***
― Призраки? ― мадам Карлотта удивлённо изогнула свои тонкие брови, густо подведённые чёрной тушью. На секунду репортёру показалось, что она посмотрела ему за спину, прежде чем продолжить. ― Оу, вы, я полагаю, имеете в виду местных скелетов. Боюсь, что не помогу вам с различного рада сплетнями, поскольку предпочитаю не марать свои руки этим. ― Нет, мадам, что вы! ― изумился мужчина. ― Я хотел по большей части узнать о закулисной жизни. ― Так я и говорю, обычные сплетни, ― отмахнулась дива. Её мимика казалось неестественно пластичной, преувеличенно отображая эмоции, будто она до сих пор стояла на сцене. Увы, магия театра с близкого расстояния переставала работать и «эмоция» больше походила на обычное кривляние. ― Директора не будут в восторге, если я опущусь до сплетен. И уж тем более, если я начну их пересказывать журналисту, ― тихо добавила она, отвернувшись и несколько нервно покрутив одно из колец на своих полных пальцах. ― Лучше задайте эти вопросы персоналу.***
― О да, месье, истории из-за кулис, ― билетёрша, стареющая мадам Жири, прижала руки к груди в благоговейном жесте. ― Позвольте рассказать вам о нашем призраке. Он очень любит наблюдать за постановками из пятой ложи, когда она остаётся свободной и я лично никого туда никого не имею чести впустить. А происходит подобное частенько, прошу заметить. ― Ясно, ― ответил репортёр, старательно скрывая своё разочарование. Байки от старой билетёрши это не то, на что он рассчитывал. ― Любопытная история. ― Ох, ещё как, месье! ― оживлённо продолжала женщина. ― Он истинный джентльмен, очень учтив и предупредителен, хоть и не пускает никого во время представления в свою ложу. И даже меня, когда я приношу ему скамеечку для ног. Так странно, месье. Представьте только эту картину, ― мадам Жири тараторила быстро, иногда проглатывая из-за этого некоторые звуки и раздражающе коверкая согласные. ― Я приношу ему скамеечку, ставлю у двери, не на долго отворачиваюсь, а её уже там нет. Вы, видно, думаете, что я умалишённая. Ох, месье, я и сама себя таковой долго считала, пыталась поймать этого таинственного гостя нашего театра. Хоть краем глаза уловить тот момент, когда он забирает свою скамеечку, да всё без толку. Никто не видел, как он приходит и когда уходит, кто его сопровождает, а я слышала раз что он был там с какой-то сладкоголосой миледи. Да и не понять кто продаёт ему места, ― жесты мадам были ещё более картинными и деланными, чем мимика Карлотты, когда она говорила. Но всё же в потоке этого бессвязного монолога можно было найти толику интересного. ― Но, я спешу отметить, что он всегда оставляет щедрые чаевые. Обычно несколько су всегда лежат на программе, которую месье Призрак неизменно оставляет на перилах своей ложи. Право, месье, мне не ловко это признавать, но имя нашего гостя я так и не смогла узнать. Мне всегда казалось несколько невежливым задавать подобного рода вопросы, а Кристина всё молчит. Знаете, во время последнего выступления моей… ― Кто? ― прервал быстрый лепет Жири репортёр. ― О ком вы, месье? ― удивлённо оборвала свой монолог мадам. ― О Кристине, вы её только что упомянули. ― Упомянула? ― билетёрша от чего-то стала испуганной. Её дряблое лицо вдруг побелело, а морщинки стали ещё более заметными. ― Разве я упоминала? Ох, даже не знаю, как так вышло, что мы о ней заговорили. Примечательного в ней нет ничего, хотя они с моей дочерью, одной из балерин и скоро может стать даже примой, друзья. Хотя, какая там дружба! Лишь знакомые. ― Скажите, эта Кристина как-то связана с вашим таинственным посетителем? ― спросил журналист. ― Нет, что вы! Совершенно исключено! Он же истинный аристократ, а Кристина лишь костюмерша, да и то не штатная. Что у их вообще может связывать? ― билетёрша издала нервный смешок прежде чем неловко замолчать, растерянно глядя в глаза журналиста. Седые волосы женщины внезапно показались ярче её собственного лица. ― Извините, месье, но мне пора. К завтрашнему нужно подготовить места для гостей, ― спешно ретировалась женщина, опустив взгляд в пол.***
