Я, Довакин

Незадолго до рассвета корабли пристали к берегам Винтерхолда. У небольшой пристани качались на волнах с десяток торговых кораблей и множество рыбацких лодочек, убогие изветшалые постройки тесно стояли между морем и скалами, а дорога в город змеилась довольно круто вверх и терялась в тумане. Неприступная тёмная глыба Коллегии Магов нависала над пристанью, над ближними скалами, и почти ощутимо давила холодным равнодушием. Неудивительно, что местные ненавидят Коллегию — один вид закрывающей полнеба отвесной скалы, на вершине которой надменно кутается в белую пелену огромный древний замок, мог бы возбудить великую неприязнь в рыбаках и мореходах, что каждый день рисковали разбиться об эти камни. Почти не встретив сопротивления ни на пристани, ни в самом городе, войска заняли все важные городские места. Братья Бури, которых нашлось совсем немного и среди которых оказались почти одни женщины, сдавались на милость победителя. Берхейд и Аргис, взяв полдюжины надёжных воинов, отправились найти и привести нового ярла в Длинный дом — невероятно роскошное по местным меркам деревянное здание, в котором располагалось правительство. Берхейд помнила дорогу, и вскоре они вышли к нужному месту. Не большой и совсем не роскошный дом — в Вайтране или Виндхельме в подобном могли бы жить средней руки купцы, а в Солитьюде и вовсе кто попроще, но здесь и впрямь не нашлось бы строения просторнее и богаче, кроме дома ярла. Аргис постучал кулаком в дверь, а Берхейд громко объявила: — Кралдар! Господин Кралдар, у нас к вам дело. В окошко рядом с дверью высунулась круглая лысая голова: — Вы кто ещё такие? Имперцы, что ли? — Я Берхейд из Хелгена, легат Империи. — Так Хелген же сгорел! — Верно. А Винтерхолд пока стоит, так что открывай да позови хозяина! Город теперь наш. Со скрипом дверь отворилась, и на пороге предстал тщедушный мужичок в простой, чуть ли не селянской одежде. Он посторонился от шагнувшей вперёд Берхейд, и незваные гости вошли в дом. Лишь трое воинов остались сторожить крыльцо. Весьма скромная обстановка встретила внутри: холодный очаг, потёртые, хотя когда-то невероятно красивые ковры, старые столы, стулья, горка с потемневшей серебряной посудой, да подсвалявшиеся шкуры на полу и в качестве покрывал. Берхейд и Аргис устроились в креслах у очага, рядовые остались стоять. Скоро хозяин спустился к ним и взволнованно заговорил: — Я тот, кого вы ищете. Это что же, Империя победила? Наконец-то! Берхейд поднялась навстречу: — Кралдар? Мы из Легиона, я — Довакин. Виндхельм пал, победа наша. А вы теперь ярл Винтерхолда, так что идёмте. Изумление отразилось на его тонком благородном лице. Это оказался седовласый пожилой человек с тёмно-синими пронзительными глазами, вполне бодрый и крепкий. — Почему я? — Потому что так сказали Седобородые ещё на переговорах между Империей и Братьями Бури в Высоком Хротгаре. Если бы мною было решено передать Винтерхолд Империи, вы стали бы ярлом уже тогда. Но пришлось поступить иначе. Берхейд всегда с нескрываемым удовольствием, но при этом с исключительной серьёзностью рассказывала о своём вмешательстве в государственные дела, и это каждый раз забавляло Аргиса. Кралдар же собрался без малейшего удивления и вопросов. Когда они подошли к Длинному дому ярлов, на крыльце уже стояли Севан Телендас, Корир с женой, кто-то из придворных и с десяток воинов охраны. Обитатели города медленно стекались к площади, повсюду в толпе стояли имперцы. Севан Телендас говорил речь: — Добрые горожане, добрые люди Винтерхолда! Мятеж Братьев Бури подавлен. Ульфрик Буревестник мёртв. Империя одержала победу в Виндхельме, а также в Вайтране, Данстаре, Рифтене, Маркарте и по всему Скайриму. Дерзкое восстание Братьев Бури разрывало единство Империи, принесло в жизнь простых людей смятение, разруху и вражду. Поддержавшие восстание ярлы — государственные преступники, они нарушили присягу, которую каждый из них давал императору. За что теперь и расплачиваются. Над площадью висело