Драконий цветок

      

Барт Джонс

             Солнце ещё даже не начало восход, когда он вышел из поместья и направился вверх по улице, крепко цепляясь за лямку рюкзака и плотнее кутаясь в чужую куртку. Она хранила запах мяты и горького шоколада, и он уже жалел, что взял её с собой.              «Это глупо», — произнес Флэш, паря рядом. Из ноздрей его вырывались струи пара, а взгляд был куда более осуждающим, чем хотелось бы. — «Вы не можете уйти так. Лен не заслуживает этого. Все они не заслуживают этого».               — Именно поэтому мы и уходим, — ответил Барт. Сердце в груди жалобно стонало, всё ещё помня тепло его тела.              «Они заботились о вас всё это время, а вы даже не попрощались!»               — В прошлый раз прощание разбило Элайзе сердце. Леонард не заслуживает этого.              «А, то есть быть брошенным…»               — Заткнись, Флэш, ради горгоны. Просто hold kjeft*. И без тебя тошно.              Он сел на первый попавшийся маггловский автобус до Лондона и, сунув сонному водителю фунт, устроился у окна в самом конце пустующего салона. Флэш забрался на спинку противоположного кресла и продолжил сверлить его взглядом. Но Барт не обращал на это никакого внимания. Глаза слипались, а голоса в голове напоминали бурлящий рой пчёл. Он чертыхнулся.               — Захлопнитесь вы там или нет?              Он открыл окно. Холодный ветер ударил в лицо, и Барт закрыл глаза. В голове мгновенно всплыло лицо Леонарда — чуть уставшее и несколько измученное, но яркие глаза были переполнены надеждой.              «Тебе необязательно уходить».              Барт вздохнул. Грудь стянуло с невероятной силой, и он практически чувствовал впивающиеся в рёбра острые шипы. Тряхнув головой, он достал из кармана полупустую пачку. Флэш недовольно вздохнул.               — Уймись, ящерица, — фыркнул Барт, зажигая сигарету щелчком пальцев, а затем затягиваясь — так глубоко, как только можно. Наблюдая за тем, как облако дыма растворяется над полем, он кивнул сам себе.              Они поступали правильно.              В Лондон автобус прибыл без пятнадцати четыре, и в этой пустоте цокот его каблуков отдавался едва ли не маршем. Он шёл прямо по улице, ловя на себе мягкие прикосновения солнца и то и дело убирая отросшие прядки за уши. Чёрт, он и забыл, насколько это неудобно.              «Вы думаете, Эвкалипт здесь?» — фыркнул дракон, бесцеремонно приземляясь на плечо, когда они остановились напротив кирпичного здания.              Вывеска «Чист и Лозоход лимитед» была жутко потрёпана, а статуи людей — выцветшими и проетыми молью. Барт прищурился, на мгновение входя в состояние молнии, а затем остановился на «женщине» с ресницами лишь на одном глазу и в старом нейлоновом фартучке некогда зелёного цвета.               — О, вовсе нет, — усмехнулся Барт, а затем дважды стукнул костяшкой по витрине. — Мне нужно к Льюису Снарту, мадам.              Флэш пискнул — не то возмущенно, не то пораженно, а в это время статуя женщины медленно, словно сквозь сон, поманила его.              Ничуть не задумываясь, он прошел сквозь стекло, мысленно ухмыляясь с того прогресса, что достигли волшебники. Он оказался в опустевшей комнате с двумя рядами лавочек у стен. Сон буквально нитями висел в воздухе, пронзая всё живое — начиная от портретов на стенах и заканчивая пухлой блондинкой за столом с табличкой «Справки». Барт фыркнул, а затем, бросив быстрый взгляд на указатель, подошел ближе.               — Здравствуйте, мэм, — сказал он самым почтенным голосом, на который только был способен. Волшебница сонно угукнула. — Мне нужно к Льюису Снарту. Это на второй этаж, я сам найду дорогу. Благодарю.               — А вы ему кто? — нисколько не стесняясь зевка, спросила женщина. Она подперла голову рукой и даже не подняла на него глаза. Барт фыркнул.               — Будущий зять.              Женщина на его заявление практически не отреагировала, записав всё на автомате, а затем махнула рукой в сторону двойной двери.               — Второй этаж, четвёртая дверь слева. Но вы сразу её найдёте, там должна быть охрана.              Барт кивнул, а затем, пожелав ей сладких снов, отправился прочь. Он прошел через двойную дверь, а затем быстрым шагом пересёк коридор, тускло освещённый хрустальными шарами, что плавали под потолком. Из палат доносился храп, визг и посапывание, но он практически не обращал на это внимания, следуя к цели. Флэш, по прежнему сидевший у него на плече, всем своим видом высказывал недовольство.              «Это очень плохая идея, Барт. Очень».               — Я просто поговорю с ним, — тихо произнёс Барт, поднимаясь по лестнице на второй этаж. — Расставлю точки над i. Всё будет неплохо.              Но женщина ошиблась. Охраны перед четвёртой дверью слева не было. Здесь были наложены сильные защитные чары, аура которых пронзала весь этаж. Но Барт не обратил на это внимание, пройдя прямо к двери.              Он на мгновение замер, опустив взгляд на табличку. «Заключенный. Опасно. Серьёзные повреждения непонятного животного происхождения». А ниже шла приписка от руки: «Дежурный целитель — Иоганн Розерберт. Целитель на замене — Реймонд Терилл».               — Посейдонова борода, какие люди, — усмехнулся Барт, а затем открыл дверь, спокойно проходя сквозь защитные чары. Флэш тяжко вздохнул.              Палата была одиночной с небольшим решётчатым окном и кроватью, стоявшей ровно по центру комнаты. Ещё тут была тумбочка с небольшим фикусом, и от его завядшего вида у Барта стало ещё тяжелее на душе.              Он закрыл за собой дверь, установив благодаря Маккейбу заглушающие чары. Льюис Снарт, скованный, лежал на кровати. Его глаза были перевязаны, но большая часть повязок, которые упоминала Сара, были убраны, и Барт кивнул. Это было просто отлично.              Он подошел к цветку, осторожно касаясь потускневших лепестков пальцами. Те, словно почувствовав, потянулись к нему, и Барт негромко рассмеялся, наполняя их жизненной энергией.               — Не слишком вам повезло с соседом, — негромко произнёс он, а затем бросил взгляд на Льюиса. Тот по-прежнему спал.              Барт вздохнул, а затем, вытянув руку, коснулся плеча мужчины. Тот дёрнулся, но не проснулся, и Барт закрыл глаза, полностью сосредотачиваясь на внутренней энергии.              Ему потребовалось семь минут, после чего он отстранился, с отвращением поджимая губы. Ухватив одиноко стоявший стул, Барт поставил его к изножью кровати и сел, сложив руки на спинке. Он посмотрел на Флэша.               — Разбудишь его, красненький?              Флэш недовольно вздохнул, заставив Барта вопрошающе изогнуть бровь, а затем, высунув раздвоенный язык, фыркнул. Что-то изменилось в воздухе, и Льюис глубоко вздохнул.              Сложно было понять, открыл ли он глаза. Какое-то время он лежал в неподвижности, а затем дёрнулся вперёд. Льюис осторожно начал двигать руками, сжимая и разжимая ладони, и Барт видел, как непонимание отражается на его изуродованном лице.               — Что за чёрт? — нахмурился он, и Барт фыркнул.               — Считай это прощальным подарком твоим детям, — громко произнёс Джонс, с удовольствием наблюдая за тем, как лицо Снарта-старшего меняется, становясь куда более испуганным. И чем дольше он вглядывался, тем больше осознавал, что ни Лиза, ни Лен не унаследовали его черт. — И будущему зятю. Это — меньшее, что я могу для них сделать.               — Кто ты такой? — нахмурился Льюис. — Ты не лекарь, и тем более…               — О, ты не помнишь меня? — театрально удивился Барт, и Флэш, сидевший на подоконнике, закатил глаза. — Какая досада. Я так надеялся, что мы сможем поговорить по душам, но… Быть может это поможет тебе вспомнить?              Барт резко поднялся и подошел к Льюису совсем близко, опалив дыханием его лицо. И затем, нагнувшись к самому уху, громким шёпотом произнёс:              — Barn kan ikke bli slatt, Lewis*.              Испуг сменился смертельным ужасом за доли секунды, и тот закричал, но звук отразился от стен, ударив по нему самому. Барт фыркнул, возвращаясь на стул.               — Ты вспомнил.               — Они не могли пустить тебя… — пробормотал он, и Барт фыркнул, вспоминая сонную волшебницу за столом. — Нет, они не могли пустить такое чудовище…               — Единственное чудовище здесь ты, Льюис, — холодно ответил Барт. — Хотя сейчас даже у морской крысы достоинства больше, чем у тебя. Ты жалок. И ты до смерти напуган. Это правильно. Тебе нужно меня бояться.               — Что ты такое? — прохрипел Льюис.               — Меня зовут Барт Джонс, — ответил он негромко. — Я пират. Мне почти две сотни лет.               — Ты сумасшедший.               — Вовсе нет. Всего лишь проклятый. Продолжай трепетать, мне нравится видеть ужас на твоём лице.               — Ты пришел… добить меня? — практически пищащим шёпотом спросил Льюис. Флэш усмехнулся.               — Добить? — переспросил Барт, театрально поднимая брови. — Добивают комаров, что случайно залетели в комнату. Или крыс. Хотя, учитывая, что я делю сознание с вегетарианцем-гуманистом, я не поддерживаю подобный подход, — Барт фыркнул, а затем нахмурился, мгновенно став серьёзным. — Нет. Смерть стала бы слишком лёгким наказанием за всё, что ты совершил. Но… хочешь, я поведаю, что тебя ждёт?              Льюис не ответил, но Барту это и не нужно было. Он поднялся, а затем начал медленно ходить по комнате, считая каждый шаг.               — Ты чувствуешь это, не так ли? Мой прощальный подарок, — он бросил быстрый взгляд на мужчину и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Я исцелил всё кроме глаз, потому что этот мир слишком прекрасен, чтобы такая сволочь как ты его видела. Знаешь, что это значит? Что ты абсолютно здоров и сегодня же отправишься в Азкабан.               — Нет…               — Да. И ты сгниёшь там — медленно, но верно. Как труп крысы, ты разложишься, оставив после себя лишь жалкую тень. И ты никогда, никогда не посмеешь кому-то навредить. В особенности — своим детям. Ты никогда больше не увидишь их, Льюис, потому что это чудо, что у такого биомусора как ты, получились такие замечательные дети. Но, к счастью, от тебя это не зависело. Ты был лишь… донором биоматериала. Потому что оба они — и Лен, и Лиза — совершенно замечательные. Ни один из нас за эти шесть сотен лет проклятья не встречал людей лучше, чем они. И, что самое невероятное… — Барт сделал паузу и грустно вздохнул, вспомнив сияющие надеждой глаза Лена. — Несмотря на то, сколько зла и боли ты причинил Лену… Он будет счастлив. Совсем скоро, он вновь встретит любовь всех своих жизней. И он будет с ним до самого конца, потому что Лен не может иначе. Потому что он любит Барри. Любит так, как ты и представить себе не можешь. Потому что даже для твоего разума — я уже не говорю о сердце — такая любовь губительна, уничтожающе губительна. И, вероятно, во всём виновато влияние Барри, но мне хочется верить, что где-то в глубине прогнившей души мельчайшая частичка тебя раскаивается за то, что ты сделал. Иначе она абсолютно ничего не стоит.              Льюис не ответил. Он пытался пробурчать какие-то извинения и благодарности, но Барт лишь махнул рукой, а затем щёлкнул пальцами. Флэш приземлился к нему на плечо, и они вышли из палаты.              Спускаясь по лестнице, оба молчали. Мир потихоньку стал оживать, и всё больше голосов — немного сонных — доносилось из палат. Выходя в холл, Барт заметил высокого парня в белом халате с поразительно сильно торчащими ушами. Он приподнял бровь, выискивая бейджик, но это и не нужно было.               — Ох, Рей, ты такой шутник! — воскликнула одна из медсестер, и Барт услышал, как Флэш фыркает, одаривая Тэрилла оценивающим взглядом.              Потом они вернулись в Лондон. На часах было шесть тринадцать. Мир начинал оживать.              

