Если любовь - это война, бейся за нас! За меня, против дождя; и суеты в зоне огня. Только я, только ты в строю без сна. Любовь - война. Одна она, любовь...*
Светало. Звёзды, спеша, словно боясь неминуемой бури, одна за другой покидали небосвод. Бежала за минутою минута, подгоняемая мерным тиканьем миллионов стрелок часов. И только море было безмятежно. Шум волн, рассвет и безмятежность. – Они пока ничего не знают, – раздался тихий умиротворенный голос, заставивший девушку, погруженную в беспокойные раздумья вздрогнуть. – О твоем побеге знает только Владыка, и что-то подсказывает мне, что спохватится он не раньше как через день. А потому… я полежу так еще чуть-чуть. Сон О Гон лениво устроился на коленках расположившейся прямо на песке Сон Ми, умудряясь при этом то ерошить возлюбленной волосы, то потрепать ее за щеки, то вдруг ни с того ни с сего резко подскакивать, чмокать ее в губы, а затем с видом самого счастливого хитреца на свете с удовлетворением возвращаться на место. – Что если тебя накажут? – все еще не веря своему счастью, обеспокоенно спросила Сон Ми, опасливо озираясь, словно ожидая, что небо вот-вот рухнет прямо на нее и навсегда разлучит ее с О Гоном. Чувство тревоги переполняло ее, и только удивительная безмятежность возлюбленного давала ей сил. – Да хоть бы и так, – отозвался Мудрец, принимаясь накручивать локон Сон Ми на палец. – Сон О Гон, я… – Ты больше не вернёшься туда. Подземный мир, сам того не осознавая, отрекся от тебя. Разве ты виновата, что кто-то повелся на обман и отказался от одной из миллиардов душ? Теперь ты не принадлежишь тому миру. – Но и этому миру я тоже не принадлежу. Сон О Гон поднялся, какое-то время глядя куда-то вдаль, затем он повернулся, ловя взгляд Сон Ми и сжимая ее в объятьях. – Теперь ты будешь принадлежать миру Великого мудреца. Моему миру. Согласна? Она вцепилась в него так крепко, что никакие сказанные вслух слова не подтвердили бы лучшее ее безоговорочного согласия. Через некоторое время с невообразимой болью впившихся в голову осколков очнулся Владыка. – Словно сам Сатана в мозгу ковыряется, – пожаловался он, а подчиненные поспешили, давясь от смеха, заткнуть рты ладошками прежде, чем до их милорда дошло, кого и в чем он сейчас обвинил. А с головушкой-то повозиться пришлось, уж чего только не сделали, чтобы похмелье снять. Да с болью и пелена с глаз спала. – Сам ведь! Сам всё! – чуть ли не рыдал Владыка. – И бумаги подписал, будь они неладны, и благословение дал! Чёрт я рогатый! Долго бушевал он, винил себя, ругал, а все равно жнецам одним по полной досталось. Весь мир подземный на ушах стоял, да только уж не исправить ничего. Не успел Люцифер новость о беде своей до Небес донести, как и там несчастье приключилось: кто-то в священный сад на горе Куньлунь пробрался и похитил все персики бессмертия. – Проклятая обезьяна! – упав на колени перед деревом с пропавшими плодами, в сердцах выкрикнул Субхути. Качал головой Са О Джон, беспокоясь и переживая настолько сильно, что по десятому кругу до блеска вымывал и без того сияющую чистотой посуду. Восхищался Пхаль Ге, зарекаясь, что когда-нибудь он точно обойдет эту мартышку. До слёз смеялся Ма Ван, гневно сминая в руке фото Ромашки, то и дело приговаривая: «Псих». Секретарь Ма, не менее, а может и более, обеспокоенная, чем О Джон, уже принялась искать лекарства от истерики. Бросились было Небеса искать посеявшего смуту наглеца, да того только и след его простыл. Так и позабыли о нем, махнув рукой. А через пару лет он и сам объявился под руку с одной из самых прекрасных богинь, каких только доводилось видеть небесному миру. Её-то круглый животик и спас непутевую Обезьяну от наказания. Да и Обезьяна раскаялась. На публику, правда, но всё же! Где вы Мудреца, приносившего извинения, видели? Субхути от счастья расплакался и даже пир организовал по случаю возвращения «блудного сына». Позвали всех, кого только можно было. О Гон и Сон Ми сидели вместе во главе стола. – Не пей, говорю, – вырывая бокал из рук мужа, огрызнулась новоиспеченная богиня. – Да почему? – возмутился тот. – Нельзя мне? – Нельзя, – подтвердила девушка. – Ма Ван мне историю поведал о том, как одна бесстыжая макака осушила целую бочку вина и разнесла все Небеса к люциферовой бабушке. Сегодня день прощения и примирения, хочешь испортить все? – Айгу, вот ведь... лисица! – Обезьяна, – закатила глаза Сон Ми. Однако О Гон все же и не подумал ослушаться, попивая виноградный сок и гневно косясь на жёнушку. – До чего же Мудрец изменился, – расплылся в улыбке наблюдавший эту картину Са О Джон. – Точно-точно, этакого разбойника присмирить никому не под силу было, – усмехаясь, покачал головой Ма Ван, накладывая в тарелку рядом сидящего с ним сына всего и побольше. – Эй, Самджан... то есть, Чин Сон Ми, и правда, как тебе удалось? – почесав пяточек, поинтересовался Пхаль Ге. – У века каждого на зверя страшного найдется свой однажды волкодав**, – изрекла девушка и потрепала О Гона по голове. – Тц, лисица, – шикнул Мудрец и, положив руку на животик возлюбленной, счастливо улыбнулся.The end