Последнее увлечение

***

Через месяц после похорон мамы Норман увидел в окно, как к мотелю подъехал автомобиль доктора Говарда Эдвардса. Как же он мог забыть о сеансах. Только теперь таблетки ему были не нужны. Он хотел видеть маму, он нужен ей, пока она притворяется мёртвой для всех, кроме него. Норман открыл дверь, впустив своего психотерапевта. Эдвардс сочувственно обнял юношу. — Я только что узнал. Почему ты не позвонил мне? Норман, ты же знаешь, я сделаю для тебя всё. Но Бейтс помотал головой, кутаясь в плед, накинутый на пижаму. — Всё нормально, доктор. — Но таблетки, я уже давно не выписывал тебе их, — волновался Эдвардс. Норман отвёл взгляд, но тут же спохватился и предложил доктору присесть, пока он приготовит чай. Говард осмотрелся по сторонам. Пыль, осевшая на предметах, испачканный пол — говорили о жестокой депрессии его пациента. Он полюбил мальчика сразу, когда увидел его по-детски наивный взгляд, устремлённый на него с недоверием и какой-то вселенской мудростью. Чем дальше он узнавал Нормана, тем сильнее его затягивало в петлю непотребных мыслей. Такого с ним ещё не случалось. Обычно влюблялись в него. Женщины, мужчины, старушки, но он всегда держал дистанцию и гордился этим. Его секретарь в клинике был не только помощником. Они собирались пожениться. Из-за Нормана отношения пришли к логическому завершению. Очевидно, Эдвардс не любил своего парня, они расстались, но в сердце доктора поселился другой образ. Будто божественное создание- Гермафродит, Бейтс покорил его обаянием и женственностью Нормы и детской непосредственностью Нормана. Осознание своей уязвимости перед пациентом не оставляло выбора. Ему самому нужен был хороший психотерапевт. Пока мальчик был рядом с ним, Эдвардс наслаждался общением с ним. Он не мог позволить персоналу заговорить о нём, так как не скрывал своей ориентации никогда, но навязчивое желание быть рядом с больным, оказывать ему внимание каждый раз, могло вызвать подозрение. Отпустить его домой и того было страшнее. Эдвардс чувствовал некую опасность, исходящую от его расколотой личности. Но именно эта опасность так подкупала в нём доктора. Отпустить пришлось. Хитрец слишком изворотлив и подсознанием ощутил, что Эвардс у него на крючке. И вот теперь на совести доктора смерть Нормы. Нужно быть законченным глупцом, чтобы этого не понять. Норман опасен и это пик обострения. Его нужно увести в клинику. Но как его заставить? Санитары, полиция, подписанные бумаги — всё это Говард решил не использовать. Он любил Нормана и любил по-настоящему, самоотверженно и глубоко. Норман поставил чашки и сам присел, с улыбкой предлагая доктору горячий напиток. — Мы должны уехать сегодня. Ты же понимаешь, что нестабилен. У тебя галлюцинации? Ты кого-то видишь в доме кроме меня? От проницательных карих глаз доктора Норману не скрыться. От досады, он едва не обжёгся пролитым на колено чаем. — Я не могу оставить здесь её одну. — сознался он и Говард ощутил боль в сердце от сочувствия любимому. — Она погребена и ей не нужна больше твоя опека, если не хочешь окончательно потерять себя, поехали, — настаивал Эдвардс. — Я слишком люблю тебя, чтобы позволить зачахнуть одному в гиблом доме или повеситься от горя. Наконец-то он признался ему, неожиданно для самого себя, но сознался. Долгая пауза, после которой Норман будто впервые взглянул на доктора. — Да, я в тебя влюблён, — замялся Эдвардс. — Это непрофессионально и глупо, но я не претендую на ответные чувства… — Почему? — Норман склонил голову набок. — Это неэтично. Парень