от напряжения. Но сладковато-маслянистый аромат розовых лепестков преследовал ее даже во сне.

***

А потом в лаборатории объявился Северус. Мистер Белби как раз закончил объяснять, как правильно толочь змеиные зубы, и разорвал связь. Лили так и подмывало спросить, не жалко ли ему духовных родственников, ведь должна же у ядовитых гадов быть хоть какая-то солидарность, но у нее не повернулся язык ляпнуть такое вслух. Убрав на место ступку и пестик, она обернулась — и вдруг увидела у дальнего стола знакомую фигуру. Он крошил корень асфодели, вполглаза читая какую-то книжку, и Лили замерла, не зная, чего ей больше хочется — броситься ему на шею или сбежать без оглядки. В итоге ограничилась тем, что обновила на зелье защитный контур. — Думаешь, я кинусь его портить, как только ты повернешься спиной? Хорошего же ты обо мне мнения, — глухо заметил Северус, не поднимая головы. — В смысле? — не поняла она. — А, так это от Пивза. Недавно он тут все разгромил, вот я и перестраховываюсь. Да и невезучее оно какое-то, с чарами мне спокойнее. Он не ответил. Только перевернул страницу и снова углубился в чтение. И взялся за нож. Тук-тук — лезвие мерно стучало о разделочную доску; небрежно-выверенные движения — на ощупь, не глядя, и горка тоненькой стружки все росла и росла, а длинные пальцы придерживали клубенек, и на них подсыхали пятна от сока, которые так и тянуло сцеловать… Смотреть на это было невыносимо — и, сбивчиво попрощавшись, Лили ушла. Следующая неделя слилась для нее в один бесконечный день. Состоящий из зелья, зелья и еще раз зелья. В промежутках она ухитрялась есть, делать уроки и ходить на занятия. На астрономии их погнали наблюдать полнолуние, потом пришлось писать эссе о влиянии лунных фаз на эффективность индивидуальных зелий на примере зелья фертильности, и в итоге она так умаялась, что чуть не проспала чары. Мародеры в лаборатории почти не появлялись — как видно, их тоже тяготило вынужденное бездействие. Блэк ходил мрачный и злой, Люпин осунулся и окончательно слился с мебелью, и даже неувядающий оптимизм Поттера давал сбои после особенно изматывающих тренировок. А потом состоялся тот самый матч со Слизерином, и Гриффиндор выиграл. Победу праздновали всем факультетом. Повсюду висели транспаранты, горели свечи, бахали хлопушки из «Зонко» — конфетти дождем сыпались с потолка, а пунш и сливочное пиво текли рекой. Гостиная вопила, смеялась, ликовала, портреты опустели — их обитатели разбежались по другим картинам. Лу качали на руках — именно ее шесть мячей спасли команду, когда Регулус Блэк поймал снитч; она смеялась и отбивалась, но как-то не всерьез. Потом ее отозвал в сторону тот парнишка с шестого курса — да, Дэйви Гаджен, точно… встал на колено, поднес ее руку к губам, и Лу покраснела, почти сравнявшись цветом с обивкой дивана, но руку так и не отняла. Лили нашла глазами Эмму и Саймона — она опять его за что-то распекала, а он блаженно кивал и так светился от счастья, что в темноте вполне сошел бы за торшер. Дейзи и Роуз, впрочем, уверяли, что долго их идиллия не продлится, и вовсю принимали ставки на «Макмиллан против Хилла». Взгляд выхватил в толпе Поттера — он целеустремленно куда-то проталкивался с бокалом пунша в руках; за ним следовал Блэк, время от времени прикладываясь к бутылке из-под кока-колы, в которой явно плескалось что-то крепкое и запрещенное. Лили не стала дожидаться, пока они до нее доберутся, и громко заявила, перекрикивая шум и гам: — Все, народ, я спать, а то завтра просто не встану! И еще успела заметить, с каким потерянным видом Поттер смотрел ей