***
Лили спускалась на седьмой этаж, чувствуя себя испанской каравеллой. В том смысле, что ступеньки под ногами определенно штормило, и приходилось двигаться очень осторожно, чтобы вписаться в повороты. Впрочем, чего она хотела? Полпятого утра, все нормальные люди еще спя-а-ауа-ат… А если постоянно вставать с первыми призраками, еще и не такое начнется. Сначала привыкнешь здороваться, обсуждать потустороннюю моду и погоду на том свете, а потом опомниться не успеешь, как вольешься в их дружные ряды. Только и останется развлечений, что маячить перед Северусом вечным немым укором да подбрасывать Абигайль Блишвик дохлых мышей. Словно в ответ на ее опасения, мимо проплыла Серая Дама, удостоив Лили величавым кивком. Тьфу ты, и впрямь накаркала… В лаборатории было пусто. Чего и следовало ожидать: вряд ли Мародеры привыкли подниматься в такую рань. Хотя нет, один все-таки пришел — в дальнем углу с ноги на ногу переминался Питер Петтигрю. — Привет, — зевнула Лили, — ты сегодня один? Так заинтересовался моим зельем? — Бродяга еще одевается, — пожал плечами тот. — Вот я и подумал, что лучше спуститься первым и разведать, что к чему. Без друзей он держался как-то иначе. Прямее, что ли? Но в лицо по-прежнему не смотрел, так и рыскал глазами по сторонам — будто щелкал кадр за кадром. — А, ну тогда ладно. Я боялась, вас Филч сцапал — у меня-то есть пропуск, а у вас нет… — У нас есть кое-что получше, — авторитетно заявил Петтигрю. — Мы можем ходить куда пожелаем — хоть на кухню, хоть в слизеринские подземелья — и никто нас не сцапает. Но только это тайна, так что смотри не проболтайся. Лили рассеянно кивнула, уже переключившись на зелье. Кровь дракона, глаза тритона, коготь грифона — надо же, почти стишок получился… Все свежее, не лежалое, идеального качества — мечта, а не ингредиенты. У них с Северусом никогда таких не было. До чего же жаль, что его тут нет и с ним нельзя поделиться… Глаза надо нарезать, коготь истолочь — иди сюда, нож, иди сюда, ступка… Спорыш, патока ипопаточника, корни маргаритки — для этих нужен серебряный нож… вроде бы все. Все достала, ничего не забыла. Еще одна привычка, вколоченная в нее Северусом: сначала разложи инструменты и ингредиенты и только потом приступай к зелью. Минут через пять появился сонный Блэк — пристроился на краешек стола рядом с грудой пустых котлов, и тут ожило зеркало. Вместо вчерашней портьеры за спиной у мистера Белби виднелось распахнутое окно — море билось о скалы, антрацитово-серое на фоне светлеющего неба. Сам он был сегодня не в духе: судя по поджатым губам и сведенным бровям, размажет по стенке и не заметит. Знакомая картина — настолько знакомая, что Лили невольно улыбнулась, заработав раздраженный взгляд. Очень скоро привычное занятие захватило ее с головой, как всегда бывало при Северусе. Внутри все пело, звенело, ликовало, радость вскипала под кожей пузырьками шипучки, и сердце стучало в единственно возможном ритме: истолочь-всыпать-помешать, убавить огонь, взмахнуть палочкой; нашинковать-добавить-помешать, прибавить огонь, выложить в ступку новый ингредиент… Дело спорилось, руки вспоминали сами, и чудилось, что время потекло вспять, послушное неведомому хроновороту, и стоит только оглянуться — и за соседним котлом появится Северус… Она и в самом деле повернула голову — и увидела, что на полке с ингредиентами опасно балансируют иглы дикобраза, а Петтигрю стоит рядом, тянет шею и не замечает, что его локоть… Неловкое движение — и вся упаковка по изящной параболе полетела в котел. — Мисс Эванс! Слева! В потолок ударил