Я, Довакин

Неверный белый свет сочился из высоких окон, пылинки плясали в воздухе, полотнища со знамёнами Виндхельма слабо колыхались под потолком. Лишь вчера в одном из чертогов Королевского Дворца Ульфрик Буревестник совещался с Клинками Бури, а сегодня уже имперские легаты и новый ярл обсуждали там свои дела. Совет закончился, и из дверей показались Рикке с Брунвульфом, а следом ожесточённо спорившие Туллий и Довакин. На довакинских плечах и голове красовалась взятая из покоев ярла медвежья шкура, и низкий сердитый голос разносился над сводами: — Умный парень, прекрасно образованный. — Он сын изменницы, легат! Не забывайте. — Безумная мать лишила сына всех прав и наследства, да погнала прочь. — Сумасбродство этой женщины нас никак не волнует, пока не касается государственных дел. — Он верен Империи. Я не раз… — Вы слишком много на себя берёте, моя дорогая! — рявкнул наконец Туллий. — Я Дракон Севера и беру на себя достаточно, — прорычала Довакин. В повисшей тишине отчётливо слышались сопение Туллия и долгий напряжённый вздох Рикке. Хадвар прикрыл рот ладонью и опустил глаза. Брунвульф же, неспешно подойдя к Берхейд, положил руку на укрытые тёмным медвежьим мехом плечи. Бунтарка тут же стала похожа на провинившуюся маленькую девочку, хмуро потупившую взор. — Милая, ты-то и сама понимаешь, что она теперь своё место не отдаст, и изведёт мальчишку, если почует какую угрозу. — Всё так, — едва слышно ответила Берхейд. Рот её кривился от злости. — Но не за тем мы воевали. Если выберут её королевой, только представьте… Не за тем от моих рук пали… Туллий резко перебил: — Раз понимаете, легат, то и нечего нарушать порядок. И трясти перед нами своими подвигами. Бросьте эту шкуру — а то Ульфрика точно объявят мучеником. И живо на корабли. Легат Телендас должен вас ждать, что ли? — Будет сделано, генерал. С покорным кивком она освободилась от рук Брунвульфа, но шагнула не к дверям, а к трону. Шкура с тихим шорохом упала с плеч, обнажив голову и доспехи из кости и чешуи дракона, которые люди и меры частенько провожали изумлёнными взглядами. Тёплые отблески огня играли на желтоватых пластинах и рисунке чешуек, прочнее которых не нашлось бы ничего в мире. Кровь перед высоким местом Исграмора и на ступенях ночью явно пытались смыть, но оставшиеся следы неудержимо притягивали взгляд. Заляпанный тёмно-красным ковер слуги ещё вчера свёрнули и уложили поблизости. А Довакин несколько мгновений помолчала перед троном Исграмора и медленно произнесла: — Дракон пожрал Медведя. Знаете, генерал? В драконьем пламени вереск сгорает точно так же, как и медвежья шкура. — Предпочту считать, что вы говорите всё это сгоряча. — Прошу прощения, мой генерал. Нижайше прошу извинить меня за несдержанность. Она низко поклонилась. Потом подняла с пола шкуру и вручила её Брунвульфу: — Льды моря Призраков не станут преградой, и никакая буря наших кораблей не потопит. Будьте уверены, генерал, ярл. — Вперёд-вперёд! И они покинули дворец. Давно решено было отправить несколько кораблей на захват Винтерхолда после полного взятия Истмарка. Заснеженные горы и долины южнее крепости Кастав имперские силы давно отвоёвали у Братьев Бури, но в самом городе до сих пор сидел мятежный ярл. Тёмный эльф Севан Телендас возглавил отряды, и Берхейд тоже вызвалась отправиться туда, хотя, похоже, её больше заботило, как бы скорее попасть в Коллегию Магов. Солнце уже висело невысоко над крышами. В холодном утреннем воздухе ранней осени колыхались на ветру хлопья пепла с пожарищ, откуда-то доносился надрывный плач и гневные крики, а некоторые улицы местами почти наглухо завалило дымящими обломками оборонительных заграждений. Дозорные Легиона следили за порядком. А завалы предстояло разгребать пленным Братьям Бури, и некоторые из них, хмурые и злые, уже принимались за дело под неусыпным наблюдением легионеров. Битва за осажденный Виндхельм