Грязно-белое, фальшиво-золотое

      — И ты вообразил, что я останусь тут, да? Кем? Твоей шлюхой, от которой можно откупиться? Ты ошибаешься! Ничего мне от тебя не надо, свинья!       Господин Лупус и впрямь чем-то походил на поросёнка, особенно сейчас: его круглое курносое лицо покраснело, а маленькие глазки под тяжёлыми веками смотрели напугано и затравленно.       Миврина не отказала себе в небольшом удовольствии: смахнула в ярости глиняную вазу со столика. Дзынькнув, ваза разлетелась на мелкие кусочки, а господин Лупус — предсказуемо! — испуганно вжал голову в плечи и зажмурился.       — Дорогая, послушай… — проблеял он.       — Ах, «дорогая»?! — не упустила повода Миврина. — А я уж думала — дешёвая! В самый раз для того, чтобы заморочить голову, наобещать золотые горы, сманить в столицу… а тут привезти в какой-то вонючий клоповник и признаться, что женат, так?!       — Это не клоповник, — робко возмутился господин Лупус. — Это «Тайбер Септим», лучший постоялый двор! Знаешь, между прочим, сколько у них стоят комнаты?.. Ну дорогая, я уже оплатил неделю, а потом, клянусь, я сниму тебе дом, я уйду от жены, я люблю только тебя…       — Мерзавец, — процедила Миврина. — Мерзавец и подлец! Хочешь меня купить? Не дождёшься. Ничего мне от тебя не надо, Лупус. Я, в отличие от тебя, знаю, что такое порядочность! И подарки свои забери!       Дешевенькое серебряное колечко с аметистом, брошенное меткой рукой, едва не выбило глаз господину Лупусу, а черепаховый гребень с яшмой попал в плечо. Золотой браслет не мог причинить мерзавцу серьёзного вреда даже при большой удаче: видимо, поэтому его Миврина швырять не стала.       — Я ухожу! — объявила она. — Не пытайся меня искать, подлец! Не пропаду и без тебя! И ничего мне от тебя не нужно, с чем пришла, с тем и уйду!       Миврина решительно вскинула на плечо тощую дорожную сумку, крутанулась на каблуках, разворачиваясь к двери…       — Но я уже оплатил комнату… — пискнул Лупус, но сник, получив в ответ полыхающий злобой и презрением алый взгляд.       — Счастья тебе с твоей скучной нелюбимой женой, — едко выплюнула Миврина. — И прощай.       До господина Лупуса, кажется, только теперь дошло, что подарок судьбы, горячая и нежная красотка-данмерка, скрасившая ему дорогу из Лейавина, уходит. Совсем. Он придушенно пискнул и кинулся следом, но Миврина стремительно слетела по лестнице в главный зал «Тайбера Септима». Такие как Лупус ни за что не устроят скандал на публике — им слишком дорога их репутация, ха! Цену той репутации Миврина прекрасно знала: умолчать о существовании супруги, сунуть взятку кому надо, продать простофиле испорченный товар — всё это господа лупусы любой расы зазорным не считали. А вот в респектабельном трактире прилюдно скандалить с любовницей — это в лупусовом мире был тяжелейший, несмываемый грех.       Но, кажется, она недооценила силы чувств, охвативших несчастного господина Лупуса. Стоя на лестнице, он даже осмелился окликнуть её — почти в полный голос! Обедавшие в «Тайбере» горожане, до этого во все глаза разглядывавшие пробежавшую мимо них Миврину, с готовностью уставились на второго участника драмы, ожидая продолжения дармового развлечения.       — Дорогая, — пискнул Лупус, сжимаясь под бесцеремонными взглядами публики. — Пожалуйста…       Миврина остановилась у двери, развернулась, поправила сумку на плече — и с чувством показала горе-любовнику оттопыренный средний палец. В трактире загоготали. Лупус предсказуемо сник и ретировался в оплаченную на неделю вперёд комнату.       