Бартоломью Флаувер

             Когда Флэш предложил позавтракать в его пекарне, он пришел в небывалый восторг. Руки потряхивало, и он был готов пищать, замечая впереди столь знакомое здание.              Оно ничуть не изменилось за столько лет. Разве что вывеска поменялась, да внутреннее оформление. Он ощутил счастье, заметив столько разных цветов на стенах, и чувствовал себя маленьким ребёнком, заказывая родные булочки с голубичной помадкой.              Официанты обходились с ним вежливо и дружелюбно, несколько раз сообщив, что мистер Вотер передавал ему привет. Он кивал, улыбаясь от уха до уха и с теплотой на душе вспоминая старого приятеля.               — Эх, Сэмюэль, Сэмюэль, — качал головой Бартоломью, едва сдерживая стон наслаждения от очередного кусочка пирога. — Какой же вы молодец, старый друг. Как же я горжусь вами. Не могу дождаться, когда сообщу вам об этом лично.              «Да, но для этого вам придётся найти Эвкалипт», — напомнил Флэш, высунув голову из рюкзака. По одному лишь блеску золотых глаз, он понял к чему клонит дракон.               — Несомненно. Но прежде стоит сделать ещё одно дело, — Флаувер поднял взгляд на часы и нахмурился. — Думаешь, они ищут нас?              «Где-то около получаса, я думаю. Уверен, Кара просто в ярости».               — Тогда нам стоит покинуть Лондон как можно быстрее, — он с грустью оглядел кафе.              Бартоломью отложил тарелки и поднялся, оставляя на чай около двадцати фунтов. Он замер у каминной полки и с нежностью провёл пальцами по почти выцветшей фотографии Сэмюэля и Марии Вотер.               — Не могу дождаться, когда увижу вас снова.              А затем ушел, не оборачиваясь. Закрывая дверь, он чувствовал странную лёгкость в груди. Всё происходило как нужно.              «И куда же вы хотите отправиться?» — учтиво уточняет Флэш, возникая рядом. Флаувер вздохнул.               — в Азкабан, — ответил он, искренне надеясь, что произнёс правильно. — Старик говорит, что хочет познакомится с зятем хотя бы перед второй смертью.              «Чудесно, просто чудесно», — пробормотал Флэш, а он вдохнул полной грудью, пытаясь запомнить ароматы здешнего Лондона.              

Бартоломью Маккейб

             В Азкабан они прибыли, когда стрелки наручных часов указывали двенадцать. Он невольно возвращался мыслями к поместью Снартов. Ищут ли его? Он с сожалением думал о Каре, Лене, Рипе, Циско и такой милой Лизе. И Лене. Мерлин, как он хотел вновь увидеть его. Быть может, действительно стоило попрощаться?              «Не стоило», — одёрнул он себя. — «Не стоило. Прощание разбило бы ему сердце, а так… Барри вернётся к нему совсем скоро. Стоит лишь подождать».              В Азкабане сыро и мрачно, удушающе мрачно, но он шел вперёд спокойно, чувствуя некую духовную связь с этим местом. Большую часть жизни он провёл, ощущая себя именно так. Немного странно осознавать, насколько ужасно это было.              Флэш с лёгкостью пронёс его мимо Дементоров прямо к камере, а затем — сквозь неё, так что он вскоре обнаружил себя, сидящим на стуле напротив койки.              Человек перед ним никак не был похож на того солнечного и добродушного парня, о котором так много говорила ему милая Лу. Генри Аллен выглядел замученным и уставшим, но он и не ожидал большего, учитывая, что тому пришлось перенести. Барти заметил фотографию и очки, лежащие на небольшом столике, и невольно улыбнулся, догадываясь, как она попала туда.               — Барри? — сонный голос пронзил тишину, и он резко повернул голову, сосредоточив взгляд на мужчине.              Тот поднимался медленно, щурясь и невольно напоминая крота. Барти узнал гусиные лапки в уголках глаз. Вот откуда, значит.               — Здравствуй, Генри, — спокойно произнёс он, а затем протянул зятю очки.              Генри надел их быстро, практически неаккуратно и с жадностью впился в их лицо, рассматривая с заинтересованностью и попыткой осознать, понять, что происходит.              Затем он цокнул.               — Ты не мой мальчик.               — Вовсе нет, — покачал головой Барти и усмехнулся. — Родительское сердце не обмануть, не так ли?               — Кто вы такой? — спросил Генри, опустив взгляд на добродушно улыбающегося Флэша.               — Бартоломью Маккейб, — представился он, протягивая руку для рукопожатия. Лицо Генри вытянулось. — Всегда хотел познакомиться с тобой, Генри.               — Так значит… — пробормотал Генри, переборов шок. — Значит, я не ошибся? Это действительно…               — Ты не ошибся, Генри, — кивнул он. — Ты очень умный мужчина. Моей дочери повезло с тобой.               — Нора, я… Я не смог защитить её… Простите, я не смог…               — Тише, Генри, тише. Над некоторыми вещами у нас нет власти и никогда не будет. Когда эмоции берут верх над разумом происходят либо ужасные, либо прекрасные вещи. Я говорю совсем как принц, — он усмехнулся. — Но ты достойный человек. И я уверен, что Нора тебя очень любила.               — Сколько вас? — спросил Генри. — Пятеро? Шестеро?               — Всего — семь. Но в данный момент нас только четверо.               — И Барри…               — Твой сын — герой, Генри Аллен. Наш мальчик смог сделать то, с чем не справились шестеро взрослых мужчин. Он по-настоящему уникальный ребёнок.               — Могу я поговорить с ним? С Барри?               — Скоро, — кивнул Барти. — Совсем скоро. Но не сейчас.               — Но ведь всё закончилось, да? Перерождения, проклятье…               — Всё закончилось. И совсем скоро Барри вернётся и проживёт долгую и счастливую жизнь. И стараниями мадам Лэнс, я надеюсь, ты будешь иметь возможность отвести его к алтарю. И Леонард и Барри будут невероятно рады этому.               — Они ведь вместе? Леонард ведь любит его, да? Моего мальчика.               — Дольше, чем кто-либо из ныне живущих. Разве что… — он опустил взгляд на Флэша и с нежностью провёл пальцами по хребту. — Этот молодой отец составит ему конкуренцию.              «Даже не начинай».              Бартоломью рассмеялся. Они одновременно поднялись, и он закинул рюкзак на плечо.               — Куда вы отправляетесь? — спросил Генри.               — В Норвегию. Стоит начать новую жизнь там, где закончилась первая, не так ли?               — Может быть, — пожал плечами Генри, а затем обнял его так крепко, насколько хватало сил тощим рукам. — Берегите его, ладно?               — Обещаем.              

Бартоломью Луарийский

             Норвегия показалась ему настолько незнакомой и чужой, что он практически разочаровался. Но затем Бартоломью разглядел в ней знакомое захватывающее чувство свободы. Пролетая над высокими кронами деревьев, касаясь холодной поверхности гор, он едва сдерживал радостный вопль. Как же хорошо дома!              Они приземлились на холме. Всё ещё покрытый зелёной травой он пах овцами и зеленью, от чего на губах появлялась улыбка. Бартоломью чувствовал обиду Флэша, но ничего не мог поделать с захватывающим его восторгом. До свободы осталось так мало.              Бартоломью медленно поднимался вверх, всем существом ощущая, как жизнь кипит в здешних краях. Он чувствовал её ауру и думал, как хорошо, что она не переехала. Он гадал, как она изменилась, но точно знал, что это должна быть именно она. Впервые за эти долгие годы им был предоставлен выбор. И сейчас, поднимаясь вверх по склону, он точно знал, что поступает правильно.              Её дом находился в отдалении от всех, скрытый за высоким холмом и деревьями, чьи кроны были подозрительно низко опущены. Он заметил её на крыльце — она о чём-то разговаривала с высоким мужчиной в очках, развешивая бельё на верёвке.              Вдруг тишину разорвал рык, и в небе показался дракон — ярко-зелёного, изумрудного оттенка, какого могли быть его глаза. Он сделал небольшой полукруг и приземлился прямо перед Бартоломью, вглядываясь. Глаза существа были насыщенно-оранжевые, словно тыква, и они смотрели насквозь, прожигая то, что осталось от его души. Бартоломью кивнул, делая поклон, а затем принял его от дракона.               — Здравствуй, Эмер, — произнёс Луарийский с почтением, осторожно проводя рукой по шипастой морде. Дракон кивнул, искоса глядя на Флэша, но тот и бровью не повёл, продолжая с гордым видом сидеть на плече.              Бартоломью перевёл взгляд на крыльцо. Женщина — постаревшая, но ничуть не потерявшая былой красоты и силы — смотрела прямо на него. Их взгляды встретились, и он улыбнулся. Он видел по её глазам, по блеску в этом сером грозовом небе — она узнала его.               — От всего сердца прошу прощения за вторжение, Табита. Но нам очень нужна твоя помощь, Эвкалипт.              

