Where the Love Light Gleams

— Счастливого Рождества, папа! — Обри уже несколько минут громко пела песню в камеру. Из-за широкой улыбки показывались все ее маленькие зубки. — Счастливого Рождества, малышка, — просиял Йен, махая рукой своей дочери. — Эй, а мы тут что, просто мимо проходили? — Микки в шутку зарычал, держа сына на коленях и заставляя его помахать отцу ручкой. Мальчишка радостно лепетал, даже не подозревая, что сегодня какой-то особенный день. Йен закатил глаза, но не мог сдержать огромную усмешку, потому что вся его маленькая семья была одета в ярко-красные шляпы Санты. — Привет, детка… и Тей, — Микки нахмурился на это. — Ребята, отлично выглядите! Где вы их взяли? — Тетя Фиона принесла, — сказала Обри отцу, поправляя шапочку на кудряшках. — Ну конечно, — рассмеялся Йен, — я удивлен, Мик. Ты очень хорошо выглядишь… Как один из помощников Санты. — Заткнись. Вообще-то у Тея шапка эльфа, — он поднял сына, чтобы показать его Йену, с самодовольной гордостью на своем лице; мальчик был в маленьком костюме, который выбрал для него отец. — Кроме того, она сказала, что оторвет мне… колокольчики, если я ее не надену. Йен фыркнул. — Боже, надеюсь, она сделает фотографии. Микки вздохнул: — Она и сделала. Йен радостно хлопнул в ладоши. — Папа, посмотри, что принес мне Санта! Смотри! — Она подняла несколько Барби со своих коленей и даже двух Кенов, еще маленькую девочку и прямо совсем маленького ребенка. Она сложила кукол обратно и подняла двух пластиковых мужчин. — Смотри это ты и Мими, а это я, а это малыш Тей! — Она хихикнула, когда лицо Йена удивлённо вытянулось. — Ого, вау, Обри! Так здорово, что это мы. — Уху, и мы все вместе живем в доме, который у меня теперь есть! — Там ещё и дом? — Маленькая девочка взволнованно кивнула, уронив на пол несколько кукол. — Да, — раздраженно проговорил Микки, — мне пришлось собрать его. — В этом году я была хорошей девочкой, папуль, — улыбнулась она, переходя в режим ангела, заставляя обоих отцов засмеяться. — Я вижу это, милая. Что еще ты получила? — спросил он. — Конфеты! — закричала она, уже показывая возбуждённым поведением количество сахара в своем организме. — И нижнее белье для больших девочек, как у папы, — хихикнула она. Йен поднял бровь и фыркнул. — Мими получил нижнее белье для больших девочек? — поддразнил он, ухмыляясь мужу. — Да! — Нет! — поправил Микки. — Мэнди просто подарила мне пару боксеров, — пробормотал он, слегка покраснев. — Ох, могу я увидеть? — Йен заинтересованно поднял брови. Микки ткнул языком во внутреннюю часть щеки и взглянул на дочь. — Позже, тупица, — он заигрывающе подмигнул, затем спрятал покрасневшее лицо поцелуем в щеку сына. Йен усмехнулся, покачав головой. Всегда было так легко заставить Микки завестись, но он решил пока переключиться на другую тему. — Какие подарки получили мои мужчины, м? Микки закатил глаза и дернулся от Терренса, который становился слишком суетливым на его коленях. Он встал на пол на колени и держал его за руки, наблюдая, как малыш пошатывается на своих пухлых ножках. — Игги достал Тею хорошенькие сапоги, в которые он, слава богу, влез, и мне билеты на несколько боев ММА. — Миленько. — Да уж, мило. Я, скорее всего, поеду с ним и с одним из парней с работы. Йен кивнул, чувствуя себя немного странно оттого, что сам того не ведая Микки заменил его на других людей. Обычно Йен во всех ситуациях был на первом месте для мужа, но теперь казалось, что Микки стал автоматически заменять его. Они как-то говорили о том, что мужья и жены солдат чаще всего не выдерживают в таких отношениях и Йену было дико об этом думать. — Держи пари, ты не можешь дождаться, когда будешь брать Тея с собой на игры и все такое. Микки улыбнулся сам себе и кивнул: — Это точно, мы с сыном будем веселиться. — Эй, а я? — Обри подхватила суть разговора, хотя она лежала на полу и играла со своими игрушками, но по-видимому, слушала каждое слово из разговора своих пап. Это была дурацкая привычка, которая иногда вызывала у девочки проблемы. Она встала и склонилась к коленям Микки, ожидая ответа. — Конечно, Бри. Папа отведет тебя