***
Спустя три года я вновь сижу в аэропорте, откинувшись на спинку скрипящего стульчика, стараясь не смотреть на мерцающее табло с красными точками. Жизнь начинает казаться одной заезженной пластинкой, повторяющей свою навязчивую мелодию вновь и вновь. Только на этот раз рядом со мной никто не сидит. Подумать только… В детстве жизнь гордого одиночки меня всегда пленяла. Я чуть ли не мечтал о своём собственном тихом уголке, где ни один лишний голос не будет нарушать неторопливое течение мыслей. Тогда я был один, сам того до конца не осознавая, и не знал другой жизни, считая всех вокруг безнадёжными идиотами, часто не достойными моего к ним внимания. Или же, наоборот, считал себя не достойным их… Но потом появилось «Гнездо», где я впервые почувствовал себя кем-то не лишним. И когда одиночество вновь возвратилось ко мне, я, уже познавший все прелести лучшей жизни, стал сопротивляться, пытаясь заменить оставленных позади друзей случайными собеседниками, имена которых даже не запоминал. И до чего же я глуп, если смог осознать и принять это, потратив столько драгоценного времени! — Рейс «Руппери — Корнелиан», посадка через семь минут. Причитания на самого себя пришлось оборвать. Я неторопливо поднимаюсь, перекидывая сумку через плечо. У меня с собой не так уж и много вещей, впрочем, и слава богу — один объёмный рюкзак гораздо практичнее громоздкого чемодана. Уже собираюсь идти, но чувствую на себе чужой пристальный взгляд, из-за чего останавливаюсь и устало потираю переносицу. Я ведь так надеялся выспаться… — Мне казалось, ты сказал уже всё, что хотел, — обернувшись из-за плеча, пересекаюсь взглядом со своим извечным пернатым спутником, совершенно не волнуясь, что охранники заметят ворона в зале. Ведь его вижу один только я. Мне нужно заснуть. Чем быстрее, тем лучше. В любом случае полёт будет занимать не меньше семи часов, этого более чем достаточно. Осталось только сесть в самолёт и дождаться взлёта, с чем я более не тяну. Наконец-то удобные кресла и охватывающая разум блаженная пустота… — И в чём твой план? Я слышу собственный голос, доносящийся с соседнего кресла. Поворачиваюсь к говорившему, что казался моей полной копией, за исключением черноты глаз, что закрывала даже белки. — О чём ты? — моя фраза разносится эхом по внезапно опустевшему самолёту. Но я ничуть не пугаюсь, даже не подаю признаков удивления. — Зачем ты летишь в Корнелиан? — Не изображай из себя несведущего, Ворон. Ты знаешь всё в разы лучше меня самого. — В этом-то и дело. Зачем ты летишь в Корнелиан? Он всегда говорил загадками. Это, впрочем, вполне нормально для предсказывающей будущее птицы, живущей в моей голове. Мне пришлось потратить много времени, чтобы хотя бы примерно понимать, что он пытается до меня донести. Обычно он общался со мной через образы, а на прямой диалог выходил гораздо реже. Конечно же, всегда и всё это происходило во сне. И только в крайних случаях я мог получать видения в реальности, и то когда «мой разум отключался на ходу». — Я хочу найти Розу, — на лице собеседника отражается улыбка, от которой меня передёргивает. — Розу ли? — Ну Майли. Всего лишь разные имена одного человека. — Алекс, ты до сих пор не усвоил то, что я говорю тебе уже не в первый раз. — Глупо разделять одного человека на две личности. Роза есть Майли, Майли — Роза. Что бы ты мне не говорил. — Так могло бы быть, если бы ваши вторые имена были бы простыми никами в соцсети. — Разве оно не так? — Конечно нет. Ведь в «Гнезде» ты назвался моим именем. — Я и ты — одно целое. Ты лишь осколок моего воображения. Созданный мною самим образ. — Глубоко ошибаешься. Я — Сила, что живёт в тебе. — О господи… Ладно, оспаривать тебя бесполезно. Что ты хотел? — Я так и не услышал ответ на свой вопрос. Зачем ты летишь в Корнелиан? — Искать Розу и Майли. — И? — И? Чёрные глаза ожидающе глядят на меня, не прерывая зрительного контакта морганием. И… что я должен ответить? К чему он вообще клонит и чего пытается добиться? — Что собираешься делать, если найдёшь её? — Так вот ты о чём. Я… — и слова действительно застряли у меня в горле, заставляя Ворона ещё шире растянуть свою омерзительную ухмылку. — Ты? — Я… Решу, когда узнаю, в каком она положении. — Таким ответом от меня не отделаешься. — Да не знаю я! Извинюсь перед ней в первую очередь. А позже помогу, если ей действительно нужна будет помощь. — Хорошо. А если ты её не найдё- — Я найду её. В ответ на моё решительное заявление он только рассмеялся, но всего на несколько секунд, после чего лицо его вдруг сделалось невероятно серьёзным. — Освободи её, Алекс. Помоги сжечь прошлое. Но не позволяй сделать то, что позже заставит вас обоих пожалеть. — Ты слишком переоцениваешь мою интуицию. — Поверь, нет. Ты поймёшь, когда придёт время. Я вернусь, когда это будет нужно. Он смотрит на меня… Нет, сквозь меня, и я замечаю тень необъятной тоски на своём же лице. Но он позволяет себя такую вольность, как искренние эмоции, лишь на одну минуту, пока мой собственный взгляд окутывает туманная дымка. Его лицо снова становится «птичьим», а сам он поднимается с соседнего сидения и удаляется, однако прямо перед дверью останавливается. — Ах да, Фостер, чуть не забыл. У птенцов расправились крылья. Научи их летать, и они полетят вслед за тобой. Хлопок, и я открываю глаза. Моя соседка, женщина средних лет с тонной не слишком умело наложенного на лицо макияжа и выпученными глазами, выражение которых разобрать я так и не смог, оглядывает меня, но никто из остальных пассажиров больше на меня внимания не обращает. Значит, во сне не кричал, уже хорошо. На всякий случай извинился перед женщиной рядом, про себя плевав на причину её замешательства, а после спросил, сколько мы уже летим, узнав от неё точное время. До приземления остался один час.***
В гардеробе непривычно пустынно, однако развешанные по всей его площади куртки по какой-то причине не дают расслабиться. Будто сейчас кто-то выскочит прямо из-за них, заставив красные круги поплыть перед глазами от внезапной перегрузки. Потому, несмотря на отсутствие ещё более пугающей толкучки, мне становится не по себе. Взгляд быстро цепляет нужное пальто среди беспросветного леса верхней одежды, и я снимаю свою вещь с крючка, попутно хватая и мешок со сменной обувью. Переодеваюсь предельно аккуратно, особенно когда дело доходит до левой ноги, но быстро, боясь не успеть за отведённое мне время. А время последнего урока, от которого меня так удачно освободили, неумолимо кончалось, потому нужно было успеть покинуть школу быстрее, чем обезумевшие ученики нагрянут на первый этаж. Но если бы всё было так просто… Из соседнего коридора доносится чей-то приглушённый смех. К большому сожалению, я его узнаю. Было глупо надеяться, что все мои одноклассники будут прилежно отсиживаться на уроке. Я как можно более бесшумно пытаюсь скрыться за куртками, надеясь, что прогульщики пройдут мимо и не заметят меня. Однако какой неожиданный поворот — они тоже заворачивают в гардероб! — У тебя вообще есть функция «Заткнуться»? Хоть раз в жизни мог бы не горланить на весь этаж, как баклан! Нас поймают, а виноват в этом будешь ты! — Господи, да какая разница? Всё равно родокам позвонят, как только заметят, что мы сдрыснули. Так что хватит гундеть и