вслед. Она заснула, едва успев раздеться, так легко и быстро, словно провалилась в темный омут. И проснулась — как вынырнула, просто открыв глаза. Бархатистый полумрак обволакивал теплом и уютом, в своих кроватях размеренно посапывали соседки, а будильник, который должен был поднять ее в половину четвертого… …почему-то молчал и даже не тикал. Лили взглянула на часы — и подскочила как ужаленная. Четыре сорок! Всего двадцать минут до конца двухчасового «окна» — все кончено, зелье пропало… Заметалась по комнате, не зная, за что хвататься, и вдруг в угол юркнула какая-то тень — промелькнула перед глазами и словно бы растворилась в стене… Показалось, наверное, откуда тут взяться чужакам или призракам? На долгие сборы не было времени — плюнув на приличия, она натянула кроссовки, накинула поверх ночнушки теплую мантию и, на ходу скручивая волосы в пучок, выскочила из дортуара. Вниз, вниз, общая гостиная, Полная Дама, проворчавшая вслед что-то неодобрительное… Лили мчалась по пустому коридору, мимо доспехов и чадящих факелов, неслась по лестнице, прыгая через ступеньку, а в голове метрономом стучало: скорей-скорей-скорей… На последнем шаге нога подвернулась, и она со всей дури приложилась о пол коленом и локтем — зубы клацнули, из глаз брызнули искры; кое-как встала, подобрала палочку, дохромала до нужного поворота и по стеночке вползла в лабораторию. На ходу проверила время — четыре пятьдесят три, осталось семь минут… Кровь ре-эма, яд глизня, сушеные гусеницы и лепестки златоцвета — повезло, что эта стадия такая короткая… Лили разожгла огонь, выставила его на максимум, чтобы снова нагреть переохладившееся зелье. Шагнула к котлу, стараясь не наступать на больную ногу, и с ходу включилась в привычную работу — как механизм, заточенный под одну-единственную функцию: добавить, помешать, выждать, повторить со следующим ингредиентом… И только когда все закончилось, она отважилась взглянуть на мистера Белби. Выражением его лица можно было сквасить цистерну молока и заморозить тропики, а в распахнутом окне у него за спиной виднелись заснеженные горы, над которыми клубились иссиня-черные тучи. — Простите меня, пожалуйста… Я сама не знаю, как это вышло. Сэр, я ставила будильник, честное слово, ставила, понятия не имею, отчего он не прозвонил… — Делайте что хотите, но чтобы это было в первый и последний раз. Я не собираюсь тратить время на глупую девчонку, которая не в состоянии справиться с собственным будильником. И не смейте больше появляться тут в таком непотребном виде! Вы меня поняли, мисс Эванс? — Да, сэр, — прошептала Лили, а когда проморгалась от навернувшихся слез, в зеркале уже отражалась только она сама и мрачная, скудно освещенная лаборатория. И еще кто-то, столбом застывший в дверях. — Северус? А что ты… Ой! От движения нога взорвалась болью, лодыжку прошило горячим и острым — Лили покачнулась, взмахнула руками, но он уже стоял рядом, и талию словно обвил корабельный канат, поддерживая и не давая грохнуться на пол. Она повернула голову, но ему, должно быть, показалось, что она опять падает — он придвинулся ближе, и щеку заколола шершавая ткань мантии, а от воротничка рубашки потянуло запахом дыма и мыла, таким знакомым, что дыхание вырвалось из груди прерывистым всхлипом. И это было ошибкой, потому что он опомнился, вздрогнул всем телом и так резко отступил назад, что Лили едва успела перенести вес на здоровую ногу. Пододвигать стул и ощупывать щиколотку ей пришлось самой. Северус замер и только и мог, что стоять и хлопать глазами. Что, никаких подколок? Неужели упустит такой повод