***
На кровати, так скромно стоявшей в углу моей комнаты, абсолютно не скромно развалился молодой парень. Совершенно заинтересованный цветными светящимися звездочками на потолке, он словно вывалился из реальности. Тем самым я имела хоть немного времени для того, чтобы разглядеть его — небрежно лежащие черные волосы, рассыпавшиеся сейчас по моему покрывалу, так ярко подчеркивали его глубочайшие голубые глаза, и от этого как-то сильнее трепетало внутри. Тонкие пальцы с коготками выводили замысловатые узоры на поверхности кровати, а грудь вздымалась от нечеловечески спокойного дыхания. — Ты со мной сделку заключаешь, — он плавно переводит свой взгляд на меня. — Но это совершенно не значит, что у меня не может быть других девушек. Говорит так, словно я ревновать его собираюсь. Да больно сдался он мне. Просто пусть все то, что происходит с одноклассниками моими, закончится, наконец. Нет никаких сил терпеть больше. Продолжается все это, конечно, не так долго, всего год какой-то, но уже просто терпение совершенно на исходе, а он так кстати оказался рядом. — Но это значит, что ты не можешь иметь никаких парней, — его слова вызвали во мне какую-то совершенно необоснованную бурю возмущения. — То есть как это? — я присела на кровать рядом и от близости его почему-то холодок пробежался по спине, заставляя даже отодвинуться подальше от греха. Но мне не дали, нагло притянув меня к себе. — Милая, со мной тебе никакие парни нужны не будут, — он как-то резко слишком придвинулся, опаляя кожу своим дыханием, отчего сами по себе глаза зажмурились от какой-то волны дикого страха. — Все равно в ад попадешь потом, зачем же сейчас кого-то к себе привязывать? Наверное, он и был прав. Если я сейчас и буду с кем-то, то рано или поздно покину его. А я не хочу, чтобы больно было тому, кого я люблю. Так что пускай действительно все будет так, как хочет он. — Ну, а впрочем, давай уже и к делу приступим, — у демона в руках появился невероятной красоты кинжал из черного металла. Золотые резные вставки на нем красиво играли на свете лампы, висящей в углу над кроватью. И в этот самый момент я поняла, что отступать уже совсем некуда.***
Он дрожал. Весь, целиком и полностью. Вся одежда прилипла к телу от осеннего ливня, по которому он, судя по всему, бродил не менее двух часов, раз уж промок так сильно. С черных волос стекали капли, разбиваясь о холодную поверхность кафеля. В воздухе висело влажное и тяжелое напряжение, не дающее порой даже вздохнуть нормально. Он пришел сюда, так как узнал, видимо, что мама уехала. Но где, черт возьми, он был все эти два месяца? Опять развлекался с парочкой своих демонесс? Или опять увел у кого-то из тамошних подружку. — Извини, что не был так долго, — голос действительно прозвучал очень виновато, жалобно даже как-то. И именно от этого его тона внутри что-то неприятно сжалось в комок, предчувствуя словно внезапно накатившуюся беду. — Ничего, — сухо как-то, слишком даже. Я вроде и смириться уже успела с той мыслью, что не вижу его рядом больше. Да и весь этот стокгольмский синдром отступил, наконец, оставив меня в покое. — Послушай, — голос дрогнул. Первый раз в жизни я слышу, как у него дрогнул голос. Он всегда показывал себя со стороны мужественного человека, который никогда и ни за что не будет сломлен. Но сейчас от прежнего демона не осталось и следа, только место мокрое. — Я не могу без тебя уже, — я задохнулась. Его слова полоснули ножом по живому, бьющемуся сердцу. Демон слегка усмехнулся от собственной беспомощности, а затем облокотился спиной на стену и медленно сполз по ней вниз, закрывая бледное, сливающееся со стеной, лицо руками. — Я, черт возьми, влюбился в человека до потери памяти, — слова какими-то обрывками выходили, а руки, которыми он всячески пытался прикрыть свое лицо, совершенно не давали мне нормально услышать, что именно сказал демон. И до последнего я хотела верить, что он просто на всего напился снова. Но он был трезв.***
