***
Бэкхён странный.
Я чувствую себя жертвой? Нет.
Я не жертва. Никто из нас не жертва. Жертвы мертвы. Я не могу думать правильно. Трудно сосредоточиться. Свежий воздух не помогает. Сейчас раннее утро и окно на кухне распахнуто настежь. Рассвет. Я сижу здесь всю ночь. Мне не помогает снотворное. Я не могу спать. Я… — Чанёль… Я не поворачиваюсь. Просто вдыхаю побольше свежего воздуха. Его шаги совсем близко. Чёрт. — Я… хотел поговорить. — О чём? — О тебе. Я резко поворачиваюсь и вижу Бэкхёна совсем близко. Я на подоконнике. Он сидит на стуле. Подождите… Обо мне? — О нас. Эта фраза встаёт комом в горле. И я чуть ли не давлюсь собственными мыслями. — О нас? Смешок с моей стороны не очень приятный, но я просто не понимаю, почему он хочет поговорить «о нас». — Да, — он вздыхает и произносит тише: — О нас… — Никаких нас нет. Я додумался до этого ночью. Я был другим этой ночью. Будто не в себе. Я просто думал и думал. А потом понял, что всё это лишь иллюзия. Иллюзия того, чего бы я хотел в этой жизни. Я бы хотел крепко держать Бэкхёна за руку и знать, что он меня любит. А не видеть в его глазах злобу или ярость, направленную в мою сторону. Я бы хотел обнимать его, чувствуя, как меня также крепко обнимают в ответ, а не для того, чтобы сломать ему рёбра. Я бы хотел улыбаться только ему одному и видеть ответную счастливую улыбку, а не улыбку сквозь слёзы и боль.Я додумался до того, что мы — это нонсенс.
Но мой разум вторит мне другое. Отец всегда говорил мне о том, что первая мысль — это мысль, которая появилась в соответствии с тем, что нам вбивали в голову с детства, а вторая — твоя собственная. Мысль, которая отражает именно тебя самого. И если это так, то я схожу с ума. — Расскажи немного о себе. Внезапная фраза из его уст, сказанная тихим голосом, но меня практически начинает трясти. Рядом с ним всегда неспокойно. Рядом с ним я схожу с ума. В прямом смысле этого слова. Он как катализатор, как панацея, как… побочный эффект моих безумств. — Что тебе рассказать? Голос хриплый, будто прокуренный, но я уже давно не курил. Чёрт знает что… — Твоя любимая еда? Я не понимаю. Я смотрю на него… такого спокойного и ни черта не понимаю. Почему он спрашивает об этом? Но… всё же отвечаю. — В детстве я любил есть всё. Но часто ел хлопья. Или шарики, которые едят на завтрак, — я медленно погружаюсь в воспоминания и улыбаюсь, — но я мог есть их хоть целый день. Завтрак, обед, ужин… неважно. Наступает тишина. Солнечные лучи проскальзывают в помещение и светят прямо Бэкхёну в лицо. Я вижу, как он щурится. — Садись сюда. Указываю рукой на подоконник. Если он сядет напротив… ничего не произойдет ведь. Он медлит. Но потом всё же кивает и присаживается, с какой-то опаской глядя на меня. — А ты? — он вопросительно вздёргивает брови. — Что любишь есть ты? — Я… всё… только огурцы ненавижу. — Я помню. Он усмехается и вновь наступает тишина. Я только сейчас замечаю, что меня не трясёт. Всё спокойно. И даже моё сердце спокойно. Мысли размеренные. Будто… — Бэкхён, это психологический ход? — он поднимает на меня взгляд. — Что ты задумал? — Если ты будешь думать обо всём сразу, то просто свихнёшься, — выдыхаю, — я просто хочу нормально поговорить. Узнать о тебе побольше и… — Зачем? Смотрит. Обдумывает ответ. — Ты же всё обо мне знаешь, — верно, — почему я не могу узнать что-то о тебе? Я так хочу ему верить, но моя паранойя говорит мне, что всё это просто ложь. Я ему не доверяю, но… — Спрашивай. Он садится поудобнее. — Ты веришь в бога? — Я никогда не верил в бога, также как и он никогда не верил в меня. — Почему? — Когда я работал в больнице — пациенты… тяжело больные… они всегда ходили в церковь, у них всегда стояли иконки в палатах, они молились, но в итоге… все умирали. — Бэкхён сидит неподвижно. — Даже… когда я просил у него помощи… я не верил в него, но в некоторых ситуациях — я пытаюсь подобрать слова. И это сложно — когда ты сам уже в отчаянии и ждать помощи не от кого… ты просишь его. Того, кого не существует. Просто