началась вчера на рассвете, когда к главным городским вратам подогнали тараны, и вышла с недоброй речью, огнём в ладонях и Криками Довакин. Прилетел и следовавший за войсками красный дракон, чтобы выжечь пламенем деревянные ограждения на мосту Исграмора и расчистить таким образом путь от одних врат к другим. До середины дня войска Империи и Братьев Бури теснили друг друга на улицах и площадях, пока, наконец, последние не начали отступать и сдаваться. Едва ли не половину бойцов Ульфрика составляли женщины — яростные и неутомимые, они, тем не менее, оказались явно смущены и подавлены немыслимо быстрой сдачей ворот и слишком заметным преимуществом в силе у Легиона. В гуще битвы глашатаи Империи громко призывали сдаться, обещая пощаду и прощение. Аргис слыхал, что Ульфрика видели на улицах, но ему не встретился даже никто из Клинков Бури, не говоря уж о предводителе. Спалив заграждения на мосту, Одавинг более не участвовал в битве, лишь кружил высоко в небесах — таков был уговор между ним и Довакином. Сжигать Виндхельм ни она, ни генерал Туллий вовсе не желали, как раз наоборот. Ближе к вечеру Братья и Сёстры Бури сдавались уже целыми отрядами. Битва подходила к концу. Новость о том, что генерал и двое легатов прорвались в палаты Исграмора, мгновенно облетела улицы, и Аргис поспешил ко дворцовой площади. Когда они с Хадваром и ещё несколькими воинами ворвались в двери, которые совсем недавно захлопнулись за Туллием, они ожидали увидеть что угодно, хоть гору окровавленных трупов. Но взорам предстал вполне мирный вид. Довакин сидела на нижней ступени высокого места и держала на коленях недвижное тело Ульфрика Буревестника, сжимая его окровавленную голову в ладонях. Легат Рикке стояла над ними, а Туллий что-то негромко говорил. Заслышав приход подкрепления, тут же опомнился: — Что ж, надо сказать какую-нибудь речь, солдатам понравится, — и направился к выходу. Рикке последовала за ним, а Довакин, так и оставшись сидеть у трона, во всеуслышание объявила: — Я сама отделю голову, и Галмару тоже. Слышите, Рикке? Та рассеянно ответила: — Да, конечно, если ты так хочешь. — Слыхали? Я займусь им позже, — бросила она воинам и, опустив тело Ульфрика на пол, вскочила и резво умчалась к выходу. Путь Аргиса и Берхейд лежал к портовым воротам через Квартал Серых. Здесь боёв, похоже, почти не состоялось, но жители до сих пор прятались в своих ветхих домишках. Тревожная тишина стояла вокруг. Пару раз данмеры выглядывали из своих дверей, но, едва завидев имперцев, тут же скрывались из виду — легата сопровождала дюжина рядовых. Городской порт тоже изрядно пострадал при осаде и штурме, но не настолько, чтобы два корабля не смогли отплыть из него. Остальные намеревались присоединиться к ним ниже по течению Белой и у морских берегов. От Виндхельма до моря Белая, приняв в себя Чёрную, Йоргрим и других своих меньших сестёр, раздавалась вширь и текла так вольно и величаво, как никакая другая река в Скайриме. Даже Карт, имеющая не так много порогов и притоков, была куда менее спокойной и благодатной. В первый день берега с деревнями, отдельными хозяйствами, роскошными поместьями и маленькими пристанями, стоящие над ними густо покрытые вечнозелеными лесами горы и холмы проплывали на изрядном отдалении, хотя в целях безопасности корабли шли по середине русла. Ближе к морю река разливалась настолько, что истмаркские и велотийские горы проступали из туманной хмари лишь по самому краю небес, а прибрежья и вовсе терялись. До полудня, пока солнце не разогнало мутную дымку над водной гладью, волны кое-где серебрились тонкой ледяной корочкой. Даже в суровые холода, как говорили уроженцы Истмарка, великая река редко оказывалась скована льдами, но дыхание зимы уже сейчас веяло над нею. Назавтра корабли вышли в море и теперь плыли мимо узких заливов, прорезающих северо-восточную оконечность материка. Покрытые инеем