Линии наших жизней

       Будни в детском доме были сущим Адом. Я пытался сбежать от туда 3 раза за 5 месяцев, проведенных там. Попытки оказались крахом и все три раза меня ловили и сурово наказывали. Еда в этом месте была , наверное, такая же, как в тюрьме, если не хуже. Мои сожители оставляли желать лучшего. Не блещущие умом, с отвратительными манерами, я презирал их, как никого ранее, по крайне мере, в этой жизни. Среди тех детей было 4 овцы старше меня. В таком возрасте детдомовцы уже не верят во что-нибудь хорошее и светлое. У них не остается надежды, что где-то есть мама и папа, которые вот-вот заберут их из этого ужасного места. Я делил с ними комнату. В ней было хуже чем в больнице. 5 кроватей, 3 с одной стороны, 2 с другой, у каждой кровати по тумбочки и 2 платяных шкафа в глубине комнаты, где была сложена одежда, одинаковая для всех и отличающаяся, разве что, размером. Моим соседом по койке был мальчик старше меня на 2 года. Ему было 17. Я даже могу назвать его имя-Табита. Фамилии у него не было, как и у меня и у всех здешних детей. Мы тут все, типа безымянные брошенки. Здоровенный амбал , коротко подстриженный, невольно напоминал заключенного, коим он вскоре и стал в тюрьме для несовершеннолетних ублюдков.       Разумеется, я не нежничал со здешними обитателями и был весьма груб. И вот, в очередной раз, в детский дом пришел учитель из школы неподалеку, учить нас, неучей, ненужным обществу, уму разуму. Уроки проходили у всех сразу, разве что задания были разными, для разных возрастов. Учитель вызвал меня к доске. Задание было для ученика третьего класса средней школы, ну может быть с большой натяжкой для первого класса- старшей. Хотя, я с большим трудом соглашусь с этой версией. На доске был математический пример, очень легкий. Пусть, математику я не особо люблю, но могу решить это даже в уме. Написав аккуратно мелом на доске изящную цифру "4", я брезгливо стряхнул руки, избавляя их от остатков белой крошки. -Восхитительно, Хао, как всегда правильно.- Учитель поправил сползающие на кончик носа круглые очки и немного привстав, посмотрел сначала на доску, а потом на меня и тихо вздохнув, добавил,- Было бы лучше, если бы ты еще и решение писал. Я ему не ответил, только приподнял бровь в немом сарказме, фыркнул и сел на место. Табита отвечал следующим. Мягко говоря умом он не блистал. Был тупым. Его пример был легче моего, хотя он уже по идее был в выпускном классе, но какое мое собачье дело, правда? Хотя знаете, даже у меня терпение не вечно. И вот когда он стоял у доски уже четверть часа, отнимая у всего класса учебное время, не в состоянии даже начать решение, я встал со своего места. Затем подошел к доске и написал после равно "-2/3". Учитель опять вздохнул. -Спасибо, Хао, верно,- он потер переносицу, покрасневшую от очков, и так же не отрываясь от классного журнала , произнес,- Не мог бы ты объяснить Табите решение задачи? Его вопрос повис в воздухе и в классе застыла тишина. Табита буквально прожигал меня взглядом , а атмосфера в классе накалилась до предела. Я хмыкнул и перевел взгляд с Табиты на учителя и сказал: -Не поймите не правильно, но чтобы что -то объяснить овце, надо знать ее язык, а я, ко всеобщему разочарованию, ему не обучен.       Такой тишины я не слышал давно, даже учитель замолчал. Мне казалось, я не слышал дыхания окружающих. Потом меня больно ударили в скулу, потом в челюсть, я упал, после , удар в под дых с ноги. Затем он поднял меня за волосы. Но улыбка не сходила с моего лица, и он ударил по нему еще раз. Он бил до тех пор , пока не пришли воспитатели и не оторвали его от меня. Я не ударил его в ответ ни разу, просто улыбался. Меня отвели в лазарет, что случилось с Табитой я не знал.       