снова задумался, затем, будто что-то решив для себя, отставил чашку и встал из-за стола. — Если я стану Вашим, Вы позволите остаться здесь? — Эдвардс сразу уловил в голосе мальчишки отчаяние. — Мне не нужно жертв. Я хотел, чтобы ты узнал о моей слабости и доверял мне. Но я не…приму такой самоотверженности. Ты сейчас похож на Норму. Она предлагала себя, лишь бы я принял тебя в клинику. Норман этого не знал. — Мама умела улаживать дела. — Ты, я вижу тоже не промах, — улыбнулся по-доброму доктор. — Но не нужно осквернять моё чувство к тебе продажностью. Хорошо, Норман? Я забираю тебя. Норман обречённо кивнул. Как же мама, её тело сгниёт без его присмотра. Доктор встал, поблагодарил за чай и, очевидно решил, что Норман быстро соберётся. Но парень медлил. Он нерешительно подошёл к Эдвардсу и, глядя прямо в глаза, взял его за руку, как раньше любил касаться маминой ладони, скреситив с ней пальцы. Говард почувствовал, как ноги предают его. Голова тяжелеет. Запах юного тела, тепло его ладоней начисто лишали доктора разума. Зря он признался, ох зря. Норман слегка приподнялся на мысках, дотянувшись до уха доктора и прошелестел: — Я же не знаю наверняка, нравятся ли мне мужчины меньше, чем женщины? — Ты рассказывал, как тебе было хорошо с Брэдли, как ты терял себя в объятиях Коди. Я знаю, что ты натурал, — доктор почти задыхался от желания. — Но я не знаю. — Тебе не надо знать. Но Норман свободной рукой вцепился в затылок Эдвардса и зажмурившись на всякий случай, чтобы не выдать вдруг глазами отвращение, поцеловал Говарда в губы. Этого было достаточно, чтобы врач забыл кто он и крепко прижал парня к себе сильными руками крепкого мужчины. Норману стало не по себе, но он продолжал нежно изучать губами приоткрытый рот психотерапевта. Ничего особенно отличающего его от женского он не заметил, но шарящие в экстазе по его телу руки доктора начинали досаждать. Они скользили по гибкому торсу под пижамой, захватывали его ягодицы в ладонях и прижимали к восставшему члену доктора его безответные чресла. Безразличие к его ласкам отрезвили врача. Он оттолкнул мальчика и собрался уходить. — Я постараюсь, доктор! — Если ты сейчас же не последуешь за мной, гадкий манипулятор, я вызову шерифа и расскажу ему насколько ты опасен, — Эдвардс развернулся на сто восемьдесят градусов. — Признавайся, как ты убил мать. Норман опешил, отступил на шаг, пытаясь нащупать позади себя, на столе нож для масла или, что-то посерьёзнее. Мамину любимую статуэтку из свинца, изображающую купидона со стрелой, направленной в чьё-то сердце. — Норман? — только сейчас доктор увидел, что Нормана нет. Напротив него существо с пустым взглядом. Машина, созданная для убийств. — Подожди, мальчик, мой. Мы всё обсудим. Мы договоримся. Прости, я сморозил чушь. Но мальчика рядом не было, была оцепеневшая, взъерошенная фигура с звериными глазами. Так смотрит орёл, готовясь камнем сбить добычу, так смотрит волк, перестав скалиться и зная, что его разделяет с жертвой лишь расстояние в один прыжок. Как же неосторожно любящее сердце. Эдвардс протянул к несчастному по его мнению сироте руки и приблизился, чего не стоило делать, но было поздно. Одним ударом тяжёлой вещицы Норман не только оглушил своего доктора, но и проткнул ему висок. Говард схватился за голову и осел. Но Бейтс никак не реагировал, только стоял нервно покачиваясь на месте. Голова у Нормана болела страшно. Он проснулся в постели, мама что-то напевала на кухне. Он улыбнулся. Доктору вчера не удалось разлучить их. Вот и славно.