Барт Джонс

             Сегодня был его последний день на этой чёртовой земле.              Они ушли один за одним после того, как Табита согласилась помочь. Его сабля в её крепких руках казалась естественной, словно она была создана специально для неё. И она ничуть не колебалась, занося лезвие над головой.              Сначала ушел старик. Им нужно было проверить, как долго потребуется сил на восстановление, и что вообще произойдёт. Они отпустили его первым без колебаний — в конце концов, он заслужил. Но позже, глядя на разбитый на кусочки металлический медальон, Барт чувствовал какую-то затягивающую пустоту в груди. Слишком многое они прошли вдвоём.              Потом ушли Синнер и Джекман — не попрощавшись и не явившись на последний зов. Просто растворились, будто так оно и нужно было, оставив Барри сидеть на неудобном стуле в коматозном состоянии.              За ними отправился Флаувер. Прощание с ним стало едва ли не самым трогательным. Барт не до конца признавался себе в этом, но пекарь нравился ему больше остальных. С ним никогда не возникало проблем. Он был добр, спокоен, но в то же время — умён. Он был воином, но не похожим на него. Куда лучшим. И от того становилось особенно больно.              И вот теперь они остались вдвоём. Луарийский уйдёт завтра на закате, а сегодня уже через несколько часов должен был настать его черёд.              Барт был в баре. Ему хотелось напоследок отведать хорошего крепкого рома, чтобы окончательно убедиться, что старик был прав, и сигареты, закончившиеся два дня назад, были куда лучшим решением, чем это.              Кожу на руках покалывало, и он плотнее затянул бинты, надеясь, что скоро регенерация сделает своё дело. Это было сентиментально, но ему совсем не хотелось, чтобы у Барри остались такие жуткие шрамы. Достаточно тех, что сохранила его спина и копчик.              От размышлений Барта отвлекло мягкое касание. Он повернул голову и столкнулся взглядом с парнем.               — Здесь свободно?— тот улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов. — Не стоит столь красивому парню грустить одному в такой вечер.              Барт фыркнул, окидывая незнакомца оценивающим взглядом. Рыжие волосы, зелёные глаза, нос, покрытый веснушками. Он мог бы трахнуть его прямо здесь, зажав в кабинке туалета, и это было бы просто прекрасным окончанием дня, его жизни, но…              Он подумал о вафлях. О мягких, пышных вафлях. О десерте с зефиром, о тех запеканках, чае и теплоте. О ярко-голубых глазах с маленькими морщинками в уголках и сладостном чувстве защищённости, по которому он тосковал.              — Не думаю, что моему будущему мужу это понравится, — ответил он на норвежском, делая акцент на «муже», а затем усмехнулся, наблюдая за реакцией парня. — Удачи.              «Старик был прав», — подумал Барт, выходя прочь из душного бара. Солнце садилось, и начинал накрапывать дождь — он чувствовал, как влага течёт по лицу. — «Я действительно изменился. Но, быть может, это не так уж и плохо».              

Бартоломью Луарийский

             Пергамент шуршал под пальцами негромко, будто стесняясь. Бартоломью вздохнул, вновь перечитывая их письмо. Он был последним, и ему предстояло завершить его, и сейчас, когда точка была поставлена, он чувствовал, как последняя ниточка, связывающая их с Барри, медленно…              Нет, не разрывается. Ему совершенно не нравился этот выбор слова. Разрывается — что-то грубое, неприятное, оставляющее осадок из целого букета разных чувств. Нет. Их нить просто… растворялась. Он развязывал узелок, забирая её себе. Теперь всё было правильно.               — Передашь его? — спросил Бартоломью, поднимая взгляд на стоящего в дверях Стива. Тот кивнул.               — Конечно, Ваше Высочество. Всё, что угодно.               — Только не сразу. Когда он осознает. Это будет трудно, но… кому-то придётся рассказать ему об этом. И думаю, что ты как лекарь — лучшая кандидатура.               — Хорошо. Но это большая потеря.               — Не столь большая, как могла бы быть, — покачал головой Бартоломью.              Он отложил письмо на стол, а затем осторожно разгладил края свитера. Ему не было грустно, но отчего-то слёзы текли по щекам с невероятной силой.               — Поверить не могу, что этот кошмар заканчивается, — прошептал он. — Никаких перерождений. Никаких страданий. Только покой.               — Вы заслужили его, Ваше Высочество. Уверен, ваш жених уже ждёт вас.               — Конечно, — кивнул Бартоломью. — Мой милый Лучник… Как же сильно я жду встречи с ним.              Он вздохнул, а затем надел на себя свитер. Шерсть мягко коснулась кожи, и он улыбнулся, чувствуя знакомый аромат. Бартоломью забрался на кровать, и Флэш мягко вспорхнул рядом. Его глаза блестели.               — Ну вот и всё, малыш, — Луарийский улыбнулся так широко, что заболели щёки. — Закончилось наше путешествие. Признаюсь, мне будет очень не хватать твоей компании. Особенно твоих саркастичных комментариев.              «Издам сборник с лучшими шутками и отправлю прямо к вам», — усмехнулся дракон, и Бартоломью рассмеялся.               — Буду ждать.              Дракон кивнул, а затем прижался к нему, уткнувшись лицом куда-то в шею. Бартоломью вздохнул, а затем обнял дракона, с наслаждением проводя ладонями по тёплой чешуе.               — Позаботься о нём.              «Обещаю».              Они отстранились, и Луарийский улыбнулся, вновь проведя рукой по шипастой морде.              Затем он откинулся назад на подушки, чувствуя, как бешено колотится сердце. Дракон с лёгким кряхтением подобрался ближе, забираясь на соседнюю подушку.               — Ты будешь рядом, когда он очнётся?              «Не упущу возможности стукнуть его первым».              Бартоломью вновь рассмеялся. Он чувствовал нетерпение молнии. Она бурлила и кололась, готовая в любой момент наполнить тело. Он чувствовал её приятное тепло и гудение, отдававшееся в ушах. И он позволил ей наполнить себя.              Луарийский закрыл глаза. На мгновение ему показалось, что он состоит из чистой энергии, что прорывалась сквозь него, наполняя окружающий мир. Затем гудение вдруг сменилось тишиной, и он услышал его.              И всё вокруг залил белоснежный свет.       

***

             Он не знал, сколько пробыл в пустоте. Это было похоже на полёт в никуда — казалось, он распался на частички и летел вниз, прямо в молочно-белую пелену. А потом перед самым приземлением, когда чувств практически не осталось, они вдруг собрались воедино.              Он лежал на боку. Было холодно и тихо. И он лежал совершенно один, вслушиваясь в эту тишину.              Неизвестно, сколько прошло времени — минута, а может быть годы, тысячелетия, прежде чем одна единственная мысль сформировалась в сознании.              «Я существую», — подумал Барри и открыл глаза.              Сначала ему показалось, что он в тумане. Что эта белая субстанция — нечто среднее между облаками и туманом, наполненная отголосками каких-то фраз, — и есть пространство, окутывающее его. Но постепенно туман рассеялся, и Барри, наконец, узнал место, в котором находился.              Это был Чёрный замок.              Он сел. Что-то скрипнуло, разнеслось эхом по опустевшему помещению, и он опустил взгляд. Источником оказался его костюм, именно такой, каким он его запомнил — порванный, пропитанный кровью в нескольких местах, с прожжённой кожей и запахом горелой плоти, от которого начинало мутить.              Ему захотелось сменить эту одежду на что-то более приятное. Чистое и мягкое, чтобы хоть немного почувствовать себя защищённым и…              Защищённым.              Барри вскочил. Сейчас он понял, что ошибся. Это действительно был Чёрный замок, и прямо сейчас он находился в тронном зале, но…              Здесь было абсолютно пусто. Он не видел гроба, он не слышал доносящегося из окна бурления реки. Было тихо и безлюдно. Настолько, что по коже бежали мурашки.               — Хей? — позвал он, медленно проходясь по залу. Вместе с ощущениями появилась и боль, сдавливающая грудную клетку. Было трудно дышать, кожа в нескольких местах горела и чесалась, а от боли в спине он едва мог сохранять стоячее положение. Но он шел. — Здесь кто-нибудь есть?              Ответом ему служило эхо собственного голоса, разносящееся по пустынному замку. Барри почувствовал подкатывающий к горлу ком, а глаза защипало.               — Кто-нибудь слышит меня?!              Но никто не слышал. Барри шумно выдохнул. Боль застилала глаза, и ему едва хватило сил, чтобы сползти по стене вниз. Голова кружилась и болела, словно пронзаемая тысячью тончайших иголочек одновременно. И, прежде чем отключится, в сознании практически невидимой тенью появилась одна единственная мысль:              Кто такой Лен?       