До ужина я пролежал в лазарете. Мне обработали ссадины, и сказали приложить лед. Так я и сделал. Врач и одновременно медсестра представляла собой старуху со скверным характером. На самом деле, я ее не виню. Скорее всего она всю жизнь проработала в этом богом забытом месте, она могла потерять себя и стать такой, какая есть сейчас. Ей можно только посочувствовать... Я спустился к ужину и сел за стол с малышней, хотя должен был сидеть, пятым за круглым столом в углу зала, но предпочел лишний раз не злить Табиту, ведь скула все еще предательски ныла. На ужин было подобие пюре, хотя как мне кажется, содержимое даже отдаленно не напоминало картофель, и была рыба, но чтобы понять какая, было бы неплохо провести экспертизу в лаборатории, хотя, может это была и не рыба вовсе... Я взял с общей тарелки хлеб и налил воды в стакан из кулера. Я не притрагивался к здешней еде ни разу. Моя жизнь слишком дорогая. Ведь стольким пришлось пожертвовать и столько терпеть, что сдохнуть безымянным среди овец, последнее , чего я хотел в тот момент. На хлебе и воде я жил уже 3 месяца, но особо неПосле ужина мы все обычно идем в зал, называемый библиотекой, и там делаем уроки. Потом по комнатам, где можно почитать книгу перед сном . Ну и в общем все. После вечернего моциона, когда мы все уже приняли душ и переоделись в подобие ночнушек, дежурный воспитатель делает обход. Обычно он делает один обход во время отбоя, в 22.00, и еще один спустя 30 мин. Потом сам идет спать. Вот и сегодняшний вечер был таким же.        Время 22.32. Свет из коридора пробивается через узкую щель открытой двери, являя уставшее лицо сегодняшнего дежурного. Дверь закрывается. Через несколько минут гаснет свет в коридоре, вскоре стихают шаги, воспитатель ушел.       Табита и его компания тихо поднялась со своих постелей, немного скрипнув старыми пружинами. Я засыпал, но звук заставил приоткрыть глаза. Надо мной с куском , оторванным от наволочки , стоял Табита, мерзко ухмыляясь. Он резко засунул мне в рот кусок старой ткани, а его стадо схватило мои руки и ноги. Я был сзязан. Он дорвал ту наволочку, связав ее кусками мои руки и привязав их к спинке кровати. Ноги он не тронул, но их крепко держали 2е из его дружков. Я пытался вырваться , пытался кричать, но получилось только тихое мычание. Надежда оставила меня, я понимал,что меня никто не спасет.       Табита взял прядь моих волос и вдохнул их запах. Мне хотелось блевать. Он перебирал мои волосы, нюхал их, гладил по голове. От его действий напряжение возрастало, а ком так и встал в горле. Он лизнул мое покрасневшую скулу, проведя мокрую полосу от уголка губ к виску. По спине пробежали мурашки. Я только ощущал его дыхание на моей коже и пронзающий взгляд его дружков. Он начал стягивать с меня штаны, я задрыгал ногами, но стадо было сильнее. Мне стало страшно. Табита начал вести дорожку поцелуев от груди к лобку, предварительно расстегнув рубашку ночнушки. Не знаю, чего он хотел добиться своими действами, но мое тело , разумеется, не реагировало на подобные "ласки". Разочаровавшись в том , что его усилия не привели к желанному результату, Табита посмотрел на тех двоих, что держали ноги. Они сняли с меня штаны. Те теперь просто валялись на полу. Потом они раздвинули мои ноги. По щекам потекли горячие слезы, оставляя за собой мокрые дорожки. Стало очень страшно, а больше всего я боялся беспомощности в тот момент. Ведь я просто ничего не мог сделать... Табита облизал указательный палец своей руки, а после ввел его в мой анус. Было не комфортно, больно, но терпимо. Потом он ввел еще один палец. Больно. Но больнее стало, когда он начал рандомно шевелить пальцами в моем кишечнике. Я заметил как возбудились 3 овцы рядом с нами, смотрящие на происходящее. Табита стянул свои штаны, они немного задержались на ягодицах, а потом просто упали на пол. Его член сочился смазкой и стоял колом, он облизнул от сухости губы и стал пристраиваться поудобнее. -Ну, тише...-Табита погладил меня по голове, а я лишь попытался отпихнуть свою руку. Он стер мои слезы своим большим, грязным пальцем. - Сегодня мы по-любому отымеем тебя. Лучше не сопротивляйся, а наслаждайся происходящим. Табита поцеловал меня в щеку, а потом редко вошел. Сначала головка. -Узко...