День второй
11 апреля 2013 г. в 18:45
Проснулась я оттого, что мне в лицо бил луч солнечного света. Сладко потянувшись, я выбралась из постели, чувствуя себя как никогда отдохнувшей. Только в этот момент я поняла, что в комнате одна. «Где же он? Неужели ушел?» — от этой мысли внутри все сжалось. Наскоро нацепив футболку и шорты, я кинулась обследовать дом, надеясь обнаружить мужчину в ванной или на кухне.
Когда я поняла, что Стоуна нет в доме, в душе поднялась обида, а на глаза навернулись слезы. Разочарование навалилось на меня таким грузом, что я опустилась прямо на пол в кухне. Я сжала кулаки, изо всех сил сдерживая слезы.
Когда я была совсем маленькой и ударялась, папа всегда говорил мне, что я не должна плакать, потому что я сильная девочка. А потом папа погиб, а я пообещала себе, что стану сильной девочкой.
— Сильные девочки не плачут, — сообщила я пустой кухне, до крови закусывая губу, чтобы не разрыдаться. Я так и сидела: притянув колени к груди и спрятав голову. Можно было подумать, что я прячу слезы, но на самом деле я не проронила ни одной слезинки. Я стала сильной девочкой, папа…
Я ушла глубоко в себя, как мантру повторяя, что ОН никто в моей жизни, что я не имею права расстраиваться из-за его ухода. Но почему тогда у меня такое чувство, что в сердце вонзили большой осколок стекла и в данный момент медленно проворачивают его?
Когда я почувствовала осторожное прикосновение к плечу, то дернулась как от удара. Еще не повернувшись, я услышала знакомый бархатный голос:
— Эмми…
Я вскочила на ноги, встретившись с настороженным и удивленным взглядом Стоуна. Он стоял на одном колене посреди моей кухни, рядом с ним была большая корзина яблок. Его рука, секунду назад лежащая на моем плече, так и осталась висеть в воздухе.
Только в этот момент я поняла, какими глупыми были мои страхи и истерика. Ну сама же предоставила ему учить меня готовить шарлотку, а то, что без яблок это затруднительно, мне в голову почему-то не пришло.
— Я… — голос внезапно пропал.
Мне оказалось сложно подобрать слова, чтобы объяснить Стоуну, почему я находилась на полу в кухне в весьма плачевном состоянии, и не выглядеть при этом полной идиоткой.
– Я думала, ты ушел… — мда, чудесное объяснение, я как всегда красноречива, — насовсем…
Я не сомневалась, что он сейчас рассмеется, ведь я вела себя очень глупо и заслуживала этого. Но к моему удивлению, Стоун поднялся на ноги и шагнул ко мне. Его лицо оставалось серьезным. Нежно проведя пальцами по моей щеке, он сказал:
— Прости, я должен был оставить записку.
Поддавшись порыву, я заключила его в объятия. Мне стало спокойно и уютно. Я в сотый раз поразилась, как близок стал мне совершенно незнакомый человек…
— Я такая дура… — прошептала я, уткнувшись ему в шею.
— Нет, ты просто сбита с толку, как и я. Слишком много чув… — он оборвал себя, — это просто неожиданно. Я не рассчитывал, что с тобой это будет так…
— Правильно… — подсказала я, радуясь, что он чувствовал тоже, что и я.
— Да. И я пока не знаю, что с этим делать.
— Не надо ничего делать. Все будет так, как планировалось - мы насладимся этим временем и разойдемся. В моей жизни все слишком сложно…
Я сказала чистую правду: маглу не было места в моей жизни, попробуй я изменить это - подвергну опасности жизнь самого Стоуна, а на это я пойти не могу.
— В моей тоже. Ты права - оставим все как есть.
— Ты еще не передумал учить меня готовить шарлотку? – нарочито бодрым голосом спросила я.
— Я всегда выполняю свои обещания, — с легкой улыбкой ответил он.
Вот так и начался «урок». Это было чертовски веселое занятие: Стоун объяснял мне все прямо-таки учительским тоном, а я не могла сдержать смех, глядя на его чрезмерно серьезное лицо. Он почему-то обижался, и когда я его в конец достала своим хихиканьем, он посыпал меня мукой(!!!). Такого я простить не могла и, схватив первое, что попалось под руку, запустила это в физиономию моего «учителя». Этим чем-то оказалось сырое яйцо, которое попало прямехонько в лоб Стоуну. Я пятой точкой почувствовала, что месть «учителя» будет страшна, и с визгом вылетела из кухни. Стоун догнал меня в два прыжка и повалил на ковер гостиной. Я лежала на спине и с ужасом смотрела на открытую банку сметаны, которую мужчина собирался на меня опрокинуть.
— Нет! – пискнула я и отвлекла его единственным возможным способом – втянула в поцелуй.
Вскоре сметана была забыта, впрочем, как и недоделанная шарлотка. Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, было заключено перемирие, и мы вернулись к шарлотке.
Стоун заметно изменил классический рецепт, и я с большим интересом слушала его объяснения и рассказ о том, как он к этому пришел. Примечательно, что Стоун не считал свой рецепт за аксиому, как другие кулинары, с которыми мне приходилось общаться. Он учил не своему рецепту, а тому, как мне составить свой. Для этого рассказывал, от чего зависит вкус, какие компоненты незаменимы, а с какими можно проявить творческий подход, показывал мне хитрости профессиональных поваров, которые заметно облегчали и ускоряли процесс готовки. Я никогда не думала, что можно учить готовить вот так…
— Ты прекрасный учитель, — не удержалась я от комплимента, когда моя шарлотка была поставлена в духовку. – Еще никогда я не встречала такого подхода к кулинарии, это было здорово!
