Чёрная Кровь: Заложник Императора

*** Холодно. Мокрая одежда липнет к телу. Нет, примерзает. А с неба падает мягкий снег. Первое, что бросается в глаза – яркие красные капли на белоснежном сугробе – словно россыпь ягод рябины. Фонари не горят. Непонятно, что их потушило, но дворец стоит вроде бы целый, только много окон-витражей разбито. За некоторыми колеблется слабый свет. После яркого солнца над Ядовитым океаном здесь небо кажется ужасающе чёрным, но вдалеке, на самом горизонте, словно шрам, зреет алое зарево. Будто кто-то поджог край гобелена, укрывшего небо, и огонь поднимается всё выше, пожирая ночь. Но в столице пока ещё царит темнота. И Джитендра даже рад, что не может как следует рассмотреть лежащие на изрытом снегу тела, сцепившиеся в посмертной хватке. Но длинное копье, торчащее из спины просто одетого человека, видит хорошо – как и его меч, вошедший противнику-арвинцу в середину груди. Можно даже представить, как они бросились друг на друга, как лезвия пронзили их тела… эти воины не отпустили своё оружие даже после смерти. И не только они. Тела повсюду: в изломанных кустах, на сожженных клумбах, в лужах крови и посреди вроде бы нетронутого ровного снега… изрезаны, проткнуты, разрублены… и у многих всё ещё в руках зажаты копья, мечи, топоры… Зачем они им после смерти? Джитендра оглядывается на хруст снега за спиной. Рагху. Взваливает на спину длинное тело Джагжита. Сейчас ратри похож не на опасного убийцу, а на простого слугу, молча выполняющего свою простую работу. «Надо найти помощь для раненых…» Тело Лилы кажется почти невесомым. Наполнив лёгкие морозным воздухом, Джитендра отпускает внутренний взор. Где-нибудь должен быть лазарет… К сожалению, он не способен сразу объять всю махину дворца, так что приходится планомерно пробираться через комнаты и залы. Повсюду разгром. Тела не только солдат, но и обычных слуг и служанок… Некоторые мертвы уже несколько дней… Джитендра едва сдерживает тошноту. И в этот момент совсем рядом мелькает свет. В большой комнате посреди рассыпанных по полу бумаг стоит на коленях черноволосый молодой человек и подносит горящую свечу то к одному документу, то к другому… Оставив его, Джитендра отправляется дальше, оставляя позади мимо ещё двух людей… хотя нет, у одного слишком длинные уши, чтобы назвать его человеком… Постепенно всё громче становятся слышны нервные голоса. А доносятся они… из-за выломанной двери. Ещё одна комната, окна забиты, чадят грубые факелы вместо утончённых свечей. На стоящем косо столе раскинулась огромная карта. Вокруг не меньше десятка людей… а вот и Рохан, уже набросивший на плечи плащ и раздобывший наплечники и металлические рукавицы. Живот его скрыт стальной пластиной. Забывшись, Джитендра замирает, наблюдая за сосредоточенным усталым лицом. Коса императора растрепалась, и грязно-рыжие волосы раскинулись по изумрудному плащу. Этот плащ… будит плохие воспоминания. Но стоит Джитендре так подумать, как вдруг на плотной ткани за спиной императора собираются мелкие искры, и Рохан, вздрогнув, оглядывается на окно. Потом так же резко на дверь. Зачарованная вещь отреагировала на Джитендру? Но почему? Его же даже нет там физически? – …возвращайся. Голос доносится словно сквозь стену. Глухой и далёкий. Но спустя миг приходит ощущение прикосновения к плечу – и Джитендра спешно открывает глаза. Равиндра. Склонился и обеспокоенно вглядывается в его лицо. – Не играйся с этим. Душа быстро привыкает к покиданию тела, но однажды ты просто не сможешь вернуться назад. Смысл слов доходит с трудом. Мотнув головой, Джитендра опять чувствует прикосновение – это Равиндра