Другие

      Если пробуждение прошлого дня несло в себе свет, то пробуждение этого дня тьму. В первые минуты Кива даже не поняла что с ней: голова не стала легче ни на грамм, а болящих мест прибавилось. Отрывки воспоминаний поспешили ей напомнить о событиях минувшего вечера. Она судорожно огляделась, боясь, что снова окажется не одна. Но никого кроме неё не было. Девушка, наверное, заплакала бы снова, если бы не тяжёлая головная боль и без того опухшие глаза. Она подняла руки к лицу. На запястьях были следы от впившейся верёвки, на правом вдобавок рана от ножа, которая, благодаря её вчерашним попытка вырваться, разошлась больше, чем была изначально. Кровь уже успела запечься. Девушка закрыла лицо руками, тяжело дыша, так она просидела какое-то время, пока не взяла разум, который так и подкидывал ей фрагменты изнасилования, под свой привычный контроль. Кива обнаружила, что вчера она не застегнула рубашку, а может, ей было вчера просто наплевать на это. В мрачной, отравляющей иронии она подумала: «А что ещё могло случиться с такой трущобной крысой, как я? Удивительно, как мне удавалось избегать этого раньше». Одно она могла для себя определить точно, ей потребуется некоторое время, чтобы понять, принять это событие в свою жизнь. Точно так же, как сжилась с уличной жизнью, смертью матери, первым убийством. Она сможет, у неё не было выбора, кроме как принять. Бороться было бессмысленным, потому что она не может вернуться назад и что-то исправить. Это уже произошло, стало частью её, глупо отрицать это. Кива попробовала выпрямиться, спина в области лопаток неприятно заболела. Внизу живота зудело и болью отдавалось при движениях. Снова, опять, в который чёртов раз за последние дни, нещадно болел правый бок. Не удавалось ему зажить нормально, чья была в этом вина. Рука скользнула к левому плечу, ощупывая. Повязка не была мокрой, значит, кровь не шла. Такое более чем удовлетворило девушку, не хотелось ничего поправлять или как-то заглушать боль. Так даже лучше, боль напоминала, что девушка существует, что всё это не сон, что не будет спасительного пробуждения. Если она существует, значит должна справиться с внутренней болью. Девушка легла назад на матрас, который, казалось, начал вонять ещё сильнее. Внезапно накатило желание разрыдаться, всё же она была девушкой, никто не мог помочь ей с этим. Кива ощущала себя использованной, ещё грязнее, чем обычно, сломанной. Но этот порыв вдруг её взбесил. Кива вонзила пальцы левой руки в рану на правой, раздирая ту ещё больше. Разум послушно отвлёкся на боль, и на глаза навернулись слёзы, но в этот раз не переживаний, а боли. Она ненавидела быть слабой, а изнасилование и такие чувства делали её ещё слабее. «Тебя не убили, не искалечили, хватит жалеть себя. Ставь приоритеты правильно», — одёрнула она себя. Она была жива и могла чувствовать свою агонию, но так же она могла справиться с ней, потому что иного не было дано.       Несмотря на все эти маленькие победы в голове, двигаться не хотелось, Кива всё ещё погано себя ощущала. Губы болели, она сначала не поняла почему, но затем вспомнила, откуда ранки. Кадры снова стали мелькать в памяти, сжимая комок внутри живота. В какой-то момент тошнота стала подкатывать к горлу, вынуждая девушку принять сидячее положение. И если бы было чем, то наверняка её бы стошнило. Она посидела некоторое время, уперев руки в колени и наклонив голову, ожидая повторных позывов. Их не последовало. Взгляд случайно упал на книгу, и внезапная злость вдруг вскипела в ней. «Это всё эта дурацкая хреновина, не следовало даже приносить её». Она хотела было кинуть книгу в угол, выплеснуть злость, обиду, боль. Взяла её, замахнулась, но не швырнула. Если кто и виноват, это она сама, а не безобидный дневник. Она слишком увлеклась и забылась, за это и пострадала. А книга только лишь рассказывала ей историю. Не дав выход этому порыву эмоций, тот ушёл внутрь, усиливая усталость и беспомощность. Кива пыталась поесть, но яблоки комом вставали в горле, поэтому она отложила эту затею. Остаток вечера она пролежала во внутренней борьбе, перестраивая своё сознание так, чтобы случившееся не перемололо ее целиком. Сон снова накрыл ее, ей даже что-то снилось в этот раз. Правда, когда девушка проснулась, не могла вспомнить что именно. После сна стало получше. Нет, боли внутри не стало меньше, и в целом ощущения не стали приятней, просто прошла голова. Рассудок уже пережевал часть событий и встроил их в её понимание. Мысль об изнасиловании уже не вызывала ту бурю эмоций, что день назад. Было неприятно, но не было той жалости и обиды. Кива решила наконец перевязать запястье. Из прострации вывело чувство голода. Она хотела бы заставить себя съесть