Серое небо разверзлось под планолетом, словно треснувший лед на реке, открывая взору могучую машину. Сенека увидел это лишь краем глаза, выходя из комнаты управления. В голове гулким эхом метались мысли, путаясь с реальностью. Впереди он уже видел журналистов, которые подобно навозным мухам осаждали выход из здания. Вскоре ему придется увидеться с ними, но точно не сейчас.
Тишину лифта направлявшегося на вертолетную площадку, разрезал противный сигнал голографа. «Президент Сноу, президент Сноу» — вещал механический голос.
— Господин Президент, — поздоровался, дрожащий от адреналина Крэйн.
— Сенека, добрый вечер, — скупо проговорил Сноу.
Глава распорядителей понимал, что он прогневал президента, и, возможно, все правительство Панема, но изменить уже ничего не мог.
— Позвольте узнать, о вашем решении? — спокойно спросил президент.
Сенеке даже на миг показалось, что Сноу ничуть не зол, и смиренно принял такой финал игр.
— На тот момент я не нашел лучшего выхода, — ответил Сенека, выходя на крышу здания, куда с минуты на минуту, должен прибыть планолет с победителями.
— Вы ступили на крайне скользкую дорожку, Сенека, — раздраженно поморщился Сноу. — Жду вас завтра у себя.
Крэйн вздрогнул, внутренне ощущая опасность, но не подал виду, лишь коротко кивнув. Миротворцы в белоснежной форме, стоявшие на крыше, вглядывались в темное небо, в поисках огней. На крышу поднялся врач и сопровождающая команда. Сенека ожидал еще и Хеймитча, но его не пустили на встречу трибутов, до официальной встречи с Цезарем.
Волнение словно грозовая туча сгущалось в душе Сенеки, с каждой минутой ожидания.
— Задерживаются, — хмыкнул врач, поглядывая на часы.
— Не страшно, — буркнул Крэйн, поджигая сигарету с мятным вкусом в зеленой бумаге.
Горькая прохлада пронеслась по его легким, чуть покалывая во рту. Он судорожно обдумывал хоть одно слово, которое сможет сказать победителям. Еще ни разу он не присутствовал на прибытии победителей, да и вообще старался после игр с ними не сталкиваться, но этот случай был особенным. И не только потому что он приложил руку к их победе. В голове крутилась только одна фраза: «Мне жаль» — обращенная к Эвердин.
— Подлетают, — проговорил один из миротворцев в рацию.
Сенека выкинул окурок себе под ноги, затушив разлетевшиеся огненные искры носком ботинка. Огромный стальной планолет мягко планировал на вертолетную площадку. Миротворцы выстроились двумя шеренгами по бокам от выхода. Как их оказалось так много, Сенека даже не понял.
В боку махины зиял выход, из которого плавно выехал трап, почти к самым ногам Крэйна, так, что ему даже пришлось отойти на несколько шагов. Сердце учащенно забилось, и лоб покрылся испариной. Сенека знал, что таких эмоций за короткое время не испытывал никогда и где–то в глубине души не хотел их терять, чувствую себя наконец живым, а не марионеткой Капитолия.
Секунды до появления Китнисс и Пита показались Сенеке часами. Он стоял не шелохнувшись, чуть прищурив глаза, от яркого света прожекторов на крыше.
— Вот и они, — тихо проговорил доктор и направился ближе к трапу.
Китнисс неуверенно шагнула на железный пологий спуск, испуганно озираясь. Она никак не могла поверить, что все кончено и она жива, и спускается навстречу новой жизни. Сенека не мог оторвать взгляда от ее лица. Глаза были огромными, рот приоткрыт, а тело било мелкой дрожью, но явно не от холода.
Шаг, два, три, Крэйн перестал считать их, с ее приближением. Пит плелся сзади, чуть покачиваясь. Доктор подбежал ближе, хватая ее за руку нащупывая пульс. Из недр кармана появился фонарик, которым он резкими движениями посветил ей в глаза. Следующим был Пит, и Китнисс оказалась лицом к лицу с Сенекой.