проехаться по ее умственным способностям? Или просто приберегает яд для анти-Мародерских филиппик? Зато боль немного унялась, пульсировала под кожей глухими толчками — если не шевелить ногой, то вроде даже терпимо… А что с коленкой? Ух ты, какой роскошный синяк! А с локтем? Образцово-показательная ссадина, хоть сейчас в учебник! Она подняла глаза — и растеряла все слова. Северус выглядел… как-то странно. Словно у него заболели зубы или прихватило живот: лицо пошло пятнами, на лбу заблестела испарина… — Слушай, по-моему, у тебя жар, — испугалась Лили и потянулась проверить у него температуру, но он отшатнулся от нее, как от ядовитой гадюки. Ну и как это понимать? Что за странная манера — сначала почти обнимать, а потом сбегать и корчить такую гримасу, будто его сейчас стошнит от омерзения? Надо же, какой нежный выискался — червяков с пауками голыми руками хватал и не жаловался, а тут трепетную лань из себя строит! Да он бы, наверное, и от самого дьявола так не шарахался, мигом адскую серу для своих зелий приспособил — выходит, нечистая кровь для него хуже нечистой силы? Как же он тогда ее столько лет терпел? Во рту расползлась едкая горечь, и Лили выплюнула: — Что, заразиться боишься? Зря, грязная кровь не вирус, передается только по наследству. Он втянул голову в плечи и ссутулился — волосы неровными прядями упали на щеки. Что, не нравится? Правда глаза колет? Ну, раз колет, значит, какая-то совесть у него осталась. Может, на самом деле все не так плохо, и она зря поспешила с выводами? Сейчас, без привычного окружения, он казался каким-то… другим. Непохожим на того самоуверенного гада, который фыркал на нее за заботу и засматривался на Абигайль Блишвик. — Извини, что я на тебя упала. Это нечаянно получилось — по-моему, я ногу растянула, — уже менее враждебным тоном добавила Лили и машинально потерла коленку. — Потому что проспала и очень спешила… Не поможешь мне добраться до башни? Он вскинул на нее глаза — но вздрогнул и отвернулся с таким лицом, как будто получил удар под дых. Ну вот и ответ. Значит, все-таки брезгует. Даже смотреть не хочет, не то что прикасаться. А ведь она всегда с ним возилась, со всеми его ожогами и ссадинами… — Ну прости, я и сама не рада, что так вышло! — раздраженно фыркнула Лили. — Можно подумать, я тут сплю и вижу, как бы навязаться тебе со своими проблемами! Я же не прошу тащить меня на руках или врачевать мои раны — просто выдай обезболивающее, и все, а дальше я сама справлюсь, — поежившись, она поправила бретельку ночной сорочки и запахнула на груди мантию. — Слушай, под этой мантией на мне только ночнушка. Я не собираюсь появляться у мадам Помфри в таком виде, если могу подняться и нормально переодеться — да, сама-дура-виновата, нефиг было опаздывать, тогда бы и бежать не пришлось… Ну так ты дашь мне зелье или нет? И больше я к тебе и близко не подойду. — А. Да, конечно. Сейчас, — сглотнув, пробормотал Северус и принялся ощупывать карманы — нашел нужное, протянул ей коричневый пузырек и предупредил: — Пять капель, не больше. А то под ней… э-э, то есть под ним, под зельем, в смысле… возможно такое… всякое, — чуть слышно закончил он, краснея и косясь в сторону. Как с чудищем каким-то, ей-богу. С трудом сдержав очередную колкость, Лили взяла у него зелье и принялась разглядывать пузырек. Новая разработка? Убойная штука, раньше он таким не пользовался… Стоп, он что-то сказал о передозировке? — Флакон оставь себе, у меня еще есть, — торопливо произнес Северус, уже стоя в дверях. — Северус Снейп! Ты что, на себе опыты ставишь? Но он успел скрыться в