Нянь поневоле

       Первый раз он очнулся, когда его растолкали рыбаки, которые уверяли, что его выкинуло приливом на берег. Понабежали что-то спрашивающие репортёры. Второй раз был в больнице. Какая-то тётка в белом халате крутилась рядом и жалобно причитала над ним. — Кто же в тайфун выходит в открытый океан? Повезло, что жив остался, — бормотала она. — Брови у тебя такие странные, спиральками закручиваются. А какие волосы мягкие, и цвет такой редкий для японца — пшеничный! Ты, наверное, иностранец, потому ничего и не знал о тайфуне. Как тебя зовут? Было странным уже то, что, как ни силился, он не мог вспомнить, какого цвета у него волосы и почему у него брови-спиральки. Но имя своё, он чувствовал, что помнит ровно до того момента, пока его не спросили, так как же его зовут. Ответа не было. — Я знаю, как меня зовут! — разозлился он. — Так как же?.. Но ответ так и не пришёл. Потом прибежал и засуетился врач. Приходили ещё какие-то люди. Его фотографировали, брали отпечатки пальцев, задавали уйму вопросов, на которые он ничего не мог ответить. Сознание будто поглотила тьма, и ни один лучик света не проникал туда, чтобы дать ответ на множество вопросов о его жизни и личности. Впрочем, кое-что было очевидным: он страшно хотел курить. Никотин был ему жизненно необходим. — Будь другом, дай сигаретку, — попросил он охранника, и тот, недовольно косясь, всё же протянул распечатанную пачку. Недолго думая, он схватил всю пачку, пресекая любые возмущения веским: — Мне нужнее. Надо сказать, после этого никто ему сигарет больше не одалживал. Разве что посетители психиатрической больницы, куда его перевели, когда стало ясно, что он лишился памяти, но к тем его не пускали. Большая часть персонала и больных были людьми в возрасте, хорошеньких женщин среди всего этого сброда он видел редко. — Ах, моя прекрасная мелорин! Не оставляйте меня одного в этом аду! Я сойду с ума без вашей несравненной красоты! — голосил он, хватая взвизгнувшую девушку за руки. — Быстрее, зовите санитаров! У пациента из одиннадцатой палаты приступ! — раздался голос дежурной медсестры. От девушек его в буквальном смысле оттаскивали, но он был сильнее. — Он буйный, скорее колите снотворное! В промежутках между пусканием слюней из-за убойной дозы снотворного и бодрствованием он ждал, что кто-нибудь придёт за ним или он что-то вспомнит сам. Но по истечении недели надежда стала таять. А потом пришёл угрюмый парень с причёской формой похожей на маримо, да ещё и такого же зелёного цвета. — Ваш? — спросил парня врач, указывая взглядом на него. И мохоголовый утвердительно качнул головой. А он похолодел, пытаясь понять, в каких отношениях состоял с этим типом. Тот точно не мог быть его родственником, да и на друга походил мало. Парень был высоким, смуглым, накачанным, с правильными чертами лица, и даже обладал некоей суровой красотой, от которой захватывало дух и до дрожи хотелось заехать по высокомерной физиономии. Прицепленные за левую мочку уха, болтались три длинные каплевидные серьги. От одного вида посетителя внутри будто что-то задрожало то ли в предвкушении, то ли предостерегающе. — Что ты тут делаешь, Маримо? — осведомился он. — Ты вспомнил меня? — лицо парня от удивления забавно вытянулось. — Нет, но это прозвище должно быть твоим вторым именем, мохоголовый. — Заткнись, Мишенебровый! — О, я полагаю, это и правда ваш брат, — закивал довольный врач, который сопровождал нахального парня. — Брат? — изумился он. — Да мы же ни капельки не похожи! — Сводный, — подтвердил Маримо. — Собирайся, Санджи, мы идём домой, — последнее было сказано ему. Он застыл, чувствуя, что имя действительно его, даже прошептал его, чтобы распробовать и убедиться. В любом случае, оставаясь в больнице, он бы ничего о себе не узнал, а парень, который пришёл за ним, мог пролить свет на то, кем он был. — Скажи хоть своё имя, братец Маримо, — протянул Санджи, наслаждаясь гневом, промелькнувшим на лице парня. — Зоро, — был ему короткий и злой ответ.