одева- Опа, глянь-ка. А одного пальтишка-то уже не висит. Не одни мы такие умные. Чёрт, заметили! Когда это эти два оболтуса успели стать настолько внимательными?! — Кто ещё ушёл? — Ха, не поверишь! Наша милая Томпсон! — Чего? Да ты гонишь! — Ага, конечно! Давай быстрее, может, мы её ещё успеем догнать. Примерно через пять минут парни выходят, а я тяжело выдыхаю, радуясь, что меня хотя бы не застали прямо здесь. Домой нужно будет идти осторожнее, дабы случайно на них не наткнуться. Сама я здание покидаю одновременно со звонком. На улице прохладно, но не холодно — самое идеальное, что погода только могла придумать. Будь у меня желание и компаньон, я бы даже прогулялась подольше, но сейчас мне нужно спешить. По старой привычке шевелю пальцами левой руки, глядя на их движение под шёлковой тканью перчатки, а после засовываю руки в карманы, но тут чувствую в них что-то чужеродное… Вытаскиваю оттуда скомканные бумажки и обёртку от съеденного шоколада. — Говард, скотина! — со злобой шепчу, понимая, что мусор этот мне подсунули ещё с утра, — Только попадись мне, и я покажу, кто из нас мусорка! Конечно же, даже несмотря на злобу, я не буду бросать это посреди улицы, потому что в отличие от некоторых имею хоть какую-то совесть. Потому лишь с жестокостью скомкиваю всё и несу до ближайшего бака в руках. И стоит только мне до него дойти, как рядом слышатся голоса, которые я готова проклинать всю свою оставшуюся жизнь. — Говорил же, что успеем её догнать! — один противно хихикает, приближаясь сзади и приобнимая меня за плечи, словно какого-то своего дружка. — О, вижу, ты уже и подарочек наш нашла! — второй тоже рядом, правда просто смотрит на расстоянии четырёх-пяти шагов. — Отвалите от меня, и разойдёмся по-хорошему, — говорю как можно серьёзней, легко сбрасывая с себя чужую тяжёлую руку и поворачиваюсь так, чтобы видеть обоих. — Боже, Том, кажется, она не оценила, — наигранно раздосадовано произносит первый, делая шаг ко мне. — А жаль, Говард ведь так старался помочь твоему папочке, Элли! — второй подхватывает, но всё ещё не двигается с места. Его фраза заставляет меня по-настоящему разозлиться. — Мой отец не собирает мусор, идиоты! Отстаньте от меня! — Правда? А мне вот кажется, что именно этим он и занимается, — Говард подходит вплотную и перехватывает правое запястье. — Эй, приятель, не стоит… — Том пытается его образумить, но мои пальцы другой руки уже сомкнулись на его ладони, начиная сжимать, всё крепче и крепче. Ему больно, и с каждой секундой ещё больней. Он даже вскрикивает, но я останавливаюсь только когда слышу хруст. О господи… — Ненормальная! — пока юноша хватается за повреждённую руку и кричит мне вслед, а его друг подбегает к нему на помощь, я убегаю, — Тебя вообще не должно быть в нашей школе! Убирайтесь со своим поехавшим отцом к чёрту, слышишь?! Убирайтесь! Проходит несколько мгновений, и его голос в моих ушах превращается в свист ветра. Мне очень повезло, что путь от школы до дома занимает всего десять минут, а если бежать с такой же скоростью, как и я сейчас, то и того меньше. Лишь внутри своего убежища я успокаиваюсь, ощущая себя в безопасности, и замечаю, что была на грани перегрузки. К счастью, всё обошлось. — Элли, ты уже вернулась? — слышу отца из его кабинета, наверняка работающего над очередным проектом, — Рассказывай, что случилось, показатели сдали тебя с головой. Скрывать от него что-то было более чем бесполезно. Я избавляюсь от верхней одежды и тут же прохожу в кабинет, первым делом собираясь с мыслями. Мужчина, в каштановые волосы которого уже прокралась едва заметная седина, внимательно вглядывался в один