миф, но ты пытаешься внушить себе, что он есть и он… — смотрю Бэкхену в глаза, — он поможет. Бэкхён поджимает губы. О чём-то думает. О чём же он думает? Вздыхаю и отвожу взгляд. — Он не помог. Никогда не помогал. — Я тоже никогда в него не верил. — Я знаю. — Не говори так. Поднимаю на него взгляд. — Что знаешь, — он хмурится, — мне хочется хоть немного чувствовать себя защищенным. — От кого? — От тебя, Чанёль. Я усмехаюсь и киваю, облизывая пересохшие губы. Ему не нравится, что я всё про него знаю. А мне не нравится, что он чувствует себя рядом со мной незащищенно. Потому что я хочу, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Мы снова уходим в свои мысли. Просто сидим так в тишине. Не знаю, сколько времени проходит. Но на кухне внезапно появляется Минсок. — Эй, ребята… я не помешал? Слезаю с подоконника, бросая взгляд на задумчивого Бэкхёна, который смотрит в открытое настежь окно… и увожу Минсока в зал. — Ты его там оставишь? — смотрю на него. — Открытое окно. Серьёзно? — Чего ты хотел, Минсок? — Встреча завтра с этим китайским мешком денег,— Минсок садится в кресло, — тебе нужно поговорить с Тэёном, он уже едет сюда. Он расскажет, кто такой этот… я даже не помню, как его зовут. Вроде... Цянь Кун... Не помню точно. — Ладно. Я сажусь на диван. И мысли возвращаются к Бэкхёну. Который сидит у окна. Открытого окна. — Чанёль, ты меня слушаешь? — Что? — Черт… — Минсок вздыхает. — Я говорю о том, что этот парниша немного тю-тю, — он крутит пальцем у виска, — хотя… ты же тоже не очень-то адекватный. Я резко встаю, чем пугаю Минсока, и несусь на кухню. Моё сердце не даёт нормально вздохнуть, потому что бьётся настолько сильно, что дышать тяжело. И я просто не могу двигаться, когда обнаруживаю пустующее место около окна. Меня пронзает до самых кончиков пальцев, до костей пробирает это пустующее место. Я оседаю по стене на пол и понимаю, что начинается… паника. Я начинаю задыхаться. — Он ушёл… — Кто, Чанёль? — Минсок машет руками перед моим лицом, но я просто не обращаю на это внимания. — Эй, Чанёль, ты сбрендил? — Бэкхён… он ушёл, — я смотрю на Минсока затуманенным взглядом, — он ушёл от меня. Он бросил меня. Понимаешь? Я не могу набрать в легкие воздуха, пытаясь унять боль в груди. Мои виски сдавливает так сильно, что я не могу раскрыть глаза. Я хватаюсь за голову и понимаю, что не могу себя контролировать. Я просто не в силах. Мои глаза наполняются слезами, которые стекают по моим щекам беззвучно. Я просто не могу больше. Я не… — Чанёль, перестань, Чанёль… — Минсок пытается что-то сделать, но тщетно. — Чёрт, что мне с тобой делать… В моей голове вакуум. Я не слышу никого. Я просто слышу бешеный стук своего сердца. — Что происходит? Голос… — Бэкхён, где ты был, чёрт тебя дери? — Я ходил в ванную. — Чёрт… спасай своего безумца, иначе он прямо здесь окочурится… Передо мной кто-то садится. Кто-то берёт меня за руки. Кто-то убирает их от моей головы. Я медленно пытаюсь открыть глаза и в следующую секунду раскрываю их полностью. Потому что это Бэкхён. Он сидит передо мной и держит меня за руки. И в его глазах… — Чанёль, я здесь. — Я… — пытаюсь дышать ровно, но меня трясет. Голос дрожит. — Я думал, что ты бросил меня. — Нет… я… Я обнимаю его так сильно, как только могу. Но не с такой силой, чтобы сломать рёбра. Я могу себя контролировать. Я могу себя сдерживать. Я могу это сделать. Я могу. Когда руки Бэкхёна ложатся на мою спину и начинают поглаживать кожу через футболку… я начинаю успокаиваться. Дышать становится свободнее, паника сходит на нет где-то через минут пятнадцать, и я просто сижу на полу, держа Бэкхёна в своих руках. — Не уходи, Бэкхён. Он замирает и стук его сердца ускоряется, кажется, в миллион раз. Я сжимаю его крепко-крепко, боясь отпустить. Он будто птичка... отпустишь и она улетит от тебя. Бэкхён дышит часто, сжимая пальцами мои плечи и произносит тихо: — Чанёль, я тебя не брошу. Веришь? Я утыкаюсь в его ключицы носом и выдаю единственно верный ответ:
Я тебе верю.