Tu vida convertira mi / Твоя жизнь станет моей

Систему кондиционирования сделали, как и обещали, довольно быстро, и уже через четыре часа Майкрофт перебрался в свою каюту. Хотя делать это не очень-то и хотелось: встреча с Эдвардом сейчас была из разряда самых нежеланных. Однако его там не оказалось. Посидев около часа над бумагами, Холмс решил выйти из помещения и подышать свежим воздухом: в голове творился какой-то бардак и мысли никак не желали устаканиваться. По пути на палубу Майкрофт ощутил, что качка стала чуть заметнее, чем обычно, и по коридорам гуляет горячий влажный ветер, говорящий о том, что адское солнце на какое-то время отступило. Холмс встал в дверном проёме, смотря на потемневшую картину мира. Сезон дождей в который раз проявил себя в полной красе — ливень, обрушившийся на море, хоть и скрыл солнце, но не принёс прохладу. Кажется, стало ещё хуже: к жаре примешались влажность и мерзкий запах намокшей раскаленной за день огнестойкой палубы. А ещё он принес ветер, поднявший волны, которые вынудили многотонную махину авианосца раскачиваться на волнах. Если бы это был какой-нибудь эсминец, устоять на ногах было бы весьма затруднительно для того, кто не привык к службе на флоте. — Не лучшее время выбрали для прогулок, — бросил Майкрофту мокрый до нитки матрос, протиснувшийся мимо него. Холмс вздохнул — возвращаться назад не хотелось, а впереди его ждала настоящая стена воды. Но всё же, он англичанин, а значит, привык к дождям. К холодным дождям, а этот был теплым. Майкрофт выбрался на палубу, скрываясь под навесом, который образовывал выступ капитанской рубки. Яркие краски тропиков не померкли, они только сгустились. Если Лондон был хмурым и серым, то Карибское море сейчас - ярким и манящим, глубоким… Холмс ощутил, как из-за жуткой влажности к спине прилипла рубашка. Однако от вида того, как мерно раскачивалась блестящая от дождя взлетная палуба, и волны прокатывали по горизонту, в голове становилось чуточку яснее. Он привалился спиной к тёплому металлу капитанской рубки, ощущая лёгкую вибрацию корпуса корабля, и воскресил в памяти разговор с дядей Руди. Возникло ощущение, что слова дяди воплотились в реальность, или же… Не могло быть так, что Рудольф договорился с Ишлегом послать на задание Коннелли, дав ему среди прочих указаний поручение помочь младшему Холмсу решить небольшую проблему? Майкрофт поморщился — глупо. Не стал бы дядя доводить ситуацию до такого. Это как надо доверять заокеанскому любовнику, чтобы рисковать карьерой любимого племянника, благополучие которого было стратегически важно для семьи? Но в тоже время, откуда у Эдварда такой напор? На его месте Майкрофт бы побоялся говорить на столь откровенные и опасные темы с представителем разведки другой страны, а Коннелли… Хотя чему тут удивляться — он ликвидатор, а ликвидаторы отличаются определенной степенью безбашенности. Люди, рискующие собой слишком часто, высоко ценят моменты беззаботной жизни и умеют брать от нее все по-максимуму и, видимо, предложение секса было как раз из этого ряда. Да и он ведь не знает толком Эдварда, может быть, для него совершенно нормально вот так вот резко подступаться к понравившемуся парню и открыто говорить о своих желаниях. Они ведь две недели провели бок о бок в тесной каюте, и границы личного пространства поневоле начали стираться… А если учесть, что после возвращения законного президента на Гаити их пути разойдутся, и вряд ли они когда-то снова увидятся, то выходило, что британец показался идеальным любовником для Коннелли. А вот был ли сам Коннели идеальным вариантом для Майкрофта? Холмс пригладил мокрые от влажности волосы и вздохнул. Это был риск. Если Эдварду нужен просто секс, то проблем быть не может, а если… А если он не так прост и рано или поздно безрассудство аукнется Холмсу в самый неподходящий момент в самой неподходящей ситуации? Дядя же предупреждал его. Но… Майкрофт усмехнулся сам себе: а когда ещё рядом с ним окажется мужчина, который всё понимает и которому, судя по всему, можно хоть немного, но доверять? Вероятнее всего, у него ещё много лет не будет человека, которого он мог бы подпустить к себе слишком близко и не бояться удара в спину. «Нет же, Майкрофт, нет!» — твердил ему внутренний голос. — «У тебя нет гарантий, что Коннелли не станет работать против тебя!» — Бред, это бред, — заткнул внутренний голос молодой политик-шпион. — Он человек Ишлега, а ему доверяет дядя. Мне надо больше верить людям и не искать в каждом предателя. Коннелли же приставил к нему Ишлег, а он… Майкрофт усмехнулся: подумать только, какой секрет дяди ему вдруг открылся! Два облечённых властью человека, тысячи миль между ними, служба разным странам, редкие свидания… Холмс был готов поклясться, что Рудольф максимум пару раз в год мог видеться с Цави, но всё равно… Всё равно между этими двумя было слишком многое. Слишком уж неподдельным было волнение в голосе заместителя директора ЦРУ, когда он спрашивал о Рудольфе. А тот, в свою очередь, не хотел волновать его известиями о состоянии своего здоровья. Раскат грома сотряс корабль, молния прорезала горизонт ярким трезубцем и заставила Майкрофта вздрогнуть. Сейчас он ощутил, как от мелких капель дождя, что всё же попали на него, рубашка промокла насквозь и облепила торс. Стоять под навесом капитанской рубки дальше было глупо и бессмысленно. Можно было бесконечно думать, что делать, а можно было просто взять и проверить всё