***
Я резко распахнула глаза, в первые несколько секунд не понимая, сон ли это или реальность. Голова дико раскалывалась, будто по вискам колотили кувалдой. Сев на кровати, с силой потерла голову, приводя заспанное сознание в норму. Интересно, кто это у нас такой добрый принес меня в комнату? Да ещё и переодел, чтобы не замерзла… Надо бы его отблагодарить. Грациозно соскользнув на пол, от души потянулась. Настроение было чудесное, сила струилась по венам, но напрягали частые случаи потери сознания. Сейчас я даже не могла вспомнить, что произошло, из-за чего слегла в обморок? Лишь сердце сильно болело. Сжав пальцами ткань ночнушки на уровне груди, стиснула зубы. Ноги налились свинцовой тяжестью и не слушались. Я знала, что даже если собрать всю свою волю в кулак, то у меня сейчас не получится встать. Внимательно осмотрела свою бледную кожу, не понимая, в чем тут дело. Соли, что стесняла бы движения, не было, чешуя тоже не росла. Однако мне с горем пополам удалось отлепить ноги друг от друга. Никогда за собой такого не наблюдала! Я бы больше поверила, что у меня на суше хвост отрастет, но нет. — Быть может всё из-за того сна?.. — тихо предположила я, вновь забираясь в постель и накрываясь одеялом. Но, как не старалась, лиц вспомнить не могла. Печально. В дверь коротко постучали и на пороге появилась Комори. К слову сказать, выглядела она неважно. — Прости, — ойкнула она, смущенно опуская глаза. — Я тебя разбудила? Проигнорировав её вопрос, покачала головой. — Плохо выглядишь, — с любезной улыбкой сообщила я, при этом не чувствуя ни капли веселья. — Сколько крови они пьют? Машинально прикрыв укусы на шее, девочка не ответила. В среднем у обычного человека около пяти литров крови. Бывают такие индивиды, чье сердце циркулирует больший объем, и они сами вынуждены отдавать кровь, чтобы при малейших ранениях не истечь кровью. Возможно, что в этой девчонке крови куда больше, чем у любого другого человека её возраста, однако… Прищурилась, внимательно вглядываясь в её потемневшие, полупустые вены. Они питаются ей настолько часто, что она не может быстрее восстанавливать свой кровяной объем. Сейчас она медленно, но верно умирала. Бледная немощь, неспособная позаботиться о себе самостоятельно, неспособная дать отпор. С темными кругами под глазами, острыми ключицами и плечами, обтянутые болезненно желтой кожей. Скелетов и то краше в гроб кладут. — Разве не можешь сбежать? — напрямую спросила я, не желая ходить вокруг да около. Девочка вздрогнула так, будто её ударили. Потерев здоровой рукой плечо, тихо прошептала: — Вы что-то видите? — кивнула, а Комори, кажется, готова была в обморок упасть. — Я-ясно… — горько усмехнувшись, спросила: — Я умираю, да? — Твоя жизненная энергия, что не зависит от пищи и воды, убывает быстрее, чем они пьют твою кровь. Мне неизвестно, как тебя вылечить. Видимо, этот процесс перешел в стадию необратимого. Я не солгала ни единым словом. И правда не знала, как ей помочь. Казалось, что силы вытекают из неё чисто по инерции, стараясь убить организм как можно скорее и больше не мучиться. Кто знает, что произойдет, если она отведает крови вампира… В древних легендах сказано, что человек, выпивший вампирскую кровь, сам становится вампиром. Но, скорее всего, это убьет её куда быстрее. Мне не жалко отдать свою кровь, но тогда Комори упадет замертво, не успев сказать и слова. Я задумчиво накрутила локон волос на палец, смотря на человечку. На секунду мне даже стало её жаль. Очередная невеста, жертва ли, мученица или же… грешница? — Можно? — устало спросила она, указывая на глубокое красное кресло возле моей кровати. Махнула рукой, разрешая ей сесть. — Аманет, вы никогда прежде