угрюмое молчание. На месте Телендаса Аргис доверил бы кому-нибудь другому произносить речь — тот был на площади чуть ли не единственным не-нордом и не-человеком, да и выглядел жутковато со своей тёмной кожей, лысой головой и единственным горящим, будто уголёк в костре, глазом. Хотя здесь, по соседству с Коллегией, наверняка привычны ко всякому облику. — Корир Винтерхолдский с семьёй отправится под стражей в Виндхельм, откуда его и прочих мятежных ярлов переправят на суд в Сиродил. Кралдар остановился: — Скоро их уведут с крыльца? Меньше всего сейчас я хотел бы оказаться рядом с Кориром и Тейной. Аргис ответил: — Нынче днём их увозят. Вы больше их не увидите. — И что с того? Ты не знаешь, сколько хорошего они сделали для нашего края. А теперь — предатели, преступники. Аргис хотел уже сказать, что низложенному ярлу и его жене следовало раньше думать, но сдержался, тем более что Берхейд ткнула его локтем в бок. И ласково обратилась к Кралдару: — Мой ярл, прошу вас, не печальтесь об этом. Возможно, их суд окажется мягче, чем у остальных предателей. — Неужели такое возможно? Ты веришь в это? Вроде бы, Берхейд не желала оказаться узнанной придворными или ярлом, и Аргис уже собрался закрывать её собой от ненужных взглядов — если только возможно спрятать того, кто облачён в доспехи из кости дракона, но в последний момент она, видимо, позабыла об этом и шла, совсем не скрываясь. Тейна Винтерхолдская, заметив движение в толпе и приглядевшись, подалась вперёд и, указывая на Берхейд, закричала громким грубоватым голосом: — Люди! Вы узнаёте эту женщину? Это архимаг! Узнаёте? Вновь они чинят нам зло! По сборищу пронеслось волнение, поднялся недобрый гомон, кто-то в первых рядах, ничуть не стесняясь стоящих рядом воинов, завопил: — Знаю тебя, ты — главная ведьма! Видать и имперцев околдовала! Другой голос подхватил: — Эльфа приволокла командовать! Из своих магов, небось! Возмущенный гул зазвенел над площадью. Севан Телендас жестом указал, чтобы низложенного ярла и его беспокойную жену отвели в дом. Аргис, видя, что Берхейд застыла в смущении, толкнул её в плечо, и она, опомнившись, поспешно крикнула: — Постойте, не уводите их! Громыхая сапогами, поднялась на крыльцо и во всеуслышание объявила: — Ульфрик Буревестник пал от моей руки. Он был предатель и обманщик! Рука его была слаба, а голос тих. Он желал лишь славы и власти, не думая ни о ком из нас, не сожалея о том, сколько сыновей и дочерей Скайрима погибнет по его прихоти. Люди зашумели пуще прежнего. Тейна не унималась: — Ты ещё и убийца! Убила и хвалится! Ульфрик был последней надеждой… — Прекратить! — рявкнул Севан Телендас. Толпа и впрямь притихла, похоже, желая видеть продолжение перебранки, а Тейна сердито насупилась. Воины крепко её держали, и муж уговаривал, но вряд ли она смогла бы угомониться. Берхейд же продолжала: — Ульфрик плевать хотел на всё, кроме власти. — Врешь, ведьма! — Такова воля высших сил. Акатош, Кин и другие боги возжелали победы Империи. — Да ты откуда знаешь, чего они возжелали? Вы в своей Коллегии разбираете только, как насылать бурю и погибель. Все помнят, что это вы устроили Великий Обвал, — гневно произнёс Корир Винтерхолдский. — Хватит! Успокойтесь и послушайте! Корир, Тейна, добрые горожане! От лица Коллегии и перед всем Скайримом я, архимаг Берхейдир, заявляю, что маги не повинны в Великом Обвале. Никто из учеников или учителей, кто обретался в Коллегии в год Обвала, не задумывал его и ничего не делал для его совершения. Мы полагаем, что причиной Обвала стал Красный Год Морровинда и извержение Красной Горы двести лет назад. Да, погибель подошла к нашим берегам лишь сто двадцать лет спустя, но пути столь страшных магических бедствий не подвластны пониманию смертных. Берхейд повернулась к Аргису, ища его взгляда, и он ответил одобрительным кивком. А сборище вновь недоверчиво загудело. Севан Телендас указал охране, чтобы Корира и его гневную жену увели, наконец, прочь, а сам поманил Кралдара — и представил его