действием. «В конце концов, если вдруг что-то пойдет не так, мне ничто не мешает уйти», — сказал себе Майкрофт, разворачиваясь и начиная спуск в недра корабля. Несмотря на то, что внутри авианосец представлял собой бесконечную паутину муравьиных ходов, найти дорогу к каютам высшего офицерского состава для Холмса не составило труда, хотя известная доля волнения слегка мешала сосредоточиться. Когда Майкрофт оказался у винтовой лестницы, он смахнул со лба влагу и усмехнулся — только вспотеть не хватало! Но нет, это были всего лишь капли дождя. Железные ступени оказались слишком скользкими для мокрых подошв ботинок. Осторожно спустившись, Майкрофт оказался в знакомом маленьком коридоре, свет в котором был всё такими же ярким. Индикатор замка на знакомой двери горел зелёным. Холмс шагнул к ней и решительно вошёл внутрь, мягко прикрыв за собой. Эдвард сидел в кресле у стены, включив светильник и читая какую-то книгу. «Что ж, он не ждёт меня в постели, уже хорошо», — подумал Холмс, прогоняя из сознания шаблонные мысли о сексуальных свиданиях. Коннелли поднял взгляд на шум и улыбнулся, мягко растянув в улыбке тонкие губы. — Правильный выбор, — сказал он, откладывая книгу и поднимаясь из кресла. Нет, всё же элемент эротики присутствовал: сейчас Майкрофт заметил, что его рубашка была расстёгнута до середины груди и сам он был босым. Холмс постарался натянуть на губы непринуждённую улыбку: показывать своё волнение и сугубо теоретические знания он точно не собирался. — Ты в курсе, что последнюю неделю я только и делал, что думал, как к тебе подобраться, и опасался, что моё предложение не встретит понимания? — шагнул к нему Эдвард, резко сокращая расстояние между ними так, что Холмс ощутил его дыхание: табак и кофе. В следующее мгновение тёплая сильная рука офицера легла ему на плечо и провела по нему до самого запястья, нежно взяла кисть, погладила её и снова поднялась к плечу. Через холодную мокрую рубашку тепло ладони Эдварда казалось обжигающим. Майкрофт понял, что на коже выступают мурашки и едва сдержался, чтобы не вздрогнуть. — Ты намок… — тихо сказал Коннелли. — Сезон дождей… Эдвард подошёл ещё на полшага, и тут Майкрофт понял, что ощущает тепло, идущее от тела Коннелли. — Ты долго думал, раз успел промокнуть, — в голосе ликвидатора появились бархатистые интонации, а во взгляде — интерес, смешанный с каплей заботы. — Я не хочу терять время, — продолжил он, проводя кончиками пальцев по обнажённому участку шеи Майкрофта, вниз от мочки уха… Холмс сглотнул, впервые в жизни чувствуя столь откровенное прикосновение к себе. От ожиданий он не ощущал какого-то страха, напряжения или чего-то подобного. Всего его заполняло лишь волнение. Бесконечное волнение и… стыд что ли? Очень не хотелось, чтобы Коннелли понял, что до него у Майкрофта никогда ни с кем… — Не встречал ещё таких, как ты, — Майкрофт снова явственно ощутил ноты табака и кофе, и Эдвард прошлёпал босыми ногами к двери, чтобы запереть ее. — Тебе надо в душ? — вернулся он к Холмсу и всё так же провел пальцами по его шее, но очень быстро их сменили сухие губы, коснувшиеся кожи поцелуем. Майкрофт вздрогнул, чувствуя, как по позвоночнику пробежал электрический разряд. — Не откажусь… — выговорил он и понял, что голос едва заметно дрогнул. Оставалось надеяться, что Коннелли не заметил этого. Эдвард отошёл на пару шагов: — Жду тебя… — его взгляд стал немного настороженным и изучающим. Когда дверь ванной за ним закрылась, Майкрофт пару мгновений стоял, приложив руку к груди, чувствуя, как стучит сердце. Что он там хотел сделать? Уйти, если поймет, что это ему не нужно? Но, кажется, уйти у него не получится… И не потому, что Коннелли запер дверь, а потому что в животе всё скручивалось в тугой узел и ноги начинали предательски дрожать. «Если не сейчас, то когда?» — осторожно спросил внутренний голос и Майкрофт включил душ, кое-как пристраивая мокрую одежду сохнуть на крючках на двери. Рациональность подсказывала ему, что офицер вполне подходящая фигура для того, чтобы уже наконец-то сделать ещё один шаг в жизни и узнать то, что знают даже многие подростки. Никто ведь и подумать не мог, что у него, влиятельного молодого политика, который заставляет потеть своих оппонентов за столом переговоров, никого никогда не было и он понятия не имеет, что значит отдавать свое тело другому человеку. Зачем бежать от Коннелли? Он доверенное лицо, физически привлекателен. И даже очень, хотя и не походит на парней из журнала. И… И он легко останется в прошлом, когда придёт время: задание кончится и всё, они разойдутся своими дорогами, возможно, иногда вспоминая эту ночь в каюте. Может быть, даже с удовольствием. Майкрофт тряхнул головой, когда понял, что стоит под душем и машинально ласкает свой член. Пока ещё мягкий и безвольный. Особых проблем с эрекцией у него не возникало, когда речь шла о мастурбации, но сейчас… Он ощутил как на груди и плечах чуть приподнимаются волосы от мысли, что у него может не встать или же упадет в самый ответственный момент. Ему ведь не нужно, чтобы случайный любовник всё понял. Каким бы талантливым актёром ни был Майкрофт, как бы он не умел скрывать свои чувства, сегодня он вряд ли будет на высоте в своем искусстве. И вообще… С чего вдруг первой мыслью была мысль, чтобы оказаться сверху? Есть другая роль. Почему не попробовать именно её? Коннелли ведь не против любого расклада. Однако, ничего специфического для гигиенических процедур на