Трегуна

Когда она открыла глаза, то увидела перед собой лицо Джозефа. Рядом с мужем стоял Алекс и плакал. — Жив? Или это сон? — испуганно прошептала она. — Это же сон был? — Жив. — Жив?! — переспросила Мария, будто не поверив своим ушам. — Не сон то есть? Джозеф?! Муж ничего не ответил, встал и вышел из комнаты. Мария, которая все еще лежала на кровати, бросила непонимающий взгляд на оставшегося стоять возле нее Алекса. — Его дядя и тетя увезли. Врачи, — наклонившись к маме, прошептал мальчишка. — Котик, солнышко, он правда жив? — Мария привстала, не переставая глядеть на сына — впервые как на взрослого человека, а не как на шестилетнего сорванца. Алекс словно не понимал ее вопроса. Не ответив маме, он приподнял бровки, точно приготовился просить прощения, и выпалил: — Я правда сидел с Крисом! Правда-правда! И следил за ним! А он зарычал, потому что хотел с Рычуном поиграть, а Рычуна в ванной не было! Я ему сказал: «Сиди тут и никуда не уходи», а сам побежал к нам в комнату, чтобы принести Рычуна, а там Рычуна тоже чего-то не было! А потом включилась музыка на компьютере, и я хотел ее выключить, сел за компьютер… И, наверное, забыл про Криса! Мария все так же испуганно смотрела на старшего сына: она, взрослая женщина, мать двоих детей, да к тому же и врач… как дура, как полная идиотка оставила годовалого ребенка в ванне с водой! А Алекс сейчас перед ней еще и оправдывается! Она погладила сына по голове, встала с кровати и быстро, насколько могла, пошла в спальню. Джозеф стоял у окна, широко расставив руки на подоконнике. — Джозеф, — аккуратно коснулась Мария спины мужа, — куда его увезли? — На почту, — язвительно прошипел муж. — Ты отдаешь вообще себе отчет в том, что еще бы секунда… Нет! Доля секунды — и его бы сейчас везли совсем в другое место? Муж был явно зол на Марию. Она разрыдалась, вцепилась в него руками, но он ее даже не обнял. — Я так виновата, — сквозь всхлипывания шептала она. — Ты же ведь вроде не дура, Мари… Ну оставить ребенка в ванне, бросить его на Алекса… Это как понимать? Мальчишка чуть отвлекся, о чем-то своем подумал, и вот уже через минуту у него голова другим занята! Ему же только шесть! — Знаю, все знаю! — она подняла на него заплаканные глаза. — Я ведь не собиралась с подружкой трепаться — хотела просто сказать маме, что перезвоню, чтобы она не названивала! А там, на том конце… Вот я и сама отвлеклась. А ты говоришь — шестилетний! Мне сказали, что мама попала в аварию… Джозеф, поехали в больницу! — К маме? — Да нет же! К Крису, естественно! — воскликнула Мария. — Я должна быть там, с ним! Почему ты не поехал? — А ты как себе это представляешь? Я должен был бросить Алекса одного дома, пока его мама валяется без сознания? Сейчас поедем. Иди попроси Алекса одеться. Уже через день Криса и Марию выписали. За всю дорогу, пока семья ехала из больницы домой, никто не проронил ни звука. Джозеф, все еще таивший то ли обиду, то ли злобу на Марию, был внешне спокоен и полностью сосредоточен на дороге. Алекс полулежал в своем кресле на заднем ряду сидений, крутил в руках кубик Рубика и время от времени хмыкал. Сидящая между сыновьями Мария не отрывала взгляда от кресла, в котором посапывал Крис. Всю дорогу она держала на его животике свою руку — ей было страшно, что если физический контакт с сыном прервется хоть на секунду, то опять случится что-то фатальное. Надо заметить, что произошедшее не сделало Марию чокнутой мамашей, не отходящей от ребенка ни на шаг. Крис рос исключительно самостоятельным мальчиком, и любимым его выражением было: «Нет, я сам». В школе Крис демонстрировал блестящие способности к математике — в девятилетнем возрасте, пока его одноклассники в рамках школьной программы пытались осилить уравнения с одной переменной, Крис самостоятельно рисовал координатную плоскость и сам сочинял себе задачки. Его одноклассница, Амира Мейер, испытывавшая трудности с точными науками, попросила