Я не герой

Эта звенящая тишина навсегда останется в душах многих. Этот покой и шелест трав, яркое солнце над головой и безмятежное небо. Люди так любят преувеличивать, дарить таким моментам особый сакральный смысл, рассказывать о громовых раскатах или же пасмурной тяжелой и тоскующей вместе с ними погоде, а в конце обязательно должен идти дождь. Так не случилось. Было тихо, единственным предвестником случившегося была тишина, разбавленная шелестом листьев в кронах деревьев. Сквозь которые пробивались яркие солнечные лучи, не жаркие, греющие. Жизнь не останавливала своего течения, все шло как много лет до и множество лет после. Не случилось и пафосных речей, мы были воинами вышедшими навстречу смерти и полностью смирившимися с этой участью. Кто-то даже шутил и напевал песни, мы не скрывались, открыто вступали на чужую территорию. И неожиданно молча встретили первый патруль. Первое сражение было быстрым, бессмысленным и тихим, не они наши враги, однако следя за единственным удаляющимся от боя, понимая, что вот он, тот человек, что возможно выживет сегодня и обязательно захочет мести позже. Вот он, один из тех кто начнет или продолжит круг мести в котором мы все погрязли. Я знала, все кто наблюдает за его удалением, хотят лишь одного: добить. И это знание было привычным, один из законов нашего мира, правило выживания, и только. Они появились также неспешно как и мы. Каждая из сторон знала, для кого-то этот бой будет последним, он решит все. Мы рассредоточились по поляне, инстинктивно выбирая противников из неизвестных нам шиноби. Орочимару-сан решил продолжить «общение со старым другом» и принял на себя Какудзо, впрочем он сделал это с Джирая-сама. Минато и Обито были заняты странным Учиха, пытаясь достать гаденыша из другого измерения. Каждый из присутствующих быстро определился с соперником, такая доля не обошла стороной и меня, как ирьёнины мы с Цунаде-сан не должны были вступать в бой, однако у этого парня были другие мысли на этот счёт. — Нохара Рин. — Так было принято, представиться перед боем, с соперником которого уважаешь, с которым бьешься на смерть. — Называйте меня, Хокко. — Мой враг, просто Хокко, парнишка, немногим наверное старше меня самой, но тот кого, я определённо запомню на всю жизнь. Парень, в котором я увижу пустоту. Он не спешил нападать, словно понимание утекающей жизни наполнило его, оно тянулось между нами как нить. Осталось только решить, чья именно жизнь это будет, мы сорвались с места, скорость, в которой явственно меня превосходят. Инстинкты, рефлексы, рецепторы все обострилось до максимума. Знакомой туман, прячет, успокаивает, словно шепчет мне слова утешения, давай же, Рин, ты должна жить. И водные техники не подводят, я веду достойный бой, с превосходящим меня противником. Соперник, кажется растворяется в техниках земли, отчего становится откровенно отвратным противником. В какой-то момент ко мне на помощь приходит Куренай и бой меняет свою картину. Меня практически захватывает уверенность, мы справимся, однако ещё один противник появляется внезапно, девушка. Более опытная, более взрослая, кажущаяся практически безумной от яростного и дикого огня горящего в медовых глазах. Юхи наносит внезапный удар, бьёт резко, оттого практически пробивает сердце, однако в последний миг, парень дергается, он не уходит из-под атаки, а словно силой подавляет рефлекс, намеренно принимает удар. В туже секунду со спины его пронзает лезвие катаны, прошивая насквозь его и Куренай, пробивая сердце последней. Заставляя мучительно умирать Хокку. Я немею от ужаса и внезапного осознания, новой смерти, той смерти которой не должно было случиться, теряя реальность на краткие секунды. Дикий хохот и яркие лучи солнца, вот что ознаменовало её смерть. Парнишка