***
Кот Нуар молчал, пока нёс Маринет домой, в безопасность. Одной рукой он крепко держал её, второй — шест, с помощью которого они перемещались над Парижем. Маринет так же крепко держалась за него, уткнувшись лицом в изгиб его шеи, и вдыхала приятный и успокаивающий запах мужа. Во всём мире не было такого места, где бы она чувствовала себя более безопасно, чем у него на руках. Наконец, Кот остановился; Маринет услышала щелчок, когда он сложил шест и прикрепил обратно к ремню. Одной из освободившихся рук Нуар обнял Маринет за плечи, а второй зарылся в её волосы. Он сжал жену в объятиях и прерывисто, облегчённо выдохнул, прежде чем резко вдохнул её запах. Они стояли так долго, что ощущение безопасности у Маринет ослабло, когда она поняла, что её муж до сих пор не произнёс ни слова. И не упрекнул в том, что она не трансформировалась. Он вёл себя убийственно тихо. Адриан был не из тех, кто терял самообладание. Не в пример Маринет, которая взрывалась и говорила, не подумав. Но когда он злился… он злился. И делал это очень тихо. Адриан застыл и напрягся; она почувствовала, как его плечи распрямились в той идеальной манере, которую ему привил отец. Маринет отстранилась, чтобы взглянуть на него, и её сердце сжалось, когда она увидела его полностью отстранённое лицо. Ещё один урок от Габриэля Агреста. — Ты злишься, — констатировала она. Лицо Адриана немного смягчилось, когда в его глаза просочилось немного теплоты. Он с обожанием посмотрел на Маринет и заверил её: — Не на тебя, я злюсь на себя. — За что? — Я потерял бдительность, и на тебя напали, — строго произнёс Адриан, а в его глазах блеснула искра самоненависти. — Я настолько погряз в переживаниях, что не пошёл на патруль прошлой ночью, как и Алья, которой я сказал отдохнуть. Поэтому никто не увидел, как то существо выбралось на поверхность. Никого не было рядом, чтобы остановить его, пока не стало слишком поздно. Я почти потерял тебя, — он ещё раз сильно прижал её к себе, и она обняла его так же крепко, — я почти потерял нашего малыша. У Маринет глаза полезли на лоб от услышанного. — …Откуда ты знаешь? — с трудом смогла выдавить она из себя. Во взгляде Адриана прямо-таки плескалась радость, когда он отпрянул, чтобы вновь посмотреть Маринет в глаза. — Мы вместе уже шестнадцать лет, Принцесса, — сообщил он ей, — я знаю твоё тело лучше, чем своё. Я понимаю, когда ты устаёшь сильнее, чем обычно; знаю, когда ты болеешь и не ешь нормально; и, разумеется, я замечаю, когда твоя грудь увеличивается, а соски становятся темнее. Маринет пискнула, почувствовав, как щёки запылали от смущения. Не так много вещей заставляло её чувствовать себя снова четырнадцатилетней девочкой, но такое искреннее обсуждение Адрианом её груди как раз являлось одной из них. Коту хватило смелости посмеяться над этим. Вот же засранец! Но были гораздо более важные дела, нежели сбивание спеси с Котёнка. — Ты не против? — с тревогой спросила Маринет. — Родить ещё одного ребёнка… — Почему я должен быть против, Принцесса? — осведомился он. — Это наш малыш, ещё одно маленькое доказательство нашей любви, целая новая жизнь, созданная нами. Маринет немного расслабилась, услышав эти слова. — Но близнецы… — беспомощно произнесла она. — Алья права, — серьёзно сказал Кот, — мы должны поговорить с ними, прежде чем разводить панику. Мы сталкивались с куда более страшными монстрами и препятствиями в прошлом, я верю, что мы справимся и с этим. — О, Котёнок, — тихо пробормотала Маринет. — Багибу, — на её глазах слабая и печальная улыбка Кота расцвела и превратилась в одну из его потрясающих чеширских ухмылок. — Мы станем родителями, — с упоением произнёс он, — снова! — Я знаю! — засияла Маринет. При мысли о том, что у них с Адрианом появится ещё один ребёнок, сердце Маринет от волнения забилось быстрее, а желудок сделал сальто. Она умирала от любопытства, каким будет этот малыш: со светлыми