и первым снегом потускневшие горы и холмы ранней осени терялись в туманной дымке, нетающие громады ледников виднелись вдали, а где-то в глубине заливов прятались рыбацкие и охотничьи поселки. Скалы чернели от гнёзд морских птиц — те метались в воздухе, пролетали над кораблями, а их беспокойный гомон далеко разносился над округой. К середине дня берега ушли за край моря, и лишь солнце стояло в небе, да едва различимый серый дым клубился в мутной дали над землями тёмных эльфов. После обеда Аргис нашёл Довакина на скамейке рядом с носом корабля. Она читала. Порывистый ветер так и трепал тонкие листы выделанной кожи, крепко зажатые в грубых мозолистых пальцах. — Бедняга посыльный, похоже, следовал за войском от самой крепости Кастав. Она сложила листы пополам и потрясла ими в воздухе. — Как хорошо, что мой Мастер-Волшебник потерял ещё не все свои вещи в очередных руинах, а его заместительница пока никого не испепелила. — А если б испепелила? — Ну-у-у… тут уж смотря кого. Правда, она имеет привычку о многом не договаривать, моя Фаральда. — Та самая альтмерка с нордским именем? — Да. — Откуда такое имя? — Это неважно. — Там же у вас сплошь эльфы и бретоны? — Почему? Норды среди наших магов тоже есть. Основатель Коллегии был нордом. Фаренгар, что при Балгруфе, и Вунферт из Виндхельма тоже северной крови. — Ведь поэтому ты не опасаясь входила в палаты Исграмора, хотя Вунферт сидел там? Нечто такое мне подумалось. — Да. Он не пошёл бы против меня за Ульфрика в захваченном городе. — А если бы пошёл? — Не-а. Она протянула ему письма: — Почитай. Аргис разгладил листы исписанного мелкими закорючками выбеленной телячьей кожи с тонким рисунком по краю, с печатями алого воска и прикреплёнными к ним тонкими золотыми лентами. Прочёл: «Госпоже Берхейд, архимагу Коллегии Магов Винтерхолда, вручить в её собственные руки и никак иначе. Любезная моя дочерь, сообщаю с великой отрадой, что дела в наших стенах идут своим заведённым чередом. Хозяйство в порядке, прислуга всем довольна, да и юные ученики не ропщут. С того дня, как я писал тебе в последний раз, не приключилось никаких великих или мелких несчастий, равно как и великих открытий и прочего достаточно занимательного, чему мы, безусловно, можем не только радоваться, но и погрустить немного о нашей размеренной, если не сказать однообразной, жизни. Любезная дочерь, должен с радостью заметить, что мне всякий раз весьма приятны твоё ненавязчивое любопытство касательно дел моих семейных. С потомством моим по-прежнему всё спокойно, и, как и прежде, к печали моей, они не проявляют любопытства к магическим наукам, как и способностей к оным. Вести с бранных полей, на которых ты стяжаешь себе славу, доходят до нас довольно скупые, но по ним можно с уверенностью рассудить, что боги благоволят тебе и выбранной тобой стороне. Рассказы о ратных подвигах Довакина доносятся даже сюда. Хотя, как ты знаешь, большинству в Коллегии нет любопытства до дел военных и государственных, и нельзя сказать, чтобы они поддерживали одну из сторон. Но каждому из нас весьма важно, чтобы архимаг в скорейшем времени возвратился к нам живым и здоровым. Пользуясь кратким летним теплом, мы дважды за последние три месяца ездили на раскопки в Саартал и те прекрасные двемерские руины, что в неделе пути в горах на юго-запад. Обнаружены несколько любопытнейших почти целых кувшинов с рисунком, ранее мною не встреченным, множество разных осколков, лезвия ножей и кинжалов, изрядно проржавевшие, остатки тканей и древние рукописи в состоянии прискорбном. А также прекрасная двемерская посуда, части живых механизмов и несколько тех шестерёнок, что требуются уважаемому нашему Арнелу для его испытаний. И теперь дни я провожу, кроме занятий с учениками, за описанием найденных вещей и попытками прочесть то, что было начертано в рукописях — без магии в этом деле продвинуться оказалось бы невозможно. С