яблоки, но почему-то нахождение в месте, где её поймали, стало нервировать и раздражать. Кива подумала о том, чтобы пойти на место общего сборища, может там будет кто-то, и она сможет отвлечься. Но что она им скажет? Хочет ли она, чтобы они видели сейчас её в таком состоянии? Нет, не хотела. Мысль о товарищах привела с собой другую. Когда случалось что-то тяжелое, они выпивали, стараясь смыть с себя всю тяжесть. Раньше она даже не думала присоединяться к ним в их небольшом бегстве от реальности, но сейчас…эта мысль привлекла. Кив прислушалась к себе, выжидая какой отклик найдёт мысль об алкоголе. Возможно, ей это и надо. Хотя, скорее роль в этом решении сыграла некая апатия. Девушка вышла из сарая, подошла к забору, где ей почти удалось перелезть. Ножа не было, но был виден оставленный им след. Она брела по улице с пустым взглядом, уже зная, куда направится.       Кива зашла в трактир, принадлежавший Зелу. Тот знал девушку довольно долго, поэтому был весьма удивлен её прибытием. Кива редко заходила к нему, особенно после того, как прибилась к группке, которую возглавлял Ал. Его так же удивил её внешний вид, слишком уж бросались в глаза следы на шее, происхождение которых не вызывало у него ни малейшего сомнения. Ему это показалось странным, ведь за девушкой он никогда такого не замечал. Она подошла к стойке, ни на кого не обращая внимания. — Привет, Кива! Давненько не было слышно тебя. — Пожалуй да, — медленно ответила девушка, сфокусировала на трактирщике взгляд. — Зел, дай мне что-нибудь горячего…и принеси что-нибудь выпить. Сегодня я хочу выпить.       Зел спокойно выслушал ее просьбу принести ей что-нибудь горячего, а вот вторая просьба, дать ей что-нибудь горячительного, шокировала его. Сколько он помнил Киву, а помнил он её с восьми лет, та никогда не заходила с целью выпить. Даже больше, когда её друзья иногда выпивали у него в трактире, она никогда не присоединялась к ним. Но, тем не менее, без особых колебаний вынес ей миску похлебки и поставил перед ней стакан с дешёвым вином, иного в подземном городе и не достать. Девушка не поблагодарила его и с пустым, обращённым внутрь себя, взглядом пошла в самый дальний угол. Да, его такое поведение несколько опечалило, но ему было, по сути, всё равно. К тому же, у него хватало сегодня гостей, одним из которых, по невероятному совпадению, был Кенни Аккерман. Зел был одним из немногих в Подземном Городе, кто знал, какой род и чья семья породили профессионального убийцу. Такова уж была работа трактирщика, иногда доводилось слышать лишнее. Он благоразумно предпочитал умалчивать об этом факте, ибо это знание ставило его под угрозу сразу с нескольких сторон. Он смутно помнил, что изначально семья Аккерманов жила в столице, они были аристократами и служили королю. Потом всё резко изменилось, и начались гонения. Многие члены семьи были убиты, выжившие отказались от фамилии и скрылись в нищете.       Сейчас Кенни сидел недалеко от входа, закинув ноги на стол, и курил. Он наблюдал за девушкой с интересом, ему даже было любопытно. Кива села за самый дальний стол и медленно мешала ложкой содержимое тарелки, не обращая внимания на окружающих её людей. Она, не чувствуя вкуса, съела тёплую похлёбку, затем задумчиво потянулась к стакану с вином. Трактирщик налил ей красное, до этого момента она никогда не пила вина. Шум от нескольких столов, говор людей не волновали её. Не обратила внимания она и на грохот отодвигаемого стула, и на шаги, раздававшиеся всё ближе. Только вздрогнула, когда почувствовала тяжёлую руку на своём стуле, поворачиваться не хотелось. Кива упорно разглядывала стакан. Кенни слегка наклонился к ней, не убирая тяжёлой руки, разглядывая её лицо с прежним интересом, словно что-то выискивая в нём. — Не ожидал тебя тут увидеть, малявка, думал не выползешь из своей норы ещё несколько дней.       Он обошёл стол, сел напротив, привычным движением закинул ноги на него, откинулся на спинку стула. Мужчина наблюдал за ней, изучал, пытался понять, что она думает. Кива не поднимала головы, не знала что сделать в такой ситуации. Вернулся страх, некое оцепенение, но девушка не стала следовать первым порывам: покинуть это заведение, бросить в мужчину стул, а, скорее всего, просто приняла всё как данность, от которой и стоит отталкиваться. Тем временем трактирщик принёс Кенни очередной стакан с янтарной жидкостью, самого Зела обеспокоил факт, что Аккерман сидит рядом с кем-то, убийства в трактире были абсолютно лишними. Впрочем, его опасения были напрасными. Киве такое соседство всё ещё доставляло лёгкое беспокойство, несмотря на то, что она смогла себя взять в руки, не дала волю эмоциям. Отбросив свои мысли, она потянулась к своему стакану и глотнула вина. Возможно, дурманящая прелесть хмеля была просто ей недоступна, а может просто вино было отвратительным — её лицо скривилось в гримасу. Аккерман, неотрывно следивший за девушкой, рассмеялся неожиданно добродушно, что заставило Киву поднять на него глаза. Взгляды пересеклись, и она нашла в его серых глазах спокойствие, снисхождение и знание. Но и был там неусыпный огонёк хищника. — Ба-а, ты что, в первый раз пьёшь?       