туда, куда только захочешь, — ответил Йен, отражая улыбку, которая светилась на лице Микки. — Ура! — взвизгнула она, подпрыгнув, и принялась вытанцовывать по комнате. Ее шапочка так и осталась лежать на коленях Микки. Микки ухмыльнулся ему, держа Терренса на руках и уловчился сунуть соску тому в рот. Переведя взгляд обратно на экран, Микки внезапно осознал, что что-то изменилось. — Так, подожди. Где ты находишься? Все по-другому. Он наклонился ближе к экрану, думая, что ему показалось, но это определенно не та комната, которую он наблюдал позади Йена весь прошлый год. Йен осматрелся, как будто он мог видеть что-то другое, чем-то, что подразумевал муж. — Другая база. — Вы переехали? — Да. В последнюю минуту. Ну, ты знаешь, как это бывает, — Йен отмахнулся, не глядя на Микки. Микки медленно покачал головой: — Нет, не знаю. Так где ты сейчас? На улице? Йен задумался, наблюдая, как его сын вертится и хнычет в объятиях отца. Микки продолжал бездумно покачивать его, но было ясно, что он просто хотел уйти. Он все еще ждал, когда муж что-то скажет, и выглядел очень раздраженным, но также и обеспокоенным. Йен ненавидел, что его работа заставляла людей беспокоиться о нем. И этот факт заставлял беспокоиться и его. Обри вернулась и начала дергать папу за руку, пытаясь привлечь внимание к чему-то, что она сделала в своем домике для Барби. Шапка Терранса свалилась, когда он, наконец, взорвался и громко заплакал, расстроенный тем, что отец заставлял его оставаться в одном положении целую вечность. Вероятно, он уже устал, учитывая, что было уже довольно поздно. Микки выглядел так, словно не мог разорваться между плачущим сыном, дочкой, которая дёргала его за рукав и мыслью, почему Йен все еще не ответил ему. — Мими! Мими, ну давай! Я хочу тебе кое-что показать! — Обри, казалось, становилась все громче, чтобы ее могли слышать сквозь плач младшего брата, который, занимал все внимание своего отца. Теперь девочка надулась и снова и снова перебивала брата. — Бри, прекрати! — Микки прикрикнул на нее, но сразу почувствовал себя козлом, когда увидел лицо дочери. Наконец Йен заговорил. — Обри, ты получила все, что хотела на Рождество? Она повернулась к другому своему отцу и подумала над вопросом. Сначала она кивнула, но потом отрицательно покачала головой. — Нет? Ну, я думаю, что Санта мог забыть кое-что на улице. Йен не мог сдержать улыбки. Микки удалось немного успокоить Тея, чтобы поднять взгляд на мужа. — На улице? О чем ты говоришь, Галлагер? Брюнет был таким смущенным и истощенным. Сейчас он не нуждался в каких-то глупых играх Йена, но, конечно же, Обри была взволнована. — Правда? — Закричала она. — Мы можем пойти, папа? Пожалуйста? Можем? Пошли, папуль! — Прежде чем Микки смог что-то сказать, она подбежала к двери в одной лишь пижаме и домашних тапочках. — Обри, подожди! — позвал ее Микки, но она уже вышла за дверь. — Что там? — Он обернулся к Йену, который наблюдал за всем этим и тихо хихикал. — Я прислал несколько подарков. Они должны быть там, — ответил он, все ещё посмеиваясь. — Еще? Это уже девятый, мужик! Йен лишь пожал плечами. — Просто иди к ней, Мик. Наша дочь там в темноте, одна. Микки бросил на него последний взгляд, заставив себя пойти на улицу, в зимний холод Чикаго. Он услышал, как Обри позвала его и быстро выскочил из комнаты, все ещё держа Терренса на своем бедре. — Обри? — крикнул Микки, осторожно обходя замерзшую лужу на переднем крыльце. Он спустился по лестнице, думая, что найдет коробку или что-то еще, но все, что он увидел — за ночь намело ещё несколько сантиметров снега. Было очень холодно. Будет плохо, если из-за этих приколов они простудятся. Микки выругался, наступив в снег и вернулся к дому. — Мими, я ничего не вижу! — крикнула Обри с середины заднего двора. Она дрожала, и ее ноги, должно быть, уже насквозь промокли. — Проклятье, Галлагер, — Микки подошел к дочери и подхватил ее другой рукой. Тей снова начал суетиться, видимо, не оценив нового пейзажа. — Где они? — Спросила она дрожащим голосом. Ее зубы громко стучали, а губы и руки уже начали синеть. Микки снова повернулся