Криса позаниматься с ней математикой, на что тот с радостью согласился. — Вы еще не целовались? — с нескрываемым интересом спросил Криса его одноклассник и лучший друг Кеннет, когда они с Крисом дома у Кеннета играли в приставку. — Ты что, дурак? — ответил Крис. — Нет, конечно! — Так поцелуй ее! А потом пацанам расскажешь! — Мне мама говорила, что лучше всего с девочками встречаться не раньше шестнадцати лет, а нам еще и десяти нет. А то учиться плохо будешь! — Все твоя мама выдумывает! — протянул Кеннет. — Я на твоем месте уже поцеловался бы с ней! В губы! — Вот когда будешь математику хорошо знать, тогда и окажешься на моем месте, — резонно ответил другу Крис, нанося его персонажу в игре сокрушительный удар нунчаками прямо по голове. В выходной день Амира пришла к Крису, чтобы, как обычно, разобрать домашнее задание. — Поэтому если ты нарисуешь квадратное поле три на три и закрасишь, скажем, вот этот квадратик, — Крис ткнул ручкой в листок бумаги, — то это будет какая дробь? — Простая. — Какая именно простая? — Простая и правильная, — ответила Амира. — Почему правильная? — Потому что поле три на три — это девять квадратиков, то есть если закрасить один квадратик, то получится одна девятая. Числитель меньше знаменателя, — сказала девочка, которая выглядела очень бледно. — Молодец! — гордо похвалил ее Крис. — Ну что, дальше тогда давай решать? — Давай, — тихо согласилась Амира. — Ты чего? — Нет, все нормально. Просто живот что-то болит. — Может, не будем больше решать? — Нет-нет, будем. Мы же только один пример всего сделали. — Ладно, — согласился Крис. — Что теперь решать будем? — Не знаю. Что скажешь, то и будем решать, — Амире было явно нехорошо. — Точно все нормально? — серьезно спросил Крис. — У меня живот болит, — вместо ответа протянула девочка. — Сильно, что ли? — Очень сильно! Прям больно! — Так, а чего ты терпела? У меня мама доктор, сейчас позвоню ей и спрошу! Амира схватилась за живот, положила голову на стол и захныкала. Крис взял телефон в руку: — Привет, мам! Мы с Амирой математику делаем у меня дома, а у нее живот заболел! Какую таблетку надо выпить? Какую-какую? Нет, не знаю. Сейчас спрошу! — сказал Крис и обратился к девочке: — У тебя как болит — режет или тошнит? — Вроде тошнит, — застонала Амира. — Даже не тошнит, а… — Что? — Ничего. Не буду говорить, мне стыдно, — ответила девочка, еще сильнее сжала живот руками и снова опустила голову на стол, на котором лежали тетрадь и открытый учебник. — Ладно, — Крис продолжал свой разговор с мамой, — я тогда Амириной маме позвоню. Фу-у-у-у! Чем так завоняло? Он посмотрел на Амиру, в глазах которой стояли испуг и непередаваемый стыд от того, что только что произошло. Не нажав кнопки отбоя, Крис положил телефон на стол и, зажимая нос, уставился на девочку, не понимая, что делать. Амира приподнялась со стула, посмотрела на сиденье и разревелась. Крис тем временем побежал в ванную, наполнил ведро теплой водой, отыскал тряпку и вернулся в комнату. Амира стояла и истерично всхлипывала: — Не говори никому! Пожалуйста! — Не буду я никому говорить! На, держи, — с этими словами он поставил на пол ведро с водой и положил рядом тряпку, словно давая понять, что последствия аварии Амира должна ликвидировать самостоятельно, без его участия. — Спасибо, — все еще всхлипывая, ответила девочка. — Уйди, пожалуйста. Крис растерялся, но потом кивнул Амире и пошел в свою комнату. Через какое-то время девочка осторожно зашла к нему: — Сейчас моя мама придет, принесет мне чистую одежду. Я там все убрала. — Хорошо, — ответил ей Крис, увлеченный компьютерной игрой. — Крис, только не рассказывай никому, пожалуйста. — Да я ж сказал тебе, что не буду. Ты выброси только тряпку, ладно? — Я уже выбросила. Минут через пятнадцать в дверь позвонили. Крис впустил домой маму Амиры, поздоровался с ней и решил вернуться в свою комнату. Он лишь видел, как Амира в слезах бросилась