народу: — Вот новый ярл, которого даёт вам Империя. Тот выступил вперёд и долго говорил — напомнил о происхождении своей семьи, о древней истории Винтерхолда, о том, что город, как и весь Скайрим, принадлежал Империи Септимов и Мидов со дня её основания. Сборище то молчало, то принималось гудеть одобрительно или негодующе. Когда новый ярл упомянул Коллегию Магов, заверив, что она вновь должна стать гордостью и украшением Винтерхолда, в толпе раздались гневные выкрики — люди явно не собирались мириться с этим желанием нового ярла. Когда Кралдар, которого, похоже, немало огорчило народное недовольство, окончил речь и удалился в Длинный дом, Севан Телендас объявил: — Никакого комендантского часа. Возвращайтесь ко своим привычным делам. Следующие несколько часов прошли в суматохе — воины устраивались в засадных помещениях, заботились об обеде и прочем насущном, офицеры разбирались с пленными дружинниками Корира и Братьями Бури, назначали дозоры в город с окрестностями и стражу для нового ярла и двора, а Тейна, будто позабывшая о недавней ссоре с имперским легатом, вместе с детьми шумно собиралась в изгнание — ей позволили взять столько вещей, сколько поместится в крытую повозку — одну из двух, в которых их семье предстояло ехать в Виндхельм. Берхейд же и позволила, добавив, что ярл Брунвульф желает, чтобы с Тейной и Кориром обходились учтиво. Аргис, прислонившись к стене у самых дверей светлицы, где располагалось рабочее место ярла, краем глаза наблюдал за происходящим, а Берхейд, разобравшись со своей частью дел, занялась беседой с новым ярлом и навязавшимся к ним суетливым местным управителем по имени Мейлур Селот. Она явно давно знала его и высмеивала чуть ли не каждое его заявление — коих звучало много, и почти все они были напыщенны и бестолковы. Ярл Кралдар негромко говорил: — Не думали мы, что Ульфрик так далеко зайдёт в своём мятеже. Когда разошлись вести о переговорах на Высоком Хротгаре, многие надеялись, что война не продолжится. Но эти надежды оказались напрасны. — Мы сделали тогда, что могли. Ульфрик требовал себе маркартское серебро — мы отдали ему Маркарт, и там засел негодяй из Серебряной Крови, — Берхейд хмыкнула и широко улыбнулась — сверкнули желтоватые неровные зубы. Остальные офицеры явно обратили внимание на этот рассказ и прислушались. — У них имелся заговор против имперской власти. Но мы разгадали. Теперь Тонгвор предстанет перед судом императора за измену, а клан Серебряная Кровь почти полностью вырезан. На Скорбном Троне же вновь восседает Игмунд — да благословят его Кин и Акатош. — Архимаг изощрённа в своих решениях! — управитель восторженно замахал руками. — Но неужели вы с ярлом Балгруфом и впрямь пленили дракона в вайтранском замке? — А то! Пленили. — И куда же он потом девался? — Мы с ним поговорили, а потом он отнёс меня в Совнгард на битву с Алдуином, Пожирателем Миров, — она поднялась и весело хлопнула ладонями по столу. — Можешь сколько угодно не верить, Мейлур, но песни не лгут. Даар лост морокай гра, как говорят драконы. Это была славная битва! Легат, ярл, мне и Аргису пора в Коллегию. Проводите нас до моста, легат? — улыбка её угасла. — Наши граждане сегодня очень мною недовольны. Севан Телендас взял с собой полдюжины рядовых. Следом привязался и Мейлур Селот, успевший прихватить шапку и меховую накидку — он трещал без умолку, но никто его, похоже, не слушал. Горожане искоса поглядывали на чужаков. Все и впрямь вернулись к привычным делам: две женщины у дверей большого дома плели корзины, третья рядом с ними занималась шитьём, мужчина по соседству работал зубилом и молотком над поленцем светлого дерева, через двор девица и маленький ребёнок стирали бельё в кадке. Дома тянулись далеко вдоль улицы, и многие из них выглядели очень ветхими или просто бедными. Запустения не видно было лишь в самом сердце города, вблизи длинного дома ярла и большой гостиницы, а дальше начиналась нищета. Но детишки сновали по улицам или помогали взрослым, лавочки