глаза не попалось, и Майкрофт открутил сетку от душевого шланга. Раз уж идея оказаться снизу показалась ему достаточно приемлемой, нужно было быть готовым. Да и вообще, это было верным решением для первого раза — оказаться снизу — сначала вообще понять, что это и как, а потом повторять самому. Кое-как закончив с подготовкой, Холмс обернул вокруг бёдер полотенце, хотя вид собственного обнаженного тела ему и не очень нравился — слишком волосат на груди и плечах, бледен, покрыт веснушками и чуть полноват. Он не герой-любовник, и не по любви с ним вряд ли кто-то согласится лечь в постель бесплатно, так что, Эдвард был самым реальным вариантом. Раз его не смущал вид соседа по каюте. Выдохнув, Майкрофт шагнул в каюту. Воздух помещения показался немного прохладным после тёплой ванной. — Ты долго, — мягко улыбнулся Эдвард, уже вольготно раскинувшийся на кровати, закинув руки за голову и демонстрируя бурные заросли подмышками. Холмс лишь хмыкнул, подошёл к кровати и сел с краю, изучая Коннелли: зрачки расширены, на шее заметен пульс артерии, губы сухие, но он их облизывает… Волнение и возбуждение были налицо. Если бы не согнутая в колене под простыней нога, скрывавшая от взгляда пах, доказательств было бы больше. Офицер легко сел, коснулся плеч Майкрофта и погладил их… — Сверху или снизу? — шепнул он, увлекая молодого политика в поцелуй. — Я снизу, — оторвался на мгновение от властных губ и выговорил Холмс. — Я так и думал, — Коннелли легко завалил Майкрофта на спину и навис над ним, стянув с него полотенце. Холмс подавил желание втянуть живот, но вздрогнул, когда тёплые сильные пальцы Эдварда прошлись по его груди, животу и описали витиеватый узор на бедре. Офицер переместился и теперь вытянулся рядом с Майкрофтом. Мельком тот заметил, что любовник был полностью обнажёни возбуждён. Его член оказался довольно длинным, но тонким. «Идеально для первого раза», — мелькнуло в голове Майкрофта. — Чёртов месяц… Четыре недели у меня никого не было, — прошептал ему в шею Эдвард, жарко прижимаясь губами к коже Майкрофта. От настойчивого поцелуя ощутимо перехватило дыхание, кровь ударила в лицо и в пах… — Только без засосов, прошу… — простонал Холмс, чувствуя, как вокруг его члена сжимаются пальцы любовника. — Как тебе будет угодно, — ответил Коннелли, перемещаясь ниже и прикусывая сосок. Майкрофт лишь закусил губу и сжал простыню руками: несмотря на всё напряжение, он неожиданно понял, что очень и очень чувствителен к прикосновениям. Сам с собой он не думал о поиске эрогенных зон и больше был нацелен на скорейшее достижение разрядки. Долгие игры всегда казались чем-то излишним, пустой тратой времени, и именно поэтому Майкрофт открывал своё тело сам для себя вместе с Эдвардом. От каких-то прикосновений было немного щекотно, от каких-то — в позвоночнике простреливал лёгкий электрический разряд, а от каких-то и вовсе хотелось выгнуться, податься вперёд, навстречу ласкавшему его мужчине, и каждый раз он запрещал себе проявлять излишнюю эмоциональность. Нет, нет и нет, он не может кричать и корчиться как девчонка из порнушки, он всё же не такой… Или такой?! Холмс понял, что в каюте прозвучал его протяжный и развратный стон в тот момент, когда губы Коннелли сомкнулись вокруг его члена и тот принялся энергично сосать его, не помогая себе рукой. Немного грубо и чуть торопливо Эдвард развел его ноги, коснулся пальцем сжатого кольца мышц, вынудив Майкрофта дернуться от неожиданности ощущений. Смочив палец в слюне, что обильно стекала по члену Холмса, Эдвард принялся кружить пальцем вокруг ануса, иногда надавливая на него и отмечая каким тугим тот был, хотя и было заметно, что любовник проводил определенные манипуляции в душе. От того как палец чуть вошёл в него, Холмс увидел перед глазами разноцветные пятна, даже простое прикосновение другого человека к напряжённым и уже достаточно потревоженным мышцам заставило всё в животе скрутиться в тугой узел наслаждения. Проникновение было острым, чуть саднящим и таким… таким недостаточным! Хотелось гораздо большего, чем просто палец! Он дёрнул бедрами, молча предлагая усилить контакт и Коннелли это прекрасно понял. Выпустив изо рта член, он перевернул Майкрофта на живот. Совершенно хозяйским движением приподнял его бедра, подпихивая под живот подушку. Сообразив, что Коннелли собрался делать, Холмс развел в стороны ноги и постарался прогнуться в пояснице, прижимаясь щекой к теплой простыне, позволяя любовнику занять наиболее удобное положение. Прохладные сильные руки легли на гладкие незагорелые ягодицы и развели их в стороны. Эдвард плюнул на анус, потом ещё раз, и прижался к нему губами, лаская и посасывая, вынуждая Майкрофта стонать. От хриплых стонов у офицера по спине пробегали мурашки наслаждения, словно это ему сейчас ласкали анус и его готовили к соитию. Услышать такие звуки от неприступного, безэмоционального, ледяного агента английской разведки… Попытавшись проникнуть языком сквозь кольцо мышц и быстро поняв бесполезность этой затеи, Эдвард заменил язык пальцем, вырвав у любовника очередной стон. — Чуть тише… — шепнул ему Коннелли, когда в момент вхождения в расслабленное тело второго пальца Майкрофт почти задохнулся от довольного стона. Кое-как совладав со сбитым дыханием, чувствуя, как пылают щеки, Холмс поднёс к губам руку, чтобы приглушить свои стоны собственным кулаком: кусать простыню или подушку показалось ему сейчас каким-то слишком пошлым. И это