***
Джим плотно кутается в не особо тёплое пальто, стоит ему выйти из большого многоэтажного здания. Вечером сильно холодает, октябрь близится, как-никак, а он, дурак, в спешке даже шарф забыл с собой прихватить, хотя знал, что к концу его рабочего дня сильно похолодает, вот и идёт теперь с раскрытым горлом (хоть свитер был тёплым и с высоким воротником, и на том спасибо), жмётся сам в себя и трясётся от холода. До дома пешком примерно часа два чесать, на электричке — около получаса-часа, и ему сейчас бы поскорее добраться до своего жилища и отогреться, но Джим уверенно сворачивает совсем в другую сторону. Где-то неподалёку находился бар, коллеги, побывавшие в нём, все как по сговору утверждали, что заведение весьма хорошее, и настоятельно советовали Джиму посетить его. Джим только вечно пожимал плечами, мол, ладно, но как-нибудь в другой раз, и сейчас, когда на него повесили очередную огромную статью с малым сроком на её написание, видимо, этот «другой раз» наконец-то настал. Ему в кои-то веки хотелось хоть разочек напиться и хорошенько отдохнуть лишь бы денёчек — уже хорошо будет. Любовно нахваленный коллегами от фундамента до крыши бар находился навскидку минутах в пятнадцати-двадцати ходьбы от его издательского центра, так что уже скоро Джим стоял прямо у дверей в это волшебное заведение. Замысловатый колокольчик округлой формы весело звякнул парочкой металлических шариков о свои стенки, оповещая всех присутствующих посетителей о новом госте, и помещение встретило мужчину мягкими коричневатыми тонами и тёплым, приглушённым освещением, а уже через полминуты до Джима донеслись лёгкие нотки джаза из глубины небольшого зала. Место показалось ему действительно волшебным и уютным, располагающим к тихому, мирному времяпрепровождению и возможности немного расслабиться. Джим мысленно ударил себя по лбу — и как только не прислушался к коллегам и не заглянул сюда раньше? Он неспешно прошёлся до барной стойки, краем глаза осматриваясь по сторонам. Бармен мельком взглянул на него, когда Джим садился на один из высоких стульев без спинки, и вернулся к небольшому бокалу, который явно хотел натереть до блеска. Джим внимательно проследил за ним, но практически сразу вновь оглянулся в разные стороны, цепляясь взглядом буквально за каждую деталь интерьера, рассматривая настолько тщательно, насколько это вообще было возможно. Наконец, видимо, налюбовавшись вдоволь, он расслабленно выдыхает и мягко облокачивается предплечьем на стойку. — Миленько тут у вас, — обводит глазами помещение в последний раз и поворачивается к бармену, замечает лёгкую улыбку на его губах. — Рад это слышать, — так же легко, под стать улыбке, даже несколько дружелюбно отвечает ему мужчина и снова бросает на него короткий взгляд, принимаясь за другой бокал. — Не желаете чего-нибудь? — Виски со льдом, — кивает Джим и отвечает ему точно такой же улыбкой, — любой. На ваш вкус. Бармен отставляет бокал в сторону и на секунду замирает, словно и правда думает, вспоминает свои вкусы, и уже через пару минут перед носом Джима стоит односолодовый ирландский виски. — «Jameson», — кротко комментирует бармен свой выбор, — обладает мягким вкусом. Думаю, он должен вас расслабить. Джим снова кивает и улыбается в этот раз с благодарностью. — Спасибо, это то, что нужно. Бармен возвращается к натиранию бокалов и рюмок — Джим про себя отмечает, что скорее всего он делает это по привычке, — а сам принимается медленно потягивать алкогольный напиток, вполуха слушая мелодичный джаз. Джим теряет счёт времени и выныривает из своих мыслей (и, кажется, лёгкой дрёмы), только когда слышит тихое копошение по левую сторону от себя. Он делает очередной небольшой глоток виски (видимо, он заказал себе ещё стакан или даже два, судя по довольному лицу бармена) и поворачивает голову на источник шума. И замирает