придерживает наброшенный ему на плечи плащ. Слава Варуне, не изумрудный. – Да, я понял, хо- Взгляд натыкается на рогатого саубха. Тот стоит в стороне с задумчивым видом. Кроме платья на нём теперь ещё и накидка, правда всё из тех же лиан. «Он их из своего тела выращивает, что ли?» – Разреши, я заберу? И снова Джитендра не сразу осознает, что именно его дядя имеет в виду. И только когда тот уже подхватывает тело Лилавати, моргает несколько раз, не зная, как отреагировать. Просто отпустить? Зачем он вообще взял её с собой? Почему не оставил в фиолетовых водах? – Да, ладно… Равиндра распрямляется. В его руках Лила выглядит ещё меньше. С тяжелого подола и длинных волос стекает вода, лицо расслабленное и бледное, и губы почти такого же цвета. Мертва. Пуста. Это больше не Лила. Отвернувшись, Джитендра закутывается в тёплую накидку и обводит видимую часть сада пустым взглядом. – Остальные ещё живы, – сообщает вместо него Рагху. – Им надо помочь. «А мне надо собраться». Вдруг земля уходит из-под ног. Джитендре кажется, что он падает, но вместо этого какая-то сила поднимает его в воздух. И не только его – рядом со спокойным лицом медленно парит Равиндра. Магия саубха? Рогатый летит впереди, словно указывая путь, но на самом деле никто сопротивляться полёту не может. Приближается правое крыло дворца, большой балкон. Одного за другим их заносит внутрь. Щелчок – и темноту разгоняет огонь. Таурус подносит пальцы по очереди к каждой свече на подсвечнике, и становится видно четыре кровати по углам. Под балдахинами. Один нежно-розовый, второй лимонно-желтый, третий лиловый, а последний светло-голубой. Такое ощущение, что это детская. Джитендра тут же вспоминает о сыне. «Он должен быть в порядке. Дядя перенёс его из башни вместе с Роханом…» Эта мысль немного успокаивает. Но где-то в животе начинает зудеть раздражение и недовольство собой. Но не нельзя же просто взять и броситься на поиски ребёнка? Сначала нужно позаботиться о… Рагху как раз заканчивает укладывать на вторую кровать Лала, а Равиндра – Лилу. Таурус по-очереди подходит к слугам башни, а потом останавливается около девочки. – Она мертва, – Джитендра сам не знает, зачем произносит это вслух. – Тело – да, – тем не менее невозмутимо соглашается рогатый. Или возражает? – Что? – Тело мертво, – нахмурившись, повторяет Таурус, но продолжает стоять над кроватью. – Её душа в него не вернётся. – Её душа жива?! Джитендра недоверчиво оглядывается. Может, он устал и не чувствует её? Но ведь будь Лила рядом, она бы обязательно подала знак! Заговорила бы с ним, как делала раньше! Ведь именно так они всегда и общались! – Не знаю. Возможно. Но если это так, то очень слаба. И ты её не услышишь. «Он что, мысли читает?» – несмотря на удивление, ответ Тауруса будто перерезает давно натянутую болезненную нить внутри. – «Жива… Конечно же, жива… наберётся сил и покажется… к тому же, она всегда хотела окончательно избавиться от своего тела…» – Тебе надо отдохнуть, – подходит Равиндра. – Ты потратил все силы. Конечно, Джитендра устал. Столько всего случилось за последние сутки… Но слабость не проблема – теперь, когда он понял, что энергия разлита повсюду, ему нужно лишь… «Что… что происходит? Почему?» Это странно. Но то ощущение, что поселилось в нём в океане, куда-то пропало. Чувствительность притупилась? Или он снова ослеп и оглох? – Ты в порядке? Равиндра касается его плеча, и Джитендра прекращает озираться по сторонам. На самом деле он понимает, что дело не в зрении, а в чём-то другом. Но он рассчитывал на эту силу! Собирался помочь Рохану! Наконец-то доказать свою полезность! – Джитендра? – Я… в