нетерпением жду, когда смогу показать тебе всё это. Но, к огорчению моему, опять запропали куда-то некоторые вещицы, которые требуются мне в повседневной жизни, в делах, да и на раскопках. Надеюсь, добрые друзья помогут забывчивому старику их отыскать. Не стану более утруждать тебя своими чаяниями, милая дочерь, скажу лишь, что в последние дни жду твоего возвращения с особенным упованием. Толфдир, Мастер-Волшебник и верный твой друг. Нынче минул третий день Высокого Солнца». Иная рука угадывалась в замысловато начертанных словах второго письма: «Берхейдир, архимагу Коллегии Магов Винтерхолда, лично в руки. Добрых дней и полной чаши архимагу! Мы не обходимся, как вы понимаете, без мелких неприятностей, но в целом всё складывается привычным, хорошо вам знакомым образом. Условленные средства и продукты доставлены, жалованье игрецам, прислуге, баннику и повару с помощниками выплачивается в обговорённый срок, продуктов на поварне и в кладовых, а также торфа в банях и дров для печей столько, сколько требуется до будущей весны. Приготовления к зиме почти закончены, осталось лишь заказать кое-какие составляющие, коих осталось маловато среди запасов, а также несколько других нужных предметов. В этом году, как можно предположить, в связи с делами ратными, случились трудности в поставках телячьих шкур для выделки писчей кожи, а вот с овечьими и оленьими проблем нет. Хотя некоторые из кожевников и кузнецов Винтерхолда ушли на войну, оставшихся достаточно, чтобы снабжать нас необходимым. Ярл Корир держит при себе вдвое больше людей, но Братья Бури с некоторого вам известного времени ушли в южные горы. В городе на нынешний день осталось не больше двух десятков воинов, но мне неведомо, как станется далее. Коллега Гейн и коллега Гистор ведут свои исследования с прежней неспешной тщательностью, но ничего действительно любопытного пока не разузнали. Ученики вполне успешно занимаются, ибо не лишены способностей и прилежания. Я и коллега Ураг как можно чаще напоминаем им, как следует обращаться с книгами, а также о прочей осторожности. И они даже кое-что усвоили, штрафы особенно помогли им в этом. От Талмора по-прежнему никаких вестей, как это ни странно. Из Коллегии Шепчущих и Синода — тоже. Выражаю терпеливую надежду, что вы вскорости разберетесь со своими делами и возвратитесь к нам. Стены Коллегии холодны и пусты без архимага. С верностью и терпением, в надежде на скорую встречу, ваш друг Фаральда. Писано в первый день месяца Высокого Солнца». Аргис свернул и возвратил письма: — Не думал, что у вас там служит столько народу. Певцы, банники. Они же приезжие? — Все до единого местные. Все полтора десятка душ. Даже игрецы. — Они-то там на что? — Да что ж, маги не люди, по-твоему? За тем же, зачем при дворах ярлов и в трактирах. И ты представь, например, вечно несчастную, замученную учениками и сослуживцами бабёнку, у которой ни семьи, ни возможностей. Если она не послушает тальхарпы со свирелью, не полюбуется на ладных молодых певцов и не переберёт жемчуга да расшитые серебром платки в своём ларце — ведь пойдёт убивать. Не все у нас таковы, но… почти таковы. Аргис рассмеялся: — Чтоб только ведьме не быть озлобленной, значит. — И это тоже. И вот что. Насколько мне удалось приметить, ярл с семьей живут вполне скромно, другие знатные и богатые люди города — тоже, а маги — нет. Знал бы ты, сколько шелков и тончайшего льна закупают мои подчинённые на пошив сорочек, колпаков, нижних платьев, постельного белья, пуха и перьев на набивку перин, льна и бархата для верхних нарядов, сколько мехов на шапки и шубы, одеяла и покрывала кресел и скамей. Побольше, чем ярл и прочая знать, а многие местные резчики по кости и дереву, швеи, ткачи, вышивальщицы, кожевенники, кузнецы, гончары что-то да делают по заказу магов. Единственный стеклодув с помощниками едва успевает пополнять запасы склянок для