держал мою однокурсницу за талию, из последних сил не давая той упасть на землю мертвым грузом. Медленно с ней оседая наземь. В глазах его были искры угасающей жизни, а во взоре прикипевшем к такому ужасающе мертвому лицу черноволосой красавицы, виделось сожаление. Словно смерть Юхи, была для него величайшей потерей, в тот миг, когда и сам он истекал кровавыми потоками. Я слушала сумасшедший хохот его тяжело раненной напарницы, точно зная, что та переживёт его лишь на пару минут. И вглядываясь в совершенно дикую картину. Устроившись на земле, парень все ещё смотрел на Юхи, глазами полными печали и тоски, пока взгляд его не потух и не стал отражать всю пустоту мира разом. Наверное так способны умирать только достойнейшие из людей, озарило меня в момент последнего его равного вздоха. До самого конца горюя о потерях других, уходят только сильные. Смех, уже тихий и каркающий из-за приступов кровавого кашля оборвался одним ударом куная. Прощай Хокку. Присмотри там за Куренай. Я не забирают её тело, спешу к боям товарищей, знаю, что каким-то неведомым способом этот мёртвый парень позаботиться о её теле. Сейчас не время для слез и скорби, их черед наступит позже, сейчас время сражения. Конец POV Рин POV Обито Время, движения, все уже привычно замедлилось в дикой силе даруемой мангеке. Только противник рядом со мной оставался все так же быстр и опасен. Минато-сенсей совершал одну атаку за другой, однако те проходили сквозь, даже скорости Желтой Молнии не хватало. Я ждал, впитывал каждую крупицу его чакры, когда тот совершал ответный удар, на краткий миг выныривая их другого измерения. Собирал её словно пазл, пытаясь отследить точку его перемещения. Сейчас, завопило все моё существо в тот миг когда я засек, одним прыжком я преодалел расстояние между мной и Сенсеем, чтобы тут же испариться в воронке меж мирами, пространствами открывающими свой простор лишь единицам достойных. Минато-сан не подводит миг и чакра молнии ускоряет его до предела возможного, одно мимолетное касание противника и все решено. Печать Кувшины-сан, закрывает нас тут от всего мира и пространств разом. Теперь мы в западне его убежища, теперь у нас нет шанса проиграть. — Как глупо, запирать меня в моём же ответвлении пространства. — Он смеётся, все ещё превознося себя над ними. Что ж ему придётся стереть эту самодовольную улыбку, которая чувствуется физически. — Пространственный мангеке, я все же недооценил тебя, малыш Обито. — Назови своё имя. — Хокаге собран, в словах его также сталь, что помнилась ещё со времён Третьей. — Намикадзе, стоило все же придушить тебя в твою бытность генином, от тебя уже тогда были одни проблемы. — Мужчина цокает языком, искренне досадуя о упущенной возможности. — Впрочем ты сыграл свою роль, жаль только переиграть умудрился. — Имя. — Подначки не действуют, я впитываю каждое его действие, пытаясь отыскать в памяти то самое, то что упорно щекочет на грани осознания. Слежу за знакомым, болезненно знакомым жестом, тем самым, что впечатался в память намертво. Вальяжное закидывание руки за шею и хриплый смех, с которым в нос ударяет запах хвои. Только хвои тут нет, а человек оставивший мне в памяти это воспоминание мёртв. — Позвольте представиться, Учиха Шитай. — Тот самый момент, когда все добрые и светлые воспоминания о моём отце стали ложью детского восприятия. Этот мужчина был тем кого я ненавидел, и тем, о добром посмертии которого, я молил богов, сжимая в детских руках вымокшую от слез подушку. Все чего я мог желать в этот момент, это гендзюцу, пусть все будет гендзюцу. Конец POV Обито POV Минато Я знал, конечно знал этого шиноби, даже лучше, чем думал. Передо мной был мой собственный Сенсей, тот самый человек взявший мою команду из академии. Впрочем тогда, мы