настоящий гейзер, но она успела отпрыгнуть и даже выставить щит, и вся эта кипящая, шипящая, смрадная волна с размаху налетела на невидимую преграду и ржавой пеной хлынула на пол, то затихая, то выпуская порцию новых пузырей. Лили уже успела решить, что все обошлось, но тут раздался истошный вопль. Петтигрю… должно быть, его зацепило брызгами — он скорчился, сбился у стены в комок и зашелся отчаянным воем. — Хвост! — рявкнул Блэк. — Да чтоб тебя фестралы вчетвером драли! Угробиться хочешь? Еще б в котел прыгнул, дурень! Она не помнила, как оказалась рядом. — Что болит? Где? Акцио бинты, — и снова склонилась над Петтигрю. — Ответь, ты меня слышишь? Питер? Питер! Ей пришлось встряхнуть его за плечи, и только тогда он поднял голову и дрожащим пальцем ткнул куда-то в сторону ботинка. Нога? И только? Лицо точно цело: распухшие глаза превратились в щелочки, но это от слез, не от зелья… на кончике носа висит мутная капля, щеки пылают, губы прыгают — и все. Ожогов не видно, и никаких следов на мантии. Ну, если только нога, то это ерунда, это мы сейчас мигом… Придвинув стул, она помогла Петтигрю сесть и через плечо бросила Блэку: — Чего стоишь? Эванеско забыл? Давай, шевелись, пока эта дрянь нам тут все не разъела! — и снова повернулась к своему пациенту. — Сейчас я сниму с тебя обувь. Будет больно, знаю, но ты потерпи. Потом станет лучше. Он кивнул, не прекращая тихонько всхлипывать. Она опустилась на колени, потянула к себе его ногу — брызги попали на ботинок, на коричневом мыске страшной кляксой расползалась дыра с обугленными краями. А в самом ее центре… Лили сглотнула — красное, черное, бурое, сколько раз уже видела, но до сих пор не привыкла. Распутав шнурки, она постаралась их ослабить — а потом одним резким, быстрым движением сдернула с него ботинок. Вой перешел в хрип. Но он не вырывался. Даже не пытался дернуть ногой, чтобы заехать ей в челюсть. — Все, уже все, — Лили ободряюще похлопала его по лодыжке, потянулась за палочкой. — Сейчас немножко пощиплет. Совсем капельку. Уничтожила носок прямо на ноге — всего пара кнатов, от этого он точно не обеднеет… Прошептала дезинфицирующее заклинание и накрыла рану бинтом — обертка полетела в сторону, и пропитанная мазью ткань коснулась обожженной плоти. Питер вздрогнул всем телом — подождала, пока он не успокоится, потом наложила второй слой, третий, закрепила, чтобы ничего не съехало, и постепенно он перестал плакать, только прерывисто дышал, закусив губу, и таращился на нее шальными, бессмысленными глазами. Готовая повязка напоминала диковинный носок с обрезанным мыском и дыркой для пятки. Лили выпрямилась, отряхнула колени и уже хотела сказать, что Петтигрю нужно в лазарет — нога скоро заживет, а вот обезболивающее есть только там, — но осеклась на полуслове. На нее смотрели… как-то странно. И мистер Белби, и застывший у стола Блэк. — Что? — она огляделась по сторонам. Ах да, разлитое зелье исчезло, нужно поблагодарить за помощь. Правда, на полу все равно виднелись темные пятна — там, куда попала едкая смесь, камень стал пористым и ноздреватым, точно буханка хлеба на изломе. Ничего страшного, в общем-то, минут за двадцать можно управиться… но сначала Больничное крыло. — Спасибо, что помог с уборкой. Как думаешь, мадам Помфри еще спит? — вопрос был адресован Блэку, но вместо него ответил мистер Белби. — Я связался с ней, она вас ждет, — он кивнул на остатки бинта, которые Лили как раз убирала в сумку. — С мазью от ожогов? — Да, сэр. С мятой и клыками чизпурфла для ускорения регенерации тканей. На его лице промелькнуло