***
Маринетт испуганно распахнула глаза и тяжело задышала. Она приподнялась с подушек, встряхнув головой, затем откинула одеяло. Провела рукой по лицу, стирая слезы, ставшие постоянным атрибутом пробуждения. Крохотная фигурка в темноте комнаты освещалась только тусклым холодным светом луны и ржавым — уличных фонарей. — Прекрасное начало дня! — буркнула девушка, ныряя назад под одеяло. Этот сон не дает покоя вот уже десять лет, и выкинуть картинку из светлого детства у нее никак не получается. И не хочется. Это самые дорогие ее сердцу воспоминания о бесследно пропавшем друге. Что только Мари не перепробовала во время борьбы со снами: снотворное, психотерапия, предельные нагрузки — так или иначе, как минимум раз в месяц воспоминаниям удавалось пробраться в ее мысли. Мари плюхнулась лицом в подушку и промычала какие-то нечленораздельные слова. Желание спать исчезло напрочь, поэтому девушка накинула халат и забралась на крышу. — Однажды, я найду тебя, коротышка, и тогда ты ответишь мне за каждую бессонную ночь! — пригрозив кулаком всему ночному Парижу, воскликнула девушка. Под действием прохладного ночного воздуха и доли усталости, где-то под утро девушка все же решила поспать. Едва ее голова коснулась подушки — царство Морфея приняло ее в свои объятия.***
Когда девушка открыла глаза, первое, что она заметила — связка воздушных шариков, привязанных к лестнице, ведущей на кровать. Потерев глаза, она бросила взгляд на календарь. Все ясно. Спускаться девушка не торопилась, сходила в ванную, привела себя в порядок — сегодня она собиралась помочь родителям в пекарне, как помогала каждый выходной день. Планов на день рождения не было — Алья на несколько дней уехала в Ле-Ман, а других друзей у нее не было. Да и, признаться честно, Мари не хотела сегодня никого видеть. Когда девушка спустилась в пекарню, родители поприветствовали ее ежегодной песенкой, чем вызвали ее улыбку. — Поверить не могу, что нашей малышке уже девятнадцать, — мечтательно вздыхает Сабин, доставая торт из печи, должно быть, они спрятали его туда — на верхушке торта уже красовались ярко-красные свечи. Маринетт натянуто улыбается, наблюдая, как Том зажигает их. Девушка приближается к торту и, раздумывая, смотрит на девятнадцать маленьких огненных язычков. Девять лет подряд Маринетт загадывала одно и то же желание. Она могла бы и на этот раз загадать его — авось сбудется. Вот только прошло уже десять лет, а порядок вещей оставался прежним. У нее в голове нередко возникал вопрос: «Загадай она какое-нибудь другое желание, оно бы сбылось?» Однако проверить свою теорию она не решалась — тоска по другу, даже внешность которого она помнит смутно, почему-то была сильнее ее. Запомнила она лишь его волосы цвета пшеницы, изумрудные глаза, сияющие задорными искорками, и улыбку, источающую только добро… И почему она, собственно, по нему грустит? Может, он уже и не помнит ее, давно нашел других друзей, а, может, его и в живых уже нет… Так, стоп! Маринетт невольно вздрогнула от собственных мыслей. — Маринетт, — маленькая ручонка мамы легла на плечо. — Загадывай желание. Свечи почти догорели. Моргнув пару раз и окончательно придя в чувства, девушка задула свечи.***
Солнечный день сменился хмурым, пасмурным вечером. Маринетт настолько торопилась в супермаркет за вишневым соком по акции, что забыла захватить с собой зонт. Однако сейчас, стоя на крыльце здания, она трижды прокляла и коробку сока в рюкзаке, и себя за беспечность. Дождь лил как из ведра, плотной стеной обволакивая улицы и несчастных людей. Девушка молила всех существующих и несуществующих богов о пощаде и скорейшем успокоении разбушевавшейся стихии. Пойти сейчас — вымокнуть до нитки, а потом слечь с пневмонией. Пойти позже, когда ночь вступит в свои права на улицах Парижа, — нарваться на неприятных личностей, порою здесь околачивающихся. В конце концов решив, что уж лучше пневмония, чем мучительная смерть, Маринетт шагнула в стену дождя. Стоило девушке остановиться у ближайшего светофора, как дождь прекратился. Или?.. Девушка, недоумевая взглянула наверх — черная ткань загораживала ее от тяжелых капель. Ей пришлось обернуться, чтобы взглянуть на своего спасителя. Из груди вырвался вздох, Маринетт невольно отшатнулась от парня, снова оказавшись под дождем. Светлые волосы, зеленые глаза цвета сочной травы, — юноша был словно призраком ее друга. С одной стороны — мальчишка, о встрече с которым она мечтала уже десять лет, с другой — абсолютный незнакомец. И этот жест не был знаком внимания. Скорее всего, парень просто джентельмен — защитил девушку от дождя, даже не взглянув на нее. Что-то проглядывало во внешности юноши от Адриана. Только у ее друга в день их последней встречи были кругленькие щечки, огромные глаза и по-детски милая улыбка. У незнакомца же, что свойственно для парней его возраста, — Маринетт