не встречались с братьями? — Не помню, — и опять же, не солгала и словом. От Шу я чувствовала нечто такое, от чего кровь застывала в жилах, однако, как ни старалась, не могла понять нашу с ним связь. Вампир определенно знал меня, но молчал, как истукан. Я не сказала, что не встречала их раньше, я просто не помнила об этом. — Вы назвались невестой Шу, — напомнила она мне. Изогнув бровь, потребовала пояснить, что в этом такого. — Все невесты Сакамаки — жертвы! — А ты считаешь меня жертвой? — хохотнула я, развеселившись. Ох уж эти смертные… Юи смутилась пуще прежнего и, теребя подол собственной кофты, шепнула настолько тихо, что мне пришлось напрячь слух: — Трудно представить, что они считают иначе. На что я лишь отмахнулась. Если бы девушек действительно посылали сюда для замужества, то у каждого вампира собрался бы гарем, а все вместе бы они стали одной большой и крепкой шведской семьей. Не знаю, сколько прожили те несчастные, и с каким промежутком времени посылали их в этот вампирский особняк, но… Они не мальчишки и не подростки! Они древние существа, отдельный вид, отдельная раса. Вампиры бессмертны и живут куда дольше обычных людей. Даже самый младший из них годится Юи в пра-пра-прадеды. Неужели девочка действительно полагает, что Шу или Рейджи за прожитые века не смогли бы жениться и наплодить себе подобных кровососов? Им просто это не нужно и неинтересно. Почувствовав, что ноги немного «оттаяли», соскользнула с кровати и, подойдя к Комори вплотную, пальцами подняла её подбородок, опираясь свободной рукой о подлокотник кресла. В глазах её зажегся страх, и она инстинктивно сжалась в комок. Я тихонько, но звонко рассмеялась. — Не бойся, не съем тебя. Я не питаюсь живыми трупами, — хмыкнула, отпуская её подбородок и скрещивая на груди руки. Задумалась, прикидывая в голове, что можно сделать в такой ситуации. — Слушай, — воскликнула я, чуть ли не подскочив от собственной идеи, — а дай им своей крови! — Что? — мне показалось, или она не на шутку возмутилась. — Зачем? Я пощелкала пальцами, призывая её слушать. — Дам им крови сама, предложи им выпить. Они ведь садисты, привыкшие брать все силой через крики и слезы, а ты возьми и первая подойди. Поверь мне, их это собьет с толку, и игра «волк догоняет овечку» станет неинтересной. — А что… — задумчиво протянула Комори, погружаясь в свои мысли. — Ведь и в самом деле может сработать! Но, — её запал вновь упал и она, оглядевшись по сторонам, тихо уточнила: — Что если всё-таки выпьют? Беззаботно передернула плечами и уверила, что тогда я почувствую запах её крови и помогу. Наверное. Кажется, поверила. — Аманет, а что вы собираетесь делать? — увидев мой непонимающий взгляд, девочка поспешила пояснить: — Вы ведь говорили, что ищите кого-то… Вы нашли его? — О да-а, я нашла, — губы сами собой расплылись в хищном оскале, напугав Комори до икоты. — Осталось только узнать, кто он. Наступила гробовая тишина, после которой Юи недоверчиво уточнила: — Он вампир? — Вероятнее всего, — развела я руками. — Но я даже не знаю, жив ли он. Немного помявшись на одном месте, девчонка неуверенно сказала: — Но у братьев, кроме отца, все родственники мертвы. Я замерла, точно оглушенная обухом по голове. — Отца, говоришь… Ты уверена в этом? На этот раз Комори кивнула куда уверенней. А я задумчиво прикусила ноготь. Мне надо было подумать. О много подумать. Юи ушла, а я, посидев немного в комнате, вышла в коридор. — Аманет, твою ж… Демон тебя подери! Ты чего выползла? — сплюнул Аято, и сплюнул, надо сказать, кровью. — Разве я тут в рабстве? — искренне изумилась я, заметив, что у вампира выбит клык, впрочем, тот быстро вырастал заново. — С кем подрался? — Не твоё