какое-то непонятное выражение. Но он промолчал и заговорил только тогда, когда Блэк подвел хромающего Петтигрю к камину, и они оба исчезли в гудящем зеленом пламени. — Мисс Эванс, вы часто сталкивались… с подобными несчастными случаями? Кажется, она покраснела. — Э-э… ну можно сказать и так. Понимаете, один мой друг — он будущий зельевар, и иногда я… э-э… ему помогала, — и после паузы добавила: — Вы только не подумайте, что я хвастаюсь, но он правда очень талантливый! Мазь от ожогов — его идея, не моя. Мистер Белби задумчиво кивнул, будто принимая какое-то решение. — Следующий свободный вечер у меня во вторник. Жду вас в одиннадцать. А потом зеркало потемнело, в нем снова проступило отражение разгромленной лаборатории, и Лили поспешила к камину — объясняться с мадам Помфри. Из ее лап им с Блэком удалось вырваться не сразу: школьная медсестра не хотела отпускать их без осмотра, но в конце концов убедилась, что пострадал только Петтигрю, и занялась его ногой. Когда они уходили, она как раз поила его обезболивающим. — И что ты теперь будешь делать? — как бы невзначай поинтересовался Блэк, едва за ним закрылась дверь лазарета. — Я? Заделаю дырки в полу, там камень разъело. Посмотрю ботинок Петтигрю, кажется, его еще можно починить. Потом проверю ингредиенты — остатки зелья ты убрал, но вдруг долетели какие-то брызги… А рог единорога жалко. Такая редкость и так бездарно пропал, теперь нужно где-то брать новый… — Ну, это-то как раз не проблема. Если, конечно, ты решишься на вторую попытку. Он говорил с таким подчеркнутым безразличием и так старательно отводил взгляд, что Лили возмутилась. — Да с чего ты взял, что я сдамся? Вот так запросто, после первой же неудачи? Подумаешь, зелье испортилось — тоже мне невидаль! Если хочешь знать, я уже договорилась с мистером Белби, что во вторник начну все заново. И вообще, взрыв устроила не я, а Петтигрю — и как его только угораздило уронить эти иглы в котел… — Талант, — хмыкнул Блэк. — Хвост есть Хвост. Если поблизости найдется лужа, он в нее обязательно плюхнется. Такой уж он неуклюжий и невезучий. — Как же он тогда экзамен сдал? Раз его взяли на курс высших зелий, то у него должно быть как минимум «выше ожидаемого»… Блэк только пожал плечами, явно не желая обсуждать эту тему. Но Лили задумалась. Неуклюжесть неуклюжестью, но откуда на полке взялись иглы дикобраза? Еще вечером их там точно не было. А утром? Она не помнила. Но ведь для зелья они не нужны, доставать их не было смысла, да и не могла она положить такой опасный ингредиент так близко к котлу… Или все-таки могла? Перепутала спросонья, нечаянно прихватила упаковку из кладовки, сунула на полку и сама забыла… да нет, ерунда какая-то получается. Тогда как же они туда попали? Но потом впереди замаячила разгромленная лаборатория, Лили увидела испорченный пол, и все посторонние мысли разом улетучились из головы.***
На следующий вечер совы принесли воскресную почту — в том числе и два конверта для Лили, один от Мэри, второй от родителей. Мать в основном рассказывала о всяких пустяках, но Лили давно наловчилась читать ее письма между строк. «Мои яблоки заняли первое место на городском конкурсе» переводилось как «спасибо за удобрения, ты не зря две недели проторчала у котла», а «мы очень соскучились» следовало понимать как «почему ты не навестила нас в субботу, ты же говорила, что будешь приезжать к нам вместо этого твоего Хогсмида». «Петунья очень извиняется, что не успевает тебе написать, но сестра Вернона пригласила ее на день рождения, а ты же знаешь, какая она у нас