волосами, как у Адриана, или с тёмными, как у неё? С зелёными или голубыми глазами, или у них будет такой же необычный оттенок, как у Дотти? Будет ли он таким же приветливым и тихим, как Хьюго, или общительным и громким, как Эмма? Родится ещё одна девочка или мальчик, который уравняет счёт в их семье? — И ты знаешь, что это означает, — глаза Кота засияли озорством, — мы на полпути к созданию команды по Квиддичу, состоящей только из наших детей. — Я уже говорила тебе об этом и повторюсь, — коротко ответила Маринет, — если ты хочешь семеро детей, можешь родить одного из них сам. — Но Принцесса! — заскулил Кот. — Нет, — строго произнесла Маринет, — хватит. Это наш последний малыш. Как только он родится, я поведу тебя к ветеринару. — Как жестоко! — театрально воскликнул Кот. Она постаралась не засмеяться, почувствовав, как муж скрестил ноги, защищаясь. Он мог быть супергероем, мог быть абсолютно прекрасным во всех отношениях, пускай и раздражая порой, но, в конце концов, он вёл себя как и любой другой мужчина, когда дело доходило до этого. — Ты же не хочешь, чтобы маленький Багси был самым младшим в семье? — Багси?! — обалдела Маринет. — Если родится мальчик, — быстро проговорил Кот. — И Китти — сокращённо от Катрин, — если девочка. — Адриан, нет! — с ужасом воскликнула Маринет. — Ни за что! С этого момента я запрещаю тебе давать имена нашим детям. — Ты выбрала имена для близнецов, — упрямо продолжил Кот, — сейчас всё ещё моя очередь. Если хочешь, — добавил он со слащавой улыбкой, — мы можем заделать ещё парочку, чтобы ты могла придумать им имена. Маринет нахмурилась. — Я на это не куплюсь, Котёнок, — холодно произнесла она, — ты не дашь имя этому ребёнку. Не после того, что ты сделал с бедной Дотти. — Нет ничего плохого в этом… — Доротея — ужасное имя, — коротко оборвала Маринет, — и ты назвал её так нарочно, когда я совершенно ничего не соображала, принимая лекарства, поэтому у меня не было другого выхода, кроме как сократить его², — она бросила на него обвинительный взгляд. Нуар сконфуженно посмотрел на неё. — И ты прекрасно с этим справилась, — заметил он, — кроме того, я хотел выразить тебе своё почтение. Маринет покраснела от услышанного. — Моё имя — её среднее имя, этого вполне достаточно, — тихо произнесла она. — Нет ничего, чего было бы достаточно, — с любовью пробормотал Кот, — вот почему я и хочу назвать нашего сына, если это будет мальчик, Багси. — Только через мой труп. И даже в этом случае я вернусь, чтобы бесконечно преследовать тебя. — Ты обещмяуешь, что будешь преследовать меня? — Маринет, не впечатлившись, изогнула бровь, но Кот всё ещё не собирался сдавать позиции, отстаивая свою идею с именем, и уже открыл рот, чтобы привести доводы: — Принцесса… — Ни одного из моих сыновей не будут звать Багси! — резко прервала его Маринет. — Луи или же никак. — Но Луи — это очень распространённое имя, так зовут половину маленьких французов, — объяснил Кот. — Это наш ребёнок. Это уже делает его особенным. Не хочешь… Сквозь стиснутые зубы Маринет прошипела: — Мы. Не. Назовём. Его. Багси. Камень чудес Нуара издал предупредительный сигнал. — Обсудим это позже, — радостно прознёс Кот, — но сначала… Моя Леди, — сердце Маринет неровно забилось от того, насколько нежно муж посмотрел на неё, — мы станем родителями! — исступлённо повторил он. — Снова! — Я знаю! — Боже, — прошептал Кот, — я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, — тихо ответила Маринет. А затем они слились в долгом, горячем, беспорядочном поцелуе, даря друг другу свои счастье, любовь и преданность. Маринет была уверена, что превратилась в смесь нежности и любви к Адриану Агресту — Коту Нуару, когда тот притянул её ближе, а она переплела свои пальцы в его мягких, шелковистых волосах. Маринет застонала от удовольствия и почувствовала, как на ногах поджались пальцы. Они целовались, целовались и целовались до тех пор, пока трансформация Кота не спала, а Плагг не улетел, жалуясь. Затем они снова поцеловались. Этот поцелуй однозначно должен быть внесён в топ-10 их поцелуев.***
