Одиннадцать

      С последним боем курантов я собираюсь из лунного света, детского смеха и, немного, из грустных взглядов. Всего ведь должно быть поровну. Не сиять же мне радостью и счастьем как новогодней елке? Январь справляется с этим и без меня. К слову, ему давно пора бы сменить шарф, на котором заплаток больше чем ниток пряжи. Да разве что переспоришь упрямца? Подарок Февраля.       Февраль и сама с тараканами. Никуда не выходит без термоса, запасной пары перчаток и блокнота. Нет, она не рисует, просто ей нравится с умным видом черкать запылившиеся строчки далеких поэтов. Обязательно про зиму и трескучий мороз. Февраль без ума от Шопена и шапок с помпонами. Уходя, она оставляет розы и пионы на стеклах легкой наледью. Насмешка над Мартом. Мол, попробуй, посмотри теперь на улицу, не увидишь ничего.       А Март, хоть и ворчит, но страшно рада. У нее под кроватью в шкатулке фотографии с этими цветами. Она все пытается уговорить Апрель вырастить хоть что-то из изображенного на стекле, но тот неизменно отказывает. И так дел по горло, ещё и ботаникой заниматься. Март, значит, грязи наводит, а ему убирать, да ещё и одолжение какое-то делать. Хотя, одолжение он все-таки делает. Берет немного красок у неба, немного у ветра, самую чуточку у заката, долго спорит с луной, до ужаса сварливой и жадной, но умудряется выцыганить немного. Для рисунка. Который Март положит туда же, куда складывала фотографии.       Май неизменно притаскивает охапки цветов с улицы, хотя, адекватно ответить на вопрос «Зачем?» не может. Просто приносит и все тут. Не нравятся цветы? Отлично, она оставит у изголовья кровати неровную охапку кленовых листьев, от которых на всю комнату разит первой жарой и сладковатым летом. Ну и что такого в том, что Апрель всегда их выкидывает, едва проснется? Маю просто, по секрету сказать, нравится выражение лица Апреля, когда тот просыпается и видит очередной «веник».       Июнь надолго не задерживается, иногда дергает лишние дни у Мая, но та никогда не против. Потому что Июнь водит ее на речку, учит ловить раков и делает потрясающие венки из одуванчиков. Июнь ходит с кисточкой сирени в кармане рубашки, радуется и солнцу, и дождю.       Июнь всегда пытается растормошить Июль. Но тот вечный аллергик, который чихает, едва только увидит тополь. Июлю всегда жарко, и он отказывается идти куда-либо в солнцепек, а вот погулять вечером около реки или моря (как повезет) он тащит всех, кто окажется рядом. А рядом неизменно оказывается тихий Август.       Август часами пропадает на крышах, зачарованно смотря на яркие закаты и не менее яркие звездопады. Она по памяти чертит звездные карты и знает точно, через какие созвездия проходит эклиптика, как рассчитать склонение, и который, в общем-то, час. Август шатается по лесам, жарит грибы на костре вместе с зефиром. Прямо на одном шампуре. И получается на удивление вкусно. Август часто берет с собой гитару и играет старые романсы, свесив ноги с какого-нибудь обрыва. Пока её не найдет Сентябрь и не оттащит за шкирку.       Сентябрь редкостный зануда, знающий все законы термодинамики и цитирующий труды Аристотеля. Он боготворит свое любимое серое пальто и всегда носит с собой зонт. То от солнца спасается, то от дождя. Сентябрь часто можно найти читающего очередную книжку в парке на скамейке. Он склонится над книгой, закинув ногу на ногу, и мягко смахнет яркий лист, упавший прямо на строки, которые он читал. Или же засунет меж страниц сушиться. А потом весь год будет ругать сам себя, что в книгах столько мусора. Если только эти книги не попадут к Октябрю, которая очень любит «гербарий-не-гербарий» Сентября.       Октябрь часто таскается в резиновых сапогах на толстый носок. Если в обычных сапогах — ноги мокнут, просто натянуть резиновые — холодно. Вот и собирает смешки у двери, обуваясь. Зато тепло и удобно. Ничего окружающие не понимают. Октябрь вечно забывает зонт и заскакивает в теплые кафешки на углах улиц, едва город накрывает дождь. Подсаживается к окну, внимательно следит за стекающими по стеклу каплями: вдруг в картинку сложатся? Иногда к ней присоединяется молчаливый Ноябрь, закладывающий непослушную, одну-единственную белесую прядь за ухо.       Ноябрь ходит по улицам до тех пор, пока чувствует пальцы. Утром он разбивает каблуками тонкий и не очень лед, покрывающий лужи, протаптывает дорожки на слое снега и помогает дворнику донести метлу с лопатой до склада. Ноябрь сидит на пустых детских площадках, прячет покрасневший нос в глубине воротника. Тоскливое стальное небо кажется ему разлитым серебром. Ноябрь по-детски дергает ветки кустов, и снег, лежащий на них, падает Декабрю, идущему следом, прямо за шиворот. За что Ноябрю неизменно прилетает снежным комком в затылок, но это уже мелочи.       Декабрь с упоением лепит снеговиков, делает снежных ангелов, помогает ребятне во дворе строить снежные замки. Приходит домой мокрый, но счастливый, цепляется непослушными, замерзшими пальцами за чашку чая с мятой или кофе с коньяком. Зависит от того, кто его встретит в квартире: Июль или Октябрь. Декабрь притаскивает елку в дом. Самую пышную, самую колючую. До боя курантов елка пару раз падает на Ноябрь. Один раз случайно, а один раз нет (никак Декабрь не простит тот снег у себя за шиворотом). Август с Мартом бьются на смерть за право повесить на верхушку звезду. В итоге это делает Июнь, самый высокий. На него обижаются, но не долго. Сентябрь с Апрелем копошатся на кухне, чем-то громыхая, что-то роняя.       С последним боем курантов Январь громче всех кричит «С новым годом», а я рассыпаюсь на секунды и сингулярности. Чтобы появиться где-то ещё и тоскливо сказать «Опять куролесят, балбесы. Весь год успокоиться не могут».