— Мои ученики с тобой не согласились бы, — пробормотал Стоун.
— Ученики? Так ты учитель? – удивилась я.
— Нет, но я когда-то преподавал, — быстро проговорил мужчина, избегая моего взгляда, — говорили, что я самый жуткий учитель во всей школе.
— Верится с трудом, — откликнулась я. – Спасибо тебе, Стоун, у меня еще не было таких прекрасных учителей.
Я подошла к мужчине и подарила ему благодарный поцелуй, он быстро перерос в страстный. Мы со Стоуном так увлеклись, что чуть не сожгли шарлотку. К счастью, мой учитель вовремя спохватился, и пирог был спасен.
Мы устроились в креслах у камина и с наслаждением принялись за шарлотку, запивая ее зеленым чаем.
— Восхитительно! – воскликнула я, попробовав кусочек.
— Не так уж ты и безнадежна, — вынес свой вердикт Стоун.
— Поразительно, я еще никогда не готовила ничего настолько вкусного! Хотя, если бы ты не помогал мне, ничего бы не вышло.
— Я не помогал, а лишь направлял тебя, Эмми. Считай, что я был удачной кулинарной книгой.
Я прыснула, подавившись пирогом.
— Тогда я хочу купить эту книгу, – я замолчала, понимая, насколько неуместно прозвучали мои слова. – Мы ведь ничего друг о друге не знаем, — поспешила я перевести тему.
— Ты говоришь таким тоном, что у меня не остается сомнений – ты что-то задумала.
— Все просто: один задает вопрос, другой отвечает. Если по каким-то причинам отвечать на заданный вопрос второй не хочет, то первый задает другой вопрос и так до тех пор, пока не получит ответ, потом вопрос задет другой.
— Хорошо, — после секундного раздумья ответил Стоун. – Начинай.
— Ладно, — я задумалась, не зная, с чего начать. – Твое любимое время года?
— Осень, – сразу ответил Стоун, — твой любимый десерт?
— Клубничное мороженное с шоколадной крошкой, — откликнулась я, удивленная его вопросом. – Почему ты любишь осень?
— Осень – это время на грани. Все краски смешиваются, создавая неповторимую картину, но это красота на грани смерти. Однажды, выходишь на улицу и видишь только голые деревья и кучи опавших листьев, как свидетельство увядшей красоты, угасшей жизни. Осень напоминает мне, что ничто в это мире не вечно. Ты говорила, что никогда не мечтала о свадьбе, почему?
Я была поражена его речью настолько, что даже не сразу осознала, что он задал вопрос и ждет ответа.
— Замужество для меня означает зависимость от другого человека, а я всю жизнь полагаюсь только на себя. Эта зависимость пугает меня до дрожи. Исходя из моей жизненной позиции, оно того не стоит – прелести семейной жизни не окупают риск быть раздавленной, уничтоженной, преданной собственным мужем.
На какое-то время мы замолчали. Я думала о том, что сказала чистую правду и удивлялась, почему это откровение далось мне так легко.
— Кто научил тебя так готовить? – спросила я, когда молчание затянулось.
— Никто. Я сам учился, читал книги, экспериментировал…
— Я поражена! Ты просто кулинарный гений!
— А ты щедра на комплименты, — пробормотал Стоун.
У меня сложилось впечатление, что он совершенно не умеет принимать комплименты, неужели его так редко хвалят?
— Почему для тебя так важно научиться готовить?
Я рассказала Стоуну о моем отношении к кулинарии, о том, что это для меня чудо…
— Первый раз вижу человека с таким отношением к готовке… — Стоун не спускал с меня удивленного взгляда. – Ты очень необычный человек, Эмми.
На этом разговор, естественно, прервался, и мы занялись более приятным занятием…
Лежа на ковре перед камином, мы наслаждались тишиной. Но я быстро вспомнила, что моя очередь задавать вопрос, и поспешила воспользоваться этой возможностью.
— Ты веришь в то, что мир разделен на черное и белое?
— Нет, Эмми. В это верят только наивные глупцы. Мир – это самая полная палитра полутонов. Нет ничего абсолютно белого, как, впрочем, и совершенно черного. А ты, Эмми, веришь в черно-белый мир?
— Иногда мне очень хочется в него верить, — с тяжелым вздохом ответила я. – Но я каждый день наблюдаю за этими полутонами и понимаю, что правильное не всегда белое… Что бы ты хотел получить в подарок на Рождество? — я постаралась перевести тему в более веселое русло.
— Сложный вопрос, — Стоун задумался. — Наверное, я хотел бы получить то, что даритель выберет для меня сам. Я хотел бы получить подарок от души, неважно, что именно это будет.
Мужчина посмотрел на меня, казалось, он сам был удивлен своей откровенностью.
Я тепло улыбнулась Стоуну, и мы продолжили говорить, узнавая друг о друге, казалось бы, ничего не значащие мелочи. Но к утру мне казалось, что я знаю этого человека всю жизнь. Когда мы поднялись в спальню, было уже далеко за полночь. Уже вторую ночь подряд я засыпала в объятиях мужчины, и в полудреме в моем сознании промелькнула мысль, что мне хотелось, чтобы так было всегда.