***

             Когда он очнулся в следующий раз, боли уже не было. Он по-прежнему был в замке, и костюм всё также пах гарью и кровью, но теперь всё ощущалось по-другому. Барри медленно поднялся и огляделся, думая, что делать дальше. Больше всего ему хотелось избавиться от этой дурацкой кожи, и поэтому он решил сосредоточиться на поиске новой одежды.              Медленно, опираясь об стены, он направился прочь из тронного зала. На лестнице Барри заметил пятно крови, багровевшее на нижней ступеньке. Одного взгляда на него хватило, чтобы скривиться от боли, резко вспыхнувшей в левой брови. В голове всплыло мутное, едва разборчивое воспоминание, и всё тело наполнило дикое чувство обиды.              Игнорируя его, Барри поднялся наверх и прошел по коридору, минуя портреты и доспехи, гордо вздымавшие мечи.              Комната в самом конце показалась ему куда более надёжной, а потому он вошел именно туда, плотно запирая за собой дверь. Это была спальня — просторная спальня с огромной кроватью, столом, заваленным свитками и склянками, а также полками, забитыми старыми книгами.              Также там был камин, и Барри задержался возле него, нахмурившись. На дне камина, там, где обычно лежали дрова, были только потухшие угольки и пепел. Но среди грязи и темноты, он заметил обрывки чуть пожелтевшей бумаги.              Любопытство перебороло страх, и Барри всё же присел, запуская пальцы в пепел и ловко подхватывая одну из бумажек. Достав и отряхнув её, он развернул пергамент.              «Мой дорожайший Лучник» было выведено аккуратным, практически каллиграфическим почерком. Сердце упало, и Барри отбросил бумажку, резко вскакивая. Боль охватила его тело, задержавшись в груди, и потребовалось достаточно времени, чтобы она хотя бы притупилась.              Рядом с камином он обнаружил шкаф, и, к невероятной радости, там оказалась одежда. Но первая радость быстро растаяла, оставив после себя горчащий осадок. Одежда была старой и пыльной, а ещё — до ужаса неудобной. Барри с трудом удалось найти не самые дурацкие штаны и слишком свободную рубашку, открывавшую плечи. Но всё же это было куда лучше, чем носить пропитанную кровью кожу, а потому в конечном итоге он остался доволен.              Стянуть с себя костюм оказалось задачей не из лёгких. Ему пришлось буквально отдирать костюм от себя, так что в итоге во многих местах кожа была испачкана и ободрана, остро нуждаясь в промывании.              Ближайшим и, вероятно, единственным источником воды, который он обнаружил, был небольшой пруд, видневшийся из окна на заднем дворе. Подумав, что стесняться некого, Барри направился туда в одних трусах, прихватив чистую одежду с собой.              Босые ноги шлёпали по полу до того звонко, что становилось как-то неуютно. Стены пустующего замка давили на него, и ему хотелось поскорее выбраться отсюда.              На улице Барри практически сразу пожалел о решении остаться без одежды. Здесь было холодно и влажно, и это ощущение — довольно мерзкое, стоит заметить, — так и липло к телу, норовя прокрасться в самую душу. Поэтому он побежал к пруду, желая быстрее освободиться от этого ощущения.              У пруда пахло травой, а ещё звучал щебет, и чуть шуршали кроны деревьев. Барри поднял голову, надеясь увидеть хоть одну птицу, но безрезультатно. Здесь не было ни одного живого существа.              Он сел на каменный бортик бассейна и перебросил туда ноги. Вода в пруду была холодной и илистой, и Барри поморщился, чувствуя, как кожа идёт мурашками.              Он оттирал пятна медленно, осторожно, боясь навредить и без того повреждённой коже. Ему приходилось заставлять себя не думать о том, насколько негигиенично промывать такой водой ранки. В любом случае, выбора у него особо не было.              Под одним из запёкшихся пятен крови и гари оказалась не ранка, а рисунок, татуировка, обнаружив которую Барри пришел в замешательство. Рисунок был выполнен нежными пастельными чернилами.              Две ладони — детская и женская — касались мха, растущего на коре дерева. А над и под ними от руки были выведены две надписи. Извернувшись, он смог прочитать их.              «Bryopsida» гласила первая из них. «Материнская любовь» значила вторая.              Барри охнул, убирая руку. Образ женщины — мягкой и светлой с копной медно-рыжих волос — возник в голове, наполнив сердце теплом. А затем подул ветер, и Барри почувствовал чьё-то присутствие.              Он поднял голову, повернув её навстречу ветру, и увидел её. Она появилась со стороны леса. В простом коричневом платье и босая, но с цветочной тиарой на чуть спутанных золотистых волосах, она не шла к нему — практически парила, и на уставшем лице была улыбка. К собственному удивлению, Барри узнал её.               — Фрея, — произнёс он, когда женщина оказалась совсем близко. Та кивнула.               — Мой милый мальчик, — со слезами на глазах произнесла она, а затем обняла его так крепко, что он почувствовал, как трещат рёбра.              Её объятья были практически удушающими и холодными, пропитанными запахами старых сушёных цветов и древности пылившихся на полках книги. И когда она отстранилась, проведя по его щеке холодной сухой ладонью, Барри почувствовал себя неуютно.               — Наконец-то ты дома, милый, — с нежностью проговорила она, и Барри тут же покачал головой.               — Это не дом, — почему-то он до ужаса был уверен в этих словах. Дом был не здесь. Дом был там, где пахло шоколадом и мятой, было тепло и так спокойно, где ничто не могло ему навредить. При мысли о доме в голове всплывало единственное слово — Лен, кем бы или чем бы он ни был. Но он точно не здесь. — Я не понимаю… Что это за место? Зачем я здесь?               — Это небольшие последствия, милый, — с нежной улыбкой ответила Фрея и взяла его за руку. — Присядем?              Она отвела Барри к ближайшей скамейке, и он сел, стараясь держать хоть малейшую дистанцию. Не то чтобы Фрея пугала его, но что-то здесь определённо было не так.               — Я должна тебе кое-что рассказать, милый, — негромко произнесла она. Фрея заглянула ему в лицо, и Барри увидел печаль и сожаление, отразившиеся в её пустых глазах. — О перерождениях и проклятье. Постарайся выслушать и понять меня, хорошо? — Барри осторожно кивнул, и Фрея глубоко вздохнула, крепко сжимая его руку. — После смерти твоего отца я… Мне было очень тяжело. Я любила Роланда, и его потеря разбила меня. Но ещё больше меня пугала мысль о том, что я могу потерять вас. Мы жили в страшное время, Барти, чудовищно страшное. На таких как мы была объявлена охота, волшебников убивали десятками. И когда я увидела, какими могущественными вы становитесь, сливаясь, я поняла, что нас могут раскрыть в любой момент. Вы были упрямы и совершенно не хотели слушать меня, и тогда… Тогда мне в голову пришла идея, — она вздохнула, шмыгнув носом. Несколько слезинок упало с её лица на гравий, и оттуда тут же проросли цветы. — Подстроить всё было легко. У меня были амулеты, моя мать научила меня многим чарам, дарованным Локи. Я надеялась, что это отрезвит вас. Что вы прозреете, потому что… Вы были детьми. Не ведали страха и любви, настоящей любви. По крайней мере, мне так казалось. Я хотела снять чары в день вашей коронации. Но в ту ночь я узнала про вас с Леонардом. Я увидела, как сильно ты его любишь, и как сильно я ошибалась. Когда ты сбежал, все мы помчались следом, и я так боялась не успеть… Когда я нашла Леонарда на том поле, в окружении твоих цветов и с твоим телом на руках… Я поняла, какую ошибку совершила. Проклятье обрело силу. И теперь его было не остановить, — она вздохнула. — Хантер умер через несколько месяцев в войне с Магнусом. Эобард не протянул без него и нескольких лет. Я снова заняла престол, а затем, когда малыш Халтор вырос, я ушла в лес на ту поляну. Я существовала там в полном одиночестве долгие годы, уничтожая каждого, кто пытался нарушить мой покой. Это было местом моей личной скорби, местом, служившим напоминанием об ошибке, чудовищной ошибке. И лишь одному гостю я позволяла находить его, — она усмехнулась. — Он приходил ко мне трижды. В первый раз — вскоре после моего ухода. Он не был стар, но умирал, умирал от горя, что разбило его на мельчайшие кусочки. Во второй раз он нашел меня случайно. Он ещё не знал о тебе, он был богат, и его семья остановилась неподалёку. Ему было около десяти, и он заблудился. Совсем ребёнок. В последний раз он пришел ко мне намеренно. За цветком для тебя. И тогда я поняла, что конец близок, — она подняла глаза на него. — Я видела вас там, на поле. Видела, как вы сражались друг за друга. И когда ты обменял себя на него… В конечном итоге я, больше всего желавшая тебе счастья, стала той, кто лишил тебя его.              Повисла тишина. Фрея плакала, и из слёз её прорастали цветы. Барри же чувствовал себя скорее неловко, но видимо это было некой шоковой реакцией на услышанное. Он не до конца знал, как реагировать на то, что все эти шестьсот лет проклятья были ошибкой одной обеспокоенной матери.              Наконец, он вздохнул.               — Это уже неважно сейчас. Несомненно, это ужасно, но… Всё закончилось. Мы вынесли уроки.               — Это уж точно, — горько усмехнулась Фрея, а затем вдруг улыбнулась. — Но одно осталось неизменным. Твоё большое и переполненное добротой сердце.               — Может быть, — с улыбкой согласился Барри. Ему стало легче от того, что женщина перестала плакать. — Но теперь мне надо обратно. К… Лену.              Теперь он понимал значение этого слова. И оттого оно становилось лишь важней.              Но Фрея вдруг помрачнела и покачала головой, отчего сердце Барри сжалось.               — Это невозможно.               — Конечно же возможно. Я обещал ему.               — А ты знаешь, кто он такой? — приподняла бровь Фрея, и он замер, застигнутый врасплох. — Конечно нет. Ты не помнишь его. Как и всех остальных.               — Я помню его.               — Ложь. Барти, — Фрея вздохнула, выглядя глубоко сожалеющей. — Это невозможно. Он больше не часть перерождений, ты освободил его.               — Но я должен, Фрея. Я обещал ему.               — Я понимаю, милый, правда понимаю. Но мы не в том месте, которое можно покинуть просто так. Ты уйдёшь отсюда, только если тебя заберёт кто-то извне. А это невозможно. Проход запечатан, связи нет. Мне очень жаль, милый. Но вряд ли ты когда-нибудь увидишь Вереск снова.              К горлу Барри подкатил ком. Слёзы солёными дорожками побежали по щекам и упали на гравий. Ему было так больно, что хотелось закричать.              Он не помнил Лена. Действительно не помнил. Лишь смутный образ, ощущение, запах горького шоколада и мяты и взгляд ярко-голубых глаз. Но этого было достаточно, чтобы от тоски в сердце хотелось выть.               — Я обещал ему, — прохрипел Барри, поднимаясь. Странная решительность, держащаяся на одном упрямстве и тоске, овладела им. На лице Фреи вновь отразилось сочувствие, от которого хотелось закричать. — Я обещал ему.               — Барти… — начала было Фрея, но он не стал слушать, убежав оттуда как можно дальше.       