было сделано вовремя: Майкрофт ощутил пару движений чужих пальцев внутри себя и содрогнулся всем телом он неведомого ему ранее ощущения — ноги стали совсем ватными, бедра расслабились, в плечах появилась непонятная усталость, а все тело погрузилось в пучину острого наслаждения. Коннелли нашёл самую чувствительную точку в теле своего любовника, да и любого мужчины в принципе. К наслаждению от лёгкого поглаживания примешалась боль — он только сейчас сообразил, что почти до крови прикусил кожу на тыльной стороне ладони. Чуть усилив нажим на простату, Эдвард задохнулся наслаждением от очередного стона любовника. Он был горячим! Чертовски горячим! А ещё… Что-то во всем происходящем чуть настораживало опытного любовника. Молодой мужчина рядом с ним был непривычно отзывчив, податлив и как-то скован… Словно не служба разведке другой страны сковывала его сейчас… — У тебя вроде нет аллергии на бананы? — он запустил руку между подушкой и телом Холмса, коснувшись его напряжённого члена. Касание было совсем лёгким, почти неощутимым — Коннелли хотел удостовериться, что всё делает верно. Холмс вздрогнул волной удушливой дрожи наслаждения и отрицательно замотал головой, прикусив губу, а потом почувствовал, как любовник на мгновение отстранился, после чего каюта заполнилась одуряющим ароматом переспелого банана и что-то чуть прохладное коснулось его ануса. — Как понимаешь, смазку тут никто не держит, мне пришлось импровизировать… — Эдвард бережно распределял самодельную смазку, — презервативы я позаимствовал в медблоке, а тут помогла кухня… Майкрофт лишь усмехнулся: думать обо всем этом не было ни желания, ни сил. Но эта разговорчивость Эдварда оказалась очень кстати — напряжение чуть спало и сейчас он уже не боялся, что позорно кончит в подушку в любой момент. Хоть немного, но его мысли оказались отвлечены на что-то ещё. Момент слияния их тел показался Майкрофту бесконечным. Коннелли входил в него долго, медленно, осторожно… Он замер под ним, позволяя опытному мужчине всё сделать так, как нужно. Чувство заполненности и растянутости оказалось чертовски приятным. Гораздо приятнее, чем ощущение собственной ладони на члене и её движения. Эдвард двинулся назад, потом подался вперёд, и Холмс вздрогнул от боли помноженной на удовольствие — любовник прекрасно запомнил, где была простата и легко повторил движение пальцев членом, пользуясь его не самыми выдающимися размерами. Если бы был кто-то с большим членом, было бы в разы хуже, но тут… Эдвард был идеален для того, чтобы именно с ним открыть для себя новый мир секса. Он был сильным, напористым, брал ловко, умело и не давал опомниться. Он был техничным. Запах его пота, распространившийся по каюте, ничуть не вызывал отвращения, как и запас секса вообще, приправленный ароматом бананов. Майкрофт ощутил на себе вес Коннелли, когда тот наклонился вперед, ложась грудью на спину любовника, и не прекращая своих движений, запустил руку между телом Холмса и подушкой. Он вздрогнул от того как пальцы мужчины снова коснулись его члена, легко провели по нему и… Он тут же зажмурился, едва не задохнувшись от собственного крика, кончая в подушку и на руку Эдварда. — Тише… нас всё же услышат, — сказал ему Коннелли, с трудом борясь со сбитым дыханием и целуя в плечо. Майкрофт в миг ослаб и ничего не мог с собой поделать — он безвольным телом рухнул на кровать и чувствовал, как оно сотрясается от энергичных толчков мужчины в него. Они стали резче, глубже и звуки шлепков почему-то слишком сильно впечатывались в память. Сдавленно рыкнув, Эдвард рухнул на него, вдавив в мокрую от пота простыню. Запах табака и кофе стал как никогда ярким. От горячего дыхания на затылке зашевелились волосы и захотелось поёжиться — было немного щекотно — но сил не было. На какой-то момент Холмс потерялся в реальности: он понятия не имел, сколько времени пролежал придавленный Коннелли, чувствуя кожей его пот и упустил тот момент, когда любовник вышел из него. Теперь, растянутый анус болел и хотел снова заполниться… — Если бы мы делали это в нашей каюте, вся команда бы сбежалась, — наконец сказал Коннелли, перекатываясь на спину и освобождая Майкрофта. — Ты чертовски громкий… — Извини, — он перевалился на спину. Кровать была узкой и лежать на ней получалось только прижавшись друг к другу плечами. Майкрофт посмотрел на заляпанные спермой подушку и живот, ощутил, как от него самого пахнет потом. Должно быть, это было мерзко, но Эдвард не показал ни малейшего признака отвращения. Коннелли приподнялся на локте, навис над Майкрофтом и провел кончиками пальцев по груди. — Ты чудесный… Спасибо за секс… — как-то необычайно мягко произнес он. Холмс чуть нахмурился: ему сейчас показалось или действительно в глазах ликвидатора мелькнуло какое-то сожаление? Но не сожаление о том, что он трахался с ним, а сожаление о том, что произошло всё это именно так, в чём-то по-животному дико и пошло. Майкрофт нашёл в себе силы улыбнуться, спрятав призраки тревоги в глубине глаз. Коннелли сел на кровати, и Холмс невольно залюбовался мускулами под его кожей. Мужчина прошёл до ванной, пару минут плескался водой и потом выглянул в каюту: — Тебе принести полотенце или сам? Майкрофт попробовал напрячь ягодицы — особой боли не было. — Сам, — он осторожно сполз с кровати и добрался до ванной, коснувшись в дверях рукой руки Коннелли. Оставшись один, Майкрофт ощутил какое-то странное чувство и заполненности, и пустоты одновременно. Словно