Только вместе

      Тошнотворный приторный запах дорогого одеколона, который Соловьев почувствовал уже в дверях, ударил в нос. В кабинете сидели его товарищи и еще один человек в обтягивающей черной водолазке. Конечно, он сразу его узнал.       Рыжего доставили сюда — он не хотел приходить, просто оказался невольным свидетелем убийства на бытовой почве, о котором у Соловьева уже, кстати, имелись сведения. В этот раз они напрямую встретились взглядами, и по телу Миши прошла обжигающая волна паники. Рыжий не улыбался — надо было сохранять вид глубоко обиженного и напуганного человека, которого в этом же отделении чуть не задушили, но в его глазах Соловьев видел задор. Приветствие в его горле застряло комом. Все в комнате вдруг замолчали и напряглись, вспоминая, как капитан накинулся на человека, которого видел впервые, и решили на всякий случай приготовиться отбиваться. Но Соловьев же не дурак. Он видит, как Павлов едва сдерживает лукавую улыбку. За второй раз его точно навсегда упекут в психушку. Такого наслаждения он Рыжему не доставит.       — Здрасьте.       Как-то хрипло получилось. Миша кашлянул в кулак и на ватных ногах прошел к своему столу, не сводя глаз с допрашиваемого. Тот поворачивал голову за ним вслед. Хорошо играет! Джентльмен, весьма напуганный поведением капитана, не хотел даже думать о возвращении в милицию, а теперь сидит забитый и готов в любой момент сорваться со стула, спасая свою жизнь.       — Добрый день, — о как.       Сидит, слегка наклонив голову, и сверлит Мишу взглядом. До обоих глухо доносится голос Жолобова:       —Товарищ Павлов? Товарищ… — Павлов вышел из ступора и лучезарно улыбнулся милиционеру. Фу. Никакой он не «товарищ»! Он больной на всю голову маньяк, который сидит и ровно держит осанку, слегка выгибаясь в спине, положив ногу на ногу. Сцепленные в замок бледные пальцы лежат на острой коленке, нога двигается вверх-вниз слишком расслабленно, Соловьев видит его тощие лодыжки из-под натянутой широкой штанины…       — Тьфу ты! — возглас пишущего Жолобова выдергивает Мишу из его мыслей и останавливает повествование Рыжего, которое Соловьев абсолютно полностью прослушал. — Чернила все кончились. Стёп, сбегай.       Дубченко измученно вздохнул и неохотно поплелся до подсобки, где хранились ящики с черными бутыльками. Ручка перестала шуршать по бумаге и в душном помещении стало совсем тихо. Жолобов медленно переводил взгляд то на Павлова, то на Соловьева, который, в свою очередь, откровенно пялился на Рыжего. Тот посмотрел в ответ и — Жолобов не понял, что случилось — лицо Миши исказилось, на него страшно стало смотреть.       Рыжий ему подмигнул. Ублюдок. Вздумал играться. Ждет, что Соловьев снова накинется на него, как всегда. Не дождется! Отвернувшись от Жолобова насколько возможно, Павлов зашевелил губами. До Миши не сразу дошло, но он понял:       «Поиграй со мной.»       Ну все, прощайся с жизнью, гнида. Соловьев привстал с места, но в кабинет зашел Степа, неся бутылек чернил. Миша сел.       —Продолжайте, — хмуро сказал Жолобов, заправляя ручку.       —Я все сказал. Соседка, плачущая, сидела в подъезде около своей двери. Платье у нее в крови было… — Теперь Соловьев вслушивался в интонации его голоса. Павлов наклонился ближе к Жолобову. — Это она сделала…       — Неправда.       Все посмотрели на Мишу недовольно и устало.       — Соловьев. Я тут вообще-то человека допрашиваю, чего ты там опять бормочешь?       — Она не убивала.       — А что это Вы лезете, капитан? — подал голос Павлов, вынуждая Соловьева шумно выдохнуть.       —А он у нас в каждой бочке затычка. Немного того, — Жолобов покрутил пальцем у виска. — Небось даже не извинился перед тобой?       Соловьев сначала хотел возмутиться и в который раз послать Игоря куда подальше, потом мысленно удивился простому обращению на «ты», а потом решил все же натянуть кривую улыбку и сказать:       — Слезно прошу прощения за доставленные несколько дней назад неудобства, но у меня есть информация по делу и я…       — А Вы. А просто так извинения я не приму! — Павлов, видимо, так обрадовался успехам Миши, что даже забылся на секунду и заулыбался во все тридцать два зуба. Соловьев недоумевал. Он был зол, ему было неприятно, он хотел вмазать Рыжему по морде и избить до полусмерти, но смог только выдавить:       — Что?       