— С возвращением, — ровным голосом проговорил Крэйн.
Команда сопровождающих стояла чуть позади и уже готова была забрать трибутов, для отдыха и дальнейшей медицинской помощи. Сенека приподнял руку, чтобы притормозить их. Сопровождающие не посмели дернуться вперед, и отошли дальше.
— Спасибо, — нахмурилась Китнисс. До этого не поднимавшая на него глаз, она вдруг пронзила Сенеку уничтожающим взглядом.
В душе поднялось минутное негодование, за такую несправедливую ненависть к нему. Но глава распорядителей справился с эмоциями и лишь криво ухмыльнулся в ответ.
— Не за что, — кивнул он.
Китнисс окинула Сенеку с головы до ног. Еще никто не смел так дерзко смотреть на него, но Крэйна это даже позабавило. Он понял, что именно так сильно влекло его в ней, но постарался вновь запрятать это глубже. Ведь увидеть ее хоть раз живой он даже не надеялся.
Пит, осмотренный доктором, встал рядом с Китнисс, стараясь заглянуть ей в глаза, как щенок, потерявшийся в подворотне.
— Добро пожаловать в Капитолий, — торжественно сказал Сенека, отступая вбок, пропуская победителей к команде.
В ближайшие дни их будет ждать напряженная программа — приемы, награждение, встреча с Цезарем и президентом. На сегодня впечатлений хватит, пусть отдыхают. Сенека провожал взглядом их спины, засунув руки в карманы брюк. Крэйн был уверен, что снаружи он выглядит как обычно и на лице не дрогнул ни один мускул, но внутри был ураган, сносящий внутренний забор хладнокровия.
— Позвольте проводить вас до апартаментов, — обратился к нему один из миротворцев и Сенека понял, что остался один на вертолетной площадке.
— Спасибо, — хмыкнул Крэйн и направился в тренировочный центр, служивший на данный момент центром всех важных событий.
Он слышал, как внизу разрываются восторженными криками поклонники, и мог их понять. Сенека произвел фурор окончанием игр, Капитолий подобного еще не видел.
***
Крэйн задел пальцами прохладную ручку машины, собираясь отправиться домой, когда странный порыв заставил его обернуться. Поклонники, подняв лица вверх, скандировали: «Китнисс! Китнисс! Пит!»
Увидев маленькую точку Китнисс, стоящую на балконе двенадцатого этажа, его губы тронула легкая улыбка.
***
— Сенека! Я не могу поверить! Зачем ты это сделал? — срывал голос Оскар, залетая в дом Крэйна.
Распорядитель уткнулся лицом в ладони, наконец, осознавая сделанную им глупость. Первое наваждение сгорело от адреналина, и рассудок толкал его в холодные расчетливые мысли.
— Оскар, сейчас что сделано, то сделано, — попытался спокойно ответить Сенека.
Друг метался по гостиной, бросая гневные взгляды на Крэйна.
— Я просто не представляю, что будет дальше. Она ставит под угрозу все существование Голодных игр, — процедил Оскар.
— О чем ты? — оторвался от каминного огня Сенека.
— Ты действительно не понимаешь? — взвился Оскар, опускаясь рядом с Крэйном на диван.
Сенека пожал плечами.
— Она продиктовала свои правила, поставив ТЕБЯ на колени!
Оскар как сенатор, вероятно, понимал в этом больше. Сенекой же двигал страх и отчаяние.
— Мне просто нужен был победитель, — ответил Крэйн.
Друг просто устало откинулся на спинку, закрывая глаза.
— Я уверен, Сноу в ярости, — заключил он.
— Ты прав. — Кивнул Сенека и подозвал недалеко стоящую Эву. — Виски, Джин?
— Все равно, — махнул рукой Оскар.
— Президент ждет меня завтра, — устало выдал Крэйн. Оскар лишь напряженно дернул головой.
Сенеку страшно мучила его тайна, которая когтистыми лапами прорывала себе путь наружу, сквозь грудную клетку.
— Эва, принеси лед и бутылку лучшего виски, — мягко обратился он к служанке.