коридоре. Так и тянуло добавить «сбежал, словно за ним кто-то гнался», вот только она не представляла, от кого он мог бы удирать с такой скоростью. Видимо, только от нее, Лили Эванс. Когда на него действует это супер-обезболивающее. Если, конечно, его и впрямь корежило от зелья, а не от омерзения. И что, интересно, означает его «такое… всякое»? Глюки? Помутнение сознания? Расстройство желудка? Он что, туалет искать побежал? Все это время маялся животом, поэтому вел себя так странно? По-хорошему, надо бы затащить его в Больничное крыло, пока ему хуже не стало… «Ты сначала сама туда доберись, — одернула она себя. — А потом о других думай. Догонишь ты его, как же! С такой-то ногой»… Пробка легко выдернулась из пузырька. Пять капель легли на язык приторно-сладковатой мерзостью, но подействовали почти мгновенно. Через пару минут Лили уже поднималась по лестнице, пустой и неуютной в голубоватых предрассветных сумерках, и горько размышляла о том, как некоторые умудряются быть такими умными и при этом такими дураками. Она продолжала думать о нем, когда вспоминала пароль от гостиной; когда хромала к дортуару, светя себе палочкой; когда пыталась натянуть юбку и при этом не потревожить больную ногу — и отвлеклась только тогда, когда призрачный огонек Люмоса выхватил из темноты лежащий на полу будильник. Разбитый вдребезги.

***

Хэллоуин пришел и ушел — промелькнул перед глазами и улетучился из памяти. Лили держалась на чистом упрямстве и бодрящем зелье. Синяки у нее под глазами сделали бы честь любому инферналу, от зевоты сводило челюсти, а мысли стали вязкими и тягучими, как медовая ириска, и никак не могли сосредоточиться на чем-то одном. При всем том она умудрялась делать домашние задания, писать контрольные и получать за них свои обычные оценки. Ну… почти обычные. В пределах простой погрешности. Ее по-прежнему преследовали всякие неприятности — по здравом размышлении Лили решила, что это именно цепочка случайностей, а не чья-то злая воля. Ну кто мог ей вредить таким образом? И зачем? Тем более что с проблемами всякий раз удавалось справиться: например, во вторник в самый ответственный момент куда-то подевался серебряный нож, но Поттер смотался домой и притащил отцовский. Блэк предположил, что ценную вещь, должно быть, «прибрал к рукам один двинутый на темной магии нищеброд» — Лили уже хотела возмутиться, но котел угрожающе булькнул, и разговоры пришлось прекратить. В среду выяснилось, что кто-то из поставщиков подсунул им треснувшее яйцо оккамия. Но мистер Белби это вовремя заметил, и все опять обошлось. А потом как-то незаметно оказалось, что остался всего один этап, самый последний. Список ингредиентов для него был очень коротким: только кровь саламандры, лягушачья икра и сушеный корень морозника — минут двадцать от силы, и то если не торопиться. Рецепт предусматривал трехчасовое «окно», но сначала были занятия у Блэка, потом у самой Лили, и, чтобы успеть все подготовить, пришлось пожертвовать обедом. Впрочем, голодать она не собиралась, поэтому прихватила с завтрака немного еды и как раз догрызала яблоко (подальше от котлов и ингредиентов, под убийственным взором своего куратора, который явно считал еду в лаборатории преступлением против науки), когда в открытую дверь опасливо заглянул Люпин. — Тук-тук… Не помешал? — Нет, конечно, — махнула на него огрызком Лили. — Я просто обедаю. Люпин вошел, мельком покосился на серебряный котел и разложенные перед ним инструменты и протянул ей что-то, завернутое в льняную салфетку: — Э-э… в общем, я очень извиняюсь, если не угадал, но тебя не было