как вкопанный. Два ярких янтаря внимательно цепляют его, оглядывают с ног до головы, смотрят с хитрым прищуром, каким-то детским любопытством и, кажется, даже с некоей долей придирчивости. Будто присматриваются, оценивают. А у Джима сердце в этот момент ухает куда-то вниз и с глухим звуком продолжает отстукивать немного учащённый ритм. Два ярких янтаря выделяются на фоне всей этой коричневости слишком сильно и кажутся почти-золотыми, и Джим честно не может понять, завораживает его их пронзительная глубина или пугает. Он нервно сглатывает ком в горле и берёт себя в руки. — Что-то не так? — спрашивает он несмело, но на удивление чётко. Случайный собеседник по левую сторону молчит, и молчание это тяжело давит на плечи Джима, но виду он не подаёт, тихо хмыкает, будто ответ и не интересует его вовсе. — Запах, — неожиданно произносит незнакомец, когда мужчина уже собирается вернуться к напитку. — Что? — удивлённо переспрашивает он. Запах? Какой ещё запах? О чём вообще говорит этот едва проспавшийся пьянчуга? — Я чувствую весьма специфичный запах, — немного скучающим тоном поясняет мужчина, но Джим по глазам видит — черти в них веселятся. — От тебя. Джим снова замирает, абсолютно точно пропуская режущую слух фамильярность. «Какой странный запах. Почему ты так странно пахнешь?» Пальцы начинают мелко подрагивать, и он крепко обхватывает бокал, чтобы это было не так заметно. — Вам определённо показалось, — Джим чеканит каждое слово как можно надменней и отворачивается от, казалось, повеселевшего шатена. Он залпом опустошает стеклянную посудину и встаёт со стула, расплачиваясь с барменом, намереваясь покинуть заведение. Но не успевает Джим развернуться, как его резко, но мягко хватают за сжатую в кулаке ладонь, усаживая обратно на место. — Да ладно тебе, не горячись так, — незнакомец обнажает ровные зубы в виноватой полуулыбке. — Не хочешь говорить об этом, найдём другую тему. Джим смотрит изумлённо, но молчит, кротко, почти незаметно кивая, и усаживается на стул, снова просит бармена подать виски со льдом, тот же самый. — Вам как всегда? — обращается бармен уже к случайному собеседнику Джима, а у последнего словно в голове щёлкает — ну надо же, завсегдатай, с такими лучше не связываться. — Мне то же, что и ему, — и кивает в сторону Джима. На мгновенье ему даже кажется, что мужчина смотрит на шатена удивлённо, но этот момент длится действительно всего лишь миг, так что Джим думает, что ему и правда просто показалось. — Я Бен Николс, — незнакомец протягивает руку и улыбается широко и по-доброму, что Джим против воли поддаётся этой улыбке и жмёт чужую ладонь. — Джим Кеннетт. — О. Где-то я уже подобное слышал, — подмечает Бен и тут же добавляет, — или видел. Джим смотрит невозмутимо, будто и не удивлён ни разу, и лишь флегматично дёргает бровью вверх. — Писатель? — Журналист, — качает головой Кеннетт и отпивает из стакана; Бен следует его примеру, морщится, но не выказывает недовольства. — Круто, наверное, — восхищённо тянет Николс и практически мгновенно мрачнеет. — А я вот школьный учитель. Точнее, был. — Не так уж это и круто, — бубнит Джим и чуть тише добавляет: — Сочувствую. Бен лишь пожимает плечами, мол, ерунда, и замолкает. Тишина не кажется Джиму тягостной или угнетающей, просто их разговор подошёл к концу — темы закончились. Да и не знают они друг друга, чтобы те были. Джим ненадолго задумывается и словно что-то вспоминает. — А какой предмет? — задаёт вопрос он прежде, чем осознаёт это. — Что? — Ну, какой предмет ты преподавал в школе? — Джим даже не замечает, как сам переходит на более фамильярный разговор, видит лишь, как лицо Бена преображается. — Классическую литературу, — говорит он, а на губах играет тёплая, нежная улыбка. Литература. Это Кеннетту определённо нравилось. — Чего ухмыляешься? — Да так, вспомнил