ему что-то наконец-то дали, но этого оказалось катастрофически мало. Чуть морщась от того, как всё липко было между ягодицами от непонятного бананового пюре, он довольно долго стоял под тёплым струями воды, опираясь одной рукой о стену. Вот и все. Он сделал то, что должен был. Было это ошибкой или нет — теперь уже поздно было что-то менять. Если последствия и будут, то он сам виноват в том, что позволил себе пойти на поводу у своей слабости, хотя дядя Руди и предупредил его об этом. — Если хочешь, можем поменяться, — встретил Холмса мягкий и чуть сонный голос Эдварда, когда он вернулся в каюту. — Попробуешь другую роль для себя… — внимательный карий взгляд зацепился за него. От этих слов Майкрофт внутренне напрягся: что это было? Эдвард что-то понял? — Вряд ли… Не сегодня… — ответил он, стараясь говорить небрежно. — Думал, я не пойму, что я был первым, кто… — Коннелли чуть замялся, понимая, что пошлое «трахнул» или «вставил тебе» будет совершенно неуместно, — с кем ты был близок? — нашел он подходящие слова. Холмс тяжело сглотнул, проклиная то, что в какой-то момент его актерские способности дали осечку и случайный любовник смог считать его. — А это имело какое-то значение? — всё так же небрежно бросил Майкрофт. — Для меня — да, — в свете настенной лампы глаза Эдварда мягко блеснули. — Не имею привычки быть свиньёй в постели с новичками, — он как-то слишком открыто посмотрел в глаза своего недавнего партнёра. — Не могу сказать, что ты был свиньёй… — Тебе не с чем сравнивать… — Эдвард чуть улыбнулся. — Ты классный актёр, но у меня было достаточно партнёров, чтобы я понял, что ты скрывал от меня. Не сразу, но всё же понял… Отдать тебе должное, пока тебе не начало это нравиться, ты отлично играл. В каюте повисло молчание. Майкрофт был не готов к такому разговору, и мозг нагло отказывался что-то соображать. Это была перегрузка информацией. — Можем не возвращаться к себе, — кивнул ему на свободную половину кровати Коннелли. — Если ты не против остаться со мной. Или ещё постоишь тут? — мягко поинтересовался он, чтобы скрыть неловкость возникшего молчания. Только сейчас Холмс сообразил, что стоит посреди каюты с одним лишь небольшим полотенцем, обернутым вокруг бёдер. — Не против, — сказал, сам от себя этого не ожидая, Майкрофт и шагнул к кровати. Что он только что сделал? Согласился провести ночь с человеком, с которым у него был секс по договоренности? Кажется, такое уже выходило за рамки просто секса… или… Или так и должно было быть? Холмс убрал полотенце, забрался в кровать, пришлось придвинуться к Эдварду, ощущая своим голым боком его. Мужчина натянул на них одеяло, потом как-то слишком по-хозяйски закинул одну руку за голову Майкрофта, устроив её на подушке. — Оказывается, у тебя волосы рыжие у корней, — сказал он перед тем, как погасить светильник на стене. — Ты мне рыжего лиса напоминаешь… — чуть задумчиво произнес он. — Профиль, рыжина… — Приходится тонировать… — буркнул Холмс. — Образ… Рыжие ведь не бывают холодными суками… Майкрофт вздохнул, облизнул губы: — Я такой, какой я есть, и у каждого из нас своя жизнь и страна… — Опять тебя потянуло поговорить на серьезные темы, — кажется, Холмс даже в темноте ощущал улыбку Коннелли. — Замолкни, иначе я заткну тебе рот кое-чем… — Пфф… напугал, — улыбнулся Майкрофт, чувствуя как его по-хозяйски притягивают к себе и обнимают. Это было немного странно, но это было комфортно: лежать вот так в одной кровати с мужчиной, о сексе с которым он не мог подумать ещё утром. И не мог подумать о том, что вот так легко он подпустит к себе кого-то настолько постороннего. Словно внутренние ограничения и запреты рухнули в один миг. И от этого стало неожиданно хорошо. Тепло. Холмс прикрыл глаза и прислушался к себе — Майкрофту это всё нравилось, ему не хотелось ничего прерывать. Где-то на задворках сознания даже была мысль о том, что это всё не на один раз. Но мистер Холмс был против такого положения вещей. Он не знал Коннелли, не имел понятия о том, чем живёт этот человек и что для него всё это значило. Если исходить из разговора утром, то это был просто секс без обязательств, чтобы скрасить время пребывания на корабле и развлечься. И не более. А значит… значит нельзя было привыкать к ощущению тепла чужого тела рядом. Да и похоже было, что для Эдварда подобные вещи вполне в порядке вещей, уж очень он легко и открыто себя вел. ***** Он проснулся в одиночестве — в каюте никого не было, и, если верить настенным часам, утро только-только вступало в свои права — минутная стрелка лишь четырнадцать минут назад начала отсчёт пятого часа после полуночи. Майкрофт коснулся ладонью второй половины кровати — она была уже холодной. Вероятно, Коннелли ушел уже давно, если вообще не сразу, как только он уснул. Нехотя мужчина выбрался из теплого одеяла, поморщился, когда чуть прохладный воздух помещения коснулся обнаженной кожи, и встал с кровати. Движение отдалось болью между ягодицами. Морщась, Майкрофт дошел до ванной, вспоминая о развешенной там вчера одежде. «Радуйся, что хотя бы сидеть можешь нормально», — говорил он себе, одеваясь и стараясь не делать резких движений. Мыслей пока что в голове не было. Он и так много думал о случившемся и в этой ситуации решил полагаться на судьбу — будь что будет… В любом случае без разговора с Эдвардом, без наблюдений за его поведением, делать какие-либо выводы было бесполезно. Решив больше не оставаться в каюте, Холмс