порядке. «Разберусь с этим позже». Прикусив губу и почувствовав боль, он вспоминает, что ранее уже искусал её до крови. Но заживить ранку не составит труда. Потом. – А что с остальными двумя? – Джитендра переводит взгляд на Лала. Наконец-то с лица робкого слуги съехала длинная чёлка и стало видно длинный шрам, пересекающий обычно всегда скрытый глаз. – Как им помочь? – Накормить. Простой ответ. Таурус даёт его даже не задумавшись. – Я не знаю, где здесь кухня… – Не этим, – перебивает рогатый саубха. И в третий раз у Джитендры возникает ощущение, что колесики в его голове стали крутиться слишком медленно. И всё же он догадывается без подсказок. – Нет. Никогда. Таурус, до сих пор стоявший к нему вполоборота, разворачивается полностью и сплетает тонкие руки на груди. Нет, не то чтобы тонкие, просто неестественно гибкие. – Ты предпочтешь позволить им умереть? – …да. Решить удаётся легко. Дело, быть может, в том, что Джитендра не чувствует опасности для их жизни, а может – потому что никогда не относился по-особенному ни к Джагжиту, ни к Лалу. Вот если бы речь шла о Лилавати… скормить чью-то душу… нет, даже ради неё он не позволил бы кого-то убить. – Потому что ты не приемлешь смерть ради жизни? – Да. «К чему он клонит?» – А тот мандега… если бы его смерть спасла эту девочку, ты бы всё равно отказался его убивать? – Я… «Он же не имеет в виду, что я мог спасти её? Нет, я ничего не мог сделать… Но если бы мог… » – Он похож на тебя. Подняв взгляд, Джитендра замечает, что Таурус уже смотрит не на него, а на Равиндру. – Нет, не сказал бы… – мотает тот головой. – Но не суди его строго, малыш ещё юн и наивен. – Неправда! Может, ему и не так уж много лет, но вряд ли Равиндра сильно старше его. По крайней мере, выглядит он лет на двадцать, не больше! – ДЖИГГИ! Неожиданно оглушив комнату криком, в дверь вламывается белокурое существо в серебряном камзоле и со шпагой на бедре. Санджи мгновенно находит взглядом Джагжита. «А он тут откуда?» Туман в голове густеет с каждой секундой, мысли застревают в нём, разбухают, теряют очертания… Голова пустеет, пол становится мягким, и ноги проваливаются сквозь него. *** Когда Джитендра открывает глаза, вокруг царит полумрак. Горит лишь одна свеча. Но даже так он видит достаточно, чтобы усомниться, что действительно проснулся. Всё вокруг затянуто зелёным. Густо переплетённые лианы свисают вместо балдахина над обычной большой деревянной кроватью. Редкие листья кое-где почернели, но в целом от растений идёт живительная сила. Джитендра закрывает глаза и прислушивается к себе. И понимает, что имел в виду Равиндра, когда говорил о «месте в душе, которое занимает демон». Самого «демона» Джитендра не чувствует, но разноцветная тьма и правда расползалась шире, а тонкие нити энергий в ней словно бы стали плотнее. Но это всё. Никаких новых способностей, ни чувства возросшей силы… И снаружи тоже пустота. Нет, не совсем. Одна душа медленно тлеет поблизости, но нет больше ощущения, словно всё вокруг пронизано энергией без края и конца. И из-за этого Джитендра чувствует себя обманутым. Одураченным. Что же всё-таки произошло там, посреди океана? У кого он взял ту частичку силы? – Проснулся? В кресле сидит тощий старик – закутавшись в длинную накидку, словно в покрывало, и высунув из коричневой шерсти только длинный нос и неровную бороду. – Мириос? – Да, так меня зовут, юный санракши. Вытащив руки из-под толстого одеяла, Джитендра поворачивается на бок, подпирает голову рукой и всматривается в старика. Мандега. Такой же, как Калидас, только до сих пор живший на острове. – Дядя перенёс вас сюда? – Не только