безошибочно определила, что он ее ровесник, — острые скулы, золотистая кожа, самодовольная ухмылка. Плюс ко всему, он был значительно выше. Ее удивило, что у юноши были темные круги под глазами, которые не столько портили его внешний вид, сколько добавляли загадочности. Маринетт, поняв, что открыто пялится, отвернулась от незнакомца и вперилась взглядом в ноги, будто носки ее балеток сейчас интересовали больше, чем что-либо в мире. «Быть такого не может! — трезво размышлял рассудок, отвешивая чувствам подзатыльник за подзатыльником. — Прекращай смотреть мелодрамы, уже крыша едет!» Светофор запищал — знак, что можно припустить со всех ног в направлении дома. Именно это и сделала девушка, шлепая тряпичными туфельками по лужам. Перебежав на другую сторону улицы, девушка начала проклинать весь белый свет еще больше — выскочившая из ниоткуда машина, опрокинула на нее столб грязной воды из лужи. — Маринетт! — низкий голос, перекрикивающий шум дождя и гул машин, окликнул ее, заставив обернуться. Все тот же самый незнакомец сейчас смотрел на нее с выражением удивления, боязливости и… радости? «Он радуется, но чему? И откуда он знает мое имя?» Тело отказывалось слушаться, определенно отказывалось, ведь она почему-то пошла к нему навстречу. Юноша и девушка встали напротив друг друга, укрываемые одним черным зонтом. Сердце гулко билось в груди обоих. — А-адриан? — по какой-то причине заикаясь, пропищала Мари. Она не была способна сейчас думать о том, что тушь от воды растеклась по щекам, волосы мокрые, и холодная вода капает с челки на щеки и нос. Лицо юноши, Адриана (!!!), озарила улыбка. «Это определенно он, я узнаю эту улыбку», — пронеслось в голове. Мари слышала гулкий стук биения сердца, которое так и норовило вырваться наружу. Неожиданно парень дернулся вперед. Маринетт от испуга и изумления даже не смогла сдвинуться с места. С хитрой улыбкой он провел линию от макушки Мари, которая все еще не могла прийти в себя, до своей груди, в которой от волнения сердце билось так же гулко и быстро. — Ну как, увидела? — хмыкнул юноша, на что Мари подняла полный недоумения взгляд. — Теперь я достаточно вырос, чтобы жениться на тебе? Осознание всего произошедшего и происходящей ситуации ударило в голову с такой силой, что Маринетт испугалась, что сейчас упадет в обморок. Но ее друг, давно потерянный, внезапно исчезнувший из ее жизни, сейчас стоит прямо перед ней и улыбается своей фирменной улыбкой. Так улыбался только он. Поддавшись порыву, девушка, что есть сил, обнимает юношу за шею, не беспокоясь, что своими слезами засолит черную футболку. Адриан с такой же силой прижимает ее к себе, отрывая от земли. Зонт оказывается на мокром асфальте, но Маринетт сейчас вообще ничто не заботило. Ей пришлось десять лет подряд проливать литры слез, загадывать одно и то же желание, чтобы эта встреча в конце концов произошла, чтобы она оказалась в его объятиях вдыхая запах, напоминающий о детстве. И она готова загадать столько же желаний и пролить столько же слез, чтобы он больше не посмел исчезнуть. Каждый его день походил на заевшую сцену из черно-белого фильма, словно все потеряло краски. После смерти любимой, отец обезумел от горя — сначала запер сына дома, запретив даже игры на детской площадке, а потом и вовсе отправил учиться за границу. Он практически провел десять лет в одиночестве, у него так и не появилось ни одного близкого друга, но была цель — найти Маринетт. Когда мальчишка, ощутивший небывалый подъем от слов подруги и уже предвкушающий вкусности, которые обещала принести Мари, показался на пороге дома, первое, что он заметил — черное полотно на семейном портрете. Сердце его сжалось от страха. А потом Натали сообщила, что самолет, на котором летела его мама, разбился. Мальчик не мог найти утешения в семье — убитый горем отец был больше занят бутылкой виски, а жалость на лице секретарши раздражала. Однако в его жизни была одна девочка, в теплой улыбке которой он так нуждался и которая не могла быть рядом. Он сидел в комнате в полном одиночестве, глотая слезы и ненавидя все: себя, отца, злостную судьбу. В этот миг он ненавидел все, что только попадало на глаза, и всех, кого только мог вспомнить. — Обещай мне, что больше никогда не исчезнешь! — проревела Мари, стукнув кулачком по груди парня. Девочка в красном ситцевом платье в черный горох с охапкой шариков, привязанных к запястью, одиноко плакала на карусели. Она ждала своего друга уже битый час, но он так и не появился, никто из родителей не мог убедить девочку пойти домой и встретиться с мальчиком на следующий день. Мари была уверена — с Адрианом что-то случилось. — Обещаю, — сдавленно шепчет юноша, целуя ее в макушку. Волею судьбы они были разделены друг от друга на десять лет, и только сейчас они снова обрели друг друга. Обрели, чтобы уже никогда не потерять.