Одиночество вдвоем

      — Доброе утро, Кастиэль, — взволнованно поздоровалась доктор Перри. — Прости за ранний сеанс, но я хотела продолжить с вчерашним прорывом. Как ты себя чувствуешь?       — Я чувствую себя хорошо, — ответил Кастиэль.       — Отлично, отлично! С чего бы ты хотел начать сегодня?       — Не знаю. Наверное, как вы хотите.       Доктор Перри усмехнулась, словно услышала именно тот ответ, на который надеялась. — Ладно, мы знаем причину, по которой ты отказался от молчания, верно? Но на самом деле мы не знаем, что привело к этому. — Кастиэль открыл было рот, чтобы возразить, но доктор Перри отмахнулась от него. — И не надо говорить мне, что я читала историю болезни, это не причина не говорить об этом, Кастиэль. Мне необходимо услышать твою точку зрения. У меня есть лишь безличный отчет твоего брата. Ты должен дать мне хоть что-то.       Кастиэль закрыл рот и еле заметно кивнул.       — Вот и хорошо. Так из-за чего тебя поместили в Бриджвейскую клинику для душевнобольных? — подтолкнула его доктор Перри.       — У меня было то, что такие профессионалы как вы называете психический срыв. Я успел разгромить половину своего дома до того, как вернулся Габриэль и скрутил меня. — Кастиэль выкладывал факты сухим и безучастным тоном, словно много раз репетировал ответ.       — А что вызвало срыв? Ты знаешь?       — Какой-то определенной причины не было, всего понемногу: третирование, пренебрежение, невероятно высокие стандарты, которые мой отец установил для меня… я не мог больше терпеть. Я сдался, сломался, облажался и это привело к тому… эпизоду.       Доктор Перри кивнула, делая аккуратные пометки. — Ты никогда не упоминал своего отца. Расскажи мне о нем.       — Особо рассказывать не о чем. Вечно отсутствующий отец примерно вашего возраста, он редко появлялся, но если так случалось, он ожидал совершенства. Только высшие оценки, чистые комнаты, безупречный внешний вид, все. Я делал все, чтобы произвести на него впечатление, привлечь его внимание, но он уделял мне лишь тогда, когда я совершал ошибку. И, поверьте мне, такого внимания вам бы не захотелось.       — Как твой отец наказывал тебя за ошибки? — осторожно спросила доктор Перри.       — Разными способами. Пояса, деревянные ложки, все, что подвернется. Один раз он запирал меня в спальне три дня подряд за то, что я случайно разбил стакан, моя посуду. Он был темпераментен, особенно когда пил.       — А что насчет твоих братьев? Какие были у тебя отношения с ними?       — Я бы сказал, нормальные. Габриэль и Михаил, мои старшие братья, присматривали за мной. А Люцифер всегда заскакивал, когда отца не было поблизости. Я же присматривал за младшими, Бальтазаром и Уриэлем. Я был наиболее близок с Бальтазаром. Он раньше навещал меня, но думаю, ему надоело, что я игнорирую его. Но он по-прежнему каждый год посылает мне открытку на день рождения. — С удовольствием вспомнил Кастиэль.       — А Люцифер? Ты сказал, что он только заходил ненадолго. Почему он не жил со всеми вами?       — Отец выгнал его, когда я был еще совсем маленьким. Люцифер был довольно непокорным. И хотя он очень любил нашего отца, но считал, что тот слишком контролирует. Все что я помню о времени, когда он жил с нами, это много ссор на повышенных тонах. Наверное к лучшему, что Люцифер ушел.       — Что ты думаешь о правилах своего отца?       — У него были… у него были причины быть таким строгим. В конце концов он должен был заботиться о шестерых детях. Конечно, иногда он заходил слишком далеко, но заботиться о нас всех было трудно. Габриэль и Бальтазар были ночным кошмаром, а Михаил и я вечно ссорились… Он делал все, что мог. Я заслужил все, что получал от него. Я не сеял хаос, как Гавриил, не бунтовал, как Люцифер, но то, что сделал я было даже хуже. Я никогда не слушался. Я никогда не делал того, что мне говорили. Он отдавал мне приказ и, в зависимости от того, что я чувствовал, я выбирал, следовать ему или нет. До того, как я попал сюда, я рисковал быть выкинутым из дома, как и Люцифер. Я нарушил одно из самых важных правил моего отца.       — И что это за правило?       Кастиэль неловко поерзал в кресле. Он смотрел в пол, словно искал подсказки для ответов в извилистом ворсе ковра.       — Я… я влюбился. Отец запрещал нам общаться, а тем более встречаться с кем-либо не из нашей церкви. А даже и если из церкви, то он встречался с ними и устраивал проверку. — объяснил Кастиэль. — Тот, кто не отвечал его стандартам попадал в черный список, а девушка, в которую я влюбился… Она была далека от всего, что мой отец одобрил бы.       — Какая она была? — подтолкнула доктор Перри.       — Она была что-то типа дрянной девчонки. Пила, веселилась и одевалась далеко не консервативно. В ней было все, о чем мой отец предупреждал меня, и я был от нее в полном восторге. Я никогда не думал… никогда не думал, что она обратит на меня внимание. Мэг, она была так прекрасна, интересна и опасна, а я был, ну… я.       Кастиэль прервался с горькой улыбкой. Ожившие воспоминания о Мэг оказались очень болезненными.       — Во всяком случае, каким-то образом мы стали встречаться. Я убегал каждую ночь, чтобы встретиться с ней в парке у моего дома. Мы пили виски и разговаривали… это было мило. Но я не знал, что за нами следил Михаил и после очередной ссоры он все рассказал отцу. Тот был вне себя от ярости. Я уже ходил по краю, когда получил отчет в конце семестра. Все эти ночи с Мэг сказались на моих оценках. Я проваливал почти все предметы. Думаю, это был мой переломный момент. Я чувствовал себя неудачником, таким облажавшимся, что наверное, просто сорвался.       — И как это все стало равноценным тому, что ты перестал разговаривать? — поинтересовалась доктор Перри.       — Однажды мой отец вернулся домой и увидел устроенный мной беспорядок. Я пытался извиниться. Я все еще не пришел в себя и говорил не то. Я продолжал заикаться и спотыкаться на каждом слове… Наконец отец попросту сказал: «Если ты даже не можешь извиниться должным образом, то лучше не говори вообще!» После того, как я разрушил свой дом и нарушил все правила, я решил, что могу следовать хотя бы этому приказу. Так я и сделал.       Доктор Перри с печалью и сочувствием в глазах посмотрела на Кастиэля.       — Кастиэль, невозможно управлять любовью к кому-то. А твоему отцу не следовало так на тебя давить. Ты хороший человек.       Кастиэль покачал головой. — Я только усложняю вам жизнь, доктор Перри, и все же вы защищаете меня.       — Ты не только сделал мою жизнь сложной! Ты испытывал мое терпение настолько, что мне хотелось повыдирать себе волосы, но Кастиэль, ты всегда был моим самым желанным случаем! Из немого, несговорчивого одиночки, ты превратился в прекрасного, блестящего человека. Ты отлично рисуешь, у тебя богатый и интеллигентный язык, и ты подружился с Дином. Я не могла бы еще больше гордиться тобой! — честно воскликнула доктор Перри.       — Правда?       — Да, Кастиэль, правда. Ты проделал такой путь, и я просто не могу не гордиться тобой. Когда я взялась за твой случай, так много людей говорили мне, что я никогда не увижу улучшения, но я вижу не только прогресс, я вижу возможность для тебя жить нормальной жизнью за стенами этой клиники. Думаю, что ты сможешь освободиться от всего, что преследовало тебя многие годы! Почему ты сам не видишь в себе эти силы?       — Я просто… не думаю, что у меня все это получится. Раньше я столько раз терпел неудачу, кто даст гарантию, что я не ошибусь снова?       — Никогда не поздно все исправить, Кастиэль. Всегда можно попробовать еще раз.       В этот момент маленький лучик надежды, все еще живший в Кастиэле, разгорелся в жаркое пламя. Возможно, у него будет жизнь вне психиатрической лечебницы, возможно, у него будет собственный дом и работа. А еще лучше, может быть он действительно мог управлять тем, как он жил и кто были его друзья. Может, он наконец-то сможет установить свои собственные правила.       — Вы правда верите, что я смогу это сделать?       — Я это знаю.       Если доктор Перри так верила в его будущее, подумал Кастиэль, то и он может. Он собирался покинуть это место, раз и навсегда.