***
В его покоях горели свечи. Эрестор вздохнул, скрестил руки на груди и, прислонившись спиной к стойке кровати, посмотрел вниз — на обнажённого юношу. Тот стоял перед ним на коленях и с ужасом следил за каждым его движением. — Ты выполнил мой приказ? — тихий и глубокий, но вместе с тем властный голос сотряс звенящую тишину комнаты. — Да, мой лорд! — пролепетал юноша. Если бы тот был чуточку внимательнее, он бы заметил огоньки веселья, вспыхнувшие в глазах мужчины. На протяжении многих недель Эрестор позволял ему являться к нему в покои, приучая к привычному распорядку своего дня. И каждый вечер тот лгал ему с завидным постоянством. Обычно Эрестор отсылал мальчишку прочь, неудовлетворённым, не объясняя причин своего недовольства. Это грозило стать их традицией, и он решил, что постоянство, с которым юноша лгал ему, должно быть оценено по «достоинству», иначе ни один из них так и не получит желаемого. В конце концов, он уже начал привыкать, что по вечерам в его покоях его ждало обнажённое тело. Он желал это юное хорошо сложённое тело и не собирался отказывать себе в удовольствии принять столь соблазнительный подарок. Мальчишка многие месяцы неотступно следовал за ним по пятам как верный пёс. Спустя какое-то время Эрестор сжалился и начал поручать ему какие-то мелкие дела — коротенькие записки с незначительными приказами, которые тот должен был беспрекословно исполнять. Постепенно тон и характер этих записок едва заметно изменился, но вполне достаточно, чтобы подтолкнуть юношу добровольно явиться в его покои и на коленях умолять его о благосклонности. Правда, Советник так и не соизволил снизойти до этого. — Ты скоро дыру коленками протрёшь в моём паркете. Вот уже несколько месяцев, как ты стоишь здесь каждый вечер по несколько часов кряду. Неужели тебя никогда не посещала мысль, почему каждую ночь я отсылаю тебя прочь, не притронувшись к тебе даже пальцем? — Ну почему же, — юноша оторвал глаза от пола, чтобы посмотреть, как Эрестор отреагирует на его слова. — Вы не хотите навлечь на себя гнев Владыки. Моего отца. Чёрная бровь медленно воспарила ввысь — большей чуши Эрестор давненько не слышал. Элронд никогда не вмешивался в личную жизнь своих совершеннолетних детей, и кому, как не его сыну знать об этом. Тишина стала почти невыносимой. Учитывая юный возраст оппонента, выбранная им тактика сработала именно так, как он и предполагал — мальчишка занервничал. — Я вас не привлекаю, — предположил юнец, но в этот раз глаза на него он не осмелился поднять. — Вам не нравится моё тело. Эрестор ничего не ответил, лишь сменил позу и скользнул рукой по бедру, приподнимая тунику вверх, воочию демонстрируя мальчишке его заблуждение. — Вы недовольны мной, — прошелестел изгрызенными в кровь губами юноша. Рука зачесалась просто нестерпимо, Эрестор еле сдержался, чтобы не отвесить мальчишке хорошенький шлепок по девственно белоснежной ягодице. — А у меня есть для этого причины? — Н-нет… В комнате снова воцарилась тишина. Гнетущая. Напряжённая. Давящая. — То есть… да. Да, мой лорд, — выдохнул юноша и зажмурился. — Почему?! — сиротливое слово повисло в воздухе, оно порхало и кружилось между ними словно лист, подхваченный порывом ветра, пока мальчишка собирался с мыслями. Когда терпение Эрестора было уже на пределе, на его оппонента внезапно снизошло озарение. — Я ослушался вас, мой лорд. — Да. И потому я больше не стану тратить время на твоё… безрассудное увлечение… мной, — Эрестор практически выплюнул эти слова ему в лицо, как будто его «безрассудное увлечение» было чем-то постыдным и грязным, как будто оно было ему настолько омерзительно, что хотелось вымыть язык с мылом, после того, как он вынужден был произнести это слово вслух. Мальчишка вспыхнул. — Прошу вас, Эрестор. Не отвергайте меня, — он так мило задрожал всем телом, умоляя сжалиться над ним, что Эрестор с трудом сдержал улыбку. — Что же мне остаётся, если ты не в состоянии выполнить такой простой приказ? — поинтересовался Советник. Мальчишка не нашёлся что ответить на его справедливое замечание. — Ты ослушался меня! И уже далеко не в первый раз! — Эрестор отчитывал юношу, как строгий учитель нашкодившего ученика. — Накажите меня! — слова вылетели из его рта прежде, чем он успел их остановить. — Эрестор. Мой лорд, прошу вас, — еле слышно добавил он, умоляя о том, чему не знал названия. — Встань! — отчеканил