Чёрная Кровь: Заложник Императора

      

Пока Джитендра думает, как бы отреагировать на оскорбление, к ним подходит саубха. – Тебе не кажется, что ты слишком вольготно распорядился моим подарком? – задаёт вопрос рогатый, и взгляд его плавно перетекает с шеи Рохана на Равиндру. Тот в ответ смущённо пожимает плечами: – Ну, понимаешь… этот бугай нашёл этот обруч… и начал насмехаться, типа я король пустого замка… и хожу без короны… – Но это правда корона, а в твоём замке никто не живёт. В голосе саубха не слышно и тени насмешки. Лишь констатация факта. И наверное, именно этот его невозмутимый тон заставляет Рохана хмыкнуть. Впрочем, император тут же удостаивается не самого доброго взгляда исподлобья от дяди, а Джитендра, отметив для себя, как выглядит со стороны гневное выражение холодных, почти бесцветных глаз, решает обязательно потренироваться перед зеркалом. На всякий случай. А ещё он наконец-то узнаёт, почему Рохан не получил серьёзных ранений ни от атаки тем сгустком пламени в пещере, ни от заклинаний Калидаса – всё дело в этой короне, которую дядя из-за насмешек Рохана использовал на нём, как ошейник. – Кстати, познакомься, Джитендра, – тем временем взгляд Равиндры теплеет. – Это Таурус. Глава саубха. Рогатый как раз заканчивает обходить их троицу по кругу и кивает с надменным видом. Джитендра игнорирует его кивок и хлопает Рохана по плечу. – Ну правда, отпусти. Мне надо проверить Лилу. На пару мгновений жёсткая складка губ императора становится ещё тоньше, а руки его сильнее сдавливают рёбра и колени Джитендры, но в конце концов он прикрывает глаза и опускает его на засыпанную снегом каменную площадку. – Что ты сделал? – задаёт Джитендра вопрос, проходя мимо Тауруса, но не глядя на него. – Нарушил симметрию, – раздаётся за спиной нейтральный голос. – Ка- Хотел спросить: «какую симметрию» – но осекся. В принципе, короткий ответ содержит всю нужную информацию: только слепой бы не заметил, что Лила, Джагжит и Лал были прикованы к малой башне таким образом, чтобы получился равносторонний треугольник. – …как нарушил? – перефразирует Джитендра, опускаясь на колени возле лежащей на боку Лилавати. Её волосы спутались, ледяная кожа почти обжигает, и всё же внутри хрупкого тела ещё теплится жизнь. Только вот как ей помочь? Обернувшись, Джитендра замечает в стеклянных серо-зелёных глазах Тауруса что-то похожее на недовольство. Но тот снова послушно отвечает: – Это строение не рассчитано на сильные потоки энергии. Хочется услышать более развёрнутый ответ. Вроде: «я влил в заклинание всю свою силу, вот оно и не выдержало» – и этого было бы достаточно, но рогатый продолжает надменно молчать, словно остальное даже такому, как Джитендра, должно быть понятно. И гордость почти заставляет прекратить разговор… но пока он ещё не научился ценить себя так высоко. По крайней мере, необходимость требует задать ещё один вопрос: – Ей можно помочь? Не то чтобы по сравнению с юной саубха жизнь других жертв Калидаса ничего не значит, но их тела, по крайней мере, не источают такой страшный холод. Приподняв Лилу за плечи, Джитендра пытается не показать, насколько ему важен ответ. И на этот раз рогатый не торопится открывать рот, вместо этого он медленно подходит к ним и выпускает из руки свежий росток – зелёный кончик касается шеи Лилавати, прижимается к коже прямо за маленькой раковиной уха и начинает мягко пульсировать. Джитендра не способен подобно Калидасу или Джагжиту видеть или ощущать потоки чужой энергии, но логика подсказывает ему, что в этих обстоятельствах Таурус вряд ли навредит девочке, и всё же пульсация выглядит подозрительной. Она очень похожа на мерцающий свет тонких цепей, которыми ранее были прикованы жертвы. Только бледнее… Но биение души Лилавати не становится слабее – и Джитендра немного расслабляется. И замечает, что Равиндра тоже наблюдает за происходящим со странным вниманием. – Дядя, что ты теперь собираешься делать? Тот поджимает губы и со вздохом