Эмма и Хьюго играли с Дотти в её спальне, когда увидели, как Кот Нуар приземлился на заднем дворе. И застыли на месте, когда заметили, что он держал на руках маму. Теперь он не просто приходит к ней за поцелуями, а крадёт её для этого. Он буквально украл её у папы из-под носа. Как долго он будет так делать, прежде чем сделает это навсегда? Как только мама и Кот Нуар слились в одном из самых романтичных и отвратительных из всех поцелуев, что видела Эмма (он держал маму на руках, как принцессу, которую спас от дракона. Как будто они пришли из сказки и переигрывали концовку), она и Хьюго отвернулись, уставившись на стены комнаты. Они больше не могли смотреть на это. — Это уже так долго продолжается, — пожаловалась Эмма, — теперь он забрал маму с работы для тайных поцелуев. — Я знаю. — Скоро он будет забирать её из дома для этого. — Я знаю. — А потом когда-нибудь он заберёт её и никогда не вернёт обратно! — Я знаю. — Что нам делать?! — выкрикнула Эмма. — Что нам сделать, чтобы навсегда запретить этой огромной противной любвеобильной крысе³ красть нашу маму?! — Мы сделаем ловушку, — спокойно ответил Хьюго. В его взгляде блеснули устрашающая решимость и разъярённость, которые Эмма видела редко. Его глаза были уже не просто голубыми, а горели синим пламенем. — Мы сделаем ловушку, как в «Скуби-Ду», а затем сами отчитаем его и проследим, чтобы он больше никогда не возвращался. — Ловушку? — повторила Эмма. — Как мы сделаем ловушку? — Я думал об этом, — объяснил Хьюго, — и похоже, у меня есть несколько идей, как сделать её. Эмма не удивилась. Брат обожал мастерить что-нибудь и был умным. Он любил науку и математику, от которых у Эммы в голове была вечная каша, любил изучать суть вещей и хотел однажды стать изобретателем или кем-то похожим. Он уже часами засиживался с папой, собирая модели самолётов. И Эмма не исключала того, что у Хьюго уже была дверь, ведущая в секретное подземелье. — Тогда ладно, — согласилась она. — Давай сделаем крысиную ловушку. Дотти наклонила голову от любопытства. — Ловушку? — переспросила она. — Да, — ответила Эмма, — мы хотим сделать ловушку для крысы. Дотти сморщила носик и спросила: — Ловушку для папочки? — Нет, — Эмма сердито посмотрела на неё, — не для папочки — для крысы. — Папочка — крыса. — Папочка не крыса! — разъярённо выкрикнула Эмма. — Кот Нуар — крыса. Мы делаем ловушку для Кота Нуара. Дотти в замешательстве уставилась на Эмму, а затем с видом раздражённого взрослого посеменила играть в игрушки. Эмма возмущённо зашипела, но Хьюго оттащил её, прежде чем она начала спорить с двухлетним ребёнком (ей было стыдно признаться, что это случается не в первый раз). Близнецы ушли в комнату Хьюго, где он показал Эмме несколько разных карандашных планов. — Думаю, этот лучший, — сказала она, указав на один из рисунков, — потому что всё будет делаться на улице. Поэтому так будет меньше возможностей быть наказанными, если мы устроим беспорядок. Хьюго закатил глаза на это высказывание, а Эмма невинно улыбнулась в ответ. Кто-то должен был подумать о том, чтобы избежать наказания. — Надо подумать, когда нам устроить всё это. — Это просто, — отмахнулась Эмма, — папа сегодня работает до ночи. Он сказал утром. Поэтому мы сделаем это сейчас. — А что с мамой? — Мы подождём до тех пор, пока не ляжем в кровати, — задумчиво произнесла Эмма. — В это время мама занимается дизайнами. А когда она сидит над дизайнами, она слушает музыку в наушниках. — Хорошо, — кивнул Хьюго, — тогда сегодня вечером. И затем близнецы начали детально продумывать свой план. Они так увлеклись этим занятием, что им даже не показалось странным то, что папа и мама вернулись домой одновременно. Или то, что папа вернулся на удивление быстро для того, кто не был с мамой в саду.