дело, — довольно грубо рыкнул он, проходя мимо и толкнув в плечо. — Не путайся под ногами, отродье. Медленно обернувшись ему вслед, прожгла тяжелым взглядом. Это я-то отродье? — Полукровка… — брезгливо фыркнула я, тряхнув волосами. Вампир замер буквально в паре метрах от меня, сжимая руки в кулаки. — А ну повтори, — говорить по-человечески этот спесивец разучился, он рычал. На лице его вздулись желваки, а глаза налились кровью, сверкая во мраке алым цветом. — Полукровка, — послушно повторила я, делая шаг вперед. — А что? — склонив голову к плечу, внимательно посмотрела в его глаза. — Тебя это задевает? — вампир не отступил, но и ближе не подошел, между тем, как я легко подплыла к нему, касаясь ладонью его холодной щеки, которую никогда не тронет щетина. — Задевает, что ты не человек? — О чем ты говоришь? — процедил он, парализованный собственной яростью. — Ты знаешь, о чем, — улыбнулась я, приподнимаясь на носочки и шепча в его ухо: — Тебя ранит, что она умрет не от твоей руки? — Заткнись! — Аято ударил меня по руке, отскочив на несколько метров назад. Я замерла, потирая покрасневшую руку и тихой горечью в голосе спросила: — Тогда почему в твоих глазах читается боль и отчаяние? — А в твоих глазах читается одиночество, — жестко парировал он, разворачивая на сто восемьдесят градусов и удаляясь восвояси. Я так и застыла посередь коридора, ошарашенно хлопая глазами. Одиночество, говоришь… Все сирены одиноки, и мы живем с этим. От мрачных мыслей меня отвлекла красивая, плавная мелодия. Заинтересованно оглядевшись вокруг, направилась к источнику звука. Надо же, ни одной фальшивой ноты! У меня слух тонкий, я толк в этом знаю. Чем ближе я подходила к источнику звука, тем отчетливей осознавала, что эта музыка мне знакома. Скрипка? Когда звук достиг максимальной громкости, толкнула дверь. Небольшой зал с книжными стеллажами, белоснежный пушистый ковер и огромное черное пианино посередь комнаты. Морозный ветер дул из распахнутого окна, тревожа темные занавески. А возле балкона стоял Шу, самозабвенно перебирая пальцами струны скрипки и ловко двигая смычком. От образовавшегося сквозняка дверь хлопнула, из-за чего мы с вампиром вздрогнули. — Опять ты? — нахмурился он, прерывая свою игру и опуская скрипку вниз. — Так ты у нас, оказывается, музыкант? — улыбнулась я, уже не таясь и проходя вглубь зала. — Не помню, чтобы слышала эту мелодию… — Да ты вообще мало, что помнишь, — в сердцах выплюнул он, быстро подходя ко мне. — А тебя это злит? — удивленно изогнув брови, с любопытством посмотрела на складочку, что образовалась на его лбу и переносице. А ведь под глазами тоже есть складочка… Значит, он должен много улыбаться. Не отвечая на вопрос, бросил беглый взгляд за мою спину. Туда, где пианино стояло. — Сможешь сыграть? Пожала плечами. Откуда мне знать, умею я играть или нет? Я несколько сот лет провела в воде, и все эти века были покрыты пеленой тумана. А что было до того, и вовсе не помнила. — О, так у нас тут концетр на халяву? — в дверном проеме появилась заинтересованная рожа Райто, а следом за ним и Канато с Юи. — Ну-ка, ну-ка! Мы тоже хотим послушать! — Вас никто не приглашал, — вновь напуская на себя холодный вид, отчеканил Шу, обводя всех недовольным взглядом. А только что готов был испепелить заживо! Одним словом: мужчины. — Да ладно тебе, — отмахнулся пятый Сакамаки, уже устроившись на диване, прижав к своему плечу несчастную смертную. — Мы просто посидим тут тихонько и послушаем. Интересно знать, как наша вторая невестушка умеет играть. — Как она поет… — тихо произнес Канато, но его шепот, в наступившей тиши, прозвучал, как гром. — Ваше дело. Чувствуя себя неуютно под пристальными взглядами