на рынке, сейчас пустые, но целые и на вид вполне новые, говорили о какой-никакой торговле. В центре обнаружились кузнечный, мыловаренный кварталы, солеварни и прочие мастерские — всё это Аргис подмечал и запоминал, как и всегда. На всякий случай. Потом начались заброшенные дома. Заколоченные окна и двери — или зияющие провалы, ветхие и провалившиеся крыши, а то и просто остовы стен с печными трубами, густо растущие на месте полов кусты и деревца. Девочка одних лет со старшим сыном бывшего ярла, хорошо одетая, выскользнула из-за очередных развалин и, поглядывая сразу на всех воинов и управителя, опасливо приблизилась: — Это правда, что ярлов сын Ассур уедет в дальние края? — и почтительно прибавила: — Господа доблестные воины. Аргис громко хмыкнул и тут же получил тычок в плечо от Берхейд. Зато Мейлур Селот чопорно заявил: — Таково решение победителя, дитя. Правителей и их семьи часто наказывают куда более жестоко и за меньшие… — Ассур ни в чём не виноват! Он часто ведет себя плохо, но мы же просто играли. Селот вздернул руки и собрался продолжить, но Берхейд перебила: — Мейлур, заткнись. А ты, малышка, не печалься. Новый ярл Виндхельма обещал мне, что поселит твоего друга в хорошем доме. И никто не посмеет навредить ему. — Не посмеет? Неправда! — Успокойся. Берхейд протянула ладони к девчонке, но та попятилась и, тревожно оглядываясь, умчалась прочь. Управитель печально изрёк: — Мятежное дитя. Это дочь… Берхейд, будто обжегшись о воздух, резко отдёрнула руки: — Неважно, чья это дочь. Может, ты начнёшь выискивать измену среди младенцев в колыбелях? — Но я только… — Ох, да прекрати. Аргис едва не потянулся приобнять и встряхнуть Берхейд — лицо той совсем помрачнело, и голос печально дрогнул, но вовремя опомнился — разумеется, не при младших по званию и не при этих двух данмерах. Серая громада Коллегии открылась вся целиком, далёкая и мрачная, когда они вышли из-за очередного поворота. На краю города тянулись до самого обрыва совсем уж ветхие развалины, и печальные северные ели росли между остовами строений и прямо в них. Но никаким из этих развалин не могло быть восемь десятков лет. Похоже, какое-то время самые настойчивые жители не оставляли жилищ, оказавшихся вдруг слишком близко к берегу жестокого моря и к ненавистным стенам гнездилища магов. Аргис слыхал немало рассказов о страшной буре и Великом Обвале, и о том, что за ними последовало. Многие походили на вздор, иные казались вполне правдивыми, но все они полнились ненавистью к магам. Воины дозорами обходили руины. Аргис приметил два отряда по четыре человека, но их, разумеется, было больше. Наконец, они приблизились к мосту, что вёл в Коллегию. Тот начинался с башенки привратника. И тянулся вдаль, в туман над морем — посередине переходы висели над пустотой, без опор, почти рассыпавшиеся. По обе стороны от входа трепались ветром чёрные с серебром знамёна, с которых смотрел заключённый в круг и обрамлённый пятью лучами глаз. — Я пришлю на корабль людей из Коллегии за нашими вещами. Легат Телендас, предупредите капитана, чтобы их пропустили и не вздумали обыскивать. Они покажут грамоту с моею печатью архимага. Небольшая круглая печать явилась на свет. Легат Телендас неохотно пригляделся к ней: — Как скажете, легат. Берхейд поднялась по лестнице, кивнула поклонившемуся ей привратнику, махнула рукой в сторону спутников: — Этот со мной, — и резво зашагала в сторону Коллегии. Наверняка ей хотелось пуститься бежать. — Вы вообще вернётесь? — легат Телендас перевёл взгляд на Аргиса. — Уж не сегодня точно, — ответил он. Тем временем по мосту спустилась девочка, неся в руках две пустые корзины. Испуганно глянула на всех стоящих перед собой и помчалась в город. — Торгуют здесь, что ли, с магами? — недоверчиво спросил легат. Мейлур Селот отвечал: — Торгуют! Дети таскают в Коллегию птичьи яйца, цветы с травами и прочее, что можно пользовать для зелий. За небольшую плату. Или несут всякую снедь, пироги там, ягоды, рыбу и прочее для