перфекционистка» означало разом и «она все еще на тебя дуется», и «у них с Верноном все серьезно». Была и плохая новость — за безобидным «отец снова засиделся в пабе с Бобом Миллером и его друзьями» крылось «у них на фабрике снова проблемы, и он ушел на встречу с профсоюзными лидерами». Значит, опять забастовка. Хорошо хоть свет перестали отключать… Может, купить им про запас еще свечей? В волшебных магазинах они дешевле, чем в маггловских. И не в таком дефиците. [1] Хотя от забастовки это не спасет, а если примчаться к ним и законфундить главных заводил, то это наверняка сочтут нарушением Статута. Ну ничего, Туни уже работает, а ей осталось только закончить седьмой курс, и дальше она тоже куда-нибудь устроится и сможет помогать родителям. Жалко только, что с вычислениями для профессора Кляйнера ничего не вышло. Идея с эликсиром Чистой крови себя не оправдала — расчет благоприятных дней обернулся таким фиаско, что об этом стыдно даже заикаться. Какой же это «максимально благоприятный исход», если все закончилось взрывом уже на второй стадии? Не считать же везением то, что при этом пострадал только Петтигрю… Ладно, ничего страшного. Время еще есть, она что-нибудь придумает. Такой им проект отгрохает, что ее и через десять лет вспоминать будут! И с этими мыслями Лили развернула письмо от Мэри. Так, это уже было — очередные жалобы на козла-начальника… А это что-то новенькое: Департамент магического транспорта — самое отвратительное место в мире, магглорожденных тут терпеть не могут, подключать к общей сети «проблемные» камины очень скучно и никаких мантий не напасешься — можно сказать, что она, Мэри, из грязнокровок переквалифицировалась в трубочисты, и такой карьерный рост ее категорически не устраивает. И ни слова об Альберте… все-таки расстались, наверное, потому ей все и видится в черных красках. Подруга отличалась феноменальной влюбчивостью, феноменальной же невезучестью и бурно переживала каждый неудачный роман. — Как дела у Мэри? — негромкий голос заставил ее поднять голову и оторваться от письма. Эмма сидела на кровати, по-турецки скрестив ноги, и убирала в конверт лист пергамента. — Все так же, — пожала плечами Лили. — Начальник — скотина рогатая, любовь всей ее жизни тоже скотина, но пока еще безрогая — короче, все как у всех. И тут же пожалела об обмолвке, потому что в глазах собеседницы вспыхнул такой живой интерес, что сразу стало ясно: на этот раз полуправдой от нее не отделаться. — Но у тебя-то не «как у всех», — медленно проговорила Эмма. — Ты же у нас сменила гнев на милость, то и дело шушукаешься с Поттером по углам и перестала на него огрызаться, Роуз и Дейзи уже принимают ставки на дату вашей свадьбы — и все равно считаешь, что у тебя проблемы на личном фронте? Лили невольно оглянулась — совсем как сама Эмма неделю назад. Но близняшки были в гостиной, а Лу так загоняла себя перед грядущей игрой со Слизерином, что вырубилась сразу после утренней тренировки и, судя по опущенному пологу, до ужина вставать не собиралась. Может, не увиливать и сказать как есть? Не съедят же ее за это, в конце-то концов. — Ну-у, — протянула она, — дело в том, что… в общем, он мне не нравится. И сам Поттер, и его приятели. А гнев на милость, как ты выразилась, я сменила из-за зелья. Они попросили меня сварить для отца Блэка одну штуку — там такая ужасная болезнь, ты себе даже не представляешь, насколько все плохо. Я просто не смогла отказать. — Отец Блэка… болен? — странным голосом переспросила Эмма. — И ты пытаешься ему помочь? И из-за этого стала общаться с Блэком и