Гастроли постепенно подходили к концу. Маринетт не могла сосчитать количество городов, где ей удалось побывать, а лица людей слились в одно расплывчатое пятно — так много их было, и такими незначительными они казались, несмотря на на ранги, титулы, деньги и родословную.
Так ли они отличались от неё, дочери обычного пекаря? Что с ними стало бы, проведи они пару лет в Америке, где традиции отходили на второй план и считались изжившими себя? Приглянулся бы им новый мир возможностей, или предпочли бы они продолжать гнить в своём болоте, пока следующее поколение не взяло бы бразды управления в свои руки?
Но такие размышления посещали её только в свободное время, в остальном же — она посвящала себя совершенно другому; жила моментом, чувствуя окружающий её мир кончиками пальцев, позволяя легкому ветерку петь свою заунывную песнь и теряться в её волосах.
— Ты изменилась.
Девушка подняла взгляд на Адриана, остановившегося рядом. Сама она сидела на палубе, опасно свесив ноги за борт, но страха упасть не было: море было удивительно спокойным.
— Ты тоже, — усмехнулась Маринетт.
Адриан покачал головой.
— Просто сам не знал, за сколькими масками прятался. Потерялся так, что чуть не упустил целую жизнь.
Маринетт не стала спорить. Она приняла его извинения, но, вместе с тем, ей понадобилось время, чтобы простить: последние пару месяцев они в присутствии друг друга несмело опускали глаза и пытались скрыться. Благо, в цирке всегда было, чем заняться.
Но сейчас ей стало намного легче.
Она развела руки в стороны, словно пытался обнять весь мир и на полном серьезе спросила:
— Неужели ты думал отказаться от всего этого? Ради чего? Я не понимаю.
Ради душных дворцов? Неудобных богатых нарядов? Расписанной по часам жизни?
— Ты научил меня свободе, — Маринетт взглянула ему в глаза. — Но сам же чуть не отказался от неё. Я могла бы понять всё, будь ты действительно счастлив среди них, но тогда, на балу, даже несмотря на своё состояние, я видела сожаление. Потерянность. Не знаю, каким ты был в детстве, но сейчас ты казался совершенно чужеродным существом среди них.
Адриан поморщился:
— Всегда был таким. И это угнетало, — он рассеянно потёр запястья, уставшие от тяжелой работы. — Поэтому и сбежал.
— И поэтому вернулся.
Она снова отвернулась в сторону горизонта.
А Адриан задумался. Задумался о том, что он никогда не сможет почувствовать этот мир так же глубоко, как Маринетт, вдохнуть его полной грудью, ощутить безграничную свободу — как бы он этого ни хотел и как бы он к этому ни стремился. Всё было ровно.
Вечно блуждающая душа, находящаяся в поисках чего-то, которая никогда не сможет довольствоваться тем, что имеет.
All the shine of a thousand spotlights
All the stars we steal from the night sky
Will never be enough
Что это было? Жадность? Страх? Или банальная невежественность, о которой так любил говорить отец?
Ему так хотелось прекратить эту бесконечную гонку, но остановиться казалось чем-то немыслимым; он мог обманывать шумящую толпу, труппу, но не мог обмануть себя и Маринетт. Нигде и никогда он не ощущал себя на своём месте, ни к чему душа его не лежала так крепко, чтобы остаться там навсегда. Всё его существо искало новых ощущений, требовало, чтобы он снова совершил что-то безумное — на него просто нельзя было положиться.
— Однажды, ты исчезнешь снова, — мечтательно проговорила Маринетт, облокотившись руками о перилла. — Даже если не захочешь исчезать, просто не сможешь воспротивиться навязчивому голосу в своей голове. Ты — Адриан, но намного в большей мере ты кот. Дикий кот, который гуляет сам по себе.
Не сопротивляйся этому, — говорили её выражение лица, до такой степени понимающее, что Адриан сам себе стал противен.
Но Маринетт его не винила. Она любила в нем это. Это — его самая первая черта, которая открылась ей, когда он, подразумевая черт знает что, предложил ей просто сбежать вместе. И именно это решение изменило её. Маринетт жила лучшей жизнью, о которой она и мечтать не могла.
I'm trying to hold my breath
Let it stay this way
Can't let this moment end
You set off a dream in me
— И всё же я надеюсь, — девушка устало вздохнула. — Надеюсь, что у нас есть ещё немного времени, чтобы провести его вдвоём.
Can you hear it echoing?
Take my hand
Will you share this with me?
Она не ждала от него никаких обещаний и не хотела его слушать. Поднесла палец к губам, призывая к тишине. В щемящем затишье слышалось приближение скорого шторма.
— Ты останешься со мной, хотя бы ненадолго?
Адриан усмехнулся. Кивнул. Бремя обязательств стало практически неощутимым. Он не чувствовал больше той удавки на шее, которое перекрывало ему кислород.
А Маринетт просто тихо надеялась на то, что когда-нибудь он найдёт свой покой; и пусть не в её объятиях — в какой-то мере, даже к счастью для неё, — но где-то, определённо, это случится.
Её влюбленность была легка, как пёрышко, но скоротечна и ненадёжна. Но её было недостаточно — она прошла; лопнула, как стеклянная ёлочная игрушка, абсолютно полая внутри.
Но, ища медь, она нашла золото.
Свою новую жизнь и свою свободу.