обнимать свою маму, и как миссис Мейер наклонилась к ней со словами: «Маленькая моя, все в порядке! Всякое бывает…» Через пару дней, на уроке географии, ученики зачитывали перед классом свои доклады. Крис написал работу о разряженном воздухе в высокогорье, Кеннет — про горную систему Аппалачи, а Амира выступала с докладом, посвященным реке Амазонке. — …и является одной из самых полноводных рек на планете, — Амира стояла у доски и с упоением читала свой доклад. — Амазонка течет с запада на восток и впадает в Атлантический океан. — Течет! — послышался голос из класса — это был Итан Клеменс, местный задира. — И не только Амазонка… течет, ха-ха-ха! Амира напряглась, но через секунду снова вернулась к своему докладу и продолжила: — При подъеме воды Амазонка способна затопить обширные пространства… — А-а-а-а! — закатился Итан. — Затопить простра-а-анства! Кто бы говори-и-ил! — А ну-ка тишина! — строго пресекла его учительница. Амира вновь оторвалась от доклада и уставилась на Итана — он смотрел на нее с ядовитой усмешкой. Но из колеи ее выбило именно то, что похожую уничижительную ухмылку она видела и на лицах других ребят. Сердце заколотилось, на лбу у нее выступил пот. — Река… — запнулась девочка, — она… Амазонка настолько мощная, что когда она изливается… На этом слове Итан упал лицом на парту, тихо затрясся и стал стучать ладонью по столу. — …что когда Амазонка изливается в Атлантический океан, — дрожащим голосом продолжила Амира, — она на несколько километров меняет цвет океана… — А кто-то умеет менять цвет ковролина! — не стерпел Итан, и весь класс взорвался гоготом. Амира с ужасом опустила руку с докладом и посмотрела на Криса — тот сидел с приоткрытым ртом и с опаской поглядывал на других ребят, стараясь не смотреть на Амиру. Девочка бросила доклад на пол и со слезами выбежала из класса. — Тишина, я сказала! — гаркнула учительница, и класс умолк. Она встала со своего места и молча пошла в коридор за Амирой. После уроков Крис направился в школьную библиотеку. Проходя мимо кабинета химии на первом этаже, он увидел Амиру, которая одиноко сидела в дальнем углу длинного безлюдного коридора, возле самого окна. Он остановился и уставился на ее силуэт, не зная, уместно ли будет подойти к ней. Крис увидел, как Амира повернула к нему голову, пристально посмотрела на него и снова отвернулась к окну. Набравшись смелости, он двинулся к девочке. — Слушай… — начал он. — Я ненавижу тебя, Крис, — процедила девочка, продолжая смотреть в окно. Сквозь него в затемненный коридор сочился яркий свет, в лучах которого летали пылинки. — Дай мне объяснить… — Объяснить, почему теперь вся школа дразнит меня «Амира-Амира, успей до сортира»? — Я им не рассказывал. — А откуда тогда они узнали?! — резко повернувшись к нему, крикнула девочка. — Я… В общем, я только Кеннету рассказал. Он мой лучший друг, и он обещал, что никому больше не расскажет. — Ты дурак, Крис. Я тебя как друга просила. — Прости, пожалуйста. Я понимаю, что виноват. — И что мне твои прощения? Уйди отсюда, видеть тебя не хочу! Он пожал плечами и пошел дальше по коридору, в библиотеку. Когда Крис вернулся домой, то еще в дверях услышал голос бабушки. Скинув школьный рюкзак, он побежал в гостиную. — Ба-а-а! — радостно завопил он. — Крис, золотко мое! — расплылась в улыбке бабушка, обнимая внука. — Ну чего ты так долго не приезжала? — воскликнул он. — А ты по мне соскучился? — бабушка поцеловала его, и Крис, смущенно улыбаясь, вытер кулаком щеку. — Конечно, соскучился! Мария вернулась в гостиную из кухни с подносом в руках, на котором была сервирована закуска. — Вот, пожалуйста, Марта, угощайтесь. — Спасибо, — сдержанно ответила бабушка. — Ну, как вам в новом качестве? — В качестве пенсионерки? — подняла на нее глаза Марта. Марта Трегуна двадцать два года проработала федеральным судьей окружного апелляционного суда, но месяц назад, окончательно устав от колоссального умственного