Последний шанс

      Уже второй месяц подходит к концу, как Рейстлин принял Даламара в свой дом и назвал его своим учеником. Каждый вечер они читали вместе, иногда Рейстлин показывал Даламару разработанные им магические формулы, они много работали в лаборатории над зельями и отварами. Рейстлин был очень щедр на знания, чему Даламар был несказанно рад, но был невероятно скуп на общение. Если Даламар спрашивал у Рейстлина о его прошлом, тот просто игнорировал его, прекращая разговор. Если Даламар рассказывал что-то о себе, Рейстлин порицал его за болтливость. Он говорил ему:       — У тебя плохая привычка отвечать на вопрос раньше, чем тебе его задали.       Или       — Если однажды мне надоест тебя слушать, тебе придётся покинуть это место или замолчать навсегда.       Или       — Если мне вдруг понадобится освежевать белку, я просто попрошу тебя это сделать.       Когда Даламар мысленно называл Рейстлина грубияном, маг отвечал ему:       — Ты совершенно прав.       Или       — Ты слишком громко думаешь.       Или он просто покидал комнату, оставляя Даламара наедине с самим собой. Эльф не обижался, ему нравилось проводить время со своим учителем. В те краткие минуты, что Рейстлин был увлечён рассказом о свойствах очередного алхимического компонента, Даламар безотрывно любовался им, будто архимаг — центр и идеал его мироздания. Он заворожённо смотрел в его жуткие глаза, наблюдал за тем, как тот прищуривался, перемешивая цветастую жидкость в колбе, смотрел на лёгкую морщинку меж густых бровей, на тонкую нить потрескавшихся губ, незнавших беззаботной улыбки, на острые ключицы, скрывающиеся за воротом бархатной мантии. Даламар всякий раз ловил себя на том, что почти не слушает учителя и ему приходилось перечитывать в книгах то, что рассказывал ему шалафи.       В один из таких дней он искал в библиотеке книгу о сонных травах, которые используют в ядах для грызунов-вредителей. Небольшая книжка с названием «Яды. Гуманное убийство» показалась Даламару вполне подходящей для изучения и он, не задумываясь ни на минуту, взял её с полки. Руку обожгло пламенем и эльф истошно закричал, но выпустить книгу из руки не смог. Она будто приросла к его кисти и он видел, как на подушечках пальцев вздувались и сразу же лопались волдыри. Эльф упал на колени, дыханье перехватило и слезы прыснули из глаз. В глазах потемнело. Как в тумане он видел фигуру в чёрном, что стремительно приближалась к нему. Один миг — и книга выпала у него из руки, а дышать сразу стало легче.       — Шалафи…       — Что. ты. себе. позволяешь, щенок?!       Рейстлин схватил ученика за запястье и дернул на себя, заставляя его поднять глаза. Лицо мастера было перекошено от гнева и отвращения.       — Кто позволил тебе прикасаться к этим книгам?       — Шалафи, я лишь…       — Я спас твою жизнь, дал тебе кров, позволил изучать магию! Взял тебя, наглого сопляка, к себе в ученики! И чем ты отплатил мне за мою щедрость?             — Шалафи…       — Думаешь, я ничего не вижу? Думаешь, я не знаю, какие книги ты читаешь без моего ведома? Или ты думаешь, что я не замечаю твоих взглядов? — глаза мага зло блеснули, а губы скривила усмешка. — Я возбуждаю твоё естество, Даламар, и это — омерзительно. Если ты вздумал посвятить себя магии, ты должен мыслить здраво, ты должен забыть о бренных желаниях. Запомни, твое тело — твой враг. Возьми себя в руки и сделай так, чтобы тебе потом не приходилось перечитывать в книгах всё то, что я рассказываю на наших уроках, иначе я перестану тратить на тебя своё время.       Маг с отвращением оттолкнул ученика и Даламар, постанывая, схватился за поврежденное запястье и завалился набок.       Рейстлин зашёлся глубоким кашлем и поспешил покинуть библиотеку.         Он продолжал кашлять и вечером, когда Даламар, перевязав больную руку, мыл полы в самом низу башни. Рейстлин кашлял и ночью. Кашель был надрывным, сухим и с рвотными позывами. Эльф планировал избегать своего шалафи несколько дней, но сейчас он явно был ему нужен, и потому, отбросив стыд и страх, он отправился в поварню.         