— Ситри! — я радостно кинулась на шею демону, обвивая его руками, отчего локоны рассыпались по спине небрежно слишком даже. Ситри в ответ лишь отстранился от меня и глаза его заставили сердце вмиг остановиться. Ситри всегда был очень добр со мной, был самым близким мне человеком в аду. После него, конечно. Осенью он оставлял мне кружку горячего чая у себя на столе каждое утро, зная словно, что я обязательно приду его навестить, и камин всегда сразу затапливал, чтобы я греться могла, а летом и сам приходил ко мне с коробочкой мороженного. Но сейчас он выглядел подавленным, убитым даже. Он остановился в полуметре от меня, вонзая в глаза насталенный неломкий взгляд. — В чем дело? — голос дрожал, — С ним случилось что-то? Ситри лишь помотал головой, а затем вновь сократил расстояние между нами, крепко прижавшись ко мне всем телом. Он был для меня словно брат, который всегда защитит, в его объятьях всегда становилось тепло и легко. Всегда, но не сейчас. Сейчас эти объятья были грустными, болезненными, прощальными даже. Я почувствовала, как подрагивают его плечи, а руки сжимают меня все сильнее. Он всхлипывал, пытаясь подавить поток эмоций, но ничего не получалось вовсе. И на душе у меня вмиг пусто стало, словно кто-то выжег все изнутри. Я начинала осознавать, что именно сейчас происходит. — Они узнали о том, что он влюбился в человека, — он никак не мог остановить поток своих слез, отчего слова его было почти невозможно разобрать. — Кто? — Сатана и остальные три короля — Гаап, Белет и Асмодей. — И что будет теперь? — сердце замерло, ожидая словно самое худшее. — Они дали ему выбор, — демон, наконец выпуская меня из своих рук, слегка отстранился, поглядывая на меня жалостливо как-то. — Либо они убивают его, а ты отправляешься жить в свой мир в таком виде, в котором он был до сделки, — голос Ситри снова задрожал, а взгляд был слишком уж скорбным, словно он только что с похорон пришел. Или собирается кого-то похоронить. — А другой вариант? — к мозгу приливала кровь, отчего в ушах поднялся невыносимый металлический звон. — Либо он убивает тебя, — демон снова не выдержал, давая волю своим эмоциям и, буквально сполз по стене вниз. И именно в этот момент я поняла, какой вариант он выбрал. — Он убьет тебя тем самым кинжалом, которым сделку заключил, чтобы ты вернуться никак не смогла. В далеке послышались шаги, заставляя меня поднять взгляд с убивающегося горем Ситри. Наконец, из-за угла показались четверо демонов. Впереди — Сатана, статный мужчина, его сложно не узнать. Яростные глаза его словно дыру во мне выжигали, радуясь участи, которая ожидает меня совсем скоро. За ним — трое из четверых королей ада. Парень с малиновыми волосами и абсолютно белыми глазами тоже скалился в злорадной улыбке, готовясь словно бросится на меня в этот самый момент и растерзать к церберам. Точно так же выглядел и парень с длинными русыми волосами, спадающими почти до лопаток. Наверное, при первом взгляде я бы подумала даже, что они вовсе безобидные, но сейчас я вижу, насколько сильно они жаждут человеческой крови, насколько сильно хотят сделать больно. Самый высокий из них, парень с платиновыми волосами, переливающимися в свете дрожащих свеч, опустил свой взгляд в пол, не желая словно вообще здесь находиться. Когда же он, наконец, поднял глаза на меня, в его взгляде я увидела такую же острую, тягуче болезненную печаль, которую я увидела и в глазах Ситри. Он как-то обреченно вздохнул, а затем снова устремил свой взгляд в зеркальный пол шестого круга. А позади всех плелся он, четвертый король. Без какой-либо нотки сожаления о своем выборе, он гордо шагнул вперед, когда все они, наконец, достигли меня, и Ситри, который все так же сидел на полу, жалобно заскулил. — Идем, — голос его был теперь холоден, как никогда ранее. Он грубо схватил меня за руку, притянув к себе. И нет, не для прощального поцелуя, а для того, чтобы я не вырвалась ненароком и не убежала. Хотя, и бежать то некуда было, от них не спрячешься. Все демоны как-то хищно глянули на меня, обвиняя одним взглядом только во всех грехах смертных. Но вот взгляд того самого блондина был другим, абсолютно, к слову. В его глазах играло какое-то напряжение, союз восторга и испуга мешался в этих грустных синих глазах.***
Сердце выпрыгивало из груди, когда демон, сжимая мое запястье настолько сильно, что оставались синяки, поволок меня на плиту, возвышающуюся в самом центре адского конференц зала. Он не был грустным, не был испуганным ни на толику, лишь холодное безразличие читалось в его глазах. — Почему ты это делаешь, почему мы не можем просто сбежать? — к горлу подступал ком, не дающий нормально говорить. Я никогда не боялась отдать жизнь за любимого человека, это все таки благородный конец. Но сейчас, когда мне предстоит заглянуть в лицо смерти в свои шестнадцать лет, ноги нещадно так подкашивались. Демон ничего не ответил, а лишь бросил какой-то неоднозначный холодный взгляд, отпустив мою руку и толкнув меня на плиту. Ноги не выдержали, подкосились, и я буквально припала к ногам парня. Парня, который еще вчера шептал мне на ухо, что