отвечает: – Выпивать тебя я точно не стану. – Тогда зачем ты здесь? – Да, Тау дост-… то есть, напомнил, что когда-то давно я обещал взять его с собой на большую землю первым. Как только смогу попасть сюда. Звучит довольно безответственно. И не только звучит. Равиндра вообще выглядит смущённым и не особо уверенным в себе – даже нервным, но одновременно более открытым, чем там, на острове. А ещё очень уставшим. Он сутулится и время от времени потирает затылок. – Тогда зачем ты изображал из себя злодея? – Злодея? – повторяет Равиндра задумчиво, только сейчас отводя взгляд от Тауруса. – Я что, правда таким выглядел? – Думаю, он пытался изобразить не злодея, а взрослого, – вмешивается до сих пор молчавший Рохан и зарабатывает второй взгляд из разряда: «скажи спасибо моему племяннику, что ещё дышишь». Но когда глаза Равиндры вновь обращаются к Джитендре, от раздражения в них остаётся лишь тень. – Я знал, что если начну рассказывать, как долго искал Индрани и её ребёнка… как был рад найти хотя бы тебя, и что хочу просто позаботиться… Я знал, что ты не поверишь. Особенно когда понял, что ты совершенно меня не помнишь. – Но я вспомнил. Тебя и того человека. – Того человека? – Главу рода. Лицо Равиндры каменеет. Так было и в тот раз, когда он пытался начать рассказывать о себе и своей сестре. Не хочется снова позволять единственному оставшемуся в живых родственнику увильнуть от темы, но подобный разговор, наверное, должен быть продолжен наедине. А Таурус тем временем уже отращивает ещё два побега, и их слегка светящиеся кончики прижимаются к телам Джагжита и Лала, привлекая внимание Джитендры. Но стоит ему отвести от дяди взгляд – как Равиндра тут же неестественно повеселевшим тоном меняет тему разговора: – Эй, а ни у кого нет ощущения, что кто-то до сих пор продолжает сосать энергию? Тау, ты разве не сломал эту штуку? – «Эта штука» лишь ограничивала наши движения, – вяло сообщает саубха нюанс, о котором явно стоило упомянуть в первую очередь. – Похоже, это строение целиком состоит из камней, зачарованных особым способом. Заклинания очень старые, но задумка поражает… Его неуместное восхищение вызывает у Джитендры приступ раздражения. – Конечно, старые, её же построили почти тысячу лет назад, как и сотни других. А придумал всё вон тот безумный ман-… Брошенный на Калидаса взгляд заставляет оцепенеть. Путы осыпаются со злодея, словно песок, а дощечки в его руках уже медленно тускнеют. Однако проходит ещё один миг – и всё замирает. Даже снежинки перестают падать в уплотнившемся воздухе. – …-дега. Отставшим эхом доносится до Джитендры собственный голос. С опозданием долетает и старческий надтреснутый смех. Звуки истончаются. И окончательно тают, пожираемые оглушающей тишиной. А ещё через вздох усыпанную снегом вершину старой башни раскалывает трещина. И из неё начинает выдавливаться светящаяся жидкость – густая, словно лава. Постоянно меняющая цвет, словно мыльный пузырь под ярким солнцем. Оглохший и не видящий ничего, кроме этой заливающей ноги субстанции, Джитендра сильнее прижимает к себе Лилавати и делает то единственное, на что оказывается способен: внутренним взором прослеживает трещину на всю её глубину. Неосознанно. Точно так же, как во время пребывания на острове заглядывал сознанием на кухню, прежде чем выбрать нужный кусок бараньего окорока и перенести к себе – просто он никогда не задумывался о том, что это тоже особый навык. И навык этот помогает обнаружить, что трещина не ограничивается башней. Одно крупное ответвление уже потянулось к замку, ещё несколько – в город. Но хуже всего даже не это. Кажется, что из башни наружу рвётся безумный демон исполинских размеров. Его мощь оглушает. Но Джитендра не слышит ни намека на эмоции. Или разум. Нет, это лишь энергия, рвущаяся на свободу, но пока ещё не разбившая свои путы до конца. – Сколько же… в неё влито… Кто произнёс эти слова? Джитендра выныривает из транса и встречается взглядом со стоящим рядом рогатым