***
Обычно выходные помогали — он просто валялся часами и плевал в потолок или пытался заправить постель новым, никем ещё не придуманным способом или приготовить ужин из просроченного молока и куска замороженной курицы. Обычно — но почему-то не сейчас. Денбро насильно спихивает себя с кровати, кое-как вставая на ноги — тело полностью ватное и словно исколото иголками, как кукла вуду, на которой его когда-то прокляли — только вот иголки почему-то торчали там, где обычно детей просят показать, куда их там трогали. Билли уже не маленький мальчик, и пора бы научиться называть вещи своими именами — не где-то в особенном месте, а, блять, повсюду, и руки кое-как дотягиваются до стаканчика с зубной щёткой. Хорошо, возможно, это аура вторника, убито ползущего за просранным понедельником. В отражении в зеркале ничего, кроме комка сжёванной апатии — и то, что придётся принимать душ в холодной воде тоже отлично поднимает настроение. Маленькие неприятности осыпаются на него с самого утра — ледяной душ, последняя выстиранная футболка, наступил на телефон, когда подползал обратно к кровати, перепачканные смазанными чернилами домашние конспекты, да даже банка кофе — и та предала, побренькивая последними тремя зёрнышками на дне. Билли смотрит в зеркало ещё раз перед выходом — кто знает, вдруг ещё что-то пошло не так. Отражение идёт рябью — и причина точно не в слипающихся глазах. Денбро на всякий случай — не из-за возрастающей тревоги, конечно же, — оборачивается, но за спиной, кроме обклеенной всяким хламом стены, ничего нет. Он выдыхает — и уже надевает кроссовки, когда зеркало наконец нормально преломляет свет. И на его стене точно не было ярко-жёлтых листов с небрежно выведенным красным "ПРИВЕТ :о)". Билли замирает на секунду — ничто в жизни не заставит его сейчас обернуться, к чёрту это всё, в Вальхаллу, да куда угодно, только подальше, — и, как только осознание обрушивается ледяной, сыплющейся в крошку стеной прямо на него, сбегает. Наверное, даже быстрее, чем Барри Аллен. Наверное, даже быстрее, чем Билли Денбро от проблем.***
— Хочешь сказать, что кто-то решил поприветствовать тебя с другой стороны зеркала? — Ричи хохочет так громко, что проходящие мимо школьники нервно на них оглядываются. Ничего нового — так всегда, когда Ричи открывает рот. Даже если не для того, чтобы что-то сказать — если такое вообще случалось. — Звучит ещё бредовее, чем слезливые истории Бэна про то, как Беверли научилась приходить к нему во снах, чтобы он не скучал. — Это было давно! — подаёт голос Бэн. — Ага, давно и неправда. Билл не понимает, почему решил рассказать про это — ну было и было, показалось. Могло же просто почудиться после двенадцати часов сна, разве нет? Он гладит ладонью шею и опускает взгляд в пол. — Даже Стэн скажет тебе, что чёртиков не существует, а зеркала — не дорога в какой-то мистический мир, полный клоунов и хвостатых горячих мамок Эдди. — Да заткнись ты уже! — Заставь меня, кусок дерьма! Билл просто вздыхает, синхронно со всеми остальными, пока Ричи и Эдди пытаются решить, кому чья достанется мать и в какой роли. Эдди выигрывает в адекватности — и Билли давится воздухом, когда зеркало, висящее в коридоре возле столовой, идёт рябью. Снова. Словно день не мог стать ещё лучше, чем был пять секунд назад. Он останавливается на секунду, он уверен, что лишь на секунду — поглядеть, полюбопытствовать, не могло же одно и то же показаться дважды, и не может двинуться с места. Он дёргает рукой — мозг точно получает от нервов нагоняй, но рука остаётся неподвижной, и всё, чем он может двигать вообще — зрачки. Он мечется взглядом от стен до зеркала, пытается открыть рот, но тот словно склеили — и привкус на них такой, словно смолы объелся, и дышать не получается нормально — паника охватывает его, сгребает в свои объятия, а рот всё никак не откроется и не позволит нормально вдохнуть, и лёгкие готовятся лопнуть сейчас, прямо в это секунду — но всё никак не взорвутся. Даже когда помехи, словно в сломанном телевизоре, наконец стихают — даже, когда, твою мать, из зеркала лезет огромная рука, точно собирающаяся его сожрать даже без рта! Да такой огромной хрени даже зубы не понадобятся, чтобы его пережевать, и крик никак не сорвётся со склеенных губ, и пальцы никак нервно не задрожат. Воздух кончается, кончается стремительно и бесповоротно, ещё один выдох через нос, и кислород закончится, и рука касается его огромными пальцами без ногтей и кожи, обхватывает его как маленького игрушечного солдатика, и тянет вверх, отдирает от пола с жалким чавком, слетевшим с никак не размыкающихся губ, тянет вверх, под самый потолок, вбивает головой в лезущую штукатурку — бум-бум, синхронно с сердцем Билла, громко и быстро, тарабанит так сильно, что голова начинает кружиться не то от поднимающегося давления, не то от использования её в роли барабанной палки, и Билл видитчувствует, как больше не сможет ни разу выдохнуть. Рука сдавливает его без жалости к его внутренностям — такими темпами ему и дышать нечем будет, и точно не от того, что воздух кончился, — давит сильнее, словно пытается лопнуть как шарик с водой, и — крик срывается с губ, отчаянный, болезненный выкрик, — его швыряют в противоположную стену. Голова трещит по швам, а в подружки к ней записалась и спина — и Билл просто хочет, чтобы это прекратилось, кончилось, исчезло, но рука, словно внасмешку, опускается на два пальца — изображает человечка, — и неторопливо двигается в его сторону, бесконечной змеёй выплывая из зеркала. Билл жмурится, будто если ничего не видеть, то ничего не случится, а когда на его плечо опускается что-то, заставляющее его закричать снова, он распахивает глаза. Ричи выглядит так, словно это дерьмо произошло с ним. — Мужик, ты нормально? — недоверчиво роняет Бэн. — Какой нормально, блять, ты издеваешься, он кричал так, словно его кипятили заживо, предварительно содрав кожу! — истерично прокрикивает первый в ответ, глядя в лицо Биллу и держа того обеими руками за плечи. — Тебя ведь не кипятили заживо, да? Скажи, что нет. Билл отрицательно качает головой, пытаясь съесть весь воздух в помещении. Нет, его не кипятили. Но были близки к этому. — Ладно, это было слишком, — слышится со стороны Ричи, стоило Биллу только закрыть глаза. Но голос не его — незнакомый, слишком взрослый и слишком спокойный. Твою мать. Он с опаской приоткрывает один глаз, пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь намокшие ресницы. Ух ты, он даже почти заплакал. — Да не бойся ты, не съем же я тебя, — продолжает голос, и Билл дёргается, резко отстраняясь от Ричи, руки которого звонко бьются о его бёдра. — Эй, мужик, какого чёрта? Билли не может ответить — Билли вне зоны доступа, потому что с правой стороны на плечо его друга предплечьем опирается какой-то левый мужик. — Привет, Билли, Я Пеннивайз, — насмешливо. — Не пялься на пустоту так рьяно, а то придётся опять прожигать время в психушке. Да, думает Билли. Видимо, придётся.***