меня, – хитро прищурившись, отвечает тот. Но даже если он ждёт уточняющего вопроса, Джитендра решает оставить эту деталь на потом. – Мириос, вы всё ещё хотите умереть? Истинный мандега медлит с ответом, поэтому Джитендра уточняет: – Я имею в виду, что другой… такой же как вы… он придумал, как открыть дверь… и… – И тебя интересует, не передумал ли я? И не хочу ли повторить его глупый эксперимент? – Глупый? Эксперимент? – Ну да. Насколько я понял, этот ваш первый советник всего лишь собрал очень много энергии. Настолько много, что хватило бы силой прорваться в другой мир… любой другой. Только вот наш запечатали сами боги. К тому же, только прародители умеют находить нужные миры, и вероятность, что по ту сторону пролома окажется нужный… невероятно мала. – То есть, существует много миров? – Ну уж точно больше, чем два. Под длинным носом расползается невесёлая улыбка. – Но он был так уверен… так счастлив… – Полагаю, что так. Джитендре начинает казаться, что Мириос не так уж и сильно отличается от Калидаса. И пусть его волосы седы, но глаза горят тем же красным огнём, и даже от этой его скрючившейся в кресле фигуры исходит давящее чувство древности и превосходства. – Я думаю, он сошёл с ума, – продолжает мандега после паузы. – Как и многие из нас. Как отец Равиндры. Как я… Просто его форма безумия была немного другой: он, проведя столько времени среди людей, нашёл нечто ценное и важное для себя в этом мире, но так и не смог отказаться от своей старой цели. И я не уверен, что не стал бы таким же на его месте… У нас на острове время застыло: кто-то умирал, кто-то рождался – но по сути ничего не менялось… А здесь… Знаешь, здесь я всего пару дней, а уже одновременно чувствую и отвращение к этим неполноценным ганда, и в то же время и жалость. А люди… люди по-своему интересны… – Два дня? Как это? Сколько же я спал? Конечно, перебивать – не совсем вежливо. Точнее – не вежливо совсем, но слишком уж Джитендра удивлён. – Не знаю. Когда я попал сюда, ты уже отдыхал. – Вот значит как… А чт-… ? В смысле, как там… – М-м-м… Не думаю, что смогу ответить на все твои вопросы, но если ты чётко задашь их, я хотя бы пойму, что именно тебя интересует. Резонно. Просто вопросов много, а в голове ещё царит туман. Но кажется, в словах Мириоса было что-то ещё, вызвавшее интерес… – Вы сказали, отец Равиндры сошёл с ума? То есть мой… – Твой дед, – подтверждает Мириос, не дожидаясь, пока Джитендра определится с названием. – Разве этот поганец тебе о нём не рассказывал? «Этот поганец» – наверное, Равиндра. – Нет. Но я помню, как тот чел-… тот мужчина… и мама… и дядя… Не так-то просто выговорить подобное вслух. Но в потускневших глазах мандега светится понимание. Однако он не спешит помочь и перебить его снова. Словно думает о чём-то своём. Но когда пауза затягивается уже слишком сильно, Мириос вдруг глубоко – всем телом – вздыхает. – Не думаю, что Равиндра когда-нибудь признается в том, что сделал… Но знай, этот мальчишка никогда безучастно не наблюдал за страданиями своей сестры. Он любил её, правда, очень любил. Может быть, даже сильнее, чем должен был. И не раз пытался защитить Индрани. Но одну черту переступить он не мог. По крайней мере, пока она вдруг не исчезла… – Какую черту? – Убийство сородича. Простой ответ. Но Джитендра почему-то никогда не задавался элементарным вопросом: куда делся глава рода? Не мог же могучий мужчина из его воспоминаний за какие-то десять лет состариться и умереть естественной смертью? Возможно, Джитендра не спрашивал, потому что подсознательно уже знал ответ. «Наверное, когда мама исчезла, дядя решил, что её убили… и тогда он