Она молча кивнула, отхлебнула снова, в этот раз стараясь не скривиться. Кенни в свою очередь отпил из своего стакана, словно там была обычная вода, любуясь своими отметинами на чужой шее. Немного покрутил стеклянный стакан в руке: — Слишком много в тебе первого. — Возможно.        Тихо ответила девушка внезапно для самой себя, мужчина тоже несколько удивился, что та ему вообще хоть что-то сказала. Какое-то время они сидели молча, Кенни размышлял о чём-то своем, иногда поглядывая на девушку.       Что-то для него в ней было. Когда-то ему самому пришлось менять своё восприятие мира, когда семья стала врагом правящей династии. Сейчас он наблюдал за такой же сменой только в гораздо меньших масштабах. Ему нравилось то, что он видел. Знал, что девушка борется между тем, чтобы, возможно, швырнуть в него стакан с вином и убежать подальше от него, и между тем, чтобы остаться. Тем самым показав, что она не боится его. Так же ему не составляло труда понять, зачем она пьет. Очевидно, что процесс не доставлял ей удовольствия. Смыть неприязнь, забыться на время и оставить эту неприятную жизнь где-то за задворками разума, вот чего ей хотелось. Позволить себе бегство от реальности. Они молчали, ему не нужно было с ней перекидываться словами, а она молчала, потому что не могла переступить через себя. После третьего стакана вина она, наконец, выдавила из себя вопрос: — Почему вино не помогает?       Тот усмехнулся. Хоть суть вопроса и не была очевидной, он легко её понял. — А оно и не должно помогать. Голову оно не изменит, девочка.       Она раздражённо, разочарованно отодвинула стакан резким движением ладони и снова подняла злой взгляд на Кенни, словно он был в этом виноват. Но внезапно для себя поняла, что тот читает её, как открытую книгу, и прекрасно понимает, что творилось у неё в голове. Это несколько поразило её, обычно она была тем, кто старается понять окружающих, а сейчас человек напротив неё без малейшего напряжения понимал её всю. Возможно, даже ту часть себя, о которой она ещё не знала сама. Тот видимо удовлетворился отразившимся на её лице озарением. Ему нравилось то, что он видел. Это умение подстраиваться под новую ситуацию, он встречал немного людей, который остались сами собой после радикальных перемен в жизни. Она не убежала, как только он подошёл к ней, не забилась в истерике, она даже иногда смотрела ему прямо в глаза, прекрасно зная, что тот если захочет, то нагнёт её в подворотне за этой самой таверной, но всё равно не показывала страха или опасений.       Это была психология не жертвы, это был краешек разума хищника, такого, как он сам. Это не могло не нравиться, такое не могло его не манить. Кенни привык к тому, что его окружает страх, и встретить такое…сопротивление было как минимум интересно. Спустя какое-то время молчания Кенни спросил: — Откуда у тебя та книжонка?       Та помолчала, всё ещё не чувствуя уверенности, но ответила: — Несколько лет назад нашла здесь. — Неужто и читать умеешь?       На этот раз искреннее, как ей показалось, удивление. Это было маленькой победой для неё. Она молча кивнула и показала большим пальцем в сторону стойки, где суетился трактирщик. — Он научил.       Кенни краем глаза проследил в указанном направлении, хмыкнул, опрокидывая в себя очередную порцию местного пойла, снова отмечая что-то про себя. Ему алкоголь в голову не бил, только так, помогал расслабиться и сбросить напряжение. Кива встала, начавшийся чуть полноценный разговор вселил легкий страх. Она поняла, что уже много времени сидит здесь, и что надо бы домой. Кратко бросила взгляд на мужчину, который всё так же вальяжно сидел на стуле, заметила про себя, что тот всё ещё в некотором состоянии добродушности. Он вяло махнул ей рукой и натянул шляпу, прикрывая глаза. — Давай, иди домой уже.       Она не нашлась, что ответить, и быстро пошла к выходу, не желая испытывать судьбу. Кенни провожал её взглядом, пока та не скрылась за дверью. На мгновение мелькнула мысль, а не пойти ли за ней и не повторить недавнее? Но не сегодня. У него были свои планы на последующие несколько дней, в Подземный город спустилось много полицейских, что-то затевалось, и ему нужно было знать, что именно. А эта девушка…место, где находится её дом, он не забудет.