Город кривых зеркал

28 ноября 2015 года. Нью-Йорк

      Разум вернул привычное хладнокровие, но предательская дрожь в ногах поддалась укрощению только после контакта с кожаной поверхностью видавшего виды дивана. На удивление, сидеть было достаточно удобно: не было ощущения «продавленности», не чувствовались пружины, не раздалось ни единого предательского скрипа. Что ни говори, повезло, что детство Джессики пришлось на времена, когда качественной была даже мебель из масс-маркета. Килгрейв нервно фыркнул, представив, как пытался бы заставить не рассыпаться современный диван, решивший скончаться от первой же перестановки, подклеивал быстро растерявшие лоск (а кое-где и составные части) пластиковые стулья, затыкал бы уши от пьяных песнопений Джонс, едва ли сдерживаемых «картонной» дверью.       Кстати о ней. Почему судьба отправила его в давно забытый и немало пострадавший от взрыва детский дом Джессики? Почему не пляж? Почему не предшествовавший ему офис? Почему вообще прошлое, подтверждаемое датой на перекидном календаре на журнальном столике и голосами слуг на кухне? Догадка, мгновенно последовавшая за раскрученной логической цепочкой, не принесла ожидаемого ужаса, подкормленного чуть успокоившейся паникой, лишь печальное подтверждение факту, уже осознанному им ещё при первом взгляде на голубовато-зеленые стены гостиной и затухающие искры портала, мерцающие на сером ковре. Тогда ещё шевелящаяся на уровне инстинктов и абсолютно бездоказательная мысль оказалась удивительно точной. Прошлое — это неправильно. Нельзя отправиться одновременно в другое время и другое место, если ты используешь для перемещения всего-то не слишком стабильный и мощный портал, а не ТАРДИС Доктора или любой другой прибор, способный задать точные координаты (за последний год Килгрейв зарёкся не верить в существование любой чертовщины, не считая, пожалуй, честных побед в казино и искренних речей политиков). А раз Лоренс чётко обещал показать ему «Зазеркалье» Нью-Йорка, а они всё ещё не продолжили решать свои разногласия на прохладном песке или в стенах возникшего на его месте здания, вместо этого оказавшись в уже давно существующем и находящемся совсем по другому адресу доме и к тому же потеряв по пути пару лет, то вывод может быть только один. В этом мире в этом времени Килгрейв больше не существует, а портал, стремясь исправить парадокс, выбрал сравнительно стабильную точку в прошлом. Последний день жизни? Поворотный момент? Этого он не знал, но то, что дело не в поломке артефакта и не в кривых руках его владельца аксиоматически не требовало подтверждения.       По правде говоря, Килгрейв всегда знал, что Джессика его убьёт. Да, он играл в эти игры с охраной и безопасностью, бросался пафосными речами о том, что не идиот и не верит в искреннюю любовь Джонс, но правда была в том, что к тому моменту жизни он попросту смертельно устал от одинаково роскошных блюд, отелей и глубоких декольте сопровождавших его женщин. Быстро наскучили (или им отчаянно противился инстинкт самосохранения) и кошки-мышки с Джессикой. Жизнь утратила смысл и растеряла краски, то ли от депрессии, вскормленной одиночеством, одинаково серыми при всей своей радужности буднями и кризисом среднего возраста, то ли действительно от любви, хотя теперь, повзрослев и по-настоящему сблизившись с Джессикой, Килгрейв не был уверен в подлинности тогдашнего чувства. Страсть, интерес, эгоистичное желание владеть — определенно, любовь — разве что очень извращённая. Так или иначе, целью его было подведение черты и, возможно, открытие новой. Килгрейв знал, что кошки-мышки приведут либо к тому, что он, устав от догонялок, сбежит в другой город, где снова будет маяться от скуки и безделия, либо к победе Джонс, сулящей ему кандалами и клеткой. Тюрьма была слишком унылым вариантом, так что оставался один путь: позволить Джессике организовать его досуг. Признание в любви, дотошное восстановление домашней обстановки, игры в героя… Килгрейв никогда не был таким наивным, чтобы думать, что это что-то изменит. Часть его всегда знала, что это его последняя игра, ведущая к смерти, хотя вторая и отчаянно противилась этому, закрывшись стеной из охраны и залежей взрывчатки. Тем удивительней стали для него в своё время открытая дверь камеры, протянутая рука и сухой вопрос: «Могу я быть уверена, что не пожалею об этом?» Как и свой ответ, прозвучавший вместо ехидно-пафосной тирады коротким уверенным согласием. Впрочем, на многое ли были способны пересохшие от жажды и к тому же разбитые губы? Позже Джессика рассказывала, что для неё самой всё вышло неожиданностью. Планировался приезд родителей — явная провокация с целью заставить его сорваться, показать своё злодейское «я» и получить пожизненное заключение. Килгрейв же знал точно: живым он в тюрьму не сдастся. По всей видимости, так в этом «новом» мире и вышло.       Но что насчет Лоренса? В комнате он оказался один, мог ли юный трикстер появиться в доме раньше? Или всё же портал для него раскрылся на пляже? Или вовсе в будущем?       Как бы ни сработал портал, но кухня встретила его лишь суетящейся прислугой. «Лоран Бошам и Альва Рамирос», — услужливо подсказала память, в то время как повар и горничная, изрядно напуганные его видом, пытались выдавить из себя хотя бы одно слово.       — Аматричиана готова, мистер Килгрейв, — заикаясь, пролепетал Лоран, — что пожелаете на десерт? Есть ли какие-то особые предпочтения для гостьи? Или требования к сервировке стола?       Килгрейв едва не хлопнул себя по лбу от досады. В метаниях между самобичеванием, желанием найти рыжего пройдоху и страхом за свою Джессику он едва не позабыл о своей главной здешней проблеме. Как вести себя с этой, отчаянно ненавидящей его версией Джессики, мужчина не знал. Сказать правду означало сделать себя мишенью для насмешек без единого шанса на доверие. Отпустить её? Не станет ли это той самой мелочью, измененной в прошлом, которая повлечет за собой полный бедлам в будущем? И не явится ли Джессика за ним с целой армией, едва ли впечатлившись благородным поступком и простив все грехи? Играть свою старую роль с неуклюжими ухаживаниями и колкими насмешками? Джонс умела провоцировать на хамство, но ушедшие обида и ненависть забрали с собой «топливо» для ответных колкостей. Да и что ей ответить, когда старые «болевые точки» устарели, а новые — ещё не родились? Угрожать Триш? В какой-то степени именно её влиянию на Джессику он обязан жизнью: она смогла сохранить в Джессике человека, а не убитую ненавистью алкоголичку, она не одобряла камеру-клетку, она сделала Джессику героем... Килгрейв не был уверен, что сможет желать ей смерти с прежним пылом, а неубедительные игры в злодея выглядели бы жалко. Давить тем, что Джонс оставила его умирать? Ничего удивительного, кто угодно на ее месте сделал бы то же самое, включая, пожалуй, его самого. Клясться в любви? Глупо, неудивительно, пошло, особенно тогда, когда влюблён в совсем другую женщину. Можно, конечно, убедить себя, что Джессика из прошлого — это тоже Джессика, но стоит ли унижаться перед женщиной, которая тебя презирает? И ограничиваются ли различия между ними тем, что одна из них поверила в него, а вторая — нет? Единственным адекватным и более-менее безопасным решением в возникшей ситуации было максимально дистанцироваться от своей гостьи. К счастью, она будет только рада этому его решению и сама придерживается той же тактики.       — Мистер Килгрейв, так что по поводу ужина? — набралась храбрости спрятавшаяся было за Лорана Альва.       — Ужина? Боюсь, что вы перестарались: Джессика любит фастфуд и простую домашнюю еду, а аматричиана навевает на неё неприятные воспоминания. Впрочем, пахнет изумительно, я с удовольствием поужинаю пастой позже.       — Но Вы же сами сказали…       Килгрейв удивленно вскинул бровь: с прежней его версией такая дерзость прислуги стала бы фатальной, но сегодня звёзды определённо были на стороне миссис Рамирос.        — Я был не в себе, — только и сказал мужчина. — Можете, конечно, предложить ей блюдо, но за последствия я не отвечаю. Если вам принципиально покормить её именно сейчас, то рекомендую тосты с беконом. Или закажите пиццу, готов сделать вид, что не видел и не слышал звонка. Кстати, вы не видели здесь тощего рыжего паренька с манией величия?        Лоран и Альва обменялись взглядами, явно говорящими, что единственный тощий парень с манией величия стоит перед ними.        Килгрейв проигнорировал и это. Его Джессика могла бы им гордиться.        — Что ж, тогда занесите ужин моей гостье и передайте ей, что я ухожу достаточно надолго, чтобы она, если пожелает, могла спокойно поесть внизу, не делая вид, что её не очень бесит моя компания. И если здесь всё же появится рыжий парень, разыскивающий меня, — задержите его до моего прихода. Нет… Лучше просто позвоните и старайтесь держаться подальше.        — Сообщить о его приходе мисс Джонс?        — Нет, худшая из ваших идей, — мужчина неопределенно махнул рукой и, хромая в одном ботинке, направился в сторону гардероба.        Шкаф его более молодой версии, как и в его версии Нью-Йорка, представлял собой пятьдесят оттенков пурпура. Килгрейв вздохнул: многие из вещей всё ещё находились в рамках его изменившегося стиля, но полное отсутствие уже привычно-универсального чёрного угнетало. С другой стороны, вся обувь была кричаще-фиолетовой, а ботинки заменить ему всё равно пришлось бы. Да, с одеждой определённо стоило что-то решить.       Разбавив пурпурный ансамбль чёрной рубашкой из собственного мира, Килгрейв критически осмотрел себя в зеркале. Остаться незаметным в такой одежде было сложно, догнать злодея в щёгольских туфлях — ещё того хлеще. Что ж, он давно мечтал о шоппинге, а Джессики, вечно находящей ему срочные задания в неподходящее время и оттягивающей от витрин в подходящее, здесь не было.       Предстоящие дела вернули ему хорошее расположение духа. Насвистывая, Килгрейв направился к выходу, где столкнулся с Лораном, несущим мешок муки.       — Говорил же, стоило ограничиться пиццей, — театрально вздохнув, бывший злодей придержал дверь. — После того как Джессика поужинает, вы с Альвой на сегодня свободны. Пасту для меня можете оставить на кухне.       Выскользнув за дверь, Килгрейв поднял ворот пальто и, не оглядываясь, поспешил к вызванному такси, перепрыгивая через быстро наполняющиеся лужи. Ушедшая в прошлое привычка сыграла с ним не самую хорошую службу: мужчина лишил себя удовольствия увидеть благодарную улыбку Лорана, удивленные глаза Альвы и, не менее ошарашенные, — у замершей на лестнице Джессики.