целительницы и колдуна, если совсем нет денег заплатить за их услуги. — А как к этому относятся их родители? Дальше Аргис не слушал. Кивнув воякам и управителю, он последовал за Довакином. Осенний ветер с моря не нёс тепла. Бежали по небу, рвались в клочья и истаивали густые серые и тёмно-сизые облака. Стаи морских птиц парили над городом и берегом, над тёмными башнями Коллегии и морем вдалеке. Их беспокойный клёкот разносился по округе, смешиваясь с тревожным грохотом прибоя. Посреди пути они остановились — его спутнице, которая уже не столь живо мчалась вперёд, вздумалось поглядеть на море и небо, прислонясь к ограждению из сырых мшистых камней. Он поймал её ладонь и встряхнул: — Похоже, народу не по нраву, что новый ярл одобряет Коллегию. Явно не слушая, она нескладно пробормотала: — Не верят про Красный Год. Никто не верит. Почему она так кричала на меня? Разве моя вина, что они доверились Ульфрику? — Пускай расплачиваются теперь. — Написать, что ли, императору, чтобы отнёсся особо к Кориру… Нет, не от себя, я-то кто? Ставленник Псиджиков… Попросить Балгруфа и Туллия, чтобы просили об этом. И Брунвульфу вновь напомнить. Да, ему написать! Не глянув на Аргиса, она продолжила путь, потом будто запнулась: — Нет, ну смешно же! — Вот именно. Непохоже, чтобы Корир и его жена сегодня сколько-то пострадали. Надеюсь, в Виндхельме и позже в Сиродиле они увидят обращение и суд, которых заслуживают. Угомонись. Пускай Ульфрик утянет их за собой в могилу. — Ты ничего не знаешь! — с внезапной злостью она резко обернулась. — Восемьдесят лет ненависти к магам и к Империи. Предки ярла, как и предки каждого горожанина, погибли в Обвале и… — Я-то знаю! И помню, как Ульфрик бесновался в Маркарте, забыла? Как пытали женщин, как посреди улиц рубили стариков и насиловали девиц — с его воли и дозволения. — Да. Такова цена. Расколотое государство должно скреплять огнём и кровью. — Скреплять? Это какое государство? — рявкнул Аргис, и Берхейд тут же звонко огрела его по щеке раскрытой ладонью — так, что голова мотнулась, а ноги сделали излишне неосторожный шаг к пропасти. — Ту Империю, с чьего знамени смотрит дракон, — прорычала она, и в и без того низком голосе зазвучали словно дальние раскаты грома. Держась за голову, он постарался не отрывать взгляда от её лица, а когда она перестала раздувать ноздри и по-волчьи морщить нос, осторожно сказал: — Ту же самую Империю сейчас пришлось скреплять уже после его мятежа, разве нет? — Ты можешь думать себе что угодно. Ульфрик и Галмар были слишком умелыми и опытными военоначальниками, чтобы просто так их убить, но мне пришлось. О чём ещё не раз пожалею. Аргис постарался промолчать, и это получилось, хотя она, кажется, могла бы услышать скрип его зубов даже сквозь шум прибоя и вой ветра. — Но оба пали от моей руки, помни об этом, хускарл. И причём тут сейчас Ульфрик? Корир не заслужил казни за измену. Старый дурак Скальд Данстарский — заслужил. Лайла заслужила, как и Тонгвор. А Корир — нет. Они уставились друг на друга. Холодный ветер трепал его волосы и меха на доспехах, она щурилась от солнечных лучей. Всё так же гудели волны внизу. Внезапно из очередной набежавшей с запада тучи посыпался снег. Мелкие пушистые снежинки закружились на ветру, полетели в лицо, а солнце вольно пронизало неплотную стену снегопада рассеянными тёплыми лучами. Едва ли это продлится долго — поток снега быстро начал стихать. Берхейд вытянула вверх раскрытые ладони, подняла лицо, потом медленно выдохнула: — Прости меня, Аргис. Не злись. Но пойми — всё это было и прошло, а Корир и его жена хорошие люди, и они пока живы. Держи лицо и не возражай мне, пока мы в Коллегии. — Как скажешь, тан. Я — твой меч и твой щит. Пройдя ещё немного, он высказал то, о чём думал уже несколько часов: — Ты ведь намеренно позволила Тейне заметить тебя в толпе, так? Она всё равно увидала б тебя позже, в доме, а в тот миг весь город смотрел на вас. — Всё-то ты подмечаешь. Конечно, нельзя ведь упускать такой случай.