не бросит никогда, что не придаст. Клялся, что все хорошо будет. Но ничего уже не будет хорошо. В руках демона сверкнуло холодное лезвие того самого черно-золотого кинжала. Взгляды наши столкнулись и от этого словно посыпались искры. Сердце уже совсем почти не билось, да и безразлично стало вовсе. С этими самыми искрами словно все выбили из меня оставшееся. Последний раз я сейчас втягиваю в легкие обжигающий воздух, последний раз я почувствую что-то. И пускай, это "что-то" будет холодным кинжалом. К черту. Мгновение и демон замахивается, а ледяное лезвие беспощадно вонзается мне в живот, заставляя тело биться в агонии. Сердце начало бешено быстро стучать, стараясь словно вытолкнуть обратно этот нож, отмотать время назад и исправить все. Не впускать его в свою жизнь. Плевать на одноклассников, плевать на все вообще, что когда-либо происходило. Плевать. Я бы все отдала, чтобы сейчас не чувствовать этой боли, которая изнутри выжигала просто насквозь. Все вокруг смешалось воедино, и чей-то душераздирающий крик звучал так громко, что закладывало уши, а разум отключался. И только спустя несколько мгновений я поняла, что это мой собственный крик так беспомощно и бесполезно отражался от стен холодного зала, который я, наверное, запомню навсегда. Я никогда не думала, что умереть придется именно так, от рук любимого человека, и последним, что я почувствую, окажется бездушная черная железка, так прочно застрявшая у меня в животе. Голоса стихли. И сердце останавливало свой ход. И чья-то теплая рука аккуратно коснулась моей щеки перед тем, как последняя живая ниточка в душе моей оборвалась.***
Картинка перед глазами прояснилась. Тот же камин, тот же стол, тот же до жути виноватый Ситри, дырявящий меня взглядом в эту самую секунду. И я, только совсем другая уже. Я, которая наступила дважды на одни и те же грабли, которая была спасена от смерти и снова подписалась на нее, совершенно добровольно. От этого в сердце снова начало щемить, а слезы сами по себе лились из глаз, норовя затопить этот кабинет. Ситри подвинулся чуть ближе, заключая меня в свои объятья. И я почувствовала то тепло, которое ощущала ранее. Почувствовала снова, как бьется жилка на его шее , почувствовала его дыхание и запах его, осенний, корицы и имбиря, который успокаивал меня раньше. И я не могла не могла поверить, что все это действительно было, и было со мной. — Теперь помнишь? — едва находя в себе силы что-то сказать, Ситри все сильнее прижимал меня к своей груди, не желая даже поверить в то, что это не очередное видение, не очередной кошмар, в котором он снова видит меня, всю окровавленную, просящую помощи. Я аккуратно забираюсь рукой под футболку себе, чтобы нащупать тот шрам, где был нож. И шрам, конечно же, оказался на месте. Только вот всю свою сознательную жизнь я считала, что это шрам от аппендицита, но оказалось, видимо, совсем иначе. — Помню, — дышать становилось все сложнее с каждой секундой, слезы душили, сводя на шее свои грубые ладони. И ощущение было, словно в душу плюнули несколько раз, а потом еще и растоптали, размазали просто о холодный пол того конференц зала. Но какая-то часть помнила ту теплую руку, прикоснувшуюся ко мне за секунду до темноты. Белиал убил меня, а затем спас? Или это был вовсе не он... — Как ты выжила? — Ситри чуть отодвинулся, но все так же продолжал сидеть на полу. — Я не знаю, рука чья-то дотронулась перед тем, как все пропало, — демон смотрел на меня с опаской, боялся, видимо, что я пропаду опять. А меня все еще терзали мысли, как в глаза теперь Белиалу смотреть? И почему Асмодей не напомнил мне ничего при нашей первой встрече? И зачем вообще он пришел, если знал меня, черт возьми? — Видимо тот, кто спас тебя, и стер тебе память, — Ситри нашел в себе силы встать, помогая при этом и мне. — В тот самый вечер я стер память всем, кто когда-либо тебя видел, кроме себя. И судя по всему, тот, кто спас тебя, тоже не помнит ни капли. Ситри кончиками дрожащих пальцев провел мне по щеке, стирая мокрые дорожки от слез. Он был счастлив меня видеть и я его, кажется, тоже. Только вот все до сих пор никак не могло уложиться в моей голове. — То есть, Белиал тоже не помнит, что он меня...