покинул её и выбрался на палубу, по пути проклиная чёртовы крутые лестницы. Ночная прохлада ещё не ушла, и только что вставшее солнце не успело раскалить все металлические предметы на палубе. Судя по тому, что на горизонте не было ни облачка, как минимум, до полудня их ждало очередное пекло. Знакомая высокая фигура Коннелли сразу бросилась в глаза Холмсу — он что-то оживленно обсуждал с капитаном авианосца. Было похоже, что тот из последних сил сдерживает раздражение, но по какой-то причине терпит то, что ему выговаривал Коннелли. Майкрофт шагнул чуть в сторону, так, чтобы за огромной антенной его было не видно — хотелось понаблюдать за любовником и возможно, внести ряд корректив в представление нем. Расстояние в этом случае не было союзником Холмса — сильно напрягая зрение он едва мог рассмотреть мимику мужчин — Эдвард недовольно морщился, капитан был мрачен и отвечал сквозь зубы. Коннелли активно жестикулировал, однако, в его движениях было что-то властное, в то время как капитан словно пытался не стоять по струнке смирно, как должно было бы быть, если бы перед ним был кто-то старший по званию. Наконец, Коннелли вытащил из нагрудного кармана рубашки белый конверт и передал его капитану, который тут же открыл его и прочел вложенный лист, после чего кивнул и направился в сторону рубки. Больше оставаться в своем укрытии Майкрофт не мог — капитан бы точно заметил его. Пришлось покинуть тень антенны и выйти на залитую солнцем взлетную палубу. К тому времени как он дошел до ограждения, Коннелли успел закурить и теперь сосредоточенно смотрел на волны за бортом, облокотившись об ограждение. — Доброе утро, — первым произнес Майкрофт, устраиваясь рядом и настороженно глядя на случайного любовника, читая в его взгляде отголоски недавнего раздражения и напряженность. — Доброе утро, — ответил Эдвард, улыбнувшись — улыбка вышла натянутой. Повисла пауза, в которой было слышно как волны бьются о бронированные бока корабля и как гудит ветер, запутавшийся в оборудовании. — Я полагал, ты проспишь гораздо больше. Планировал вернуться, — за прошедшие пару минут Эдвард совладал с собой и теперь смотрел на Майкрофта мягко и открыто. — Хм… неожиданно… — Холмс пытался понять, чем вызвано поведение ликвидатора. — Я же говорил, что не веду себя по-свински… Да и вообще мне не очень хотелось тебя оставлять. Но пришлось выйти… Надо было позаботиться о том, чтобы не осталось следов… — Эдвард бросил за борт окурок сигареты. — Презерватив уже где-то там… Выкидывать его в общий мусор слишком опасно… На корабле ведь нет геев. — Не вижу поблизости катера «зеленых», — чуть натянуто улыбнулся Майкрофт. — Эта смазка с бананами… — Почти что местный рецепт. Чтобы быть такими, как мы, надо быть изворотливым. Если хочешь, расскажу тебе еще пару рецептов, когда можно обойтись содержимым кухонных шкафов, — Коннелли мимолетно улыбнулся. — Это лучше масла, пятна от него потом невозможно убрать. Снова повисла неловкая пауза, которая, похоже, уже становилась неизменной спутницей их разговоров. Коннелли нахмурился, осматривая палубу. — Тут мы как на ладони у всех… Пойдем в каюту? — его взгляд стал теплым. Майкрофт ощутил, как по спине прокатилась волна мурашек ожидания. Врать себе было бессмысленно — ему чертовски понравилось то, что происходило ночью и он бы хотел повторения этого. Но он не был просто Майкрофтом, он был мистером Холмсом… Который не имел права отдаваться вот так вот просто сиюминутным прихотям. Один неверный шаг и все рухнет… — То, что ты отдал капитану не было отчетом о том, как прошла эта ночь? — неожиданно сухо спросил Холмс, буравя любовника взглядом. На мгновение глазах американца появился испуг и непонимание, но потом, когда он до конца осмыслил сказанное, его лицо просветлело и Майкрофт был готов поклясться, что он увидел отражение какого-то озорства карих глазах Эдварда. — Перед кем, я, по-твоему, должен отчитываться кому и сколько раз вставил? — усмехнулся он. Холмс лишь передернул плечами. — Нет, это не было отчетом. Не волнуйся. Твой… вернее, наш секрет был секретом и им же останется. Об этом никто не будет знать и вспоминать, — взгляд Коннелли сделался очень серьезным, но быстро просветлел. — Разве что, может быть, я однажды вспомню, что мне встретился один англичанин из МИ6, с которым я кувыркался на борту авианосца в Карибском море. Мне будет далеко за 50, я буду смотреть на закат, сидя на балконе своего дома в Майами, и вспоминать каким ты был в моих руках и как на солнце у тебя становились рыжими волосы. — Так ты представляешь себе свое будущее? — решил спросить Майкрофт, чтобы за последние четверть часа диалог не был прерван очередной неловкой паузой. — Ну, еще у меня будет жена и ребенок. Придется жениться для приличия и организовать ей ребенка, чтобы быть как все. Но я бы постарался, чтобы как только ребенок вырастет, он исчез из нашего дома… Может быть, отправил бы на государственную службу. Если только через неделю, месяц или год меня не пристрелят на каком-нибудь задании, — чуть мрачно внес коррективы в свои планы Эдвард. Холмс лишь вздохнул и кивнул: ему полагалось сочувствовать оперативнику, ведь, по логике вещей, он тоже должен был быть таким как и его нянька-любовник. Коннелли совсем не обязательно знать, что ждет Холмса. — Идем, — Коннелли ощутил себя немного не в своей тарелке под пристальным взглядом любовника и уже почти успел пожалеть, что внезапно желание снизить напряженность