* * *

От больницы и до побережья их подбросил синеволосый качок полицейский по имени Фрэнки. — Будут проблемы — дай знать, братан, — кивнул тот Зоро и оставил их наедине. Через пролив они добирались на лодке, и в исполнении Маримо это было тем ещё испытанием. Их судёнышко петляло как пьяное, доехать по прямой от острова к острову оказалось невыполнимой задачей, даже после десятка подсказок Санджи. На суше также пришлось поплутать, но уже пешком, пока они не оказались перед небольшим домом в японском стиле. — Санджи-нии-сан! — из дома вылетела целая толпа детворы, которая была ни капельки не похожа на самого Санджи, да и между собой тоже. Дети набросились на него, чуть ли не сбивая с ног, а он только и успел, что вытянуть подальше руку с сигаретой, чтобы никто не обжёгся. Жест показался незнакомым. Две девочки постарше схватились за его брюки, которые были на нём в момент крушения — их, как и рубашку, выдали в больнице при выписке. Два пацана пытались заползти по ногам, словно гусеницы-переростки. Единственным, кто на него не бросился, а наблюдал, неудачно пытаясь спрятать голову за углом дома, был совсем мелкий мальчишка с большими шоколадными глазами и в смешной розовой шляпе с белым крестом. — Ты теперь никуда от нас не уйдёшь, да, братик? — спросила милая рыжеволосая девчушка. Она казалась Санджи совсем крохой, но в этом прекрасном бутоне, который грозил превратиться в настоящую красавицу, уже ощущалась сила повелевать мужчинами, и он не смог отказать. — Конечно. — Здорово! — завопил черноволосый пацан со шрамом под левым глазом, соломенной шляпой на макушке и широкой улыбкой в пол-лица, который схватил его за свободную руку и повис на той словно обезьянка. — Луффи, отцепись от него, — сказал Зоро. — Лучше покажите, где Санджи теперь будет жить. — Теперь? — насторожился он. — А разве я не с вами живу? — Нет, — ответила ему почему-то рыжая девочка. — Ты не стал с нами переезжать из Нитинана — это город, откуда тебя Зоро-нии-сан привёз. Мы увидели тебя по телевизору и поняли, что тебе нужна помощь. — Вот как?.. — Скажи, ты же умеешь готовить? Ой! То есть я хотела сказать, научился ли?.. В то время, когда мы переехали и оставили тебя одного, — затараторила она. — Нами, успокойся. Санджи-нии-сан ничего не помнит, и ему нужен отдых, — строго одёрнула малышку смуглокожая девочка постарше с большими тёмными глазами и чёрными волосами с фиолетовым отливом. — Идём, — потянул его улыбчивый мальчик по имени Луффи. — Ты будешь спать вместе с Зоро. — Чего?! — вытаращился на мелкого Санджи. — Не мели ерунды, Луффи, — рыкнул на пацана Зоро. — Мы будем спать по отдельности, просто в одной комнате. — Теперь тебе не будет одиноко, Зоро-нии-сан! — как ни в чём ни бывало улыбнулся темноволосый пацан, будто и не на него только что тот повысил голос. — Заткнись! — буркнул в ответ Маримо. Комната оказалась довольно тесной, с разбросанными повсюду вещами. — Тут помещается три футона, они в этом встроенном шкафу, — разъяснил Зоро, кивком головы указывая в нужном направлении. После того как он немного освоился в комнате, которую они с Зоро теперь делили на двоих, Санджи потянули на ужин. За низким столом кроме них с Зоро и малышни присутствовали ещё двое мужчин и дородная тётка. — Поскольку тебе отшибло память, Санджи, напомню, что в нашей семье кто не работает, тот не ест, — веско припечатала тётка. У Санджи от таких слов сложилось впечатление, что дети в этом доме пахали как быки. — Но, Дадан, — вклинился Луффи. — Ты ничего не делаешь и всё равно ешь с нами. — Молчать! — гаркнула та. — Я обеспечиваю вам крышу над головой и этот… Как его?.. Уют, во! Скажи спасибо, что я не отправила вас всех обратно в приют. — Но меня ты не можешь отправить в приют, — уверенно заявил Луффи. — Тогда дед тебя убьёт. — Хочешь расстаться со всеми остальными? — спросила Дадан, и Луффи активно замотал головой. — Вот и не спорь со мной. А теперь давайте есть. Пища была простой: мисо суп, рис и жареная рыба. Довольно терпимой на вкус, но Санджи отчего-то был уверен, что бывает и лучше. Ощущение было странным, щекочущим и очень настойчивым. — Санджи, кроме работы, которую выполняют все остальные, также будешь вместе с Зоро делить обязанность по присмотру за младшими членами семьи. Если будет что-то непонятно, обращайся к нему же, — распорядилась Дадан, отвлекая его от странных ощущений, навеянных ужином. Семейка выглядела не очень дружелюбной, кроме младших её представителей, и совсем небогатой. Перспектива оставаться и батрачить на кого-то совсем не радовала, но и уходить Санджи было некуда. Альтернативу предлагать никто не спешил — это были единственные люди, знавшие его до потери памяти. Он смирился с тем, что, до того момента пока что-то не вспомнит, придётся оставить всё как есть.