— голос оборвался и силы все словно в миг исчезли. Мой язык никак не поворачивался сказать слово "убил", особенно, когда оно было направленно по отношению ко мне. — Не помнит и не должен помнить, не помнит никто вообще, — Ситри отвел свой взгляд и снова уставился в выемку на столе. — Я сделал это против всех правил и если кто-то вспомнит хоть малейшую часть, в том зале теперь буду я. В дверях внезапно появился Белиал. — Ну, вы закончили свою психотерапию? Рассказал ей о том, что Асмодей вытворил? — Белиал совершенно точно ничего не услышал, и от этого с души словно камень свалился. Повинуясь каким-то инстинктам, которые остались у меня, видимо, с прошлой жизни, я прошла вглубь кабинета Ситри и увидела вторую дверь, которая вела к винтовой лестнице из черного мрамора. Сбоку, на стене, висела табличка с надписью "Пятый круг". Забавно даже как-то, совсем как в торговом центре, только вот вместо этажа — круг. Я знала, что Белиал не пойдет сейчас за мной, знала, что он останется говорить с Ситри о делах житейских, а я тем временем спокойно отсижусь где-нибудь, пока не найду в себе силы снова подойти к демону и попросить вернуть меня на тот несчастный пляж. И все же, как же иронично, что сначала он меня убил, а затем, как ни в чем не бывало, спас. Хотя, он ведь и не помнит ничего. Спустившись по лестнице, я оказалась на шестом круге. Зеркальные полы, картины на серых стенах. И холодящие воспоминания, накатывающие с каждой секундой все больше, раскачивая самообладание, подвешенное на ниточке, которая вот-вот оборвется совсем. Я смотрю в пол и понимаю, что именно здесь, в этом самом месте, я смотрела в глаза тому, кого, наверное, любила. А потом я заглянула в эти же глаза перед самой смертью, перед тем, как умереть от его же рук. И все. Ниточка обрывается. Слезы текут ручьями, а я, подобно Ситри в тот роковой день, сползаю по стене на пол, убитая. Морально только, к счастью. Перелившиеся через край раскаленной лавой эмоции не давали даже вдохнуть нормально, вздохи получались какими-то рваными, растерянными. И во всей этой буре эмоций я не успела даже понять, что в коридоре кто-то появился, стуча сейчас подошвами свой обуви об этот зловещий пол. Я подняла взгляд и с каким-то странным смазанным безразличием поняла, что приближается никто иной, как Асмодей. И прямо как в тот день, только вот глаза у него не синие сейчас, а бесцветные какие-то, блеклые абсолютно. И от одного только взгляда на него в голову снова потоком ударяют все эти чертовы воспоминания, которые буквально душу на куски растерзывают, подобно церберам этим проклятым. Он замечает меня, удивляясь по-детски как-то. Конечно, я ведь не могу просто так сама по себе в ад попасть. И почему-то мне абсолютно не хочется думать, что сказать ему сейчас, как выкрутиться, какое оправдание подобрать. Хочется просто уткнуться носом в его грудь, провести рукой по платиновым волосам, обвить руками его мужественные широкие плечи, которые закроют меня от всего этого давящего прошлого, вдохнуть полные легкие его чарующего мятного запаха, услышать его хриплый голос, от которого даже колени подкашиваются. Заглянуть снова в его глаза. Только не синие, прошу, не надо. Пускай он просто укроет меня, а то я ведь сломаюсь под натиском этого всего, оно ведь гложет меня уже всю изнутри, кидает из стороны в сторону, мучает. — Мэри? Ты как здесь оказалась? — каждое слово будто бальзамом на душу отдает внутри какой-то теплой вибрацией, сладкой абсолютно. И я сама встаю, подхожу к нему, задерживаясь буквально на секунду взглядом, замечая, что наливаются краской глаза, и повинуясь какому-то чувственному порыву, прижимаюсь всем телом, умоляя просто защитить меня от всего. От Белиала, от прошлого, от себя самой. Он медленно выдыхает, пытаясь словно понять, что я хочу сказать всеми вот этими действиями. Я не могу думать об этом при нем, ведь Асмодей так любит влезать в мои мысли, а знать он ничего не должен. И не узнает. Он ведь сам подписал договор о том, чтобы убить меня, но его я не виню. Он единственный не злорадствовал тем вечером. Рука демона мягко скользит у меня по спине, ощупывая тонкую ткань рубашки Белиала. Понимает, что рубашка не моя, не его. Догадывается, наверное, даже, кто обладатель этого предмета одежды. Но молчит, не злится даже, верит мне, наверное, что не предала бы я его. Но если бы не Ситри, я бы именно это все и сделала... На душе скребут кошки, откапывая, видимо, совесть мою, царапая, продирая до крови так, что начинает щипать невыносимо просто. И как-то совершенно незаметно Асмодеева рука оказывается у меня на щеке, обдавая жаром влажную и соленую от слез кожу. И я снова задыхаюсь от переполняющих меня чувств, от настолько знакомой мне руки, что выть хотелось. И мысль вспышкой яркой ударила в голову, отчего ноги в миг снова перестали меня держать. Теплая рука. Та же, что и в тот роковой день.