***

             Барри вернулся в замок. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем туда стали возвращаться другие. Прислуга, охрана, Гидеон, Ингрид. Они населяли замок постепенно, и с каждым вновь прибывшим Барри чувствовал, как это место начинает его душить, отдаляя от искомой цели. Ему нужен был Лен. Любой ценой.              Он сосредоточился на поисках. Лен был его Человеком по словам Фреи. И чтобы это не значило, он перерождался вместе с ним.              Единственной зацепкой о нём стал тот обрывок бумаги, найденный в камине. Но сколько бы он не спрашивал местных о «Лучнике», ответ был всегда один — недоумённое пожатие плечами.              Лишь Гидеон оказалась хоть немного полезной. Она отвела его к тайному проходу и, вручив факел, сказала идти прямо, не меняя маршрута. И Барри, которого отчаянье всё ближе подводило к краю скалы, пошёл.              Ему было абсолютно не страшно. Он сомневался, что может умереть после смерти, хоть и до сих пор понятия не имел, что это за измерение. Но здесь он ни разу не получал физических повреждений. Только моральные, но этого было достаточно.              В конце концов, коридор вывел его к пещере с низким потолком и тусклым-тусклым светом, едва пробиравшимся сквозь закрытый зеленью вход. Здесь было тепло и сухо, а ещё даже как-то по-своему уютно, но Барри не до конца понимал, как это могло помочь.              Он огляделся. Мебели здесь не было — только шкуры плотным слоем лежали на полу, и был выделен специальный круг под костёр. Но, приглядевшись, Барри заметил что-то красное в самом дальнем углу. На мгновение ему показалось, словно оно излучает тёплый золотой свет, но стоило ему потянуться туда, как совсем рядом со входом что-то засвистело.              Барри вздрогнул всем телом и с ужасом взглянул на приближающуюся ко входу тень. Из оружия у него был только факел, но он сильно сомневался, что сможет навредить им, если до этого дойдёт. И даже если сможет, то каков факт, что не поранится сам в процессе?              — Scarlet, ты вернулся! — невысокий голос раздался совсем рядом, а затем зелень отодвинулась, и в пещере появился человек.              При виде него сердце Барри забилось чаще. Это был мужчина лет тридцати в тёмно-зелёных одеждах. В руках он держал лук, а за спиной был колчан со стрелами. Его волосы были коротко подстрижены, кожа обветрена, но глаза, ярко-голубые глаза будто сияли в темноте.               — Лучник, — мгновенно понял Барри. Он жадно впился взглядом в мужчину, пытаясь укоренить в памяти каждую его черточку. Мужчина улыбнулся.               — Конечно. Или ты ожидал увидеть кого-то другого, Scarlet? — в высказывании мужчины так и слышался сарказм, но глаза его горели добротой и любовью, от которой у Барри защемило сердце.               — Я не… Мне нужно идти.               — Погоди! Нет, не уходи!               — Я не твой Бартоломью, — покачал головой Барри, а затем метнулся к плащу.              Как только ладони его коснулись поверхности ткани, живот скрутило, и он почувствовал, как сквозь голову проходит свет…              А в следующую секунду Барри сильно ударился задницей, а после упал назад, смачно падая на пол под аккомпанемент скрипа… шкафа?              Да, это действительно оказался переполненный одеждой шкаф, от которого он в спешке отполз, боясь быть придавленным. Барри тяжело дышал, пытаясь оправиться от такого приземления. Рука его по-прежнему сжимала края плаща, и он отбросил его в сторону, оглядываясь.              Это была спальня, очевидно находящаяся в замке. Барри мгновенно узнал интерьер, и на секунду испугался, что это может быть Чёрный замок, но ошибся. Это было другое место. Совершенно другое, куда менее давящее. Но ему всё равно захотелось убраться отсюда как можно скорее.              Барри вскочил и огляделся. Теперь он знал, что искать, и догадывался, как это работает. А значит, надежда на то, что он вернётся к Лену, окрепла в сердце.              Светящимся золотым предметом оказался дневник в кожаной обложке, что лежал на тумбочке рядом с кроватью. Не задумываясь он бросился туда, касаясь обложки пальцами. Ему хотелось сбежать прочь как можно скорее.       

***

             Так начались его прыжки по измерениям. Поначалу трудно было сказать, отличаются ли локации, как он стал их называть, друг от друга и не являются ли единым целым. Но вскоре Барри заметил, что некоторые из них будто плотнее других. В доме в Лондоне всё было заполнено мелкими деталями: статуэтками, пятнами, картинами, — в то время как в Чёрном замке мир был размыт. Он невольно подумал о вековых кольцах, их толщине, и всё встало на свои места.              Всего колец было пять, как вычислил он. Ещё два представляли собой всепоглощающую пустоту, попав в которую однажды, Барри почувствовал себя ближе к смерти, чем когда-либо.              Локации менялись. Он старался не задерживаться где-либо особенно долго, но больше всего ему полюбилось кафе с ярким светом и ароматом булочек. Там всегда находился невысокий пухлый мужчина с добродушным лицом и шоколадными глазами, от которого так и веяло теплом. С ним Барри не то что чувствовал себя в безопасности, но было некое ощущение спокойствия, от которого становилось легче.              Он продолжал искать Лена. Ещё несколько раз он наткнулся на его прошлые перерождения, но это не дало никаких ответов. Информации всё ещё было ничтожно мало, но Барри старался не терять надежды.               — Ваша уверенность в том, что мистер Лен вообще существует меня несколько поражает, — уточнил однажды Сэмюэль, наливая ему очередную порцию ромашкового чая. Только здесь он был способен ощутить вкус, но не чувство голода. Хотя такая мелочь Барри не останавливала. Ромашковый чай давал ему иллюзию жизни, ненадолго позволяя забыть о том, где он находится. — Не поймите меня неправильно, Барри, но… Вы всего лишь отпечаток. Вас едва видно, на самом деле.               — Что это значит?               — Я не до конца разбираюсь во всём этом, будем честны. Но что-то мне подсказывает, что это связано с вашей амнезией. Что все ваши воспоминания находятся в другом месте. Но точно не здесь. Я вообще поражён вашим нахождением здесь, сэр, потому что до этого я видел лишь целостные сознания… А вы всего лишь тень. И вы не можете помнить таких вещей, понимаете?               — Но я помню, — упрямо проговорил Барри, борясь с комом в горле. — Я помню его, Сэмюэль.               — А вы так уверены?               — Я…              Барри вздохнул. Сложно было объяснить, что он чувствовал. Слова Сэмюэля были отчасти правдивы. Порой, засыпая и вновь просыпаясь в этом месте, Барри не мог вспомнить, как выглядел Лен, даже если видел его накануне. Порой оставался лишь запах, и в такие дни отчаянье особенно глубоко вгрызалось в сердце. Но Барри не переставал верить.               — Я верю, что он был, — негромко произнёс он, поднимая глаза на мужчину. — И что он много значил для меня. Что я обещал ему что-то.               — Но вы не помните его, сэр, не так ли?               — Я не знаю, — прошептал Барри. — Я не знаю.       

***

             Пятую локацию он обнаружил совершенно случайно. Вновь засыпая, он пожелал оказаться дома. Эта мысль промелькнула в голове в самый последний миг, и он так отчаянно хотел, чтоб это произошло…              Что проснулся уже в другом месте. Это была комната, оформленная в тёмно-синих тонах. Барри спал на большой кровати, закутавшись в тёплое, пуховое одеяло. В комнате было прохладно, пахло мятой и чистотой. Вылезая из постели он почувствовал, как по коже бегут мурашки.              На нём была другая одежда, заметил он, выходя из комнаты. Свободные домашние штаны, футболка и светло-голубой свитер крупной вязки, от которого пахло горьким шоколадом и мятой. От запаха скрутило живот, а сердце забилось чаще. Барри вышел на лестницу, слыша, как с кухни доносится звон посуды. Безумная мысль пронзила голову, и он понёсся вниз, прыгая через две, а то и три ступеньки.              Неужели сработало?              Из кухни доносились запахи вафель и солёной карамели, а ещё он заметил высокую фигуру, суетящуюся возле плиты. Барри остолбенел.               — Лен? — окликнул он мужчину, до последнего не веря в своё счастье.              Мужчина обернулся. Одного взгляда хватило, чтобы Барри понял — он не ошибся. Это действительно его Лен.              — Scarlet, я не променяю кофе на сок из листьев, который ты так страстно любишь.               — Ленни, — улыбнулся Барри, чувствуя, как слёзы струятся по лицу.              Он бросился вперёд намереваясь обнять его так крепко, как только можно. Почувствовать родное тепло, ощутить запах шоколада и мяты, увидеть, как ярко-голубые глаза блестят из-под стёкол очков…              Но стоило ему лишь коснуться ладони Лена, как тот растаял, оставив после себя эхо чуть хриплого смеха.              Барри шарахнулся назад. С расширенными от ужаса глазами он смотрел на место, где всего мгновение назад был Лен. Надежды его разбивались на тысячи кусочков, сменяясь осознанием.              Лена здесь никогда не было.              Из груди Барри вырвался хрип. Он схватился за живот, а затем медленно согнулся, оседая на пол. Он даже не пытался сдержать хрипы, всхлипы и скулёж, что рвались из него наперегонки, заставляя горло разрываться от боли, но…              Ему было плевать. Он не выбрался. Он всё ещё был здесь.       