из четырёх мониторов. Белый лабораторный халат и широкие очки — естественные атрибуты учёного — сегодня были при нём, что заставило даже немного приулыбнуться. Без лишних слов я начинаю своё объяснение. — Меня освободили от последнего урока, и я собиралась идти домой. В гардеробе я чуть не наткнулась на Тома и Говарда, но успела от них спрятаться. Правда, позже они всё равно нагнали меня, уже на улице. Говард схватил меня за запястье и… — я на минуту прерываюсь, пока слушатель вопросительно выгибает бровь, — И я чуть не сломала ему пальцы… А может быть и сломала, не знаю… Но я сжала их настолько, что услышала хруст. И убежала. — Элли, я же говорил… — Но они сказали, что ты собираешь мусор! Что всё, что ты делаешь — мусор! И то, что ты сумасшедший! — начинаю чувствовать неконтролируемые слёзы и всхлипываю. — Элли, перестань! — отец отрывается от своих наблюдений и подходит ко мне, сначала укладывая свою ладонь мне на голову, а после обнимая и позволяя мне намочить своими слезами его халат, — Люди боятся того, чего не понимают. Многих учёных в прошлом все называли сумасшедшими, а сейчас их почитают гениями, пользуясь тем, что они создали. Пройдёт время, и они поймут, насколько ошибались. Хватит тебе беспокоиться о таких пустяках. Я на твоих одноклассников не в обиде. — Они сказали, что я ненормальная и мне не место в этой школе… — Не принимай близко к сердцу, милая. Несмотря ни на что, ты остаёшься таким же человеком, как и они. А внутри ты даже в сто раз лучше их обоих вместе взятых. Не стоит думать о себе, как о проклятом ребёнке. А они пусть говорят, что хотят. — Хорошо… — Вот и отлично. Успокаивайся. Мы же не хотим, чтобы у тебя произошла перегрузка, верно? — Да, верно. Я отстраняюсь, мужчина утешительно мне улыбается и, убедившись, что я пришла в норму, вновь возвращается к своим, полагаю, исследованиям. Пока спрашивать насчёт них я не буду, потому как уверена, что вечером он сам всё расскажет и, возможно, даже попросит о помощи. Сейчас нужно переодеться и проверить исправность всех механизмов. Нога почему-то кажется более тяжёлой, чем обычно. Моя комната располагалась на втором этаже и по-своему напоминала упрощённую версию кабинета отца. Он обустроил её так по моей же просьбе. У левой стены стоял шкаф, в центре — стол с миниатюрными инструментами, в противоположном конце от двери стоял компьютер с двумя мониторами, над ним — несколько книжных полок, а справа — большой комод и зеркало. Остальное свободное пространство занимали разнообразные коробки и ящики, в которых я, к слову, прекрасно ориентировалась. Первым делом я меняю школьную форму на простые футболку и шорты, поскольку в доме нет нужды носить что-то длинное и прикрывающее собой всё тело, после снимаю со стены средних размеров зеркало и устанавливаю его на специальную подставку на столе. Слегка вытянутое лицо, широкие голубые глаза с длинными ресницами, тонкие губы, выделяющиеся скулы и шоколадного цвета волосы, подстриженные чуть выше плеч и темнеющие ближе к корням. При первом взгляде и не скажешь, что с этой девочкой что-то не так. Если, конечно, на ней закрытая одежда. Простая футболка открывает левую руку. Механическую, по всей поверхности покрытую металлическими пластинами руку. В местах, где у нормального человека сочленяются кости, можно было разглядеть разноцветные проводки, часть предплечья занимал небольшой дисплей, а сами пластины без проблем открываются при определённом несложном движении, как крышка, дабы можно было исправить поломки. Внутри — каркас из прочного, но достаточно лёгкого материала и провода, за которыми остальные составляющие