― Кристина? ― удивлённо переспросила юная балерина. ― Чем может быть интересна такому ценителю искусства как вы эта тряпичница? ― Ну что же ты, Жаме, может быть кому-то будет интересно закулисье? ― попыталась возразить её очаровательная белокурая подруга. ― Закулисье да, но Даае уж явно никому не будет интересна, ― фыркнула балерина, брезгливо поморщив свой очаровательный носик. ― Есть ли среди приличных людей те, кого интересуют подсобные рабочие?***
― Мадемуазель Даае? ― концертмейстер задумчиво потёр рукой подбородок, вспоминая о ком идёт речь. ― А, Кристина! Очаровательная леди, но, увы, не особо разговорчивая. Но, позвольте полюбопытствовать, зачем она понадобилась вам? ― Хотелось бы больше узнать о жизни оперы изнутри. Думаю, что моим читателям могут быть интересны подобные мелочи, ― честно ответил репортёр. Концертмейстер удовлетворённо кивнул, довольно улыбнувшись сквозь пышные щегольски подкрученные усы: ― Что ж, если так, то могу сообщить, что завтра она будет здесь с пяти. Штатным костюмером она не является, но с удовольствием берётся за наши заказы, когда основная работа ей это позволяет, ― пояснил мужчина. ― В опере она с самого детства. Лично я знаю о том, что её покойный отец был штатным скрипачом в Академии музыки, что находилась на Ле Пелетье чуть больше пятнадцати лет назад. Дочь месье Даае частенько бывала за кулисами и, как говорят, по воскресеньям пела в церковном хоре. Ей сулили большое будущее, однако с пути настоящего искусства она отчего-то свернула и подалась в портные. Не печально ли? Губить свой талант буквально в подсобке.***
Закулисье встретило репортёра на следующий день суматохой. Юные балерины сновали туда-сюда в поисках нужных мелочей, которые так не вовремя куда-то запропастились, разминались и растягивались перед выходом, повторяли па, полностью игнорируя присутствие журналиста. Из гримёрных доносились распевки среди которых голос примы выделялся своим специфическим звучанием. Из оркестровой ямы доносились непривычно не слаженные голоса настраиваемых инструментов. В костюмерной так же кипела работа. Последние подготовительные этапы, доделка мелочей, утюжка, однако в отличие от всего остального театра здесь было на удивление спокойно. Швеи работали молча, костюмеры со какой-то ненормальной остекленелостью во взгляде чистили костюмы от случайных ниток и мелкого крошева лоскутков, непонятно как оказавшихся на одежде. Движения персонала казались размеренными и даже ленивыми по сравнению с энергичностью балерин и актёров, которые то и дело порывались начать нервную триаду из-за недостаточно сильно накрахмаленной пачки или небрежно отутюженного рукава. Лица портных казались практически бесцветными по сравнению с загримированными актёрами, волосы беспорядочно взъерошенными, а обилие нитей, приставших к их одежде, от чего-то делало их похожими на больших пауков или куколок моли, которым явно не место среди дорогих и красочных тканей. ― Кристина сейчас занята, ― бесцветным голосом ответил портной, долговязый мужчина сложно определяемого возраста. ― А вы не могли бы… ― Ну-ка в сторонку! ― прервал журналиста звучный голос юной девушки, столь же бледной и неряшливой, как и остальные рабочие. Хрупкая и невысокая портная, лихо вскинув на плечо огромный рулон печатной ткани, едва не задела репортёра своей тяжёлой поклажей. ― Простите, я ищу мадемуазель Даае, ― быстро выпалил журналист, вслед девушке. ― Вы