саубха. Его лицо видно нечётко, будто сквозь толстое мутное стекло. И вдруг какая-то сила вырывает Лилавати из рук Джитендры. Каменный пол бьёт в плечо. Его снова подбрасывает в воздух, мимо проносится зелёный силуэт, а Лилу и ещё двоих слуг бросает в центр круглой площадки. И светящаяся жидкость устремляется прямо к ним. Из камня тут же выстреливают тонкие цепи, вновь обхватывая руки и ноги своих жертв, и начинают пульсировать в бешеном ритме. Вместо нового удара о камень, Джитендра чувствует поймавшие его сильные руки, но он не может отвести взгляд от тоненькой фигурки в пышном платье. Её выгибает дугой. И в тот же миг в разум вторгается крик. Это не звук. Но от него сводит зубы и крошатся кости. Кажется, будто кто-то по одному начинает выдёргивать нервы… Но вдруг вопль резко смолкает, и сквозь тело Лилавати в небо выстреливает столб нестерпимо яркого света. Этот свет заливает всё вокруг и даже растворяет возведённые магией высокие стены. Наступает тишина. А на другой стороне площадки не прекращает беззвучно смеяться Калидас. Впрочем, возможно, смеётся он громко, только звуки почти не проникают в уши Джитендры. Лишь дрожь, зародившаяся в глубине башни, нарастает и заставляет кровь закипать. А Лилавати в эти мгновения умирает. Рохан оттаскивает Джитендру всё дальше. Он понимает это не сразу, пытается вырваться, освободиться… до слуха долетают странные слова. Рохан то ли бормочет их, то ли кричит… – …если выж-… -жен пого-… важн-… Край площадки всё ближе. Его ведь сейчас просто сбросят. Странно, но Равиндра бежит рядом, чуть ли не за шиворот волоча за собой Тауруса в узком платье. Почему он просто не перенесёт всех? Когда глаза двух санракши встречаются, в одних отражается паника, а в других вопрос, но в ответ на него паника вдруг сменяется на изумление. Равиндра, споткнувшись, останавливается. Они смотрят друг на друга ещё около секунды. После чего ощущение рук Рохана пропадает, и Джитендра остаётся один. Нет, не так. Дядя перенёс куда-то только своего рогатого друга и императора, но кроме Калидаса на вершине башни всё ещё находятся Лилавати, Джагжит и Лал. Может, Равиндра решил, что этих троих уже не спасти? Или текущая через них энергия просто не позволяет забрать их? Неважно. Времени нет. В мареве над головой уже образовалось что-то похожее на водяную гладь, только молочного цвета. «Прости, мама, что так быстро трачу подаренные тобою силы…» Джитендра ещё раз пробегает внутренним взором по башне. Пуста. Ни души. И даже её собственная уже изъедена и принесена в жертву. А значит остаётся только одно. Каждый камень. Каждый выступ. Каждую ступеньку. Объять. И забрать с собой. Сердце сжимается от страха, когда Джитендра понимает, что это на самом деле конец. Но он просто не может позволить открыться этим вратам. Башня пульсирует, бьётся… …и не поддаётся ему. Кровь стекает из закушенной губы. Зрение подводит. Именно поэтому Джитендра не замечает, кто именно подбирается к задравшему голову Калидасу и смачно пинает его в спину. Старик делает несколько поспешных шагов. И врезается прямо в Лилавати. Девочка безвольно падает в светящуюся жижу на полу, а Калидас застывает, вытянувшись, словно в него вставили шест. И столб света пропадает. Но вместо него усиливается дрожь камней. По башне расползаются всё новые трещины. У Джитендры звенит в ушах от усилий и кровавая дымка уже давно висит перед глазами. Но хоть вокруг разлита практически неисчерпаемая мощь, подчиняться ему она не желает. И всё же краем сознание Джитендра чувствует ледяные струны перехода. Просто раньше это всё происходило мгновенно, а сейчас он словно затаскивает в дверь предмет, который размером превышает проём. Но если приложить чуть больше усилий… осталось же совсем чуть-чуть… Мрак обнимает внезапно и властно. А потом над головой раскидывается синее небо, а под ногами – фиолетовые воды Ядовитого океана. И ни единого признака суши вокруг. Когда башня взорвётся, пострадают разве что монстры! Но сморгнув