к дому, ступая по снегу и игнорируя протесты Обри, которая отчаянно желала продолжать искать подарки, потому что Санта оставил их для нее. Сумасшедший дом, боже. Микки поднялся на крыльцо, напоследок оглянувшись на тот случай, если что-то упустил, а затем открыл дверь в дом. Он вошел, готовый разорвать Йена с помощью дерьмовой веб-камеры, но заметил, что рядом с рождественской елкой сидел гигантский белый плюшевый медвежонок. И да, ладно, его не было там до этого момента… Он поставил Обри на ноги, и она тут же подбежала к елке, уже не помнив, как сильно замерзла совсем недавно. Она была так же, как и отец, смущена внезапным появлением этого довольно большого подарка, но она не собиралась смотреть Санте в рот, тем более, что на бумажке, прикрепленной к медведю, было написано только ее имя. Это было для нее! Все для нее! Она издала удивленный визг и оглянулась на своего отца, как будто не могла в это поверить. Микки просто посмотрел на игрушку, все еще пытаясь заставить свой мозг понять происходящее. Он подошел к компьютеру, но видеосвязь прервалась. Он запаниковал, думая, что что-то случилось с их Интернет-соединением, или, что еще хуже, что-то случилось на другом конце. Микки провел рукой по волосам, не зная, что и думать. Он заметил, что одна из шапок Санты пропала со стола. Его мысли метались в голове, пытаясь опереться на что-то, что имело бы смысл. — Мэнди? — крикнул он, покачав головой, когда осознал, что его развела собственная сестра. Только она могла придумать какой-нибудь изощренный план с рыжим, чтобы выдать последний сюрприз, пока Рождество не закончилось. — Мэнди, убирайся! — Тетя Мэнди здесь? — спросила Обри, не отвлекая внимания от своего пушистого нового лучшего друга. — Не совсем. Микки повернулся на голос, внезапно раздавшийся позади него, который не был похож на голос сестры, и обнаружил, что глядит в зеленые глаза. И эти зеленые глаза впились в него, сияя счастливой улыбкой и красными щеками. Именно этот человек, которому принадлежали эти глаза, заставил брюнета слегка приоткрыть рот; сердце грозились вот-вот выпасть от шока. Он застыл. Он не мог двигаться. Он все это выдумал. Он не видел, что было перед ним, кто был перед ним. Это был глюк. Он не знал, сколько раз он хотел и мечтал увидеть это, и теперь все было именно так, и это было похоже на мираж; этого не происходило на самом деле, это не реально. И всё-таки, все странности, казалось, встали на свои места и теперь имели смысл, как будто что-то неправильное из прошлого исправлено и теперь все стало идеальным. Несмотря на то, что Микки чувствовал, что не может дышать, его грудь буквально раздувалась, словно была наполнена свежим воздухом, как бывает, когда задерживаешь дыхание под водой или что-то в этом роде. Он осмелился сделать шаг вперед, опасаясь, что, если будет двигаться слишком быстро, все исчезнет так же быстро. Он не слышал криков Терренса и восторженных щебетаний Обри. В тот момент не было ничего, что могло бы заставить его отвести взгляд от человека, стоящего в дверном проеме в военной форме и шапке Санты. Обри поняла, что ее отец прекратил говорить и не обращал на нее никакого внимания, поэтому она подняла глаза и увидела странное выражение его лица. Его глаза были мокрыми — она уже видела, как он плакал, но сейчас на его лице была и очень широкая улыбка, как будто он был действительно счастлив. — Мими? — попыталась дозваться она, наконец, взглянув на то, что привело в ступор ее отца. И теперь она тоже не могла поверить своим глазам, но ей потребовалось не так много времени, чтобы преодолеть свой шок. Она вскочила на ноги и побежала к единственному мужчине, которого она видела во снах и мечтала, наконец, увидеть наяву. И он наконец был здесь. — Папа! — Она влетела в его объятия, обвила руками его шею и ногами его талию, цепляясь за него, как за самую дорогую на свете вещь, и никогда больше не хотела отпускать. — Папочка, папочка! — повторяла она, не в силах выразить свои эмоции. Именно это вывело Микки из шокового состояния и вернуло к реальности. — Йен Галлагер, ты связался не с тем парнем, — сказал