так и не успели наладить прочные узы. Время было неспокойное, только закончилась Вторая Война Шиноби. Нам сказали, что он погиб на миссии, пробыв нашим наставником пару месяцев. Шитай Учиха, герой Конохи, как считалось посмертно, что более важно, это отец Обито, тот самый человек, на которого так хотел быть похожим маленький Учиха. В тот самый миг когда личность преступника была раскрыта, я видел как вмиг заострились черты ученика, как молодой мужчина стал похож на хищника готового к смертельной схватке. Безобразный бой, отца и сына. Скорость, сила, чакра, собственная жизнь, ничтожными казались эти понятия, глядя как беспощадны и злы их порывы, сколько ненависти, боли и презрения плескалось океанами в алых глазах. Когда в дикой схватке больше похожей на последний отчаянный стон, умирающей веры, один из сражающихся упал подверженным и обессиленным, ничего ещё было не закончено. — Почему? — Исполосованный рваными ранами на теле, однако с куда более страшными ранениями души, Обито спрашивал срывающимся голосом, искал оправдание тому, в чью силу и святость отчаянно верил. — Зачем? — Весь ваш мир, все ваши гнилые идеалы. Шиноби лишь кучка выдрессированных шавок, ждущая приказа. — Он смотрел куда-то в высь, смертельно раненный, побежденный однако не сломленный до конца. — Всегда будет кто-то вроде меня, не я так другие. Это неизбежно, этот мир слишком погряз. — Мама, я, тебе было все равно? — Да, пожалуй это был его главный вопрос, найти оправдание можно многому, однако он оставил их. — Ты совсем не любил нас? — Я любил её, ровно настолько, чтобы терпеть рядом. Твоя мать, была посредственной, однако её сильные гены внушали мне надежду. Впрочем, я не надеялся на чудо, просто она была единственной, кого я мог терпеть. — Мужчина протяжно кашлял кровь, скоро его конец, а я уже знал, имя зачинщика будет засекречено, никто не узнает, каким на самом деле был путь Шитай, Обито не пройдёт через это. — Ты был таким же как она, без зачатков таланта, с мизером чакры, я думал тебе и шаринган пробудить будет не под силу, а вот как оно все получилось. Забавно. Это ли те слова, которые отец должен сказать сыну? Впрочем, этот мужчина, явно не был ни хорошим мужем, ни отцом. Последнее слово, слово на смертном одре собственному ребёнку: «забавно». Разве, все должно было быть так? POV Шисуи Клановый квартал замер. Нет, люди не исчезли, просто те улыбки, смех и шутки, все эти мелочи испарились. В наш дом пришёл траур. Радость от возвращения родных, все же сдавалась под напором скорби, на главной площади готовили погребальный костёр. Итачи был моим единственным другом, братом. И без того всегда немногословный он казался ещё более тихим и угрюмым. Словно та робкая радость и тепло, что светились в его глазах, разом потухли. — Йоу, ты как? — Смотреть на потерянного и раздавленного друга было больно физически. Да, мы с ним уже видели смерть, знали что это такое. Однако потеря отца подкосила его, словно надломила. Своего я практически не помню, его образ расплывчат в моей памяти, тут все иначе. О Фугаку Учиха скорбел весь клан, однако тяжелее всех конечно приходилось его семье. — Я должен был быть там. — Сколько раз я сам думал об этом? Что моей силы уже хватило бы? И как должен желать этого он, тот кто потерял в этом бою отца? — Ты должен думать о Микото-сан и Саске, теперь ты в ответе за них. — Впрочем, что я мог ему еще сказать? Что так же должен был стоять там, защищать Обито-нии и Ка-сан? Кто бы нам позволил, впрочем все уже было решено, он уйдет в АНБУ и будет защищать покой деревни и всего клана, чего бы ему это не стоило. Мы еще долго сидели на обрыве, вслушивались в шум Нака, пока Итачи не ушел, ему следовало подготовиться к похоронам отца. Я шел слоняясь по улицам родного