Эрестор, резко выпрямился и навис над ним, оставляя лишь два выхода: встать на ноги, либо продолжать пялиться на его безупречно чистые, отполированные до блеска, кожаные сапоги. Юный эльф грациозно поднялся на ноги, дрожа всем телом, и потупил взгляд в пол, как провинившийся мальчишка, коим он, собственно, и был. Эрестор брезгливо коснулся указательным пальцем его плеча и медленно провёл пальцем по его груди, пока не достиг своей цели — розового припухшего соска. Палец слегка надавил на сосок, и Элладан судорожно вздохнул, но не издал ни звука, стараясь ничем не выдать того, как его возбудило простое равнодушное прикосновения пальца. Но стоило кусочку нежной плоти оказаться между указательным и большим пальцами мужчины — он застонал во весь голос. — Следуй за мной, сын Элронда, — приказал Эрестор и потянул дрожащего от страха юнца за сосок на себя, заставляя того семенить за ним к кровати. — Ляг на живот и раздвинь ноги! — последовал хладнокровный приказ; мальчишка его не разочаровал — распластался на простынях, как было приказано, и терпеливо ждал, что произойдёт дальше. Эрестор направился к письменному столу, он долго и тщательно перебирал свои игрушки, размышляя, какую из них использовать на провинившемся юнце, хотя на самом деле то, что ему требовалось, лежало прямо у него под рукой. И всё это время карий глаз исподтишка подглядывал за ним из-под волнистых прядей, внимательно и напряжённо следя за каждым его движением. Когда Советник сжал в ладони деревянную линейку, глаз резко зажмурился. Эрестор взмахнул рукой, и линейка с шипением разрезала воздух. Юноша шумно сглотнул, но не сдвинулся с места. Взмах руки, и линейка полоснула мальчишку по внутренней стороне бедра, оставив на молочно-белой коже красную полосу. Тот зашипел и, тихо выругавшись, уткнулся лицом в подушку, глотая проклятия. Но упрямец не сдвинулся с места и не свёл ноги, позволяя Эрестору продолжить наказание. Удары сыпались на несчастного один за другим без остановки. Оставив по четыре полоски на внутренней стороне белоснежных бёдер, ныне подёрнутых багрянцем, Эрестор улыбнулся. — Повернись, — приказал бархатный голос; юноша подчинился. Красивое лицо было влажным от слёз, но глаза полыхали огнём, взирая на него с вызовом. И слёз в них не было. «Похоже, мы всё же найдём с тобой общий язык», — отметив про себя, что наказание не умерило возбуждения мальчишки, Эрестор улыбнулся. Он разрисовал тело юноши ещё восемью полосками, каждая из них с идеальной точностью легла поверх одной из меток, оставленных им ранее на внутренней стороне некогда девственно чистых бедёр — автограф мастера на созданном им шедевре. Тот вздрагивал при каждом ударе, судорожно хватая ртом воздух; слёзы ручьями стекали по бледному перекошенному от боли лицу, волнистые каштановые волосы липли к мокрым щекам. Но Эрестор был беспощаден. Закончив экзекуцию, он отложил линейку в сторону. — А теперь марш на пол! Ты будешь стоять на коленях, — там, где я тебе приказал! — пока я не разрешу тебе встать. Мальчишка кубарем скатился на пол, стукнувшись коленками об пол и сложил руки за головой. Советник не спеша разделся, аккуратно повесил одежду на стул возле кровати и, растянувшись на шёлковых белоснежных простынях, провёл рукой по своему эрегированному члену, прекрасно зная, что мальчишка не сводит с него широко распахнутых глаз. — Как вы догадались? Как вы узнали, что я вас ослушался? Эрестор не смог скрыть улыбку. Она была искренней. Вопрос мальчишки рассмешил его, настолько, что он даже не стал ставить осмелившегося открыть рот без разрешения юношу на место. — Я знал, что ты непременно ослушаешься меня, ведь ты искренне полагал, что я ничего не узнаю. Это было лишь делом времени. Тебе не пришло в голову, что я могу прислать кого-нибудь… стражника или слугу… чтобы он проверил, как ты исполняешь мой приказ. Может мне прислать кого-нибудь в мои покои завтра? Юноша взмолился: — Прошу вас! Не присылайте никого, я не хочу стать объектом насмешек для слуг. Я исполню ваш приказ в точности, клянусь! — Что ж, пожалуй, я дам тебе ещё один шанс. Посмотрим, сможешь ли ты выполнить мой приказ в следующий раз, — задумчиво протянул Эрестор. — Справишься, и я подарю тебе удовольствие, которого ты так желаешь. Эрестор работал на публику, — он ласкал свой член рукой, грациозно изгибаясь всем телом словно дикая кошка, издавая