зелий. Единственный золотых и серебряных дел мастер беспрестанно трудится над украшениями, которые потом купят у него, зачаруют и продадут за безумные деньги ярлам и прочим богачам. Рыбаки, охотники, скотоводы кормят не только себя и ярла. Корир Винтерхолдский и его приближённые это отрицают, но город живёт во многом за счёт Коллегии не только оттого, что кто-то из поступающих остановился в гостинице. — Слыхал кое от кого, будто некоторые маги умеют обращать самое обычное железо в золото. Берхейд заулыбалась: — Эрик многовато болтает, пока жены дома нет. — Не больше, чем его жена в любой час своей жизни. — Запомни, что я тебе сейчас скажу. Когда мы окажемся в Коллегии, не заговаривай там ни с кем, кроме слуг и тех магов или учеников, кто сам к тебе обратится. Ничего не рассказывай о себе, обо мне, Эрике, Балгруфе или известном тебе драконе. Попытаются выспрашивать про Ульфрика — что вряд ли, отвечай, что Довакин зарубил его, потому что он был слаб и голос его был тих. Стерегись темнокожего рыжего босмера Энтира, а также колдуна — он свихнутый некромант, похуже, чем Вунферт. И не ходи в книгохранилище. Пожалуйста, не ходи в книгохранилище. Не поверишь, кто там тебя встретит, — она всхохотнула. — Также лучше не заговаривать с кошаком и двумя визгливыми мелкими тётками — ты их сразу узнаешь. — Как скажешь, тан. У вас там нелегко выжить, похоже. — Чего смеёшься? Всё не так страшно, как можно подумать с моих слов. — А про Балгруфа-то они с чего вдруг станут спрашивать? И Одавинга? — Потому что глаза и уши Коллегии есть при каждом дворе. — Думаешь, они только и делают, что обсуждают мужиков своего архимага? — Аргис расхохотался. Берхейд сердито стукнула его в плечо: — Конечно же, да! Наконец, когда оба отсмеялись, он спросил о том, что давно занимало: — Послушай. Неужели ты и впрямь хочешь убрать Вересков от власти в Рифте? — Вообще — от власти. От любой. Мёртвые уже не способны убивать, плести заговоры, предавать и обманывать. Серебряную Кровь мы извели — пора теперь браться за этих. Но дело, как вижу, предстоит долгое и непростое. Только бы Серлунд дождался меня живым в Рифтене. — Так и ехали бы в Рифтен. — Да, наверное… Но мы плывём в Винтерхолд. Не поворачивать же корабли. Следующие дни прошли в бессуетной подготовке к захвату Винтерхолда. По сообщениям разведки было известно, что основные силы Братьев Бури давно покинули город и окрестности. Вряд ли Довакин расскажет другим офицерам о письмах своих магов — ничего нового в них всё равно не говорилось. Легат Севан Телендас — одноглазый лысый данмер с тёмно-серой кожей, хмурый и жёсткий, много говорил перед воинами. О том, что Винтерхолд — последний рубеж мятежа, что дух приспешников Ульфрика окончательно сломлен, и достойного сопротивления они не окажут. Подробно разъяснил и план захвата города, составленный наверняка не без участия Берхейд как хорошо знающей городские улицы и окрестности. На исходе четвёртого дня корабли встали на якорь вдали от берега в проливе между прибрежными островами. Вперёдсмотрящие уже видели на самом краю земли и неба скупые вечерние огни города и Коллегии Магов. Аргис не следил за приготовлениями, предпочитая действовать на месте по обстоятельствам. Берхейд тоже не беспокоилась: — Ничего сложного нас там не ждёт. Взять полузаброшенный город куда проще, чем укреплённую столицу с неприступными стенами. Зато её заботило другое. Ещё в первый вечер их пути она говорила Севану Телендасу: — Хотелось бы пойти за новым ярлом — хорошо помню, где стоит его дом. Меня в лицо знают при дворе. Знают, что я Довакин и архимаг. Лучше мне не показываться перед народом, не то большого недовольства не избежать. Тот согласно кивнул и без особого любопытства спросил: — Как же так вышло, что вы стали архимагом? Это ведь не наследное звание? — Мне просто требовалось найти Древний Свиток. Очень длинная и странная история получилась.