Маскарад

На крыше старого, полуразвалившегося дома, внутри которого расселись его хозяева, тщетно пытающиеся закрыть своими телами тлеющий огонёк маленького разведённого костра от крупных расщелин, через которые в помещение задувал холодный и сильный ветер, трепыхалась тоненькая синяя ленточка. Она развевалась над маленькой деревушкой, состоящей всего-навсего из пятнадцати домиков, подобно флагу, выделяясь на фоне чёрной грязи, серого неба и белого снега. Вьюга не замолкала уже третий день, и за это время ни один житель деревни, называемой «Северный край» за своё расположение относительно замка местного управленца, не решался выходить на улицу. Такая погода была привычной для этих земель, ведь местность практически открыта для ветра с севера, который глушился только в южном лесу, преодолевая свой путь через деревушку и близлежащие мёртвые поля, но не настигая других территорий, принадлежавших властителю. Последний в своё время сильно просчитался, решив, что здешние края имеют плодородную почву и приятный климат. Теперь же люди, прилагающиеся к владениям, переживали не самые лёгкие времена — и это ещё мягко сказано. Жуткий голод обрушился на все деревни в округе. Некоторые недовольные жители хотели было сбежать в другой край, но им не позволили, ибо властитель, затратив дополнительные деньги из своего кармана, расставил по всей своей земле патруль с единственным указом: «Никого не впускать и не выпускать». Это решение вызвало шквал негатива от простого люда, потонувшего в собственной крови. Керс Алкин Кривий, которого в народе «ласково» называли тираном, не желал отпускать своих подданных. Его северные земли и без того терпели крах от жуткой погоды, а конкретнее — от бурь и вьюг, и он не собирался ухудшать положение, отпуская от себя людей, хоть как-то заботящихся об остатках ещё дающих надежду участках. Он не думал, что убийство предателей является чем-то ужасным, ведь таким образом управитель показывал, что будет с каждым, кто попробует пренебречь его словом. Керс считал смерть лёгким наказанием, ибо некоторые особо недовольные личности сами просили убить их, дабы не мучиться. Тогда властитель забирал несчастных к себе в замок, где долго истязал, показывая, что кончина от голода и холода намного легче. «Боже мой, хоть бы господин завёл дружбу со своим соседом с юга», — поговаривали жители, в очередной раз наблюдая, как повозка вывозила из главного и единственного городка, находившегося в самом центре северного края, кучу трупов на окраину. Мёртвых никто не стремился присыпать землёй, чтобы те не испускали зловоние. Но такая практика обращения с умершими присутствовала не только у Керса, но и у других властителей, так что для падальщиков был настоящий пир. Люди не знали, сколько ещё смогут держаться в узде, видя, как соседи и родственники один за другим умирают. Возможно, когда-нибудь терпению придёт конец, и тогда уже не только чернь решит поднять бунт. Тоненькая синяя ленточка, затрепетав сильнее, слетела с просевшей крыши, поднимаясь почти в самое небо, туда, где клубом собирался воздух. В глуши, средь высоких, голых и черных деревьев, образовавших некое подобие круга, лежала маленькая хрупкая фигурка, затерявшаяся средь дряхлых пеньков, чьи крепкие стволы были обрублены ещё несколько зим назад. Поляна была не большой, а, скорее, очень узкой. Фигурку невозможно было бы заметить, если бы не выбившийся в порыве сильного ветра тёмно-бордовый капюшон, в который хаотично принялся забиваться снег. Ледяной воздух тронул чёрную макушку существа, развевая его недлинные кудрявые волосы. Минута, две, три, и дрожащая тонкая рука с бледной, потемневшей от холода кожей касается бордовой материи, пытаясь прикрыть ею голову. Пальцы не слушались, и капюшон, вырываемый снежным ветром, не желал укладываться. Только с третьей попытки получилось справиться с тканью. От резкого пробуждения фигурка завозилась на месте, ощутив жуткий холод, от которого хотелось поглубже закопаться в снег и за секунду очутиться в тёплом доме, сидя у камина. Несколько часов вьюга не утихала, и за это время человек, закутанный в довольно теплый плащ, успел заснуть, теряя счёт времени. Разбудила его гнетущая тишина. Ветер больше не выл, но и птиц не было слышно. Осторожно, боясь утонуть в сугробе, фигурка поднялась на ноги, скидывая большой капюшон плаща, сшитого явно на вырост. Мальчик, преодолевая желание позвать кого-нибудь на помощь, осмотрелся. Он оказался в лесу, в неизвестном ему ранее месте. Поблизости не наблюдалось ни души, и малыш почувствовал страх, ведь нигде не было слышно ни единого признака жизни. Паренёк перевёл взгляд на собственные руки, измазанные грязью и кровью. Ничего, вроде бы, не болело, хотя мальчик ощупал себя на наличие ран и понял, что это не его кровь. Он не знал, что чувствует по этому поводу, ведь в голове было пусто, а раненых или мёртвых людей поблизости не было. «Помогите?» — подумал, но не произнёс ребёнок, маленькими шажками ощупывая перед собой землю, попутно