Оскар угрюмо молчал, изредка бросая взгляд на друга.
— Прошу, прекрати, — сказал Сенека, — мне и так хреново.
— Будет еще хуже. Уверен, распорядителем тебе больше не быть, — пробормотал Оскар.
— Это уже не столь важно, — улыбнулся Сенека.
Друг удивленно вскинул брови.
— Я просто не знал, как буду жить дальше, — продолжил он.
— Я тебя вообще не понимаю, — сказал Оскар, повернувшись к загадочно улыбающемуся Сенеке.
— Она должна была выжить, — задумчиво сказал Крэйн.
До Оскара, похоже, стали понемногу доходить слова друга.
— Скажи яснее, — вскипал Оскар.
— Я сделал это для себя. Не простил бы себе ее смерти. Зная, что она жива, больше ничего не имеет смысла, — вызывающе бросил Сенека, поворачиваясь к другу.
На стол глухим стуком упала бутылка, принесенная Эвой, которая от слов хозяина прижала ладошку к губам.
Он, наконец, открыл свою тайну, которая росла тугим комом, наматывая на себя ложь. Сенека ждал, что Оскар рассмеется или не поверит. Но глаза друга лишь расширились от удивления и непонимания.
— Налей, — пересохшими губами сказал Крэйн и Эва трясущимися руками подняла бутылку.
— Давно? — выдавил из себя Оскар.
— Не знаю. Я понял, что она необычна еще на показах. Я понимаю, что это звучит как бред сумасшедшего, — каялся Сенека.
— Ты прав. Просто бред, — сказал Оскар, отпивая горьковатый напиток.
Сенека отсалютовал бокалом другу, из которого выплеснулось несколько капель на стол, и залпом опрокинул в себя порцию виски. Впервые в жизни Крэйн чувствовал, что он по–настоящему жив, а главное честен с собой и другом, который, наконец, стал единственным другом с большой буквы.
***
— Сенека, доброе утро, — поприветствовал распорядителя президент, сидящий за массивным дубовым столом.
Впервые приходя к президенту, Сноу встречал его формально, как принято в Белом доме. На столе стояли розы, истошно источая сладкий аромат, от которого Крэйна даже затошнило.
— Здравствуйте, господин президент, — чуть склонился Сенека, пока Сноу не предложил ему сесть напротив.
— Сенека, прошу вас объяснить мне свой поступок, — не стал издалека заходить президент.
— Я решил, что нельзя лишать Капитолий победителей. Особенно после такой красочной и яркой истории любви и борьбы. Народ просто не понял бы нас, — попытался оправдаться Сенека.
— Зато дистрикты поймут все предельно ясно, — натянуто ответил Сноу.
Политические игры президента порядком утомляли Крэйна. Он был распорядителем, главой, сценаристом, но не политиком.
— Почему был уничтожен тринадцатый дистрикт? — спросил президент, вероятно риторически, но Сенека решил ответить.
— Они подняли бунт.
— Верно. Несогласные с правительством Панема, они решили установить свои правила. Вам не кажется, что Эвердин сделала тоже самое? — чуть громче спросил Сноу.
— Думаю, она просто не могла убить своего друга, — ответил Крэйн, понимая, как глупо звучат его слова.
— Она изменила правила! Этим могут воспользоваться дисктрикты, вновь пытаясь прогнуть под себя Капитолий! — гневно процедил президент.
Сенека чувствовал, как его ладони стали липкими и попытался вытереть их о брюки. Никогда президент не позволял себе говорить с ним таким тоном, что уже говорило о серьезной промашке распорядителя.
— Я все исправлю. Мы покажем людям, что это было необходимо, — тихо проговорил Сенека.
Сноу что–то напряженно обдумывал, чуть закусив губы, которые было плохо видно из–за густой белой бороды.
— Я надеюсь, — сказал президент, пристально смотря в глаза Сенеке, — у вас мало времени.
Сенека почувствовал скрытую угрозу в словах Сноу, но постарался как можно увереннее выйти из Белого дома, чувствуя небольшую дрожь в коленях.