он медленно, и его голос сломался в конце фразы, как и годы назад, когда он сгорал от желания вырвать руки своему, тогда ещё будущему, любовнику за обиженную сестрёнку. Йен рассмеялся сквозь слезы, впервые почти за целый год уткнувшись лицом в плечо дочери. Он был таким грустным и счастливым, и все сразу разрывало его изнутри. Как бы он не хотел ее отпускать, ему нужно было добраться до него. Он ещё раз крепко обнял дочь и выпустил ту из своих объятий. Он протянул руки и взял маленького мальчика из рук мужа, поцеловал его в щеки и сжал в объятиях, пока тот не начал нервничать и суетиться. Йен рассмеялся оттого, как нетерпелив сын, и это заставило его хотеть добраться до своего последнего кусочка счастья. Он посадил Терренса на пол и встал перед темноволосым мужчиной. Они были на расстоянии двух футов друг от друга; просто смотрели друг другу в глаза. Было похоже, что они совсем не понимали, что делать теперь, когда они, наконец, рядом. Но эта мысль быстро испарилась, так как Микки сократил дистанцию между ними и выдал все, что хотел сказать в этих глупых разговорах в течение последних нескольких месяцев. — Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я так люблю тебя… Я скучал по тебе, так скучал, — Микки почти задыхался, не успевая дышать между поцелуями Йена. Рыжий обнял своего мужа и оторвал от земли, закружив его, заставляя обоих чувствовать себя легкомысленными и невероятно счастливыми. Они улыбались друг другу в губы, сталкивая их снова и снова, выливая через поцелуй все эмоции и крепко держась за каждый вдох из уст в уста другого. — Боже, я так скучал по тебе, — прошептал Микки, пытаясь сохранить голос стойким. Только несколько слез скатились по щекам, но он сдержал рыдания, в отличие от Йена, который захлёбывался слезами. Но Микки было все равно, потому что он, наконец, держит в объятиях самого важного человека, и они сжимали друг друга так крепко, насколько хотели во время всех своих разговоров. — Я скучал по тебе, детка. Я люблю тебя… так сильно, — Йен снова захватил в плен губы Микки, долго, упорно и страстно целуя мужа, все еще держа его в воздухе. Микки застонал, все еще пытаясь вбить в свою голову все то, что произошло в последние пять минут. Йен отодвинулся назад и осмотрел лицо мужа, приметив все, что было по-другому, и что было как раньше, да и просто все, что мог, включая любимые синие глаза. — Микки, — все, что он мог сказать. Обри давно привыкла к своим папам, которые вели себя таким образом, и на самом деле она была рада видеть их счастливыми, но она еще не закончила со своим отцом. Она потянула его за штаны. — Папа? При звуке голоса дочери Йен неохотно поставил Микки и поцеловал его еще раз, прежде чем обернуться к ней и поднять ее на руки. Он прижал ее к себе, потер спинку и поцеловал ее волосы и лицо. — Да, Обри? Что случилось, малышка? Она наклонилась и вгляделась в лицо отца. На нем появилось больше царапин и несколько уже заживающих шрамов, но его лицо все еще было гладким, как ей всегда нравилось. Она схватила его лицо обеими руками, и он не смог удержаться, чмокнув ее в носик, и девочка хихикнула. — Что такое, малыш? — повторил Йен, шмыгнув, едва сдерживаясь от потоков слез, которые выжигали его глаза. Он взглянул на Микки, который отчаянно протирал нос и глаза, пытаясь вернуться в режим Милковича, но он просто не мог избавиться от этой огромной улыбки на лице. Наконец она вздохнула и заговорила — очень тихо. — Я хотела, чтобы Санта привез тебя домой на Рождество, и он это сделал. У меня есть все, что я хотела, потому что ты здесь, папа. Она опустила глаза, застенчиво сообщив своему папе, что просила у Санты, который мог бы принести только игрушки, но в итоге исполнил ее желание увидеть папу, потому что он был солдатом. Йен рассмеялся и крепко обнял дочь. — Да, я здесь. Я дома, Бри. Микки подхватил Тея и присоединился к объятиям своего мужа. Маленький мальчик, казалось, почувствовал, что рыжий ему знаком и ярко улыбнулся. Йен крепко сжал в руках свою маленькую семью, сначала поцеловав лоб Обри, затем Терренса, и, наконец, губы Микки. — Я дома.