***

             Барри остался в локации и провёл здесь неисчислимое количество часов. Нельзя было отличить один от другого, но почему-то Барри стал замечать, что некоторые из них тянулись бесконечно медленно, а другие — пролетали за одно мгновение.              Он до конца не знал, почему задерживается именно здесь. Это место было другим. Плотным и, в то же время, пустым, будто бутылка, всю жидкость из которой вылили в реку. И теперь Барри сидел на самом её дне, даже не пытаясь выбраться.              В тайне он думал, что это место станет ключом. Что именно этот Лен приведёт сюда другого, настоящего. Что именно благодаря ему он вернётся.              Очень скоро Барри понял, что этот Лен был таким же отпечатком, как и он. Только ещё бледнее. Он не имел разума, он никак не взаимодействовал с окружающей локацией. Словно запертый во временной петле он повторял одну и ту же фразу, а затем исчезал, и вновь появлялся с этой фразой. Он не существовал. Он просто… был.               — Ты такой красивый, — прошептал Барри, наблюдая за тем, как Лен улыбается, смотря в пустоту.              Сам он подходить не хотел — слишком легко было попасться на крючок, что отправит тебя ещё дальше дна. Он сидел на столешнице, обхватив колени руками и мысленно повторяя каждую фразу Лена. Он смотрел на него, точно зная, что и как он сделает, какую эмоцию покажет. Порой ему казалось, что он может считывать его, но это было не так.               — Такой красивый, — прошептал он вновь. Лен в ответ на это рассмеялся, а затем померк и растворился, и его смех тёплым облаком коснулся лица Барри, чуть подсушивая выступившие слёзы.              Аллен вздохнул. Лен должен был появиться ровно через сорок две секунды, но почему-то сейчас Барри было абсолютно плевать на это.              Он соскочил со столешницы, едва не врезаясь в дверной косяк, а затем, чуть пошатываясь, прошел в гостиную. Взгляд упал на книжку, что лежала на журнальном столике, но от одной лишь мысли о чтении стало тошно. Барри чувствовал, что дом, несмотря на всю свою теплоту, начинал давить на него. И сейчас как никогда остро он чувствовал желание сбежать прочь.              Барри вышел в коридор. Ему показалось это хорошей идеей. Стоило изучить локацию получше. Да, это была определённо…              Он схватился за куртку, а в следующую секунду обнаружил себя в спальне. Совершенно другой, маленькой спальне с плотно задёрнутыми шторами и работающим телевизором, на экране которого два мужчины и женщина танцевали под дождём. Кожа невольно покрылась мурашками. Вот и переместился.              Барри нахмурился. Он не совсем помнил это место — ощущения, сохранившиеся от него были замылены и холодны. А от того становилось ещё страшнее. Он отбросил куртку в сторону, а затем, немного подумав, выключил телевизор.              В повисшей тишине Барри услышал негромкий треск, а затем шелест, с которым пыль оседала на мебели. И хоть в воздухе витал теплый запах вафель, доносящийся из кухни, это место было до того холодным, что по спине побежали мурашки.              Медленным шагом он покинул комнату, проходя из неё в коридор, а затем — на кухню. Здесь было куда теплее, и запах вафель и кофе проникал глубоко внутрь, первым снегом оседая где-то внутри. Барри заметил источник запаха на барной стойке — вафли были совсем свежими, и масло вперемешку с карамельным соусом таяло, медленно стекая вниз. Они выглядели до того аппетитными, что Барри практически почувствовал появившиеся во рту слюнки.               — Не стоит оправдывать свою жестокость защитой меня.              Звонкий голос, раздавшийся столь внезапно, был сравним с пощёчиной, и Барри шарахнулся назад, чувствуя себя беспомощным оленёнком, загнанным в ловушку.              Конечно, он был здесь. Стоял рядом с барной стойкой, сжимая письмо в руках. Его лицо было бледным, черты будто обострились, а взгляд ярко-голубых глаз был холоден… Даже не как лёд. Как километры, гектары ледников с острыми концами, вгрызавшимися в землю.               — Мне казалось, что я делал это, — ответил Лен, уходя от стойки. — И, вероятно, я всё ещё. Но, думаю, с «нами» надо повременить. Я просто не могу. Я видел, что ты сделал с моим отцом. И, не зная, что это ты, я… и все мы думали, что каким монстром надо быть, чтобы сделать такое.              Барри замер, чувствуя, как-то, что осталось от его сердца, кусочек за куском пожирает лёд. Ему стало тяжело дышать, трудно существовать, потому что…              Он вспомнил.              Темнота лавиной обрушились на него, погружая под своим неподъёмным весом. Каждый вздох давался с трудом — казалось, крохотные частицы стекла проникают внутрь, царапая, уничтожая горло. Лишь бы не дать ему закричать. Лишь бы не позволить ей покинуть его тело. Она хотела остаться. Он чувствовал, она хотела остаться, поселиться в его теле навечно и гнить, гнить там, разъедая его по кусочку.              И Барри почти позволил ей, пока вдруг не увидел его. Нарцисс, с чуть окровавленным стеблем, что лежал у него в руке. И вместе с ним, с этим чуть островатым запахом, его окутали воспоминания и голос, словно бисером расшитый надеждой.               — Я знаю, что между нами всё сложно, — шептал голос из самых глубин цветка, и белоснежные капельки стали появляться на темноте. — Но только если ты позволишь… Мы могли бы начать всё сначала. Пожалуйста. Мы найдём другой способ. Вместе. Просто дай мне шанс.               — Ленни, — прохрипел Барри, а затем почувствовал, как тьма душит его, впиваясь тонкими линиями в шею.              И тогда он закричал. Громко и отчаянно, взмахивая руками так, будто пытаясь избавиться от пауков, что сыпались откуда-то сверху.               — Отпусти меня! — вопил он, проходя сквозь образ.              С его руки соскочило нечто чёрное, а затем воплотилось булькающим пятном на полу. Секунду, казалось, оно застыло, поражённое столь резкой сменой обстановки, а затем Барри почувствовал чужой гнев, волнами поднимавшийся со дна.              Он побежал. Тьма бросилась за ним, и он, казалось, чувствовал её дыхание у себя на шее. Барри кричал, отчаянно сжимая Нарцисс в руке, так боясь потерять его, но…              Он не успел. Он споткнулся, а затем с силой ударился об косяк, с воем падая на пол. На мгновение физическая боль вернулась, ослепив его, заставив замереть в ужасе. А в следующую секунду он почувствовал холод, пробирающий до костей, и запах гнили, что проникал глубоко внутрь. Он попытался вновь закричать, но стоило ему только открыть рот, как она проникла в него, заполняя полностью до последней молекулы. И он провалился в неё.       

***

             Барри выбросило на берег моря, когда она окончательно насытилась им. Была ночь, но даже несмотря на это песок сохранил тепло, напитанное за день. Барри лежал на нём, чувствуя, как лунный свет проходит сквозь тело, и ощущая лишь одно.              Безразличие.              Он медленно поднялся. Кроме этого не было больше ничего — ни беспокойства, ни усталости. Ему было плевать, что с ним случится. Хотя, не то чтобы многое могло.              Барри поднялся на набережную, а затем прошёл вперёд к чёрному кораблю, который всегда стоял там. Игнорируя вскакивающих сонных чаек, он поднялся на борт и прошел в кабинет.              Элайза ждала его там. Заметив, как он вошел, она подняла голову, и Барри увидел удивление, мелькнувшее на её лице.               — Ты стал прозрачнее, — чуть обеспокоенно заметила она. Барри махнул рукой.               — Долгая история.               — Ты нашел его? Перерождение Леона?               — Нашел, — ответил Барри, чувствуя пробегающий по спине холодок. Это было первое воспоминание, вызвавшее хоть какие-то чувства. Элайза нахмурила тонкие брови.               — Расскажешь?              Барри вздохнул. Девушка подошла ближе, протянув ему стакан с ромом, и впервые за всё своё пребывание здесь он попробовал его. У рома был насыщенный кедровый вкус, а от аромата апельсина горло начинало гореть. Он закашлялся, и Элайза улыбнулась, сочувственно коснувшись его плеча.              И тогда он всё рассказал.              К концу повествования воспоминания вернулись, его чуть потряхивало от холода, что волнами проходил по телу. Ром закончился, а он не чувствовал себя хоть сколько-то пьяным. Элайза выглядела печальной, но он заметил тень раздумий, мелькнувшую на прекрасном лице.               — А ты не думал, что вы могли бы не быть вместе? — спросила она. Её зрачки были расширены, а кария радужка блестела слишком сильно.              Барри приподнял бровь.               — Фрея сказала…               — Да, это я понимаю, — перебила она. — Но я имею в виду… Ты же отпечаток!               — И что?               — Ну, он говорил, что это значит, что в тебе сохранилась только крошечная часть тебя, если можно так сказать. Лишь тень. Набросок настоящего Барри. И твоих воспоминаний здесь, — она несколько раз ритмично стукнула его пальцами по голове, — практически нет. И, может быть, ты действительно помнишь его. Может быть, ты влюбился в Леона с первого взгляда. Но это не значит, что вы действительно были вместе.              Он вздохнул. В словах Элайзы был смысл, и это действительно многое бы объяснило, но…              Он всё ещё помнил Нарцисс, его перепачканный в крови стебель и слова, что доносились из самых глубин цветка. Но сейчас ему казалось, что он мог выдумать и это.               — Я не знаю, — просто ответил он, скрещивая руки на груди. Затем поднял взгляд на девушку. — Он заходит?               — Иногда. Порой это происходит случайно. Но в основном он приходит за ромом, — она фыркнула, опустошая стакан одним глотком. — Так что ты не стесняйся.              Барри в ответ на это хрипло рассмеялся, про себя отметив, что улыбка Элайзы была уж слишком грустной.       