Поттером? — Ну да, как-то так. Я понимаю, что это дико звучит, — Лили пожала плечами, — но так уж вышло, что именно я оказалась самой подходящей кандидатурой. Мой проект у профессора Слагхорна — тот, что по эликсиру Чистой крови, — это оно и есть. Жутко сложная задача, но я справлюсь. Наверное. — Ты хоть понимаешь, во что ввязалась? Ну, хотя бы то, что из-за Поттера передралась бы половина наших девчонок? А вторая — из-за Блэка, причем и те, и другие слопают тебя при первом же неосторожном движении? Нет, не понимаешь, — заключила Эмма, со вздохом проводя рукой по лицу. — Для тебя это только оценка и зелье. С ума сойти. Лили потупилась. — Нет, ты не думай, я не настолько наивна. С их подлянками я разберусь, не такая уж это проблема. И я вижу, что Поттер за мной ухаживает и вообще очень милый — как по мне, так даже слишком милый, какой-то… как сусальное золото. Только это ничего не меняет, мне все равно другой нравится. Но там совсем без вариантов. Он… словом, он слизеринец. Она отважилась поднять глаза — подруга смотрела на нее с тревогой и жалостью… хорошо еще, что не с презрением или ужасом. — Это диагноз, знаю, — поспешно добавила Лили. — И знаю, что мне ничего не светит. На самом деле я о нем уже не думаю… ну, почти не думаю. По крайней мере, уже не каждые пять минут, как раньше. И точно не собираюсь брать пример с Миртл и заливать слезами весь Хогвартс. — Но это не простое увлечение, так? — тихо спросила Эмма. — И что ты собираешься делать? Она сглотнула. — Держаться подальше, пока оно не пройдет. Варить зелье для Блэков, думать над проектом по арифмантике и зарабатывать свою референцию. А после школы устроюсь в Отдел тайн и стану великим ученым. Решу какую-нибудь неразрешимую проблему — например, неполноты матриц переходных вероятностей… Создам метод предсказания будущего — не обрывочно-стохастические озарения, как у пророков, а строгие вероятностные расчеты. Ну и разное по мелочи — спасу мир, искореню преступность, остановлю все войны на земле… Тогда меня выберут Министром магии, он будет смотреть на свою чистокровную мымру и горько жалеть, что упустил меня, такую умную и красивую, — закончила она жизнерадостно. — Ох, Лили, Лили. Я даже немного завидую твоим планам, — покачала головой Эмма. — Но ты уверена, что это хорошая мысль — просто ждать и никак не бороться? Что-то оно плоховато проходит… у меня так точно, — вздохнула она. — А что, у тебя есть идеи получше? — Не знаю… Но папа всегда говорил: если не можешь изменить ситуацию, постарайся изменить свое отношение к ней. Вот я и думаю: а если попробовать? Если я смогу взглянуть на него другими глазами, стану относиться к нему… как к другу? Как к родственнику, как к брату, что ли? — А у тебя получится? Раз вы просто друзья, значит, он может встречаться с кем-то еще? Не знаю, как ты, а я бы точно не вытерпела. У меня и так внутри все сжимается, когда он любезничает с этой белобрысой стервой — так бы обоих и придушила. А если мне при этом надо улыбаться и делать милое лицо… да ну, нафиг такое счастье! — Да, я как-то об этом не подумала, — грустно протянула Эмма. — А кого ты назвала белобрысой стервой? Уж не… И вдруг она осеклась, приложила палец к губам и показала на соседнюю кровать, над которой выразительно колыхнулся полог. — Потом договорим, — кивнула Лили, радуясь очередной отсрочке от неудобных вопросов. Когда Лу, зевая и потягиваясь, явила миру свой заспанный лик (а заодно и лики знаменитых игроков в квиддич, чьими снимками была увешана вся стена у нее над постелью), они обе уже строчили письма родителям.