разговора вывело его на откровенность. — Днем, может быть, тебе свалится какое-нибудь очередное задание, связанное с твоей аналитикой… — Эдвард направился к двери на нижние палубы, — а я бы хотел… — он чуть откровеннее, чем следовало, посмотрел на последовавшего за ним Майкрофта, — чтобы ты вставил мне… Холмс подавил желание нервно сглотнуть. — Тебе придется кое-что мне объяснить… — бросил он проходя мимо Коннелли… - Декабрь, 2017. Лондон, Англия Снег на Рождество так и не появился — Майкрофт прислушался к тому, как по карнизу стучит унылый зимний дождь. Если бы тяжелые бархатные портьеры были открыты, он бы увидел и капли воды на стекле. Но бархат отделил его спальню в родительском доме от промозглого внешнего мира. В темном помещении было тепло, тихо и по-своему уютно. Несмотря на то, что он не любил оставаться на ночь в родительском доме, ему было комфортно устроиться на кровати поверх покрывала, просматривая рабочие бумаги, когда весь дом затих после торжества. Холмсу было не важно, что стрелки часов давно перевалили за полночь, что утром, как всегда, матушка разбудит сыновей с утра пораньше, чтобы по давней традиции они пошли и забрали свои рождественские подарки в носках, прикрепленных к каминной полке в гостиной — все равно он не уснул бы сейчас. Возвращение в родительский дом не принесло ему в этот раз покой — на душе было как-то муторно и мерзко. Почему? Он и сам не мог этого сказать. Просто было не по себе, все было не так, как должно. Шерлок выполнил свою угрозу и приехал вместе с Джоном. Конечно же, родители уже были морально готовы к каминауту младшего сына, но… Но как-то это было неправильно. Не то время и не то место. Хотя назвать это каминаутом было нельзя — они не сделали никаких заявлений, просто попросили посадить их рядом за столом, и Шерлок уверил матушку, что Джона вполне устроит смежная с его спальней гостевая комната и совсем не обязательно искать ключ от давно не запираемой двери. Кажется, родители из всего этого сделали вполне определенные выводы. И за ними последовали внимательные взгляды на Майкрофта. Он ненавидел эти моменты, когда семья собиралась вместе и обязательно речь заходила о личной составляющей. — Я все же надеюсь, что на Майкрофте и Шерлоке род Холмсов не пресечется, — бросил за бокалом бренди отец, красноречиво смотря на старшего сына, который в очередной раз сделал вид, что не понял фразы, обращенной к нему. — Ты же знаешь, что род будет продолжен по младшей ветви. У тебя есть младший брат, и у него тоже двое сыновей и уже есть один внук, — скучающе вздохнул он, видя как морщинка пролегла между бровей отца. Род не пресечется, его продолжит младшая ветвь, а старшая… Оказалась немного гнилой в середине. Майкрофт с самого начала знал, что проживет жизнь в одиночестве, он осознанно не допускал мысли об отцовстве. Тогда это было невозможно сделать без официального брака с женщиной, теперь же, когда суррогатное материнство стало чем-то совершенно привычным, он попросту не хотел становиться отцом и брать на себе еще одну заботу о маленьком человеке, своем генетическом продолжении, ответственность за жизнь которого он будет нести до гроба. Но некоторые ведь заводили детей для того, чтобы не быть одинокими в преклонном возрасте. А у него, Мистера Британское правительство, все шло именно к одинокой старости. Майкрофт отложил в сторону рабочие бумаги — все равно мысли сейчас были уже не о работе и взял на колени ноутбук. Что бы он там ни говорил, что бы ни думал, а все его мысли сейчас стремились только в одном направлении. Несколько кликов по нужным ссылкам, пара паролей и вот он уже вошел в систему видеонаблюдения, опутавшую своей незримой паутиной весь Лондон и постепенно разрастающуюся по всему Соединенному Королевству. Мало кто кроме него знал, насколько глобальна эта сеть, которую он создавал и развивал год за годом. Сколько раз он слышал на заседаниях кабинета министров о недопустимости вмешательства в частную жизнь… Но это вмешательство шло только во благо стране и иногда лично ему. Как сейчас. Камеры наблюдения в здании Скотланд-Ярда были одними из самых совершенных, тут правительство не поскупилось и потому передаваемая ими картинка, была очень четкой и насыщенной. Камера в кабинете старшего инспектора Лестрейда была направлена так, чтобы всегда можно было увидеть его рабочий стол и самого хозяина кабинета за ним. Несмотря на то, что за окном была рождественская ночь, Грег был на дежурстве. Холмс усмехнулся и покачал головой — ей богу, ведет себя как ребенок, который видит в витрине магазина роскошную игрушку и знает, что никогда ее не получит. Но все равно хочет на нее любоваться. Его игрушкой был Лестрейд. Роскошный, надежный, страстный… Если бы Майкрофт позволил бы себе чуть больше, то эта ночь не была бы для него одинокой и промозглой. Мурашки не появились бы на плечах, ведь его бы обнимал Грег. Спустя пару движений по тачпаду камера дала максимальное приближение — сейчас можно было рассмотреть морщинки в уголках глаз старшего инспектора, в задумчивости склонившегося над одним из дел. Полицейский покачал головой, захлопнул папку и откинулся в кресле, спинка которого чуть скрипнула. — Черт знает что… — сказал он. Хотя камера и не передавала звук, Майкрофт вспомнил свои давние навыки чтения по губам. Он начал осваивать эту технику еще будучи оперативником и потом, став политиком, довел ее до совершенства, понимая, что вместе с дедукцией