селения, думая о справедливости, было ли справедливо усыплять нас, не пуская в бой? Впрочем хотела бы Ка-сан сейчас хоронить меня? Справедливо и правильно было бы пренебречь её чувствами и отправиться в бой? Смог бы я на самом деле выстоять там, где погибли настолько сильные шиноби? — Темпаё! Издеваешься, какого черта вечно путаешься под ногами?! — В этот раз он успел отреагировать. Судьба уже второй раз сталкивает его с этим красноволосым бедствием, впрочем Шисуи не раз слышал от соклановцев, что все мелкие Узумаки то еще бедствие. Не даром даже в патруль возле их квартала отравляли только провинившихся. Эту милую на вид, однако жутко выводящую из себя девчонку Шисуи встречает уже во второй раз. Стоит признать, в первый раз он бессовестно сбежал от ее воплей. — Это ты не смотришь куда несешься. — Это коробило, громкость с которой она якобы уличала его в нерасторопности, наглость, эта девчонка уже второй раз едва не снесла его с ног и не думает извиняться, а главное напор возмущения, который он собственно не чем не заслужил. — О, так ты и разговаривать умеешь? А я думала, что ты так туп, что только молчать и бегать горазд. — Впервые на его памяти, кто-то смел разговаривать с ним в такой пренебрежительной манере. Ладно, когда его поддевает Одзи-сан или Ни-сан, но эта соплячка? К тому же судя по всему, она еще и младше его! — Во, опять уткнулся. — Прояви уважение, ты едва не сбила меня, еще и обвинения выдвигаешь? — Глаз, драгоценный левый глаз, хранящий в себе наследие Великого Клана, ощутимо дернулся. — Еще и грубишь тем кто старше, твое воспитание оставляет желать лучшего. — Слышь?! — Девочка тряхнула коротким волосом, который мигом сверкнул красным пожаром, впрочем, Шисуи может быть и испугался бы, воинственного вида и красных волос, про детей этого клана ходило много неприятных слухов, однако он был отлично знаком с Кушиной-сан. Девчонка лет восьми, будь она хоть трижды Узумаки, уже не впечатляла. — Совсем охренел, макарошка? Конец POV Шисуи С того дня и той второй знаменательной встречи, в Конохе еще долгие годы будут раздаваться вопли, представителей двух древних Кланов. Однако в тот самый момент никто и предположить не мог, что эта перепалка положит начало многолетней войне. Впрочем, и настолько эпического завершения этой вражды, таким, каким оно случиться, предположить не мог никто. Однако, до дня примирения, этим двоим еще следует дожить. POV Итачи Впервые я увидел смерть ещё маленьким ребёнком. В тот самый миг, когда я убил сам, не было никаких чувств, только пустота, однако в тот миг, когда я стал свидетелем чужой скорби и горя, я точно осознал, что ненавижу смерть. Особенно, становится её причиной, Шисуи часто называет меня пацифистом до мозга костей, он не видит в убийствах, чего-то кощунственного, воспринимая как часть нашей жизни, неизбежность. И я рад, что его не терзают эти сомнения. Однако сейчас, сидя у мёртвого тела отца, смерть воспринималась мной иначе. Я думал у меня ещё есть время, чтобы сказать ему так многое, есть время, чтобы оправдать его надежды, чтобы доказать, что он действительно может гордиться мной. Чтобы в очередной раз услышать: «как и ожидалось от моего сына». Однако времени не оказалось. Мама, она так горько рыдала, так горько, но тихо, оттого наверное ещё ужаснее мне казались эти слёзы. Саске тоже плакал, я не мог. Когда тело принесли, когда выражали соболезнования и начали подготовку к погребальному костру, даже когда мы остались для прощания, они лили тихие слёзы. А я не мог. Просто, потому что кто-то должен был быть сильным, я не мог плакать, чтобы быть сильным, чтобы позволить им слабость. С того самого момента, как нас известили о смерти отца, я должен был быть сильным, хотя очень хотелось плакать. Конец POV Итачи