Маг продолжал кашлять и задыхаться. Даламар молча вошёл в его комнату и зажёг ещё несколько свечей в канделябрах.       — Я не позволял тебе входить, — просипел Рейстлин.       — Тогда я правильно сделал, что не спрашивал разрешения, — Даламар улыбнулся, но Рейстлин продолжал смотреть на него испепеляющим взглядом.       — Отвар не помогает, я так понимаю?       Рейстлин не отвечал. Выглядел он ужасно. Лоб и верхняя губа были покрыты крупными каплями холодного пота, волосы свалялись и прилипли к лицу и плечам, глаза покраснели, а под глазами залегли тёмные круги. Всё тело бил мелкий озноб.       — У меня есть ещё кое-что, что Вам поможет, шалафи.       Рейстлин так же не ответил и не сводил с эльфа злого взгляда.       — Это смесь трав, которая при обварке кипятком нагревается и остаётся горячей несколько часов. Она прогреет Вам лёгкие и кашель отпустит.       Даламар разложил травы на столе и взялся за край одеяла, но Рейстлин не позволил одёрнуть его. Впервые эльф бросил на своего шалафи злой взгляд.       — Если мне вдруг понадобится освежевать белку, я просто попрошу тебя это сделать.       И Рейстлин, помедлив, позволил.       Чуть ниже груди, на рёбрах, лежала повязка, насквозь пропитанная кровью. Даламар бросил беглый взгляд на лицо шалафи.       — Хочешь знать, как это произошло?       — Нет.       Даламар снял повязку и пришёл в ужас. Это был рваный глубокий порез, сквозь который проглядывала белая кость ребра. Ещё раз поймав ничего не выражающий взгляд учителя, Даламар достал из стола спирт, иглы, конские волосы и принялся обрабатывать рану. Рейстлин не проронил ни звука.       Он не проронил ни звука ни когда Даламар обеззараживал рану спиртовой настойкой, ни когда принялся зашивать её, натягивая хрупкую золотую кожу на кость, ни когда смазывал шов восстанавливающей мазью. Когда Даламар закончил с перевязкой, Рейстлин прошелестел:       — Значит, ты и сам мог бы залечить свои руки.       Эльф поднял удивлённый взгляд на мага. Всегда хмурое лицо приобрело озорной вид, а тонкие губы скривились в едва заметной улыбке. Встать с кровати Рейстлин ему не позволил. Он крепко взялся за запястье больной руки, совсем как утром этого же дня, и снял перевязку с обожжённой магическим огнём ладони. Некоторые волдыри все ещё сочились сукровицей. Даламар опустил стыдливый взгляд, припомнив, как и за что Рейстлин отчитал его. Маг бережно взял его руку между своих ладоней и прошептал заклинание. Открыв глаза, он не отпускал его руку несколько долгих секунд, во время которых Даламар забыл, как дышать.       Ладонь была исцелена. Даламар благодарно кивнул и улыбнулся. В ответ Рейстлин зашёлся очередным приступом кашля. Мгновенно взяв себя в руки, эльф смешал нужные травы, заварил их кипятком и, сложив из марли примочку, разместил нехитрую грелку на груди своего учителя. Маг успокоился и прикрыл глаза, а Даламар, осмелев, нежно поцеловал учителя в горячий лоб.       Рейстлин никак не стал комментировать такую вольность и просто отвернул голову в сторону, намекая, что Даламару пора покинуть его комнату. Эльф бесшумно вышел в коридор и быстро добежал до своей комнаты. Облокотившись на дверь с обратной стороны, он, наконец, улыбнулся. Кончиками пальцев он дотронулся до губ, ещё не забывших шероховатости и жара кожи шалафи.       Рейстлин не проклял его. Какое счастье, что он позволил Даламару стать ближе.         Рейстлин пять дней пролежал с лихорадкой. Даламар каждые несколько часов промывал его рану, обтирал худое тело холодным раствором и прогревал его воспалённые лёгкие травами. Иногда Рейстлин разговаривал с учеником.       — Я слаб здоровьем и могу умереть в любой момент, — шептал маг.       — Тогда я не покину Вас ни на минуту, — отвечал Даламар.       Эльф ночевал у постели своего шалафи. Каждый вечер он ласково целовал его в лоб. Когда тот засыпал, Даламар держал его за руку и иногда позволял себе целовать тонкие кисти рук учителя. С наступлением рассвета он заваривал горячий бульон и заставлял Рейстлина пить его.       — Я ненавижу курицу, — злился маг.       — Тогда хорошо, что это не курица, — отвечал Даламар.       Даламар водил его под руку в отхожее место. Умывал его измождённое лицо тёплой водой. Менял ему исподнее, когда во время лихорадочной ночи у Рейстлина случалось недержание. Рейстлин злился, но помощь принимал.       — Ты считаешь, что без тебя я не справлюсь с собственным существованием? — шипел Рейстлин.       — Я считаю, что мой долг облегчить Вам болезнь, шалафи, — смиренно отвечал Даламар.       Когда лихорадка прошла, а шов окончательно зажил, Рейстлин проснулся раньше своего ученика, сам встал, оделся и отправился в поварню. Когда Даламар проснулся и не обнаружил Рейстлина в его постели, он пришёл в ужас. Умывальня и лаборатория были пусты, в библиотеке он также его не нашёл. По запаху жареного хлеба он понял, где шалафи, и что болезнь его окончательно отпустила. Он и обрадовался, и огорчился. Больше нет повода прикасаться к нему. Больше он не позволит целовать его в лоб на ночь. Поспешив вниз, Даламар почти вбежал в распахнутую дверь поварни.       — Ты как раз к завтраку. Холодное молоко больше не пьём.       Рейстлин казался недовольным. Вернулся злой взгляд и небольшая морщинка меж бровей. Уголки губ снова опущены вниз, и учитель больше не поднимал золотых глаз на своего ученика.       Даламар сел рядом с Рейстлином, а не напротив, как садился обычно. Завтракали в полной тишине. Вот маг, как всегда, протирает салфеткой уголки рта, но вместо того, чтобы молча покинуть помещение, он накрыл ладонью руку Даламара и сказал:       — Я не жалею, что взял тебя в ученики. Но потрудись больше не прикасаться ко мне. Кажется, мы об этом уже говорили.       — Да, шалафи, — лицо Даламара приобрело бордовый оттенок.       — Сегодня мы будем изучать новые заклинания. Начнём сразу, как ты приведёшь в порядок башню.       На этом Рейстлин закончил. Пока Даламар был занят уборкой, маг решил навестить Астинуса и решить несколько дел в городе.       Предупреждать об этом эльфа он, конечно же, не собирался.         Маг вернулся в хорошем расположении духа. Он не явился к назначенному сроку, чтобы провести урок с Даламаром. Но он мог себе это позволить и был уверен, что эльф не сильно расстроился. Все три луны уже взошли над Ансалоном, но Даламар явно ещё не спал. В библиотеке были зажжены свечи и, судя по потрескивающим поленьям, горел камин. Бесшумно войдя в приоткрытую дверь, маг увидел Даламара, распивающего вино из закрытого погреба.       — Ты решил осквернить обитель знаний хмелем и беспокойными мыслями?       Даламар поднял грустные глаза на своего учителя и, кивнув, отвернулся обратно к камину.       — Давай сделаем это вместе, — вздохнул маг и присел в кресло напротив захмелевшего ученика.       Вино разлили по бокалам, а разговор совсем не клеился. Рейстлин понимал, что над ними тяжёлым камнем висят чувства Даламара и его собственные, которые он, как может, старается отрицать. Хоть Рейстлин и не планировал открываться эльфу, хмель и чувство вины сделали своё дело.       — У меня никогда не было сексуальной близости.       Даламар сделал титаническое усилие, чтобы не поперхнуться. Он поднял глаза на Рейстлина, но тот просто смотрел на горящие поленья и говорил.       — Я никогда не был сексуальным объектом для женщин. Как только они видели моего брата-близнеца, я становился невидимкой. Была одна.... Миранда, вроде бы. Нам было по семнадцать лет. Она сказала, что была бы не прочь со мной прогуляться. Я был так счастлив. Нарвал букет цветов из клумбы госпожи Хьюбер. Её не оказалось дома, а из подвала доносились вполне однозначные звуки, — Рейстлин отпил глоток из бокала и посмотрел в глаза ошалелому Даламару.       — Карамон трахал её на деревянном столе. Она извивалась, стол шатался, аж щепки летели. Она стонала, а он, мой брат, зарывался лицом в её титьки и кусал ей коленки, закинутые на его плечи, — Рейстлин улыбнулся выражению лица своего ученика. Вот уж чего тот от него не ожидал, так это откровенностей, — за неделю до этого Карамон сам сказал мне, что Миранда интересовалась мной. Оказывается, она хотела переключиться на меня, чтобы отдохнуть от напористости моего братца.       