Одиннадцать

      Душный, жаркий воздух, кажется, дрожал над землей, будто бы над костром, изредка разрываемый лениво летающими насекомыми или криками Июля. Особенно часто именно последними. Тот был одним из немногих, кто наслаждался жарой, бегая под солнцем то за цветком для Мая, то за бабочкой, то за несчастным Июнем, который уже не знал, где ему спрятаться от старшего брата, и пытался скрыться за спиной у Декабря, но тот еще немного и потечет, растаяв на жаре, а потому оказался не самым лучшим защитником.       Февраль откинулась на кресле, прикрывая глаза. Зажмуренные веки окрасились в оранжево-красный, а на ресницах, едва видимых сквозь тонкую щелку, играла радуга. Июнь что-то говорил про интерференцию, но Февраль была далека от этого, и потому просто наслаждалась необычным зрелищем. Никто даже рот не открыл, чтобы пошутить на счет ее вида, когда она объявилась в шортах и майке, без вечных носков и шарфа. Июль все извинялся, но больше для вида.       Ленивый полдень прошел так же медленно, как и пришел, никто не сдвинулся с места, лишь Июль мотался из дома на улицу и обратно за водой, лимонадом и мороженным, все такой же неугомонный, будто бы жара давала ему сил, не смотря на мокрую насквозь футболку и прилипшие ко лбу и шее волосы, обычно яркие, но сейчас потемневшие от влаги. Они и так были темнее, чем у Июня, у того не копна волос, а рассадник одуванчиков, а тут еще влага. И цвет песка на пляже стал цветом мокрого песка на пляже, судя по словам Мая, которая была не в восторге от температуры, но держалась довольно неплохо.       Февраль уступила кресло Октябрю, а сама переползла на нагревшийся деревянный настил террасы, вдыхая тяжелый воздух, полный запахами настолько, что те, казалось, можно черпать чашкой и пить вместо травяного чая или цветочного. Все понемногу разбрелись, прячась по своим комнатам, где занавесили окна и включили вентиляторы, а Февраль осталась, уставшим, недвижимым взглядом наблюдая за шмелем, который не мог улететь с цветка. Глаза понемногу слипались, по ногам, спущенным на землю, ползали муравьи, решившие, что проще перелезть «гору», чем обойти ее, щекоча маленькими лапками распаренную влажной духотой кожу. Серые глаза прикрылись, мысли унеслись далеко, к песням бурана и как она в отместку потащит Июль в самый мороз на каток или на лыжи, прихватив с собой Декабря или Января.       Солнце все еще обжигало голые ноги, но уже не так сильно, день шел на спад, как и жара, но та обещала держаться до вечера, а духота останется на всю ночь. Февраль завела руки за спину, опираясь ими о пол, и откинула голову, чувствуя, как по щеке на шею стекает капля пота. Сколько так сидела, она не знала, но тишину прервал довольный вздох Июля. Тот с блаженный вздохом растянулся на полу, вытягивая загоревшие ноги (а не обгоревшие, как у всех остальных), а голову уронил Февралю на колени, что-то бурча в них. Она наклонилась пониже, стараясь расслышать, пока что не сгоняя с себя Июль. Невнятное бормотание более отчетливым не стало, но она и сама поняла его суть. По сравнению с Июлем ее кожа была прохладной, почти не тронутой жарой. Если прищурится, то можно было представить, как от коленей поднимается полупрозрачный дымок, будто от мороженного или очень холодного напитка. Февраль тихо по-девичьи хихикнула, и смех был похож на тонкий шорох льда, кусочки которого были собраны в одном стакане, когда их встряхнули.       Ее прохладная ладонь опустилась на лоб Июля, который оказался не таким уж и непробиваемым жарой. Тот блаженно застонал, обещая ей все пышные цветы и тенистые берега рек за несколько минут на ее коленях. Июль немного поворочался и затих, прикрывая водоворотистые, темно-синие глаза, выравнивая дыхание. Февраль улыбалась, водя пальцами по бровям, разглаживая морщинки на лбу, щекоча впадинку под носом и растягивая чужие губы в улыбке, пользуясь тем, что отказать ей сейчас не могут. Она подумала, что они сейчас поменялись местами, Июль растекался от жары, а Февраль, наоборот, нашла в себе силы для хоть каких-то действий. Она отгоняла от него комаров и ос, аккуратно размахивая руками, старалась не двигать коленями, чтобы не скинуть случайно Июль, но тот едва ли не приморозился к ней, отказываясь куда-либо уйти.       Когда Сентябрь спустился вниз за стаканом лимонада, который дожидался его в холодильнике, терраса была пуста, а вечером в комнате Февраля стояла небольшая ваза с букетом ярких цветов.