и психологического напряжения на работе, решила уйти в отставку. Ее нельзя было назвать властной женщиной, но за годы безупречной службы Фемиде она, разумеется, приобрела свойственные судейской должности черты характера, ведь нелегко ставить точку в сложнейших многомиллионных спорах между корпорациями, оставаясь при этом белой и пушистой. Когда Марта родила Джозефа, ей было всего восемнадцать, и сына она воспитывала в одиночку, сумев не сделать из него маменькиного сынка. К намерению Джозефа жениться на Марии сразу после окончания университета она отнеслась скептически, как и к тому, что впервые звание бабушки она получила уже в сорок два года. Отношения со снохой у нее всегда были, прямо скажем, прохладные, а когда в семье сына случились всем известные события с годовалым Крисом, то Мария окончательно упала в глазах этой строгой, рассудительной женщины. — Почему же сразу пенсионерки… — неуверенно пролепетала Мария. — Почему-почему… Потому что я привыкла называть вещи своими именами, — фыркнула Марта. Но как только бабушка повернулась к Крису, выражение ее лица тут же стало ласковым, и она мягко спросила внука: — Ну, как прошел учебный день? — Да нормально, — махнул рукой мальчик. — А по моим сведениям, он у тебя прошел вовсе не нормально, — высокомерно заметил вошедший в комнату Алекс. — Мне Шон все рассказал. Марта вопросительно посмотрела сначала на Алекса, затем на Криса и уточнила у старшего внука: — Что за Шон и о чем он рассказал? — Это мой одноклассник, старший брат Амиры, — ответил Алекс, плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу и ухмыльнулся. — Амира учится с Крисом в одном классе и ходит к нему заниматься математикой, и на прошедших выходных, когда они с Крисом сидели у нас дома, она… — он пытался сдержать смех. — Ты можешь нормально рассказать, без этих своих выделываний? — не выдержала Марта. — Короче, она обосралась! — выпалил Алекс и заржал. — Алекс! — воскликнула Мария, укоризненно взглянув на сына. — Гадость какая! — строго сказала Марта. — Еще какая! — продолжал смеяться Алекс. — Гадость в том, что вы, молодой человек, не потрудились сообщить об этом корректно! — суровым тоном осекла его бабушка. — Я уж молчу про то, что воспитанные молодые люди об этой ситуации вообще предпочли бы не распространяться. — Так ведь он, — кивнул Алекс в сторону младшего брата, — растрепал об этом всей школе! Бедная девчонка теперь стала посмешищем районного масштаба! — Ничего я не трепал! — возмущенно крикнул Крис. — Я просто Кеннету, другу моему, рассказал! И это он уже потом всем растрезвонил, осел! — Так, мальчики, немедленно прекратите! — вмешалась в разговор Мария. — Тебе лишь бы брата младшего шпынять, — огрызнулась на Алекса бабушка. — Мало тебя пороли, видимо. — Его никто не порол, — повысила голос Мария. Она терпеть не могла, когда Марта начинала лезть со своими советами по воспитанию детей, но часто боялась перечить свекрови. — А зря, — отрезала Марта. — Глядишь, ума бы побольше накопилось в этой голове. — Я вообще-то первое место в олимпиаде по биологии занял, — послышался обиженный голос Алекса. — А ум, молодой человек, не всегда характеризуется оценками. — Ну и сиди тут тогда со своим Крисом! — гаркнул ей парень, встал с кресла и демонстративно ушел к себе в комнату, хлопнув дверью так сильно, как только мог. — И в кого он таким растет… — задумчиво произнесла Марта, взяла чашку с чаем и откинулась на диване. — Джозеф таким никогда не был. «В меня, конечно. В кого еще, старая ты кочерга», — подумала про себя Мария. Она давно взяла за правило не препираться со свекровью, ведь спорить с судьей так же бесперспективно, как дистрофику выходить на боксерский ринг. Да и сама Марта часто повторяла одну из своих самых любимых шуток: «Спорить с юристом — все равно что поливать грязью свинью. В какой-то момент начинаешь осознавать, что свинья действительно получает от этого удовольствие».