Нянь поневоле

       Зоро был категорически против этой идеи, но затею Нами поддержала Нодзико и Дадан. Он вдруг с удивлением понял, что женщины: две мелкие и совсем взрослая — вполне друг друга понимают и способны между собой договориться. «Этот Санджи не заплатил нии-сану за работу, так пусть теперь отработает свой долг. Я всё посчитала: и еду, и ночлег, если он хоть что-то умеет делать, то месяца хватит», — внесла предложение Нами. Деньги малышка считала маниакально. «С мальчишками, и особенно с Луффи, становится всё сложнее сладить, а Зоро не может постоянно присматривать за всеми нами, он ещё и зарабатывать должен», — присоединилась к сестре Нодзико. «Я согласна. Пусть отработает долг. Зоро, приведёшь его сюда, но в случае чего будешь отвечать за эту авантюру сам. Малышне скажете, что парень ушёл от нас ещё до переезда в деревню, и они его просто никогда в жизни не видели», — припечатала Дадан. Сколько Зоро ни пытался втолковать женщинам, что Санджи может быть опасен и что тот не отличается ни добрым, ни покладистым нравом, всё было без толку. Переубедить почуявших наживу Нами и Дадан оказалось невозможно. Единственное, чего он добился, это наставлений от Дадан «лучше следить за новым братом». Зря он рассказал сёстрам про Санджи, когда увидел того в новостях по телевизору. На следующий день после того, как богатенький урод его кинул, диктор сообщил о найденном на побережье молодом человеке, страдающем потерей памяти. Даже сюжет с интервью хамоватого блондина, уверяющего, что и без посторонней помощи разберётся, как ему жить, не заставил Зоро сопереживать парню. Тогда он подумал о том, как же справедливо всё-таки устроена жизнь: проштрафившийся мажор получил своё сполна. Но женщины его семьи решили взять правосудие в свои руки, и это сильно нервировало. Зоро не был набожным, но не любил ложь или когда поступали нечестно. Пока они решали, как забрать чужого человека из больницы, в одном из сюжетов о злоключениях Санджи репортёры засняли рядом с психиатрической больницей блондинистого посетителя с завивающейся бровью и причёской похожей на утиный хвост или шпиль башни. Даже Зоро догадался, что это был родной брат Мишенебрового — у кого ещё на планете могли быть такие аномальные брови? Вот только родственник не забрал Санджи, потому что в новостях продолжали жаловаться на отвратное поведение Мишенебрового в стенах больницы по отношению к молодым женщинам. А потом они подключили к этому делу Фрэнки, друга Зоро ещё со времён школы, и тот помог им с документами. — Так как поделим дежурства, Маримо? — отвлёк его от воспоминаний Санджи, когда они вернулись в их общую теперь комнату. — Видимо, неспроста я не поехал в это захолустье вместе с вами, вкалывать тут на эту тётку… — Вот и сидел бы на заднице ровно, Мишенебровый, — огрызнулся Зоро. — Не попри ты прямиком на тайфун, и всё у тебя с головой было бы в порядке. Хотя о чём это я? Никогда у тебя с головой не было нормально. — И это мне говорит тип, который не смог по прямой доехать от одного острова до другого?! Увы, Маримо, в отличие от амнезии, которая может и пройдёт, топографический кретинизм не лечится. — Нарываешься? — Да кому ты нужен! Давай решим уже что-то насчёт дежурства. — Самая большая проблема — уследить за Луффи, а он просыпается не позднее семи утра, — угрюмо начал просвещать новенького о будущих трудностях Зоро. — В школу мелким к девяти, из школы они возвращаются в четыре… И тут до него дошло. Вся беда Зоро заключалась в том, что он был единственной нянькой своих младших братьев и сестёр. Дети требовали его внимания с раннего утра и до позднего вечера. Обычно он вставал на рассвете вместе с Луффи, отправлял мелких в школу, весь день вкалывал в поле или занимался другой работой, если наклёвывалось что-то, за что могли заплатить. Затем забирал сестёр и братьев из школы, они ужинали и разбирались с домашними делами вроде уборки и стирки, делали уроки. В выходные промышляли рыбной ловлей или заготовкой хвороста и дров. Помимо этого нужно было ещё кормить кур — единственную живность, которая у них была. В додзё Иссин он ходил редко, наскоками, урывками. При его распорядке дня тренироваться в кэндзюцу было практически невозможно, но всё же и для этого Зоро время выкраивал, а уж о том, чтобы лечь спать хотя бы в десять, оставалось только мечтать. — С девяти и почти до четырёх мы будем предоставлены сами себе, пока они будут в школе — это по будням. Около девяти часов на сон. Оставшиеся восемь часов разобьём по четыре каждому. С шести и до девяти за мелких отвечаю я, отведу их в школу. Около четырёх ты должен будешь их забрать из школы, и до семи они под твоей ответственностью. А затем до самого отхода ко сну их займу я, идёт? — В целом неплохо, — оценил перспективу Санджи. — Но всё это не исключает работу. Другими словами, ты должен организовать всех, чтобы сделали уроки, постирали бельё, наловили рыбы, пропололи дайкон или собрали мандарины, которые Нодзико выращивает, — продолжил разъяснять Зоро. — Ты издеваешься, газон?! Нашёл крестьянина… Да чтобы я так впахивал! — Слабак, — заключил Зоро. — Даже Чоппер, хоть ему и шесть, делает всё, что от него требуется, и не жалуется. Санджи, казалось, призадумался над его словами. — А с выходными как быть? Там уже четырнадцать часов на присмотр за детьми получается, это значит, что у каждого из нас будет по семь. — Если не будет какой-то срочной работы, то мне хватит свободного времени с часу до четырёх, хотя желательно до шести. — Тогда у меня будет шесть часов вместо семи?.. — Да, но это в том случае, если мне не подкинут какую-то работу, за которую можно будет что-то выручить. Дадан с братьями не работают: живём на деньги, которые правительство на воспитание детей выделяет, так что с деньгами большая напряжёнка. — Хм… Тогда на этом и остановимся, — решил Санджи. А Зоро, стыдясь себя, радовался выгаданной возможности посещать додзё. Вся эта затея была несправедлива по отношению к Санджи, но, когда дело дошло до собственной мечты, принципы очень быстро уступили место желанию вновь схлестнуться с сильным мечником. В додзё его ждали поединки с Куиной, которую он намеревался превзойти.