отомстил.» «Если бы его смерть спасла эту девочку…       …смерть ради жизни…             …он так похож на тебя…» Таурус. Это его слова. Тяжело. Не грустно или печально, но действительно тяжело. Может ли он обвинить Равиндру в том, что тот не поднял руку на своего отца раньше? Говорят, проще всего понять другого, поставив себя на его место, но это же невозможно. А если бы даже вдруг получилось… Джитендра не уверен, как бы сам поступил. Но наверное… ему не стоит больше так однозначно утверждать что-то или отрицать… Пламя свечи вздрагивает. Снаружи доносятся голоса. И это напоминает о проблемах сегодняшнего дня. – Где Рохан? – меняет он тему. – На суде, – быстро отвечает мандега, и его кокон приходит в движение, когда старик вытаскивает руку, чтобы почесать ухо. – Суде? – Ну-у-у… Равиндра так это назвал. Суд – что-то вроде собрания, где люди обвиняют других людей… выносят наказания и всё такое. Неужели не знаешь? Конечно же, Джитендра знает, что такое суд. Просто хотел более подробного объяснения. Но раз дело дошло до суда, значит всё кончилось? Секар проиграл? – Но как императору удалось так быстро справиться с мятежом? Помнится, в Зоа, когда войска подошли к столице, король Торил получил ультиматум: предложение сдаться с возможностью сохранить не только жизни членам правящей семьи, но и часть власти – при условии, что Зоа добровольно вступит в состав империи и примет её законы. Но даже после подписания договора не только в столице, но и по всему королевству ещё долго вспыхивали беспорядки, так что Джитендра не по наслышке знает, сколько времени может занять улаживание всех проблем. Разве что Рохан поспешил с судом специально? Интересно, кого же он судит?.. – Император людей заключил договор с нашим… эм… правителем, – старик словно специально кидает кусок информации и замолкает в ожидании, что остальное из него потянут клещами. – Договор? – Да. Мы предоставляем свою помощь в ответ на согласие людей позволить демонам перебраться с острова на материк. – Нет, только не это… Равиндра сошёл с ума? Тут один Таурус-то, так запросто предлагающий лечить раненых через принесение в жертву чужих жизней, заставляет нервно потеть… А теперь получается, что среди людей, привыкших иметь дело лишь со слабаками, окажутся сотни сильных ганда, прошедших естественный отбор в течении тысячи лет… – А что башни? Те, что изобрёл Калидас? – О, малыш Тау упоминал о них. Он как раз отправился в путешествие. Думаю, он их разрушит. Хотя лично мне хотелось бы их изучить… Схватившись за голову, Джитендра сползает с подушки, прячась под одеяло. Рохан тоже сошёл с ума, если согласился. – У тебя есть ещё вопросы, юный санракши? – Ребёнок. Вы не знаете, где мой сын? – О, ещё один юный санракши? – судя по тону, старик улыбается. – Нет, извини, не знаю. – Ладно… я найду его сам. Буквально выпрыгнув из кровати, Джитендра вдруг обнаруживает, что одет в одну лишь ночную сорочку. И как ни осматривай комнату, а ничего подходящего на роль одежды в ней не видно. Разве что эта накидка, которой укрылся старик… – Меняю одеяло на ваше покрывало, Мириос. – О, даже так?.. Натужно крякнув и распрямив ноги, мандега вытаскивает подоткнутые под бока края плаща. И принимает стащенное с кровати одеяло. А Джитендра набрасывает на себя покалывающую пальцы плотную ткань, завязывает шнурок у горла и, сведя вместе полы плаща так, чтобы полностью спрятаться в нём, выходит из комнаты босиком. На самом деле, ему не нужно особенно волноваться о своём виде. Внутренний взор – полезное умение, оно позволяет осматривать коридор на несколько поворотов вперёд, вовремя прятаться в пустых