осматривая местность, соображая, куда идти. Вокруг лишь был белый снег и чёрные стволы деревьев. Проводя глазами по местности, мальчик взглядом зацепил нечто, лежавшее в пяти шагах неподалеку. На вершине сугроба покоилось нечто ярко-синего оттенка, отображающее собой ясное летнее небо. Подойдя к незнакомому предмету, ребёнок взял тоненькую ленточку. Покрутив её меж пальцев, мальчик, подняв взгляд на одну из сторон, от которой, казалось, шло непонятное тепло, будто физически ощущаемое маленьким тельцем, поплелся в неизвестном направлении. Он, переступая длинные и широкие полы плаща, медленно шагал по снегу. По пути малыш постоянно проваливался, порой утопая в сугробах по пояс, но сумел выбраться на небольшую возвышенность. Оказывается, всё это время он находился почти в лощине. К счастью, мальчик выбрал путь на подъём, а не на спуск. Поднимаясь по пригорку, ребёнок пытался вспомнить, что с ним произошло. Он помнил, как замерзал в снегу, сжавшись в комочек, засыпал и видел темноту, но не мог отследить в сознании то, как оказался в лесу, где родители и как его зовут. То, что у него есть семья, мальчик не сомневался. Он будто чувствовал это, ощущал, но ничего не помнил: ни имён, ни лиц, ни голосов. В голове пусто, но было стойкое ощущение, что кто-то вырвал все воспоминания с корнем, оставив после себя глубокие и незаживающие расщелины. Внезапно до слуха мальчика донёсся звук стука топоров о дерево, и он поспешил выбраться из леса к людям. Оказалось, он не так далеко зашёл и сумел довольно быстро добраться до маленькой деревушки, из которой слышались негромкие переговоры её жителей. Почти выйдя из леса, мальчик спрятался за стволом одного из деревьев, боязливо посматривая на кучку людей в потрёпанных грязных одеждах, собравшихся в центре небольшой деревушки. Ребёнок опасался выходить из укрытия, не зная, как на него отреагируют чужаки. Осматривая толпу, он не заметил ни одного знакомого лица. Вероятность, что именно здесь находились его родители, отпала сама собой. Слыша разговор чужаков, мальчик не понимал, на каком языке те общаются, и это сильнее его пугало. Решив не выдавать своего пребывания, ребёнок отступил назад, не отрывая взгляда от чужаков. Он уже хотел круто развернуться и побежать, но полы плаща закрутились, и малыш, охнув, упал, вовремя подставив руки, защищая лицо. Люди в кучке затихли, услышав непонятный шум, донесшийся из леса, и самый смелый житель, оказавшийся альфой в чёрных порванных лохмотьях, напоминающих половые тряпки навешенные на палку, пошёл проверить. В то время ребёнок, судорожно пытающийся распутать ноги от плотной ткани плаща, старался как можно быстрее спрятаться, дабы не раскрыть себя, но мужчина был быстрее. Спешно преодолев расстояниях до источника шума, альфа осторожно и тихо приблизился к юнцу, что теперь испугано жался, поняв, что его обнаружили. Ребёнок смотрел прямо в лицо взрослому, отмечая его маленькие морщинки на лбу, крупные черты и поражённый взгляд голубых глаз. Мужчина что-то спросил, но мальчик не понял, начиная потихоньку отползать от незнакомца. Тот, явно не удовлетворившись молчанием малыша, повторил вопрос более грозным голосом, и тогда тоненький голосок вновь заставил его удивиться: — Я не понимаю… Не знаю, что вы говорите. Извините, извините меня. Альфа был в тупике и он не скрывал этого. Ему понадобилась долгая минута, чтобы прийти в себя и схватить дрожащего мальчика за шиворот, дабы в следующую секунду потянуть за собой в деревню, где его уже ждали соседи. Ребёнок был настолько напуган, что не пытался бежать и отбиваться, а просто позволял грубо тянуть себя по холодной земле. Только когда мужчина кинул мальчика на середину двора, и вокруг него столпились люди, он попытался отползти и убежать, но его быстро вернули на место, получив короткий пинок сапогом в живот. Ребёнок перевёл взгляд в другую сторону и вздрогнул, заметив, что совсем неподалёку от него лежал одеревенелый старик, погибший сегодня ночью и привлекший к себе ранее всё внимание. Стало страшно. Жители смотрели на ребёнка, как на диковинную игрушку, и малыш только сильнее сжимался. Он слышал переговоры чужаков на незнакомом ему языке и пытался хотя бы отчасти понять, о чем конкретно они говорят. Мальчик боялся какой-нибудь расправы, поэтому ждал пинка или пощёчины с любой стороны. Но, как оказалось, бить его никто не собирался, и после долгого обсуждения скрюченный альфа с обезображенным какой-то сыпью лицом ткнул в него пальцем и крикнул кому-то в толпу. Тогда ребёнок и различил одно, явно недовольное лицо невысокого мужчины с проседью в русых волосах. Он презрительно осмотрел мальчика своими голубыми глазами и быстро кивнул, махнув малышу рукой. Последний, не поняв жеста, замер и встал только после того, как его пнули под зад. Ребёнок шустро подскочил на ноги, путаясь в широком плаще, и, вновь увидев жест мужчины, медленно засеменил за ним, опустив голову, но всё равно физически ощущая, как по его силуэту скользят заинтересованные взгляды.