* * *

После распределения времени присмотра за детьми, они с Санджи занялись поиском тому какой-нибудь одежды. — И что, у вас совсем не осталось моей одежды? — ныл тот. — Будто ты бы отдал нам свои шмотки, — хмыкнул Зоро, представляя такую возможность. Санджи только тяжело вздохнул, соглашаясь с ним. Старой одежды и обуви самого Зоро, Эйса и Сабо было немало, но вся она не удовлетворяла эстетическому вкусу Мишенебрового. В самом деле, отличие в стиле и качестве ткани было разительным, если сравнивать с подранной рубашкой и брюками, в которых Санджи выписали из больницы. Тот был босиком, благо на дворе буйствовало лето. Зоро, увы, не догадался захватить в больницу для новоявленного брата одежду. — Что за обноски? Я не буду позориться в этом! — причитал Санджи. — Если меня в этом увидит прекрасная мелорин, жизни моей придёт конец. — Ага, ничего важнее шмоток для тебя нет, я понял, — покивал Зоро. — Думал, что фигня всё то, что говорят про блондинок, но ты меня убедил в обратном. — Мужлан, тупое Маримо, неандерталец неотёсанный. Не удивлюсь, если ты до сих пор девственник с таким-то подходом к жизни. — О… может ещё вспомнишь, девственник ли сам? — Зоро отчего-то только позабавили рассуждения Мишенебрового о шмотках и связанном с этим сексуальном опыте, учитывая то, что тот не мог вспомнить собственного имени. — Не обязательно что-то помнить, чтобы иметь представление о процессе. Меня любят женщины, — самоуверенно заявил тот. Зоро же сомневался в том, что Санджи имеет представление о том, что такое любовь. Врач жаловался, что от него в больнице девушки не знали, куда деваться. И это скорее указывало на то, что женщины, которые велись на Мишенебрового раньше, только и видели в нём, что кошелёк и ту жизнь, которую он мог им дать. — Даже если тебя любили, что-то я сильно сомневаюсь, чтобы сам ты чувствовал хоть что-то, кроме похоти, — поделился Зоро своими мыслями. — Без чувств весь твой опыт с женщинами ничего не значит. — Слова девственника! — пакостно улыбнулся Санджи. — С точки зрения извращенца, — не остался в долгу он. Из всего вороха одежды Санджи выбрал три относительно не застиранных и не растянутых футболки, пару спортивных штанов, хотя те всё равно были коротковаты ему. Мелочи вроде трусов и носков. Единственные, не сильно разношенные и подходящие по размеру кроссовки, которые раньше принадлежали Сабо. — Сигарет бы ещё, — простонал Санджи. — Курит у нас только Дадан, но она скорее убьёт, чем поделится своей отравой, это и выпивки касается, кстати. Эйс и Сабо как-то стащили у неё пачку, чтобы побаловаться, так потом неделю боялись дома появиться. Чтобы разжиться сигаретами или саке, понадобятся деньги, а для этого надо их заработать. — Получается, мне ещё и дополнительно работу искать придётся? — озадачился Санджи. — Само собой, ты уже взрослый, чтобы сидеть на шее у женщины и детей, — поддержал его в стремлении к финансовой независимости Зоро. — Так почему за всё, что я должен делать для этой женщины, она мне даже не заплатит? — Потому что она и денег за проживание и питание у тебя не возьмёт, — невозмутимо пояснил Зоро, досадуя на то, что некоторым приходилось объяснять банальнейшие вещи. Несмотря на все возмущения, Санджи не выказывал никаких сомнений в том, что они действительно одна семья. Было неудобно его обманывать, и Зоро старался лишний раз не врать. Он решил, что это просто их временный сожитель — человек, оказавшийся в сложной жизненной ситуации и нуждающийся в их помощи. Помощь, конечно, была специфичной, но, учитывая, что от парня отказались собственные родственники, выбирать тому всё равно было особо не из чего.