кое-что, — отмахивается Джим. Слово за словом, фраза за фразой, и они совершенно не замечают, как их случайное знакомство постепенно начинает напоминать дружескую внеплановую попойку. Бен рассказывал какие-то истории про своих учеников, и Джим поддерживал их когда тихим смехом, когда просто короткими замечаниями. Бен спрашивал его, как работается журналистам, и Джим вкрадчиво, детально ему объяснял. Так продолжалось какое-то время, и Кеннетт снова потерял его счёт. Очнулся, только когда бармен в половине первого известил его (Николс уже начинал видеть сны), что они через полчаса закрываются. Джим оглянулся и понял, что в баре из посетителей остались только они с Беном. Аккуратно поднялся со стула и вздохнул, оглядывая того. Не оставлять же? Перекинув руку нового знакомого через своё плечо, за шею, и придерживая её своей, второй рукой он обхватил Бена поперёк талии, приподнял и потащил его на улицу. Предусмотрительный бармен незадолго до этого любезно вызвал такси, о чём и сообщил Джиму перед тем, как ему выйти, так что Кеннетт сразу поплёлся к стоящей возле заведения машине. Не зная адреса Бена, Джим только устало пожал плечами и назвал водителю свой.***
— Ну давай же, переставляй ноги хоть чуть-чуть, — недовольно бубнит уже практически полностью протрезвевший Джим, — иначе я оставлю тебя в лифте. — Чейси… — Какой, к чёрту, Чейси?! — тихо ругается Джим, волоча за собой почти безвольное (хорошо, что хоть не бездыханное, думает про себя мужчина) тело, приближаясь к своей квартире. — Ну же, иди давай. Отворив дверь, он грубо впихивает Бена в свою квартиру и только и успевает, что запереть массивную железяку обратно. Бен вновь наваливается на него всем телом, плотно прижимая к двери, а чужое горячее дыхание щекочет затылок. Джим с горем пополам поворачивается лицом к Николсу и уже в который раз замирает, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Янтарные омуты смотрят прямо в серые глаза Джима, и в темноте они кажутся ему блестящими, переливающимися. Джиму становится не по себе и он пытается отодвинуть Бена от себя, но у него ничего не выходит — Бен крепко сжимает его плечи и не даёт сдвинуться с места. Бен, пьяный в дрова Бен, который минуту назад еле передвигал ноги и висел на нём тряпичной куклой, внезапно обрёл силы (и ясность ума?) и не давал Джиму даже возможности пошевелиться. Николс облизывается и поддаётся вперёд, мажет губами по губам Джима, языком скользит по их контуру и ниже, от подбородка к шее, и, кажется, совсем не замечает чужие руки, с силой упирающиеся ему в грудь. Джим в свою очередь кусает себя за язык — с ясностью ума он явно погорячился. — Какой классный запах, — прикусывая нежную кожу на шее нового знакомого, горячо шепчет шатен. — Крышесносный. Мне нравится. Взгляд Джима стекленеет, а его самого начинает потряхивать. «Невероятный запах.» Паника волнами накатывает на организм, и Кеннетт от бессилия лишь зажмуривает глаза, пальцами крепко сжимая кожаную куртку Бена. «Люблю его.» Джим резко дёргается и неосознанно бьёт Бена коленом в живот, отчего тот сгибается пополам и сначала опускается на колени, а затем и вовсе падает на пол. Вырубил, догадывается Джим. Случайно, тут же оправдывает себя. Кеннетт тяжело вздыхает — опять тащить на себе — и снимает пальто, вешает на настенный крючок. Скидывает обувь, разувает Бена, после чего и его куртка занимает крючок рядом. Джим снова водружает на себя в этот раз уже точно безвольное тело и устало плетётся до комнаты, сбрасывает Бена на кровать (и говорит себе спасибо за то, что когда-то потребовал у отца двуспальную), наскоро переодевается в домашнюю одежду и пристраивается рядом. Джим моментально проваливается в сон, а перед этим зарекается больше никогда и ни за что не слушать своих коллег, потому что второе такое приключение на причинное место он точно не выдержит.