***

             Он остался в этой локации. Ему не хотелось вновь встречаться с Сэмюэлем, а о возвращении туда он и думать боялся. Барри видел темноту, грязным пятном плавающую в море, и каждый раз при воспоминании об этом, ему становилось тошно.              Так что он остался. Команда Чёрного Барта собиралась в плаванье, и хоть он сомневался, что они хоть когда-то покинут бухту города, продолжал помогать, ловя на себе хитрые улыбки Элайзы.               — Ты мог бы поплыть с нами, — заявила как-то она. — Может быть даже в качестве капитана.               — Ну нет.               — А что? Ты ведь выглядишь как он! Немного уверенности, пару баек и всё готово!               — И мне не стоит бояться, что ты прикончишь меня во сне? — приподнял бровь Барри. Элайза притворно задумалась.               — М-м, я подумаю над этим.              Барри рассмеялся, а в следующую секунду корабль с силой мотнуло, и он почувствовал поток энергии, проходящий сквозь грудь. Элайза нахмурилась.               — Во имя Амфитриты*, что за…              Корабль мотнуло ещё раз, и Барри вдруг заметил, как тёмное пятно разрастается, пронзая тонкими нитями море. По воздуху прошла рябь, а в следующую секунду прямо над ними пронёсся громкий яростный вскрик:               — Ты думаешь, мне это нравится?! Ты думаешь, я наслаждаюсь тем, что мы заперты в его голове?! Мне почти две сотни лет, Снарт! ДВЕ СОТНИ ЛЕТ!              Лицо Элайзы побледнело.               — Папа?              Барри обернулся. Он проследил взглядом за вскриком и нитями, пытаясь найти его источник, и…              Прохожие на улице расступались, не слишком пугаясь, но всё же стараясь не задевать чёрное пятно, воздух над которым искрился и искажался. Недолго думая, Барри бросился туда, пытаясь понять, что происходит.              Тень Барта Джонса то появлялась, то исчезала, и Барри видел его искажённое яростью и болью лицо. Что-то происходило там, где был сейчас Барт, что-то очень серьёзное. И сердце Барри забилось чаще от мысли, где это могло происходить.               — Его здесь нет, Снарт, — холодно произнёс Джонс, и на мгновение его образ стал совсем чётким. — Его. Здесь. Нет.              У Барри закружилась голова. Фамилия, столь знакомая фамилия пронзила сознание, заставив электричество бежать по кончикам пальцев. Снарт.              Леонард Снарт.              Он осознал это так быстро и отчётливо, что у Барри перехватило дыхание. Сердце билось в груди, как ошпаренное, когда он, не взирая на вскрик Элайзы, бросился в пятно, занимая место Барта.              Его будто за шиворот пронесло по длинному тёмному коридору, что казался бесконечным. В лицо хлестал ветер, а нос заполнял запах гнили, но он продолжал лететь вперёд, цепляясь за одно лишь только имя.              Леонард. Лен.              Впереди Барри заметил стулья с тремя мужчинами на одно лицо. Заметив его, их лица вытянулись в непомерном удивлении.               — Барри? — прохрипел тот, что был старше всех. Барри успел лишь кивнуть, а после его вновь понесло сквозь темноту.              И тогда он увидел его. Барта Джонса, выглядевшего куда более обеспокоенным и напряженным, чем секундой ранее. А затем, когда пират заметил Барри, искажённое шрамом лицо побледнело.               — Что? Ты не… ты не можешь… Этого не может быть, ты не можешь быть прямо здесь.               — Пусти меня, — твёрдо произнёс Барри, выбрасывая руку вперёд.              Когда их сущности соприкоснулись, Барри почувствовал улетающий вниз живот, а в следующую секунду по глазам ударил резкий свет. Он глубоко вздохнул, отчаянно хватая ртом воздух, и тут же пошатнулся, в последний момент цепляясь за что-то.              Барри почувствовал охватывающий его страх. Что-то было не так, он оказался не там… Мерлин, как же было тяжело. Он совсем отвык от физической боли, и теперь она была везде, впиваясь в тело, словно жадный до крови комар. Поясница болела, будто наполненная раскалённым песком, ноги были ватными, колени болели, глаза слезились. Дышать было тяжело — он практически чувствовал оседающее в глотке стекло.               — Кто ты такой? — раздался уверенный голос, и с большим трудом Барри поднял голову.              Он увидел несколько человек. Четверо из них были его возраста, и все они направляли на него палочки. Он заметил Элайзу, что с бледным от ужаса лицом смотрела на него.               — Я не… я не понимаю, — прохрипел он. Спина болела сильнее с каждой секундой, и колени дрожали, он весь дрожал.               — Назови имя, — твёрдо произнесла девушка с пшеничными волосами. Рядом с ней он заметил парня несколько старше её. — Сейчас же.               — Барри, — ответил он, глядя в ярко-голубые глаза. Сердце пронзила боль, потому что он узнал его. — Барри Аллен.              По комнате прокатился коллективный вздох, но Барри было на это плевать. Он дёрнулся вперёд, и тут же всё тело его пронзила боль. Ноги подкосились, и Барри стал падать, предвкушая сильный удар об пол, но…              В последний момент сильные руки подхватили его.              — Scarlet, — раздался низкий голос у него над головой, и он резко вздёрнул голову, сталкиваясь с напуганным взглядом ярко-голубых глаз.               — Я помню тебя, — прохрипел Барри, цепляясь за парня. Сознание начинало плыть, и он схватился за чужую руку, пытаясь удержать себя здесь. — Я помню тебя.               — Scarlet, — произнёс Лен. Тёплая ладонь коснулась щеки, и Барри прильнул, моля, чтобы тепло защитило его. Голоса и гул в голове становились всё громче. — Scarlet, не уходи. Останься со мной.               — Я помню тебя, — ему хотелось сказать так много всего. Ему хотелось закричать, кричать так долго, пока Лен не услышит его. Пока не поймёт, что он помнит, что он искал, что Лен очень сильно нужен ему. Но голоса становились громче, он чувствовал холодные прикосновения темноты, и ему было страшно. Он не хотел уходить. — Я помню тебя.               — Барри, останься со мной, — Лен умолял его. Барри видел слёзы в ярко-голубых глазах, и больше всего на свете ему хотелось стереть их. — Прошу, Барри, останься со мной.              Сознание больше не принадлежало ему. Он чувствовал, как темнота пронзает его тонкими нитями, крепко впиваясь в тело и впитывая, жадно впитывая его.               — Я помню тебя… — прошептал Барри, надеясь, что Лен услышит, что поймёт.              Но было поздно. Зрение расплывалось, и ярко-голубой становился лишь тенью, крохотной звёздочкой на абсолютно чёрном небосводе. И за мгновение до того, как отключиться, позволить темноте забрать его, он услышал звонкий, полный беспокойства и недоверия голос.              «Барри?»       

***

             Он очнулся на полу, весь окутанный пылью. Это место было ему незнакомо, но сейчас это было неважно. Барри вскочил, вспоминая произошедшее. Сердце забилось чаще.               — Лен! — прокричал он изо всех сил, но ответом послужило лишь собственное эхо. — Лен!              Паника накрывала Барри с головой. Он бросился вперёд, перепрыгивая через старые, покрытые пеплом и гарью балки, чувствуя зарождающиеся в груди страх и отчаянье. Нет-нет-нет.               — Ленни! Лен! Лен, пожалуйста!              Барри взобрался на второй этаж. Он носился по старому обгоревшему дому, чувствуя, как осознание укореняется в голове.               — Лен! Ленни!              Барри распахнул двери огромного зала, едва справляясь с собственным дыханием. Здесь было тихо и очень пыльно. Из мебели сохранился лишь небольшой шкаф. Барри заметил раму, выглядывающую из-за него, и бросился туда, с трудом доставая столь объёмную работу.              Это был потрет в некогда позолоченной раме. Парень и девочка были одеты дорого и аккуратно, и сердце Барри застучало с неимоверной силой.              Плечи задрожали. Он откинул портрет в сторону и шарахнулся назад. Взгляд его скользнул по зеркалу. Он увидел себя — бледного, пыльного и практически полностью прозрачного. Отчаянье и беспомощность накатили вместе с осознанием.              Лен не найдёт его. Он никогда не выберется отсюда.              То, что случилось дальше, не было похоже на истерику. Барри плакал, но не рыдал. Ему было страшно и ужасно одиноко, потому что эта мысль, осознание, было слишком ярким и отчётливым. Лена здесь не было. Барри упустил единственную возможность выбраться отсюда, а там, в реальном мире, ему не было места. Воспоминание о физической боли всё ещё было слишком ярким, и он вдруг понял, что если и была причина, почему он находился здесь, то это и была она. Он просто не мог справиться со своим физическим телом. А значит в реальном мире ему не было места.              Барри отчётливо осознал, насколько устал. Ему не хотелось сражаться, у него не было на это сил. Ему хотелось вернуться домой, к Лену, в тепло и покой. Но это было невозможно, а потому он смирился.              Внизу раздался шум, но он не обратил на это внимания. Ему было плевать. Он не думал о них, полностью погружённый в свою боль. Он слышал, как кто-то бродит по этажу и выкрикивает имя, пытаясь дозваться. Он чувствовал, как открылась дверь, и его обдало прохладным ветерком, а в следующую секунду до носа донёсся запах мяты и горького шоколада. Барри напрягся, смутно узнавая его…              Чья-та ладонь осторожно коснулась плеча, а затем раздался дрожащий голос, полный надежды.              — Scarlet?              Барри поднял голову. Зрение было размыто из-за слёз, и потребовалось несколько секунд, прежде чем он смог разглядеть лицо человека. У парня была тёмно-фиолетовая аура с бликами цвета индиго, и его глаза горели так ярко, светясь надеждой.              Но это было невозможно. Его не могло быть здесь. И всё же…               — Ты… — прикосновение ладони было слишком тёплым, а лицо — таким родным, что крошечный стебелёк надежды всё же зародился где-то там внутри. — Ты реален?               — Да, — кивнул парень, и Барри увидел, как глаза заблестели от слёз, а на губах его появилась улыбка. — Да, Барри, это я. Я здесь. С тобой. Я реален, я пришел за тобой. Нам нужно вернуться домой.               — Я помню тебя. Я…               — Вереск, — ладонь поднялась вверх, касаясь его лица, и Барри почувствовал проходящее сквозь него тепло. Сердце забилось чаще. — Вереск, Барри.              Глаза Барри расширились. Он вспомнил Фрею, её грустный взгляд и слова, адресованные ему, казалось, целую вечность назад.              Вереск. Вереск.               — Ленни? — прошептал он, не веря, не смея поверить.              Но парень кивнул. Кивнул, и его плечи задрожали, он плакал так же, как и Барри. Аллен бросился вперёд, обхватывая его руками, и объятья Лена, пропитанные запахом Вереска, мяты и горького шоколада, были наполнены теплотой и абсолютным чувством защищённости, уничтожить которое не могло ничто на свете.              А потом всё исчезло, и он увидел маленькую девочку с большими фиолетовыми глазами. Она улыбнулась ему, взяв за руку.              «Куда бы ты хотел отправиться?» — спросила она звонким, словно колокольчик, голосом.               — Домой, — не задумываясь ответил Барри.              Девочка кивнула, и всё залил белоснежный свет.       