Миврина едва сдержала детское шаловливое желание поклониться, снискав аплодисменты благожелательной публики. Она прекрасно понимала, какое впечатление производит: яркая, красивая, высокая для данмерки, да ещё и с белоснежными от природы волосами, зачёсанными в высокую гладкую причёску. К восхищённым мужским и завистливым женским взглядам ей было не привыкать, а если добавить столичного лоска… Миврина степенно открыла трактирную дверь и вышла на улицы Талос Плаза.       Навстречу белому золоту. Навстречу свободе. Навстречу мечте.       На всякий случай отойдя подальше от «Тайбера Септима», Миврина присела на каменную белую скамью в тени куста с пышными, одуряюще пахнущими лиловыми цветами. Сердце пело, а губы сами собой растягивались в широкой улыбке. Миврина запустила руку в свою тощую дорожную сумку, нащупала тугой кошель… Господина Лупуса впереди, увы-увы, ожидает ещё одно разочарование.       Стыдно Миврине не было. Обокрасть вора, обмануть лжеца — не преступление. Когда господин Лупус появился на пороге лейавинского трактира, запах гнили и тухлинки, образно говоря, вошёл с ним вместе. Не старый ещё, не толстый, но какой-то расплывшийся, с появляющимся пузцом, он смотрел на окружающих с презрительным высокомерием столичного жителя, злым ветром судьбы занесённого в провинциальную дыру. Он одновременно умудрялся сорить деньгами, заказывая самые дорогие блюда и вина, и выставлять себя мелочным скрягой, жалея медяка служанкам и мальчику на побегушках. Его тщательно зализанная лысина кричала о существовании супруги даже громче, чем след от обручального кольца на пухлом пальце.       Впрочем, он был богат, он скоро собирался обратно в столицу, он даже был не то чтобы совсем дурен собой — а Миврина никогда не отличалась привередливостью. Добычей господин Лупус оказался лёгкой (хотя, конечно, это она позволяла ему считать себя охотником); сладко, хоть и занудно рассказывал о том, что у него в столице дом, которому нужна хозяйка; даже на подарки, пусть и дешёвенькие, расщедрился. Пока он старательно пыхтел в постели, Миврина, мечтательно улыбаясь и не забывая охать и стонать, думала о столице. Легендарное белое золото, сердце империи, манило так, что даже господин Лупус казался неплохим вариантом. Естественно, становиться госпожой Лупус Миврина Арано не собиралась: такое ей разве что в кошмарах могло привидеться. Унылая и занудная постельная возня с ним, которую даже страсть (односторонняя) не могла оживить, отбила желание и оставаться его любовницей. Но он был билетом в мечту, пропуском в лучшую жизнь — и Миврина позволила увезти себя из опостылевшего Лейавина, когда Лупус закончил там свои законные и не очень законные делишки.       В столице всё пошло в точности так, как Миврина и предсказывала: «дом, которому нужна хозяйка» оказался комнатой в трактире, «внезапно вспомнилась» нелюбимая супруга (и её отец, большая шишка в городской торговле), и, само собой «но я всё равно люблю только тебя, дорогая…». Миврина с преогромным удовольствием, едва сдерживая хохот, разыграла оскорблённую невинность и, как невинности положено, ушла, ничего от любовничка не взяв.       А тугой кошель, результат тех самых не особо законных дел Лупуса в Лейавине, накануне совершенно случайно оказался в её сумке.       И больше всего Миврину веселило, что ничего ей за это не будет: Лупус сам себя загнал в ловушку. Заявит о краже — и начнутся вопросы: что за девица, откуда деньги…       Столичный воздух, пахнущий цветущими садами, кружил голову. Сердце весенней птахой пело в груди. Она умна, красива, независима. У неё есть деньги. Она свободна… Белое золото столицы, конечно, готово было ковром стелиться под ноги Миврине Арано.