не вовремя, ― ответила девушка. Рулон глухо рухнул на огромный закройный стол. ― Она занята и сейчас поговорить о погоде с вами не сможет. ― Это что, ткань для платья Кармен? ― спросил портной, не отрываясь от работы. ― Оно же уже готово и ждёт Карлотту гримёрной. ― Интуиция, Пьер, ― ответила девушка, взявшись за ручку утюга прихваткой. ― Опять перекалили, ― недовольно заворчала она, ставя утварь на чугунную подставку. Журналиста вновь все перестали замечать, погрузившись в рутинну. Решив, что выбрал не самое удачное время для своего визита, он решил подождать, пока суета немного уляжется, чтобы начать задавать интересующие его вопросы, не тормозя при этом чужую работу. Окинув взглядом помещение он невольно наткнулся на старую куклу чревовещателя, очередной реквизит о котором, скорее всего, давно не вспоминали, судя по его потрёпанному виду. Пышный шиньон имитирующий светло-русые волосы на голове куклы был странно зачёсан влево, скрывая часть лица куклы. Её единственный видимый из-под волос глаз внимательно следил за происходящим с пугающей живостью, которой недоставало многим рабочим в костюмерной. Подойдя к стеллажу с куклой поближе, репортёр разглядел неуклюже вышитое имя на переднике куклы. «Белла» ― странное имя для этого пучеглазого чудовища с кричащим макияжем. ― Кристина! ― громкий возглас Карлотты резко ударил по ушам и заставил репортёра вздрогнуть. От неожиданности девушка обожглась о подошву утюга и раздосадовано зашипела, прижимая пострадавший палец к губам. «Приятно познакомиться мадемуазель Даае,» ― подумал журналист. В помещение на мгновение все застыли, глядя на платье дивы, покрытое масляными разводами и прожжённое в нескольких местах. Пьер выронил из рук свой напёрсток, а Кристина застыла в нелепом жесте прижав покрасневший палец к губам. ― Бога ради, что случилось? ― ужаснулся портной, глядя на испорченный костюм. ― Призрак опрокинул на него лампу, ― едва сдерживая истерику взвизгнула Карлотта. ― Стоило один единственный раз не запереть дверь гримёрной! ― Накаркала, ― удручённо вздохнул Пьер, поднимаясь со своего места, тоном излишне спокойным велел диве одевать платье и снял со стеллажа плетёную корзинку с заготовленными атласными розами. ― Не накаркала, а предусмотрела, ― обиженно отозвалась Кристина, направляясь к закройному столу. Тяжёлый рулон быстро завертелся словно был не тяжелее кальки когда девушка резкими движениями начала отматывать от него ткань. Видеть, как костюмерша рвёт дорогой печатный хлопок руками было почти физически больно, а рыхлый край рулона показался репортёру раной на «теле» материала. ― Поправим, не беда, ― с улыбкой произнесла девушка, передавая отрез Пьеру и отматывая новый. ― Только снимать его придётся с помощью ножниц, как платье Жизель в прошлом сезоне. Репортёр взглянул на циферблат. Выход дивы через два часа. Катастрофа – весьма мягкое определение произошедшего с платьем дивы по вине некоего Призрака. ― Боже, да главное, чтобы этого безобразия не было видно из зала! ― произнесла Карлотта, нервно заламывая пальцы. Пара резких щелчков ножницами и пропитанная маслом часть лифа полетела в сторону корзины для мусора. Коротенькие пальчики Кристины с паучьей ловкостью закладывали из отреза ткани новые складки, наспех нашивая их на остатки платья дивы. Щелчки острых ножниц у самого горла Карлотты заставляли желудок болезненно и тревожно сжаться. Обитатели сонной мастерской оживились. Их слаженная работа была зрелищем поистине завораживающим. Буквально на глазах сожжённое платье возрождалось. Новые оборки органично смотрелись на подоле, скрывая опалённое кружево. Лиф опоясывали складки и аппликация из заготовленных про запас бутонов лоскутных роз. Полупрозрачные стеклянные