- Он самодовольно ухмыльнулся.-Сразу видно, что ты девственник. Скажи, Хао, твою нежную попку трахают впервые, да? Он протолкнул свой член до конца. В тот момент мне казалось, что если бы не повязка во рту, мой крик слышали бы все. Я начал рыдать. Было больно, очень больно, унизительно и невыносимо. Табита порвал мой проход. Его резкие движения в моем анусе каждый раз сопровождались отчетливым хлюпом. То ли от крови, то ли от спермы. Он буквально вдалбливался в меня. Я рыдал, брыкался, слезы текли не переставая. Табита кончил прямо в меня, издав при этом соответствующий звук. Овцу сменил его друг, худее и ниже его, рыжий , с узкими глазами... Все четверо насиловали меня по кругу. Сначала я прекратил рыдать, текли только слезы, потом высохли и они. Я потерял счет времени, и не заметил как развязалась повязка. В глазах была пустота. Я уже не понимал, кто насилует меня сейчас. Я просто смотрел в потолок и спрашивал Великого Духа:"За что?"       Под утро они пошли спать, а я свернулся калачиком на кровати. Проход предательски саднил, болели бедра, болели стертые старыми простынями кисти рук. Кровать была заляпана кровью и спермой. Я просто лежал, прижав колени к груди и уткнувшись в них лицом , и тихо плакал, надеясь, что это просто страшный сон...       После того ночного кошмара,я конечно же не думал ни о каком завтраке. Я не слышал, как мои насильники покинули комнату, но когда я проснулся их кровати были пусты. Я просто лежал. В голове-каша, а ненависть к людям подскочила до красной отметки. Я хотел уничтожить человечество с новой силой, хотел сжечь Табиту и трех его овец в своем пламени лично, хотел сам сделать ему невыносимо больно. Я жаждал услышать его мольбы о пощаде, а потом, только отчаянный крик. Я хотел вдыхать запах его горящей плоти. Но я мог только хотеть. Королем я так и не стал, Духа со мной не было и я мог просто надеяться , что больше я никогда их не увижу... Мои молитвы были услышаны, относительно конечно, но Табита таки попал в колонию для несовершеннолетних, к таким же моральным уродам, как и он сам. Я же перестал говорить. От меня ждали хотя бы слова на суде , но я упорно молчал. Зачем говорить, когда следы насилия на моем теле, лучше любых доказательств. Я не говорил больше ни с кем. Не хотел, не знал , что сказать, просто молчал. Тогда я стал посещать психолога. Он все время говорил, что замкнуться в себе-самое страшное в такой неприятной ситуации и что-то в этом роде. Но мнение людей меня никогда не волновало, поэтому я продолжал упорно молчать.              Прошел месяц. Близился конец марта, а это означало бесплатное представление, а в качестве цирковых зверюшек были мы. Каждый месяц на нас приходили смотреть наши потенциальные родители. Прошлый месяц я пропустил по состоянию здоровья, но в этот раз , к сожалению, участь не обошла меня стороной, и я находился в комнате , где из нас делали людей. Волосы намывали шампунем, а не дешёвым мылом из круглосуточно магазина, на нас одевали черные брюки или юбки, в зависимости от половой принадлежности , а так же белые рубашки или блузки. Раз в месяц мы были похожи на людей. Наверное я любил этот день лишь по двум причинам. Волосы. Их мыли начисто, не жалея ни шампуня, ни воды, бережно сушили, а не оставляли сохнуть на самотек, как обычно. Ну и конечно, раз в месяц, мы снимали это ужасную тюремную одежду, неприятно натиравшую кожу. Потом нас вели в комнату досуга, или как я ее называю-аквариум, где по ту сторону зеркал, на нас смотрели десятки любопытных глаз. Там были игрушки для малышей, а я теперь был самым старшим в этом месте, ведь другие четверо больше не вернуться сюда. В этот день я всегда читал, на диване в углу, подальше от глаз, детей и общества в целом. После этого зоопарка, детей, понравившихся кому-то, вели в специальную комнату, где они могли поговорить с их уже совсем потенциальными родителями с глазу на глаз. Я не был в той комнате ни разу, что не удивительно. Поэтому , когда в очередной раз в комнату зашел воспитатель, чтобы забрать особенных детей, я невероятно сильно удивился, услышав свое имя.       