в Большом зале, и мне показалось, что ты не откажешься от чего-то съедобного, поэтому я взял на себя смелость… Так и не дождавшись, пока он доберется до сути дела, Лили развернула салфетку. Это оказался кусок пирога с курицей и ветчиной — немного помятый, но совсем свежий. Еще теплый. — О, мой любимый! Спасибо, ты настоящий друг, — с чувством сказала она, набивая рот пирогом. — «Настоящий друг»?.. — сощурился нарисовавшийся в дверях Поттер, с подозрением глядя то на нее, то на Люпина — от неожиданности тот сделал шаг назад. Мистер Белби выразительно хмыкнул. Что явно означало что-то вроде: «Да на этом парне природа не просто отдохнула, а устроила целый курорт». — Успокойся. Если хочешь, ты тоже можешь считать себя моим другом, — устало откликнулась Лили, отряхивая руки от крошек. — Ну что, все в сборе? Можем начинать? И, не дожидаясь ответа, сняла с котла крышку. Крови саламандры требовалось много — целых пять унций. Отмерив нужную порцию, Лили осторожно, по капельке, вливала ее в бурлящее зелье. На поверхности вздувались пузырьки и с треском лопались, обдавая стенки котла вишнево-красными брызгами. От них тянуло сухим химическим жаром — так пахнет раскаленный утюг, если не выключить его из розетки. Дальше пришла очередь лягушачьей икры — студенистые комочки сорвались с мерной ложки, глухо булькнули, всасываясь в зелье, и, казалось, растворились в нем без следа. Неужели опять подсунули испорченные ингредиенты? Дважды же проверяла… По рецепту жидкость в котле должна была окраситься в кобальтовый, но она упорно оставалась бурой. Ага, наконец-то — после четырех помешиваний нужный цвет стал появляться, хоть и медленно и неохотно, и Лили, вспомнив уроки Северуса, решительно добавила одно помешивание в противоположную сторону. У мистера Белби вырвался изумленный вздох, но она уже потянулась за корнем морозника. Серый порошок тонкой пленкой затянул ослепительную синеву, сковал поверхность, не давая выделяться пузырькам, и, пока все не успело перегреться и рвануть, Лили резко взмахнула палочкой. Как по волшебству, зелье преобразилось. Под солнечными лучами заискрилась чистая, прозрачная жидкость — если бы не душный болотный запах, ее можно было принять за воду. Лили потушила огонь. Теперь шесть минут, чтобы настояться… и что, на этом все? Так обыденно и буднично, никакой кульминации и финальной развязки? В тишине лаборатории раздались аплодисменты. — Браво, мисс Эванс. Мои поздравления. Мистер Белби сказал это очень серьезно, безо всякой издевки, и Лили смутилась. Это было… ну, как если бы ее похвалил Северус — теоретически возможно, практически непредставимо. — Что, уже? У тебя получилось? — к котлу подскочил взъерошенный Поттер — в своих съехавших на нос очках он напоминал четырехглазую стрекозу. — Зелье готово, да? Можно забирать? — Погоди, не торопись. Я еще не добавила последний компонент. «Чистая кровь прямого родственника», не забыл?.. Блэк скучал, разглядывая соседний стол, но при этих словах встрепенулся. — Так чего мы ждем? Возьми у меня сколько нужно, и покончим с этим, — проворчал он, протягивая руку. — Сначала оно должно настояться, — Лили кивнула на таймер, который парил над столом, отсчитывая секунды. — Еще четыре минуты. Когда время вышло, она зачерпнула из котла немного зелья и осторожно перелила его в склянку — та сразу нагрелась в ладонях, мутное стекло заиграло глубиной переливов. — Давай сюда руку. Блэк послушался. На указательном пальце проступила алая капелька, упала в подставленную склянку — за ней вторая, третья… Лили машинально оглянулась — Петтигрю наблюдал