бусинки блестели на атласных лепестках, словно капельки росы. ― Ришар будет в ярости когда увидит, что костюмы опять изменили без его ведома, - бросил Пьер, устало вытирая со лба капельки пота. ― Значит будет иметь дело со мной, ― едва не пропела повеселевшая дива, поправляя свой парик. ― Уже не в первый раз вы постановку спасаете, а от этого неблагодарного самодура только упрёки и слышно! «Второе платье это лишние затраты», ― скривившись и до отвращения визгливо процитировала дива одного из директоров. ― Болван. Слышать подобную брань из уст Карлотты, известной в обществе своими безупречными манерами, было, мягко говоря, странно. Журналист никогда бы не подумал, что этот ангельский голос вообще способен кого-нибудь ругать. ― Мадам Карлотта, две минуты! ― донеслось из коридора. ― Un momento! ― откликнулась дива, спешно взглянув на себя в большое зеркало ещё раз и засеменила к выходу, почти комично подхватив юбки. ― С меня хорошее вино! ― бросила она на глазах погасшим портным. ― Лучше бы водки, ― буркнул Пьер, поднимаясь с табурета. Какой-то из его онемевших от долгого неподвижного сидения суставов гулко хрустнул, заставив мужчину охнуть. ― Ради чего мы работаем в таких условиях? ― нарочито плаксивым тоном спросил он, разминая колени. ― Ради любви к искусству, дорогой Пьер, ― ответила ему Кристина с озорной улыбкой.***
Смотреть постановку из-за кулис а не зрительного зала было действительно чем-то новым. Всё то, что скрыто обычно за роскошным бархатным занавесом теперь на виду. Неказистые детали полностью уничтожали ту магию оперного театра, которую так приятно было наблюдать со зрительского места. Не сказать что это совсем уж плохо, просто ново. ― Ну и как вам? ― шёпотом спросила Кристина, напугав журналиста своим внезапным появлением. ― Что именно? ― не понял мужчина. ― Вид, ― пояснила девушка, кивком головы указывая на сцену. Ла Карлотта блистала как и всегда, ни одним своим движением не выдавая того, что часть её платья буквально держится на паутинке и булавках. Да, со стороны зала это выглядело роскошным и дорогим нарядом, но по факту это была лишь иллюзия роскоши. Очень ловкая, но всё же иллюзия. ― Я бы назвал это довольно интересным опытом, ― ответил репортёр после недолгого молчания. Лёгкое шевеление в тёмном углу внезапно привлекло его внимание. Два золотых огонька вспыхнули во мраке рядом с нагромождением бутафорских бочек и внимательно уставились прямо на него. Складки чёрной ткани в глубокой тени были едва различимы, но их лёгкое колыхание от движения тёмной фигуры было отчётливо различимо. По спине пробежал лёгкий холодок. Репортёр невольно дёрнул Кристину за рукав платья. Девушка недоумевающе проследила за направлением испуганного взгляда журналиста. ― Ах, вот ты где, негодник! ― всплеснула она руками двинувшись в сторону тени. ― Опять создаёшь мне проблемы, ― ругалась она, потянувшись к золотым глазам. Приглушённое недовольное ворчание заставило репортёра устыдиться собственного суеверного страха. Кристина вытащила из тёмного пыльного угла за бочками, укрытыми неким подобием брезента, чёрного златоглазого кота. Крупное и пушистое животное попыталось недовольно мяукнуть, когда девушка зажала его пасть рукой. ― Знакомьтесь, это наш Призрак, ― представила она кота, прижав слабо сопротивляющееся животное к себе. ― Извините, мне нужно унести отсюда этого наглеца и проучить. Если у вас ко мне будут ещё какие-то вопросы, лучше заглядывайте в ателье. Там обстановка поспокойнее. Негодник, если продолжишь так себя вести, директора вышвырнут тебя на улицу, ― поучительным тоном зашептала Кристина коту, скрываясь среди балерин, готовящихся к своему выходу. Репортёр улыбнулся в усы, услышав горестное, приглушённое «мяу».