слёзы, Джитендра неожиданно обнаруживает, что вся энергия, вся опасная мощь куда-то делась. И что под ним лишь безжизненные камни. «Только не говорите мне, что я оставил её там…» Перед глазами отчётливо встаёт картина огромного кратера на месте столицы. Джитендра даже не обращает внимания, с каким упругим всплеском башня обрушивается в воду. Лишь краем сознание отмечает, что из-за пустот та, наверное, затонет не сразу, а покрутится немного, словно поплавок. Башню и правда начинает мотать. Неожиданно падает Калидас, и его тело рассыпается пыльным пеплом. Ветер свободно уносит эту пыль. А прояснившийся взгляд Джитендры падает на Лилавати. Чтобы не слететь в воду, он хватается за край пустой трещины и ловит её уже скользнувшее к краю тело. Откуда-то появляется Рагху. Мимо осыпаются обломки разрушенной малой башни, но обезьяньи пальцы ловко цепляются за трещины и разломы. Поймав скатывающегося Лала, ратри почти мгновенно перемещается на десяток метров вниз и даже успевает схватить уже летящего в океан Джагжита. Пустая трата времени. Всё равно они уже мертвы. Но хоть и Джитендра думает так, тем не менее продолжает прижимать к себе холодное тело Лилавати. Почему всё так вышло? – Ситар. Чистый и чёткий звук удивляет. Нет, голос Рагху всё ещё напоминает скрип деревянного колеса, просто Джитендра не заметил, как прошла глухота. – Что? – «Шакти Равана». Я предал клятву, поэтому ты в праве забрать мою жизнь. Башня наклоняется ещё больше, и теперь они двое удерживаются лишь на узком бортике, который раньше служил ограждением площадки, не доходившим даже до колен. Стоит чуть ослабить пальцы – и упадёшь прямо в океан. И спасение, действительно, возможно лишь в том случае, если Джитендра где-то возьмёт энергию для переноса. Только никто здесь не достоин спасения. «… если выживем, я должен сказать тебе кое-что важное», – всплывает в памяти. По крайней мере, Джитендре кажется, что он правильно расслышал слова Рохана. «… если…» «А вдруг столица каким-то чудом уцелела?» Взгляд снова падает на Рагху. На тела, удерживаемые им. «Не может быть!» Джагжит и Лал… эти двое живы! Их души истёрзаны, почти сожжены дотла, но в отличии от Лилавати, ребят ещё можно спасти! Но предложение Рагху… И тут его осеняет. Это кажется почти безумным, но Джитендра точно чувствует… Хмыкнув, он отпускает руку. – Может быть, в следующий раз. И вместе с телом девочки из Ксандрии падает в океан. Поверхность воды с плеском смыкается над головой, звуки тут же пропадают, но не свет – рассеянные солнечные лучи освещают громаду древней башни, хотя большая её часть уже скрылась в невидимой глубине. Мутный фиолетовый мир вокруг кажется безжизненным и равнодушным, но у Джитендры крепнет ощущение, что он оказался в объятиях бесконечно прекрасной и сильной души. И ему становится страшно. Он чувствует себя глупцом и слепцом, который за пульсацией слабых маленьких душ до сих пор не был способен рассмотреть нечто настолько огромное. Энергия разлита повсюду. Её надо просто увидеть. Почувствовать. И не сойти с ума. Ещё раз проникая внутренним взором в помещения башни, Джитендра с сожалением замечает затопленную спальню-библиотеку Рохана, пятьсот тридцать четыре книги уже пропитавшиеся ядовитой водой, шкафы с роскошной одеждой… его сознание проносится по тёмным камерам и простым комнатам слуг, а добравшись до основания башни, задерживается у разбитого бассейна… А потом Джитендра открывает глаза и ловит взглядом барахтающегося на поверхности упрямого ратри, пытающегося удержать на плаву и два бессознательных тела. Даже не верится, что этот коварный предатель до сих пор служил Калидасу… В лёгких начинает заканчиваться кислород. От ядовитой воды щиплет кожу. И Джитендра наконец-то решается взять из окружающего потока энергии одну сто тысячную часть, оставляя взамен лишь извинения и благодарность. А потом башня остаётся погружаться в океанскую бездну одна. _______________________________ Следующая глава: Перед рассветом