было разглядеть проблематично. По сути своей, рука функционировала точно так же, как и обычная — провода были некой заменой кровеносных сосудов, что подпитывали энергией механизмы, заменяющие мышцы, то есть и являющиеся основной движущей силой, кости превратились в каркас, а металлические пластины — в кожный покров. Движения осуществлялись всё так же благодаря импульсам головного мозга, в который вживлён электронный чип. Удивительные технологии даже для 2023 года, но в любом случае не настолько, чтобы считать их невозможными. Три пластины охватывали ещё и небольшую часть левого бока грудной клетки. А дальше ещё и нога, тоже полностью искусственная, действующая по той же схеме. Со временем отец улучшал мои протезы, сейчас они практически ничем не отличаются от настоящих конечностей, даже осязанием обладают. Конечно, не таким, как кожа, но это лучше, чем ничего. Вообще почти вся моя жизнедеятельность поддерживалась определёнными механизмами. Модификации были не только в руке и ноге, но и в некоторых органах. Так что меня можно назвать одним из первых представителей киберчеловечества, если и вовсе не первым. И я бы даже была этому рада, если бы не резкое отрицательное отношение ко мне окружающих, постоянная нужда анализировать своё состояние и так называемые перегрузки, возникающие при сильных эмоциональным потрясениях, которые не выдерживает чип или другие механизмы. Каждый раз по возвращению домой приходится проверять, всё ли работает как надо. Но мне это даже нравится. Из-за отца мне привилась огромная любовь к науке. — Кажется, всё в порядке. Надо научиться контролировать силу, с которой сжимаются пальцы. Вспоминаю о сегодняшнем происшествии, однако, к моему же счастью, меня отвлекает уведомление. Дисплей на левой руке был мне некой заменой телефона, к тому же с прямым доступом в интернет. Невероятно удобно. Потому в Телепортере я была доступна в любой момент времени. Ди-джей: Как поживает лучшая роботическая девушка в мире?))) Вы: Когда-нибудь я всё-таки задушу тебя своими собственными роботическими руками. Ди-джей: И лишишь наше «Гнездо» такого красавчика?! Вы: Меня все только поблагодарят. Ди-джей: ((((((((((((( Вы: Так ты что-то хотел или снова решил подурачиться? Ди-джей: Я хотел спросить, как у тебя дела. Вы: -_- Ди-джей: Ты слишком жестока! Вы: Я всё ещё обижена. Ди-джей: Но я же шутил, Металли! Вы: Потому что просто не приспособлен говорить что-то серьёзное! Ди-джей: Смилуйся!!! Вы: И не подумаю. Ди-джей: Т_Т Ди-джей: Ну правда, прости. Я больше не буду шутить про твою лагучесть при ребятах! Вы: Только при ребятах? Ди-джей: Ну хорошо, я не буду шутить про это вообще. Вы: Хорошо. Ди-джей: Ура! Вы: Какой же ты дурак… Ди-джей: Но ты ведь улыбаешься. ;) Вы: Ой, иди к чёрту! Ди-джей: Обязательно к нему загляну. Ди-джей: К слову… Ты какая-то странная в последнее время. Что-то стряслось? Вы: Нет, ничего. Ди-джей: Ты уверена? Вы: Абсолютно. Ди-джей: Тогда ладненько! Я напишу тебе позже, хорошо? Вы: Ок. Меня гложет совесть из-за того, что приходится скрывать от Ди-джея своё общение с Вороном. Но я обещала, что не буду выдавать наш разговор, пока всё не образумится. К слову, уже третий день, как он находится в Корнелиане… Я писала ему, но он говорил только о том, что пока никаких результатов в поисках. И мне остаётся только сидеть и надеяться на то, что с Розой всё действительно в порядке. Боже, почему это происходит именно с нами… Я не пожелала бы ни одному человеку того, что пережил хоть один из обитателей «Гнезда». Ворон: Металли? Снова меня отвлекает оповещение. Вы: Да, я здесь. Как у тебя дела? Ворон: Я знаю, где она.