преувеличенно эротичные стоны наслаждения. Он устроил для Элладана незабываемое шоу. — А теперь закрой рот и посмотри, как я буду удовлетворять себя. Когда я кончу, можешь быть свободен. До завтра. Если ты осмелишься явиться сюда завтра. Стиснув зубы, юноша наблюдая за тем, как Эрестор довёл себя рукой до оргазма и рухнул на мягкие простыни, издав приглушённый сладострастный стон. «Не так приятно, как то, что ждёт меня следующей ночью, но очень многообещающе», — довольно потянулся Эрестор. — Пошёл вон! — сухо процедил он, краем глаза наблюдая за тем, как старший принц Имладриса в спешке натягивает на себя одежду. Элладан был так возбуждён, что Эрестор удивился, как тот вообще смог надеть штаны. — Сладких снов, мой лорд, — прошипел нахал и выскочил вон.Глава 1. В логове пантеры
12 марта 2018 г. в 17:17
Эрестор прервал работу и, скрестив руки за головой, откинулся назад. Он снова засиделся допоздна, мир за окном библиотеки давно погрузился во мрак. Мужчина скользнул взглядом по странице — мало кто из живущих ныне в Средиземье рискнул бы взяться за перевод работы, над которой он трудился сейчас. Книга была написана на древнем Квенья, языке, который ныне мог справедливо называться «мёртвым», ведь даже более современная форма этого языка уже давно никем не использовалась.
Это была очень интересная работа, написанная на телячьей коже, — в основном отчётная документация и протоколы заседаний, — самая ранняя из записей относилась ко временам Великого Похода. Эрестор снова посмотрел на окно, затем резко встал и с нескрываемым раздражением задёрнул шторы. Он ненавидел смотреть на своё отражение в зеркалах.
Эрестор сверился с водяными часами — у него ещё оставалось немного времени до полуночи. Он довольно часто засиживался в своём кабинете далеко за полночь: не потому, что в этом была такая уж острая необходимость, просто он любил работать по ночам. Ночью мёртвые голоса, запертые на пожелтевших страницах древних книг, звучали столь же громко, как тогда, когда они были живы. Они взывали к нему в надежде быть услышанными.
Главный Советник Элронда, а по совместительству архивариус, склонился над переводом и продолжил работу.
Книга рассказывала об Эльвэ Синдаколло, более известным под именем Элу Тингол, и ранних годах его правления. Написанная эльфом из Нолдор, она давала редкую возможность взглянуть на события ушедшей эпохи с другой точки зрения, отличной от общепризнанной.
Архивариус с осторожностью переворачивал потрескавшиеся страницы из телячьей кожи изящным деревянным пинцетом, чтобы не повредить их, и то и дело тяжело вздыхал — нужно было сделать копию на языке оригинала как можно скорее. Перевод — даже столь точный перевод, над которым трудился он — неминуемо искажал смысл некоторых языковых оборотов, которые использовал автор.
Он окинул печальным взглядом библиотеку. Столько всего ещё нужно было сделать: они спасали манускрипты и книги от забвения, делая их копии, но, увы, материалы, которые они использовали, не отличались долговечностью. Впрочем, как и сами оригиналы — древние манускрипты и пергаменты крошились, стоило взять их в руки, выцветшие от старости письмена порой невозможно было разобрать, а работы, что были написаны на телячьей коже, подвергались постоянным нападкам жуков, пожиравших саму кожу, на которой были сделаны записи. Беспощадные и равнодушные, как само время.
Он смотрел на бесконечные стеллажи книг и манускриптов, вспоминая о грандиозных навсегда утраченных библиотеках объятого пламенем Гондолина. Вздох сожаления невольно сорвался с его губ. Он всё ещё помнил, как когда-то бродил по великолепным залам среди тысячи книг, они были утеряны навсегда. Теперь им только и оставалось, что собирать утраченные знания по крупицам, обрывочным разрозненным фрагментам, которые удалось спасти из объятого пламенем города-воспоминания…
Смерть эльфов и утрата знаний предков были для Эрестора равнозначны; он не проводил грани между первым и вторым. Когда эльф умирал, его душа отправлялась в Мандос и могла возродиться в ином теле, но не его мысли и воспоминания. Они продолжали жить лишь на бумаге.
Решив, что на сегодня он сделал достаточно, Эрестор осторожно погасил свечи одну за другой серебряным колпачком. Он закрыл дверь кабинета на замок и направился в свои покои; одинокие тяжёлые шаги ещё долго эхом отдавались в пустынных безжизненных коридорах дворца.