Комната не очень отличалась от комнаты допроса в полицейском участке, показываемой в детективных сериалах. Стол , один стул с одного края и два стула с другого. Напротив меня сидел мужчина, стул рядом с ним пустовал. Я смотрел ему в глаза, а он в ответ смотрел в мои. Мы молчали. Мне это нравилось. Он был уверен и не чувствовал дискомфорта, как и я. Мне думалось, что он либо одинок, либо его жена не смогла приехать, скорее первое. Хотя обычно детей дают только женатым парам, да еще и не просто так. У каждого опекуна должна быть работа, так же смотрят жилье, судимость и так далее. Но у людей деньги решают все, я это зарубил у себя на носу, раз и на всегда. На нем был костюм с иголочки, аккуратно подстриженные черные волосы и пронзительные голубые глаза. Казалось, они видят меня насквозь. Но меня это не смущало, и я так же смотрел на него, "раздевая взглядом". Он заговорил первым. -Я не буду спрашивать у тебя твое имя,- Он перевел взгляд на мое досье. Подцепив лист аккуратным ногтем,мужчина взял его в руки и показал мне. Я увидел свое дело. Маленькая фотография, имя, медицинские данные, даже немного было сказано про характерные особенности:" Груб, возможно агрессивен" и так далее. Я медленно перевел взгляд с белого листка и встретился с пронзающим голубым. У него были морщины и мешки под глазами, а также складки на лбу. Наверное он много хмурится. И тут мое лицо озарила фирменная ухмылка, а в черных омутах заплясали хитрые огоньки. Я откинулся на спинку стула и вздернул подбородок. Он расслабился. Чуть развалившись на стуле, он опустил плечи и улыбнулся. Нет, не ухмыльнулся, его улыбка была нормальной, может даже доброй, хотя, это не подходит под описание такого человека: сильного, волевого, самоуверенного. Я был удивлен. Не знаю приятно или же я огорчился. Я был просто удивлен. Мне хотелось спросить его имя. Этот человек заинтересовал меня. Наверное он чем-то похож на меня самого, но я во время опомнился и просто посмотрел на него. Он не сводил с меня взгляда. Изучал. Он смотрел, как я сижу,как лежат мои руки , лицо, мимика, он буквально сканировал меня. Я был спокоен. Потом он опять заговорил: -Наверное ты хочешь узнать мое имя в ответ? Его взгляд перестал бегать, и он опять смотрел прямо мне в душу. Секунда замешательства и я медленно кивнул. Он хмыкнул, но имя все же сказал: "Изаму Акихиро." После он встал и произнес лишь слово:"Достаточно". В комнату вбежали воспитатели и начали просить его поговорить со мной еще, но он опять повторил: "Достаточно" и ушел. А я так и остался сидеть в легком замешательства, до тех пор пока меня не отвели в мою комнату.       Всю ночь я не мог уснуть. Эти голубые глаза всюду следили за мной, а мне хотелось больше узнать об этом человеке, по имени Изаму Акихиро. Кто он, чем занимается и так далее. Я боялся, что больше не увижу его, но его глаза буду видеть всюду. Я так и не уснул. На завтрак я ел привычный хлеб и пил воду. Я не знал, что в тарелке , да и не хотел знать. Потом воспитатель отвела меня в кабинет. Там меня ждал директор. Я не знал зачем, только помнил, что здесь меня били за проступки: попытки побега или поведение. Стало не очень хорошо. Бьют они больно. Я начал судорожно перебирать в голове последний месяц, и где я мог накосячить, но голос директора вывел меня из раздумий. - Ты понравился ему.-Она не смотрела на меня. Смотрела на часы, которые неприятно тикали, а после их звук еще долго оставался в голове. Потом она посмотрела на меня и продолжила: -Тому человеку, Изаму-сану. Я дрогнул. Она меня пугала, но в душе зародилась надежда. Я просто молчал и она заговорила вновь: - После обеда он заберет тебя. Она расписалась на какой-то бумажке: -С этой секунды, ты больше не воспитанник нашего учреждения, поздравляю, Хао. Она улыбнулась, не просто улыбнулась, а нежно. Я впервые видел ее улыбку и не вольно улыбнулся в ответ. Я был рад, по-настоящему рад.