за ними, приоткрыв рот, и даже мистер Белби растерял свою обычную невозмутимость — его пухлые короткие пальцы так сильно стиснули пресс-папье, что побелели костяшки. Пауза… а потом зелье зашипело и начало сворачиваться — крупные хлопья падали на дно, гроздьями оседали на стенках, мутными сгустками пятная безупречно прозрачную жидкость. — Что с ним? Это так и надо, да? — встревоженно спросил Поттер. Лили нахмурилась: — Вообще-то нет. По рецепту оно должно было стать красным. Без осадка и примесей, просто красным. — А может, его как-нибудь… ну, размешать? — подал голос Петтигрю — хихикнул, явно не понимая, что сейчас не время для его дурацких шуточек, и расплылся в ухмылке от уха до уха. — Думаешь, тогда оно покраснеет? От стыда, что ты такой идиот? — огрызнулся Блэк. — Давай, Эванс, пробуй еще. Наверное, в склянку что-то попало, — и он снова вытянул руку, подставляя под ланцет средний палец вместо указательного. — Дело не в склянке, — внезапно сказал мистер Белби. Лили оглянулась — он промокал свой высокий, с залысинами, лоб клетчатым носовым платком. — Этот результат означает, что ваша кровь не годится. — Как это? Почему? — возмутился Блэк. — Вы хотите сказать, что зелье не работает? — Нет. Я хочу сказать, что ваша кровь для него не годится. Как и кровь вашего брата и деда. — Так вы его уже варили… Потому они и обратились к Сириусу, и согласились на мою помощь — да, сэр? Потому что ваше зелье свернулось? — тихо спросила Лили. Поморщившись, он сунул платок в карман и уже собирался что-то ответить, но тут вмешался Поттер. — Мистер Белби, — с нажимом начал он, — а оно у вас вообще краснело? Хоть с чьей-нибудь кровью? Откуда вам знать, вдруг проблема все-таки не в Блэках, а в том, что это темное зелье? «Ох, Поттер, зря ты нарываешься», — подумала Лили — и, больше не вслушиваясь в разгорающуюся перебранку, набрала зелья во вторую склянку и кольнула собственный палец. Чем спорить, проще проверить — четверо подопытных, как-никак… не слишком репрезентативная выборка, но попытаться можно. Первая капля, вторая, третья — и прозрачная жидкость налилась алым. —…попробуйте все же напрячь то, что в вашем случае заменяет мозги, — доносился из зеркала свистящий шепот. — Лекарство не может быть темным! В одно и то же зелье нельзя заложить одновременно желание навредить и желание помочь! Мы нарочно следили за тем, чтобы оно не соприкасалось с темной магией, выбрали чистого душой зельевара, а вы… — Да нет же, я не это… — Джеймс, не надо! — взмолился Люпин, одновременно пытаясь удержать Блэка; Петтигрю только вертел головой, не поспевая за ними. Впору было умилиться от ностальгии — правда, Северус обычно не поднимался до таких высот красноречия, предпочитая что-нибудь короткое и емкое. — Я добавила свою кровь, сэр, и оно покраснело! — дождавшись паузы, громко вставила Лили. В лаборатории повисла тишина — плотная, почти осязаемая. — То есть как… покраснело? — наконец переспросил Блэк — стряхнул с плеча руку Люпина, подошел поближе и неверяще уставился на склянку. — Ты добавила туда свою кровь? — Ну да. Чью же еще? — Этого не может быть! — Поттер сощурился, тоже разглядывая зелье. — Почему же с Бродягой ничего не вышло? — Понятия не имею, — у них соревнование по идиотским вопросам? Или это такая новая забава — «кто скорее достанет Лили Эванс»? — Возможно, с его кровью что-то не так? Лицо Блэка закаменело, губы сжались в тонкую линию. — Оставь свои идиотские намеки, Эванс! Я никогда не занимался темной магией, никогда! Потому что она приучает к безнаказанности и вседозволенности, жестокость — как