Даламар молчал. Он понимал, что сейчас его очередь выкладывать всё начистоту, но просто не мог заставить себя открыть рот.       — Я помогу тебе, — прошептал маг, — ты продавал себя за деньги?       Даламар вздрогнул. Лицо покрылось пятнами и он закрыл глаза, мечтая провалиться в Бездну, лишь бы спрятаться от пытливого взгляда золотых глаз.       — Смотри мне в глаза, как я смотрел, — Рейстлин понял, что попал в точку.       — Да.       Даламар посмотрел на Рейстлина, но не увидел осуждения в его глазах. Сглотнув подступивший ком, Даламар продолжил:       — Когда меня изгнали, у меня конфисковали всё имущество. Книги, личные вещи и мебель из дома моего отца просто сожгли. Я скитался по торговым дорогам, пока не дошёл до Тарсиса. Но и там никто не хотел иметь дела с тёмным эльфом. Когда я почти умирал от голода, один старый купец предложил мне помощь в обмен на близость. Я согласился, — сделав глоток вина, Даламар перевёл взгляд на огонь в камине, — он привёл своих товарищей и отдал меня им. Таков был мой первый сексуальный опыт.       — Сколько он тебе заплатил?       — Достаточно, чтобы я мог купить кое-какую одежду, еду и несколько книг.       — И это всё?       Даламар взглянул на Рейстлина. И был готов поклясться, что на золотых скулах проявляется румянец. Залпом выпив остатки вина, Даламар поставил бокал на тумбу, поднялся и, подойдя вплотную к Рейстлину, опустился на колени между его расслабленных ног. Маг неотрывно следил за каждым движением эльфа и как только тот встал на колени, резко подался вперёд и крепко схватил его за плечо.       — Ты считаешь меня грязным? — Даламар не думал отступать.       — Я считаю, что ты мне ничего не должен.       — Я тебе ничего не должен, — Даламар медленно провёл руками от щиколоток до самого верха, приподнимая бархатную мантию.       — Я не позволял тебе… — прошептал Рейстлин, цепляясь за ручки кресла так, что побелели костяшки.       — Тогда я правильно сделал, что не спрашивал разрешения, — шёпотом ответил Даламар и склонился над твёрдой плотью своего шалафи.       Прикосновение мягких губ к горячей головке заставило Рейстлина вжаться в кресло и издать громкий стон наслаждения. Он будет корить себя за слабость, и может быть накажет эльфа за блудливость, но не сейчас. Сейчас он будет ловить каждое прикосновение губ к своему члену, каждое движение горячего языка на своих яичках, каждый стон, что издаёт Даламар, заглатывая его плоть до самого горла.       Рейстлин посмел опустить глаза и увидел, как головка его пениса погружается в жаркий рот, а юркий язык ласкает уздечку. Даламар поднял глаза вверх и от этого зрелища у Рейстлина потемнело в глазах. Он запустил руку в длинные чёрные волосы и застонал, Даламар принял это за добрый знак и ускорился, насаживаясь ртом на твёрдое естество шалафи. Ещё несколько мгновений и рот Даламара был наполнен семенем, отчего теперь Рейстлин был готов провалиться в Бездну. Шёпотом повторяя имя эльфа, Рейстлин притянул его лицо к себе для поцелуя, но остановился в последний момент — целовать кого-то ему тоже не приходилось. Обдавая горячим дыханием губы Рейстлина, Даламар прошептал:       — Ed’ I’ear ar’ elenea! Amin harmuva onalle e’ cormamin, lle mela en’ coiamin. *Клянусь солнцем и звёздами! Я буду дорожить этим даром всем сердцем, ты любовь моей жизни. - эльфийс.       Их поцелуй был жарким, будто вся страсть Рейстлина, что была не востребована в юности, нашла себе выход. Рейстлин целовал Даламара, а Даламар плакал. От восторга, от того, что маг не оттолкнул его, и что он правильно понял метания Рейстлина. Эльф покрепче прижался в своему учителю и обещал себе никогда больше не разочаровывать его. Рейстлин же, сцеловывая солёные дорожки с лица эльфа, называл себя слабаком.       — Так мне и надо, — говорил Рейстлин.       — Не отпускай меня, шалафи — отвечал Даламар.