Место встречи: Петроград.

Владимир Маяковский сидел у одного из своих друзей в хорошей квартире, люди вокруг веселились, читали стихи и болтали. Лефовец же тихо сидел на кресле, закинув ногу на ногу, призадумавшись. Вдруг дверь комнаты приотворилась, и на пороге появился невысокий симпатичный парень лет двадцати. Он поправил свои блекло-жёлтые волосы, оглянувшись по сторонам. Маяковский сразу приметил странный наряд вошедшего: парень был в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. — Есенин, — представил гостям блондина хозяин. Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет своё одеяние на штиблеты и пиджак, Владимир Сергею не поверил. Он ему показался опереточным, бутафорским. Тем более что он уже писал нравящиеся стихи и, очевидно, рубли на сапоги у поэта нашлись бы. Как человек, уже в свое время относивший и оставивший желтую кофту, Маяковский, деловито одёрнув пиджак, осведомился относительно одежды: — Это что же, для рекламы? — спросил он, приподняв бровь. Есенин отвечал голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло. — Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем… — ехидно окинул он взглядом брюнета. — Мы уж как-нибудь… по-нашему… в исконной, посконной… Владимир в мыслях усмехнулся, подумав: «Малый он, как будто смешной и милый». На этом их знакомство и закончилось. Есенин ушёл к своему старому другу Клюеву, а Маяковский, попеременно развлекал дам и думал о новом знакомом. Когда вечер уже должен был подходить к концу, Лефовец надел шляпу, поблагодарил хозяина и направился к выходу на площадку. У самой двери стоял явно пьяный Есенин. Но, немного шатаясь, стоял у стены и потерянно смотрел куда-то в стену. Маяковский аккуратно коснулся плеча имажиниста и сказал ему: — Пари держу, что вы эти лапти да петушки-гребешки бросите! — Пари?! — бурно взорвался Сергей, резко переменившись в настроении. — На что спорим? — холодно осведомился он немного погодя. — На то, что я вас… — Отымеете?! — сердито воскликнул поэт (Владимир несказанно удивился). — А что же… впрочем, я согласен. Три года вы не увидите меня в городском тряпье! Есенин сжал руку Владимиру, потряс её и буквально исчез из виду, нырнув в другую комнату. Маяковский самодовольно хмыкнул, поправил шляпу и удалился.