зелье удачи: кто раз попробовал, уже не остановится. Я никогда бы не стал так мараться, понятно? Так что проблема не в моей крови, а в твоем зелье, и чем скорее… — Ах вот как! — прищурившись, она уперла руки в боки. — В моем зелье, значит? Ты так уверен в собственной праведности, да, Блэк? Там же ясно написано — для него нужна чистая душа, не отягощенная грехами! Ты что, всерьез считаешь, что темная магия — единственный на свете грех? Единственный способ осквернить душу? Во внезапной тишине стало слышно, как жужжит и бьется в стекло последняя осенняя муха. Блэк дышал тяжело и хрипло, и его лицо казалось серой каменной маской. — Нет, — он замотал головой, точно отряхиваясь от чего-то невидимого, — этого не может быть. Не может! Я же не думал, что так выйдет — и все обошлось, никто даже не узнал! Я же не нарочно… Это только шутка была! Только шутка! Я просто не подумал, забыл, что это тайна… но не хотел предавать! Не хотел, ясно? — Я бы не стал так огульно утверждать… — начал мистер Белби, хмуря светлые, почти бесцветные брови, но Блэк уже сорвался с места, и Петтигрю тоже — дверь захлопнулась за ними с оглушительностью пушечного выстрела. Поттер подался вперед, весь напряженный, точно рвущийся с привязи пес, но усилием воли заставил себя остановиться. — Я не обижусь, — правильно истолковала его колебания Лили. — Блэку ты сейчас нужнее… Только скажи, что делать с зельем? Вы его потом заберете, да? — Да хоть вылей, нам оно ни к чему, — Поттер уже стоял на пороге и щурился в сумрак коридора. — Стой, Бродяга! Только не часы! Макгонагалл нам не простит!.. И с этим возгласом он тоже скрылся из виду — через мгновение послышался звон разбитого стекла, потом глухой удар и сдавленная ругань. Тяжело вздохнув, Лили бросила взгляд на зеркало и почти не удивилась, когда в нем отразилась только лаборатория. Мистер Белби не счел нужным даже попрощаться. — Может, тебе нужна помощь? — за плечом раздался голос Люпина, заставив ее вздрогнуть. — Инструменты там помыть или стол от грязи протереть?.. — Ты остался ради уборки? — удивилась Лили. — А как же Блэк? — С ним сейчас Джеймс и Питер. И потом, у меня все равно никогда не получалось отговорить эту троицу от их безумных затей. Он слабо усмехнулся, и она впервые заметила, какое у него усталое лицо. Мешки под глазами, горькие складки у губ, землисто-бледные щеки… — А кроме того, — тихо, но твердо продолжил он, — мне показалось, что хотя бы кто-то из нас должен сказать тебе спасибо. За все, что ты сделала для Сириуса. — Это точно. Не помешало бы, — отворачиваясь, буркнула Лили. — Я более чем уверен, что они тебе благодарны… —…но успешно это скрывают, — закончила она, отправляя в раковину грязные склянки и мерные ложки. Кивнула на разделочный стол: — Если хочешь, можешь протереть. Только без магии, зелье еще не стабильно. — Порой они бывают невыносимы, — Люпин пожал плечами и взялся за тряпку. — Но не со зла, понимаешь? Просто… по глупости. Она думала, он обмахнет разок столешницу, и все. Но он подошел к ее поручению так же ответственно, как, похоже, и ко всему остальному в жизни: серая тряпка дюйм за дюймом продвигалась вперед, оставляя за собой чистую поверхность без единого пятнышка. Лили вытерла мерную ложечку и задумчиво проговорила: — Я одного не понимаю — с чего это Блэк так раскричался? То есть я, конечно, первая начала — не стоило мне так упирать на чистоту души, в конце концов, мы же ничего об этом не знаем… Но что он имел в виду, когда орал о какой-то шутке? Он что, кого-то предал? И с удивлением заметила, что Люпин побледнел и потупил взгляд.