вампиров, аккуратно села на скамью. Проведя пальцами по клавишам, вздохнула и заиграла. Память тела — страшная вещь! Пальцы мягко ложатся на клавиши, извлекая из них звук, а по телу разносился приятное тепло, словно я занималась этим всю свою жизнь. Мысли перебил звук скрипки, Шу творил мелодию, зная наперед её мотив. А я затянула песню, что слышала сотни лет назад… Стелется небом морская вода, Рвется и стонет океана покров. В пропасти тонут навек паруса: Жертвы, что слышат её сладкий зов. Даже, если бы я сейчас захотела остановиться, у меня бы ничего не получилось. Волшебная мелодия голоса сирены действовала не только на других, но и на меня тоже. Но мне стало страшно. Страшно настолько, чтобы было грустно. Зов — опаснее ножа, прекраснее луны. Зов — острее, чем стрела и мягче, чем атлас. И там, где ею давно похоронены корабли, Не забыть ей впредь его медовых глаз. Медовые глаза… Янтарные глаза… Золотые глаза!***
— Ну довольно вам, леди, вы ведь такая красивая. Не пристало аристократке так злиться. Сирена яростно зашипела, набрасываясь на стекло и явно намереваясь разбить его вдребезги. Её глаза с узким зрачком сверкали неестественным светом, и вампир готов был поклясться, что видит в них морской водоворот. Она его пытается загипнотизировать? — Поиграли и хватит, — резко меняя тон с заискивающего на суровый, холодно произнес он, чувствуя, как кожа, на распоротой ранее руке, срастается вновь. — Ты ведь не какое-то дикое животное, пойми уже, наконец. В ответ морская дьяволица лишь яростнее забила хвостом, поднимая вокруг себя фонтан брызг. Хрупкое стекло уже не выдерживало столь буйного натиска и дало трещину. — Не хотел, дорогая моя, этого делать, но видимо всё же придется… — пробормотал он, щелкая пальцами и впуская в комнату солнечный свет. Сирена истошно завизжала, забившись в конвульсиях и колотя кулаками по стеклу. Треск, и вот уже всё помещение залито водой. Вампир закрыл шторы, вновь погружая комнату во мрак. Морская дева принялась успокаиваться, подрагивая от боли. Ожоги начали отступать, и вот её кожа приобрела привычный белоснежный цвет. Тяжело дыша, она, загнанным в угол диким зверем, подняла голову. В глазах её промелькнула осознанность, хотя по-прежнему казалось, что сирена смотрит через него. — Зачем вы это делаете? — испуганно пискнула она, не узнавая собственного голоса. Вампир улыбается, обнажая в улыбке острые клыки. Сирена испуганно пятится на руках, поранившись об осколки разбитого стекла. — Мне нужно, чтобы ты забыла о том, что была человеком… Уж не обессудь. Аккуратно дотронувшись ладонью до её лба, мужчина зашептал тайный слова. И, уже погружаясь в долгий сон, сирена услышала тихую песню, больше похожую на колыбельную. Зов — опаснее ножа, прекраснее луны. Зов — острее, чем стрела и мягче, чем атлас. И там, где ею давно похоронены корабли, Она всё ищет свет его медовых глаз.***
— Аманет! Аманет!! Да приди же ты в себя! Ударили по лицу так, что голова в сторону мотнулась. Возмущенно охнув, потерла щеку, что горела огнем. Красные глаза Шу пугали, но не так, как тот факт, что все остальные вокруг находились в отключке. — Ч-что?.. — прохрипела я, хватаясь за горло и вопросительно глядя на вампира. Глаза его медленно затухали и он, с облегчением выдохнув, крепко сжал меня в объятиях. Вопреки всему. — Они поддались твоему зову, — прохрипел он на ухо, подавая бокал с чьей-то кровью. Дрожащими руками приняв угощение, залпом осушила до дна. — Не понимаю… Не понимаю, почему он не слышит моего зова?.. — Потому что твой зов могу слышать лишь я, — сказал, как отрезал. Руки мои затряслись пуще прежнего. — Так ты… ты! О великий Посейдон! Не может этого быть! — К сожалению, может.