Рыжий глянул на милиционеров щенячьими глазами и кивнул в сторону Миши, слабо улыбаясь:       — Он у вас всегда такой тормоз?       Соловьев словно пропустил его слова мимо ушей, усердно вглядываясь в одну точку на стене. В его голове наконец начал созревать план, до которого любой нормальный человек додумался бы еще в начале: «Просто посиди спокойно и веди себя адекватно.» После нескольких секунд на Мишу снизошла удача в виде старлея Тихонова, который зашел в кабинет, весьма к делу докладывая о собрании у Котова. Все встали со своих мест и пошли к двери, а Миша подхватил Рыжего под локоть и кивнул остальным:       — Вы пока идите, а я подойду позже, хочу поговорить с товарищем. Они с сомнением оглядели его, и ушли только когда Павлов улыбнулся им и мотнул головой. Как только за ними захлопнулась дверь, Рыжий изменился в лице, вывернулся из хватки Соловьева и спрятался за стол Жолобова, радостно восклицая:       — Ми-иша! Ты ж моя умница! Вот видишь, уже делаешь успехи. Значит, не зря я с тобой вожусь!       Соловьев дернулся в сторону стола, желая схватить Павлова за руку, но не успел, и тот сказал полушепотом:       — Вот сейчас заору, они прибегут, а ты тут на меня кидаешься. И опять прикуют тебя к кровати. Ты же обратно не хочешь? Или тебе понравилось?       Соловьев нахмурился и двинулся к Павлову, кружа вокруг стола.       — Да что тебе н-нужно-то, тварь?       — А я не знаю, Миш, — удивился Рыжий. — Это тебе от меня постоянно что-то нужно!       Он схватил стул, на котором раньше сидел, и, держась за его спинку, преградил путь милиционеру.       — Расскажи мне, например, как убили Привалова? Это ведь была не жена!       — Сын убил! — выплюнул Соловьев, делая выпад вперед. Промахнулся.       — Не информативно! — ухмыльнулся рыжий, — Это я уже сам знаю, видел своими глазами.       — Достану тебя, сука! — Тише, но все еще со злостью прошипел Соловьев, прикидывая, как с пути убрать стул и повалить Павлова на землю.       — Миш, ты мне скажи… Тебе, видимо, нравится людей душить, да? Ты же знаешь, что у любого действия есть последствия!       — Не понимаю, — Соловьев медленно сжимал и разжимал кулаки.       — Ну, вот ты меня обидел, а я тебя еще больше ненавижу, например, — Рыжий улыбнулся и тяжело посмотрел на Мишины руки.       — Все-таки что-то тебе нужно?       Павлов закатил глаза и обреченно взвыл.       — Ми-ша! Ты идиот!       Милиционер устало зажмурился и потер переносицу. Рыжий всегда говорил с такой уверенностью, что Соловьеву каждый раз казалось, что он и правда слишком глуп, хоть он и старался скрывать недоумение. За все три года Павлов не сделал ни одной роковой ошибки, а Миша был слишком нетерпелив для его выходок, но приходилось ждать и внимательно наблюдать за каждым действием, которое было дозволено увидеть.       — Ну, успокоился? — Рыжий ослабил хватку на стуле и подался ближе. — А знаешь, что нужно сделать, чтобы я тебя простил? — он сощурил глаза и повел плечами.       — Мне не интересно.       — А зря, — проурчал Павлов и легонько постучал по щеке пальцем:       — Поцелуй меня, может я еще и подумаю.       Соловьев скривился, но через несколько секунд с напором подступил ближе. Он уже почти не чувствовал запах одеколона, от которого кружилась голова. Павлов смотрел ему в глаза выжидающе. Успел ухмыльнуться, когда в одно мгновение милиционер вскинул руку, поцеловал костяшки пальцев и махнул кулаком в его сторону. Моментально увернувшись, он заставил Соловьева потерять равновесие, от чего тот накренился вперед. Это дало Павлову секунду на то, чтобы оставить поцелуй на собственных пальцах и со всей силы ударить милиционера в нос. Миша вскрикнул, схватился за лицо и рванул за Рыжим, который тотчас подцепил свой плащ и кинулся к выходу, утробно хихикая.       Соловьев остановился на крыльце участка, оглядываясь по сторонам. Ушел. Прекрасный шанс задержать Павлова за нападение на сотрудника он упустил, и теперь Рыжий никогда больше тут не появится. Ну ничего, сам себе сказал Миша, вытирая кровь с подбородка и медленно возвращаясь в здание. Они еще встретятся и он обязательно подарит Павлову ответный поцелуй.