***
>> ты бросаешь меня? Мортон едва удерживается от того, чтобы не зашвырнуть телефон в стену. Впрочем, у нее на связи — да-да телефонной, потому Анвин криворукий дурак, потерял свои очки — агент Галахад в Северной Индии, она не имеет права. Приходится крепче сжать губы, прикусив язык. > нет! > Габи > я не хочу тебя бросать У Рокси тремором объяты пальцы, и она знает — вести себя так со своей девушкой глупо. По-скотски, совсем недостойно настоящего джентльмена. Но у нее под броней-костюмом нутро очень женское и нервы — три-два-один — все рваные. Может, это достаточно весомый повод для оправдания? Из разряда "я боюсь за тебя больше, чем люблю"? Или "я люблю тебя до безумия и боюсь за тебя, соответственно, тоже"? >> не юли, Мортон. вижу тебя насквозь Рокси от отчаяния прикусывает костяшки на правой руке. Эггзи на громкой связи матерится на — интересная новость — французском, но сейчас немного не до него. Всё летит к черту. Все летят к черту. Рокси, кстати, первой. > Габи, я думаю, нам нужно взять перерыв > моя работа оставляет мало времени на личное Звучит жалко. Роксана кивает сама себе, пишет длинное пояснение, но не успевает отправить. Эггзи — определенно в истерике — запрашивает видеосвязь. И она обязана ответить. (Вот неприятность-то, детка.)***
Ночевать в этот вечер Рокси просится к Хескету. У него раскладной диван, длиннющие ноги и носки с собачками. Рокси думает: нет незаменимых людей, и уютная квартирка Габс, запах ее духов однажды сотрутся из нетвердой памяти. Месяц — один-два-три — или год. Всего-то. Она переживет, справится. Лучше уберечь, чем потерять, не так ли? (О, детка, вовсе не так.)***
— Так у тебя нет девушки, Большевик? — смеясь, спрашивает Эггзи у русского верзилы за стойкой портного. Русский — белобрысый, рослый, с куском камня вместо лица — отрицательно качает головой. Эггзи расстроенно морщится: он-то думал разузнать мифы о русских девушках, а тут... Такая обидная неудача! Рокси слабо улыбается, не стараясь поддержать разговор. — Зато у него есть парень, — авторитетно заявляет американец: прилизанный и броский, не совсем похожий на других их американских коллег. Скорее, совсем непохожий. — Крутой парень! Он берет русского под руку, а верзила только закатывает глаза к затылку и весомо молчит. Рокси кажется, она его понимает: Габи, особенно во время интимной близости, тоже оказывалась на удивление словоохотливой. Впрочем, Мортон не торопится об этом говорить — лишь протягивает руку для вежливого приветствия. — Какая милая, — деланно восхищается американец. — Так вы теперь тоже наша коллега? Здорово будет поработать вместе! А еще здорово будет вместе как-нибудь отдохнуть... Эггзи за ее плечом еле сдерживает смех. Не потому, что у них в агентстве после очередного коллапса все так уж мирно и весело, а потому, что... ну, это просто забавно. В спецслужбы давно стали принимать поголовно однополые пары? А? — Не думаю, что заинтересована сейчас в чьей-либо компании, — мягко отзывается Рокс, чувствуя на плечах руки Эггзи. Он доверительно наклоняется вперед, преувеличенно бодро жалуется: — Не обращайте внимания, Роксана переживает тяжелый разрыв. Думаю, однажды она станет прежней милочкой. А Рокси думает, под каким углом ему удобнее выбить зубы. Вскользь оглядывается на Чарли — тот равнодушно кивает, будто бы разрешая. Ну, что ж... — Дорогуша, убери от нее грязные лапки. Их дергает. Синхронно. Эггзи от наглости, Рокс — от до боли знакомого голоса. Одновременно поднимают глаза, замечая, как американец делает широкий жест рукой в сторону улицы, где у раскрытой двери замирает третий обещанный в помощь заморским другом-агентом наемный напарник. В тоненьком оранжевом платье, с высокой прической и на шпильках. — А это наша Габриэлла, с ней вы еще не знакомы. — Знакомы, — отрезает Габс и делает уверенный шаг в помещение. — Что? Эггзи, глядя на нее, звучно сглатывает и шепчет: — Вот это сексуальное напряжение... опасность... схватка.. две львицы, — Чарли утаскивает его за шкирку куда-то в угол, и, знаете, Рокси ему благодарна. Правда. Потому что Эггзи иногда чертовки невозможен. Американец и русский удивленно расступаются перед Габи, которая на их фоне выглядит поразительно крохотной, будто фарфоровой. Только вот такой фарфор не ломается просто, думается Рокси. — Знаешь что, ко-о-отик, — свистит Габс, облокачиваясь на стойку портного. У нее новые серьги, восхитительный парфюм и тонкий шрам через левую бровь. А глаза — глаза прежние: яркие и простреливающие насквозь. — Я тебя сейчас поцелую. Рокси, ломаясь, кривится в улыбке. Руки цепляют край столешницы, а в голове... боже, дурман, и чудится, будто только вчера расстались, и качает всю от ее, такой близкой и знакомой. Родной. Три-два-о... — Отвешу пощечину сначала, конечно, — добавляет Габи, а у самой в глазах капельки солнца и слез, и губы острой усмешкой растягиваются, — а потом поцелую... Один. Рокси заполошно кивает. И щеку подставляет. Правую. Габи смотрит на нее нечитаемо. — Сбегать от меня было очень глупо, кот, — говорит она и ртом прижимается к скуле, ведет вскользь по щеке к уголку приоткрытых губ. — Думала, спасаешь? — Да. Рокси наклоняется ближе и плюет с высокой колокольни на мертвую тишину в холле их ателье. Пускай пялятся мужики-напарники. Что им, жалко что ли? — Убедилась, что это так не работает? — Габи поднимает руку и вплетается пальцами в волосы за ухом. — А, кот? — Да. — Тогда больше не выкидывай глупостей, — и целует. Сильно и крепко. С облегчением. Один-два-три. Рокси не торопится ее отпускать.