она делала его почти ясновидящим в глазах оппонентов. Так легко, оказывается, деморализовывать своих политических противников, сказав им то, о чем они только что совещались или что бросили себе под нос при виде его, заходящего в комнату. — И что же именно, Грег? — усмехнулся себе под нос Майкрофт, глядя на напряженное лицо закрывшего глаза Лестрейда. Полицейский словно услышал его, распахнул глаза, и Холмс вздрогнул от того, какими необычайно глубокими и заполненными тоской они были. Этот взгляд пронизывал до глубины души и рвал ее. Если бы все происходило лицом к лицу, а не за сотни миль, Майкрофт бы не удержался и уже сейчас сгреб в объятия Грега. Он бы сделал все, что угодно, только бы не видеть этой боли во взгляде. И плевать на принципы, на безопасность… на все! Лестрейд вздохнул, достал из кармана пиджака зажим для галстука, который Майкрофт не мог не узнать и посмотрел на него, поглаживая пальцем россыпь черных камней. — Какого хрена ты такой, Майкрофт… — сказал старший инспектор. — Такой, Грег, такой… — ответил ему старший Холмс. — Я ведь все объяснил тебе… Лестрейд снова вздохнул, тоскливо посмотрел в окно, покусал губу, убрал зажим и достал телефон. Пара движений пальцем по экрану и Холмс вздрогнул и опасливо посмотрев на свой телефон, подмигивавший ему синим огоньком — пришли только системные сообщения. Сердце забилось слишком быстро и кислорода в воздухе спальни стало слишком мало — он был на грани паники — что делать, если сейчас телефон мигнет красным, извещая, что пришло сообщение с приоритетом? Проигнорировать? Ответить? Игнорирование было предсказуемым и самым логичным выходом. Тем, что уже давно решил для себя Майкрофт, но оно было и тем, с чем не желала мириться какая-то часть его сущности. Значит оставался ответ… ответ в рождественскую ночь. Маленькое чудо. И что ответить? Наверняка ведь Грег напишет какую-нибудь глупость, которая только ему покажется корректной и не показывающей очевидного интереса. Но ночь же рождественская! Может быть, стоит поддержать настрой на волшебство? Покачав головой, Лестрейд отложил телефон в сторону экраном вниз, словно перевернутый телефон был какой-то дополнительной гарантией от соблазна взять и написать Холмсу. На сердце Майкрофта стало чуть спокойнее, но и грусти прибавилось. Все же, Лестрейд не решился написать ему, а ведь все было так близко! Но не всем в этой стране мог управлять Мистер Британское правительство. На экране монитора Грег бросил взгляд на часы — до окончания смены было еще почти семь часов, после чего сложил руки на столе и опустил на них голову — похоже, ничего путного ему на ум не приходило и старший инспектор решил вспомнить свой констебльский навык — засыпать в любой обстановке. — Грегори… — Майкрофт словно попробовал на вкус имя случайного любовника и ощутил, как горечь заполняет его сердце. В эту минуту нота ненависти к себе самому, к стране и к любимому делу прозвучала в его сердце. Если бы все было иначе… — Это бессмысленно… От этого не будет лучше никому, — с этими словами мужчина закрыл окно видеонаблюдения и открыл другое — заполненное светло-зелеными буквами на ядовитом синем фоне — отчет базы данных его Штаба обо всех событиях за прошедший месяц. Если мысли о личном и можно было чем-то выбить из головы, то только этим. Только в очередной раз смотря на историю регистрации в сети и просмотров, он мог выбросить из головы все лишние мысли и сосредоточиться на поиске того, что казалось ему странным. Это была большая и долгая работа, которая даже у него отнимала огромное количество времени и сил, ведь ни с кем поделиться не было никакой возможности, раз Шерлок отказался… Ноутбук пискнул новым сообщением. Майкрофт открыл письмо и улыбнулся: конечно же, вот и в Вашингтоне наступило Рождество и Антея решила поздравить своего босса. Холмс тепло посмотрел на экран — хоть что-то сейчас вызвало у него на сердце каплю теплоты и покоя. Помощница как всегда была далеко, но в тоже время, незримо находилась рядом и никогда не оставляла его, прогоняя одиночество, норовившее заполонить собой всю его жизнь. «Спасибо за то время, что мы проводим вместе с вами, мистер Холмс, — писала ему Антея. — Это самое лучшее время в моей жизни. То, что я получаю от вас — бесценно. Надеюсь то, что я отдаю вам — действительно важно и нужно вам. С Рождеством, мистер Холмс. Я знаю, вы не отпустили Райана, и можете пойти и забрать свой подарок. Он знает, что возит кое-что для вас. Отец выражает вам свою признательность за то, что отпустили меня поздравить его с днем рождения и встретить Рождество в кругу семьи. Он передает вам свои поздравления и говорит, что был бы рад снова увидеться с вами». Майкрофт опять не смог сдержать теплую улыбку. Антея своей непосредственностью не давала ему забыть о том, что он все же человек и потому может иногда улыбаться и чему-то действительно радоваться. Он еще окончательно не превратился в ледяную безжизненную Антарктику. И ему тоже можно, и даже нужно, дарить дружеские подарки. Майкрофт решил пока ничего не отвечать на письмо — Антее не нужно было знать, что в эту праздничную ночь его гостьей стала его давняя подруга — бессонница. Это письмо он должен был прочесть лишь утром, а значит утром он пойдет и попросит водителя открыть багажник правительственного «Ягуара», чтобы забрать то, что приготовила для него Антея. А пока… Пока он снова откроет программу с отчетом и будет до боли в глазах искать истину.