помещениях, избегая встреч со слугами и солдатами, и искать, и искать, и искать… Джитендра не знает, что сделает, найдя сына. Он правда не знает. Его ведёт долг. Или какая-то странная убеждённость, о которой он даже думать не хочет. Но он откладывал это слишком много раз. Этаж сменяется этажом. Нет, ему не обязательно подниматься по лестнице, но послать свою душу – как это назвал Равиндра – через потолок наверх всё равно надо. И далеко не сразу Джитендра догадывается, что искать в дальнем крыле бесполезно, как и в помещениях слуг. Остановившись у очередного поворота, он пытается представить, куда бы поместил сына сам. Какое место счёл бы достаточно безопасным. И ответ приходит один – рядом с собой. Но не будет же Рохан носить ребёнка за пазухой? И тут Джитендра вспоминает, что заметил кого-то, когда выбегал из комнаты, в которой очнулся. Там у дверей стояла охрана, но он не обратил на неё внимания. Почему? Потому что слишком привык к шанкха на острове. И их фигуры, способные стоять совершенно неподвижно, заметило лишь его подсознание. Так вот значит какую помощь предложил Равиндра? Конечно, сотня послушных шанкха с Чёрного континента – это смертельная сила. А если ещё и подчиненные Тауруса помогли… Вот чьи способности язык не повернётся назвать «жалкими фокусами». Размышляя об этом, Джитендра возвращается назад. Но проходит мимо комнаты, где оставил Мириоса, и за первым же поворотом видит похожую картину: две неподвижные мускулистые фигуры, словно состоящие из булыжников, стоят по бокам от тяжёлой двери. Вот почему он сразу не пошёл в эту сторону? Шаг замедляется. Сердце сжимается в груди. Словно в охраняемой комнате Джитендру ждёт персональный суд, а у него никакой защиты, одни обвинения. Остановившись перед шанкха, он какое-то время смотрит на тёмную ручку – то ли медную, то ли давно не чищенную золотую… Наконец протягивает руку. Один из шанкха переступает с ноги на ногу, заставив вздрогнуть. И рвануть дверь на себя. Забежать внутрь. И остановиться, встретившись взглядом с широко распахнутыми глазами дородной женщины. – Камила? Он не видел её несколько лет. – Да, юный господин, это я. Женщина быстро справляется с испугом и натянуто улыбается. Он помнит её такой. Всегда безукоризненно вежливой. Она была кормилицей его братьев. Мама сама выбрала её для своих детей. И теперь она здесь. Сидит и качает люльку, подвешенную на золотистых нитях. – Дядя Джай… ? Камила осторожно кивает, пристально следя за ним своими умными глазами. – …это он приказал? – Мы прибыли неделю назад. С тех пор мне было поручено заботиться об этом ребёнке. И три дня назад вернувшийся император разрешил мне остаться при нём. Она не знает, чей это сын? Джитендра опирается на захлопнувшуюся за спиной дверь и переводит взгляд на люльку. Потом осторожно отталкивается и медленно подходит к ней. Прислушиваясь к себе. Пытаясь поймать мельтешащие чувства за скользкие хвосты. Но это так сложно. Просто ребёнок. С большой головой. С виднеющимися из-под чепчика светлыми волосёнками. Сосущий во сне маленький палец. Только вот он вдруг открывает глаза. Голубые, словно летнее безмятежное небо. И смотрит странно серьёзно. Даже палец изо рта вынимает. И каким-то седьмым или сто двенадцатым чувством Джитендра чувствует в нём часть себя. Чувствует и понимает, что так теперь будет всегда. Где бы он ни был, это ощущение никуда не исчезнет. Как не сотрётся из памяти взгляд этих невинных, но серьёзных детских глаз. – Куда вы, юный господин? Камила снова испугана. Может быть тем, как резко он развернулся и направился к двери. ____________________ Следующая глава: Я император