***

             Сознание пробудилось куда раньше тела, а потому некоторое время он лежал неподвижно, впитывая в себя ощущения окружающего мира. Он лежал на чём-то мягком, укрытый чем-то тёплым и пушистым. Воздух тоже был тёплым, а где-то вдалеке щебетали птицы. А ещё Барри чувствовал громкое сопение слева.              Он открыл глаза, глубоко вздохнув. Организм пробуждался медленно, и Барри чувствовал лёгкую томность в мышцах. Он моргнул несколько раз.              Он был в небольшой, но светлой комнате, оформленной в жёлто-оранжевых тонах. Сквозь лоскутные занавески пробивались лучи восходящего солнца. На полу лежал ковёр, на стене висела картина подсолнухов в позолоченной раме.              Вдруг слева раздался всхрап, и Барри резко повернул голову. Рядом с ним на подушке свернувшись в клубочек спал маленький дракон. Алая чешуя блестела, крылья подрагивали при каждом вздохе, и из узких ноздрей вырывались тонкие струйки дыма.              Барри медленно сел, чувствуя лёгкую ломоту в мышцах и продолжая смотреть на дракона. В голове была каша-малаша, но почему-то ему казалось, что он знает имя дракона.              Тот снова всхрапнул, обнажив ряд острых зубов, и Барри вспомнил.               — Флэш, — произнёс он сиплым ото сна голосом. Дракончик продолжил спать. — Флэш!              «Дай поспать, Барри», — буркнул дракончик, поворачиваясь спиной. Барри заметил темноту на кончиках крыльев.              Прошло около трёх секунд, прежде чем дракон резко вскочил, поворачиваясь к нему. Его золотые глаза были расширены.              «БАРРИ?!»               — Привет, малыш, — с мягкой улыбкой ответил Аллен.              Дракончик радостно взвизгнул, а затем бросился к нему, обвивая шею. Он был тёплым и пах озоном и лилиями, а ещё вибрировал, испуская крохотные молнии. Барри погладил его, проводя правой рукой по хребту.              Ладонь пронзила резкая боль, а в следующую секунду сознание прояснилось. Все воспоминания словно по щелчку пальцев разложились по полочкам, а затем на него лавиной обрушились чужие эмоции. И здесь было столько радости, восторга и облегчения, что Барри не смог сдержать улыбки.               — Я так рад тебя видеть, — негромко произнёс он, гладя дракончика по морде. Тот закивал, прижимаясь к его щеке.              «Я тоже. Я так боялся, что они ошиблись, что ты…»              Он не стал продолжать, лишь сильнее прижимаясь. Барри почувствовал старые эмоции, зарытые глубоко в душе, и охнул. Боль дракона была столь сильна, что у него подгибались ноги под этим весом.               — Я вернулся, — прошептал Барри, чувствуя набегающие слёзы. Он до конца не знал, кого убеждает — себя или дракончика. Наверное, обоих. Барри усмехнулся. — Скучал по мне?              «Каждую минуту», — фыркнул Флэш, и Барри знал, что это правда. — «Все мы скучали. Очень и очень сильно».              Барри почувствовал, как внутри всё напрягается. Воспоминание, пронзённое болью и страхом, всплыло в голове, и он охнул, когда паника завладела сердцем.               — Они живы? — прохрипел он. — Легенды, Кара… Лен?              «Все до единого», — поспешил успокоить его Флэш. — «Мику и Штайну сильно досталось, но они в порядке. Правда в порядке».               — А кто тогда… — Барри не смог продолжить, когда ком, образовавшийся в горле, стал слишком велик. Но, благо, дракончик понял его без слов.              «Эобард. И Ревёрс. Он спас тебя», — ответил Флэш, и Барри почувствовал горечь в его голосе. — «Унёс из Чёрного Замка за мгновение до взрыва».               — А Эо…              «Остался там. Вместе с Хантером».              Барри вздохнул. Некая горечь и печаль появилась в груди, но тут же сменилась одним единственным вопросом, волнующим его столько лет.               — У нас получилось? — спросил он дрожащим от волнения голосом.              Дракончик расплылся в улыбке.              «Получилось», — ответил он торжественным голосом. — «Ты смог разрушить проклятье, пусть и цена, на мой взгляд, была слишком высокой».               — Я умер, да? — понял Барри, и дракончику даже не пришлось отвечать. — И как долго… как долго они заменяли меня?              Почему-то Барри казалось, что всё так и было. Смутные воспоминания о той, тёмной стороне сознания, всё ещё были где-то в его голове, а вместе с ней была и уверенность, что это именно так.              Дракончик вздохнул.              «Если считать время во Франции, то… месяц».               — О боже мой, — выдохнул Барри. — Сейчас конец июля?              «Августа. Ты был в коме три недели».               — И насколько плохо всё было?              «Ну, первое время они вели себя как придурки. Закрытые, загадочные придурки. Всех это жутко бесило, а их бесил Лен. Но потом он смог вернуть тебя, и они быстро поменяли отношение к нему».               — Они ведь не были с ним? — вопрос сорвался с языка быстрее, чем Барри успел подумать. Щёки залились краской, а дракончик рассмеялся.              «Лен ждал и искал тебя, как истинный принц Чарминг», — фыркнул он. — «Даже не верится, что я такое говорю. Когда Бартоломью не знали, жив ли ты, Лен был единственным, кто пытался узнать правду. Они мне все уши проели про то, как этот «упрямый осёл» их бесит. Но, в каком-то смысле, это даже мило».              Барри облегчённо выдохнул. При мысли о Лене и том, что он ждал и искал его, в груди разливалось тепло. А ещё волнение, потому что теперь, когда они оба вспомнили всё, когда всё закончилось… О, чёрт, как о многом им нужно было поговорить!               — Он здесь? — с надеждой спросил Барри, опустив взгляд на дракончика. Тот как-то слишком печально вздохнул и покачал головой.              «Нет, его здесь нет. Здесь вообще никого нет из наших знакомых».               — Что? — нахмурился Барри, а затем оглянулся. — Где мы вообще?              «В Норвегии».               — В Норвегии?!              «Да. Не кричи, пожалуйста, время около пяти утра».               — Какого чёрта мы делаем в Норвегии?              «Ну, возникли кое-какие трудности», — уклончиво ответил Флэш. Затем сдался под напористым взглядом Барри. — «Для того, чтобы Бартоломью ушли, необходимо было уничтожить все имеющиеся артефакты кроме твоего. И, по канонам нашей жизни, первый попавшийся сделать это не мог. Это должен был быть клинок, вылитый из драконьей чешуи, в руках того, кто предпочитает защиту. То есть Вереска или Эвкалипта».               — О, Мерлин… — выдохнул Барри. — Лен же не…              «Он хотел. Но Барт закатил истерику, сказав, что ни в коем случае не позволит ему сделать это. И, в общем, они сбежали из поместья и прилетели сюда».               — Они нашли Эвкалипт? Или это…               — Они нашли Эвкалипт, — ответил густой низкий голос. Барри резко поднял голову и увидел женщину, стоявшую в дверном проходе. На вид ей было чуть за сорок. Каштановые волосы были собраны в высокий хвост, а у ног её Барри заметил дракона с изумрудной чешуёй. — То есть меня. Доброе утро, Барри. Меня зовут Табита, и сейчас ты находишься в моём доме.              Барри ошеломлённо уставился на женщину. Нельзя было сказать, что конкретно он чувствует — восхищение, испуг или радость. Но почему-то одного лишь взгляда хватило, чтобы понять — она и есть Эвкалипт. И дело было не в изумрудной чешуе дракона, а в той ауре силы, что исходила от них обоих. Он чувствовал подобное лишь раз — тогда в амбаре, когда Лен бросился в бой. Но сейчас он ощущал это, даже несмотря на то…              «Он впечатлён», — произнёс бархатистый голос, и Барри увидел, как изумрудный дракон улыбается. — «Меня зовут Эмеральда, Бартоломью».               — Можно просто Барри, — на автомате произнёс Аллен. Табита фыркнула, а затем прошла в комнату, сев на кровать. — Так вы Всадница.               — Одна из немногих, что ещё остались, — кивнула Табита. — И я рада, что ты выжил. Приятно встретить земляка.               — Вы знаете других Всадников?               — Немногих. Всего нас в мире не больше пятидесяти. Но об этом позже, — она заглянула ему в глаза. — Как ты себя чувствуешь?               — Я… у меня немного болит спина.               — Это нормально. Так будет продолжаться несколько месяцев, пока организм не примет импланты.               — Импланты?! — панически переспросил Барри. Флэш вздохнул.              «Ты серьёзно повредил спину во время взрыва».              «И это чудо, что ты можешь ходить», — заметила Эмеральда. — «Тебе придётся позаботиться о себе, пока организм полностью не восстановится. Конечно, регенерация сделает своё дело, но в моральном плане потребуются месяцы, чтобы хоть как-то прийти в себя».              Барри кивнул, не до конца понимая. Его рука машинально метнулась к спине, и он осторожно провёл пальцами у основания позвоночника. Но ничего особенного не почувствовал.              Табита положила ему руку на плечо. Её улыбка была мягкой.               — Пойдём. Ты, должно быть, жутко голодный.              Барри кивнул, но скорее на автомате. И лишь после чуть занывший живот известил его, что так и было.               — Ты можешь встать?               — Думаю, да.              Барри отбросил одеяло и тут заметил бинты на руках. Он нахмурился.               — Это…              «Это прощальный подарок Барта Джонса», — ответил Флэш. — «Можешь развернуть их, уверен, там всё зажило».               — Тогда мы ждём вас внизу, — сказала Табита, поднимаясь.               — Нет, погодите, — попросил их Барри. Табита внимательно посмотрела на него. — Я посмотрю потом.               — Хорошо. Тогда пошли.              Барри кивнул. Он свесил ноги, касаясь голыми ступнями непривычно холодного пола. Он был в футболке и шортах, очевидно не принадлежавших ему. Но сейчас это было меньшей из его проблем.              В сидячем положении боль в позвоночнике почти не чувствовалась. Она была тупой и очень глубокой. Казалось, что болела частичка внутри самого позвонка, а не он сам.              Барри шумно выдохнул, а затем начал медленно подниматься, опираясь о стенку кровати. Флэш обратился в ту же секунду, как он чуть пошатнулся. Его рука легла Барри на талию.              «Спокойно, Бар. Ты дрых почти три дня».               — Приятно знать, что ты почти не изменился, — усмехнулся Аллен, и Флэш фыркнул.              Он поднялся медленно, почти полностью опираясь на дракона. Покрытая чешуёй рука с силой сжимала его ладонь. Барри чувствовал уверенность Флэша. Тот не отпустит, он знал это точно.              И поэтому он сам отстранился. Медленно, сначала отпустив руку, а затем сделав крошечный шаг в сторону. Ему хотелось сделать это самому.               — Ничего, если не получится самостоятельно, — заметила Табита, а Эмеральда цокнула.              «Боюсь, он такой же упрямый, как ты».              Флэш согласно кивнул, всё ещё находясь в полной готовности подхватить Барри в любую секунду.              Аллен глубоко вздохнул, а затем сделал шаг.              Это было странное чувство. Казалось, он чувствовал все мышцы нижних конечностей. Как те пробуждались — медленно и неохотно — и возвращались к работе, сокращаясь и расслабляясь. Он чувствовал, как движутся хрящи и суставы, и как шурупы — металлические, в самом низу — негромко скрипят.              Его сердце стучало, качая кровь, а лёгкие были наполнены кислородом Он был жив. Наконец-то он был жив.              Барри сделал шаг, а затем ещё и ещё, слыша, как с каждой новой попыткой Флэш вздыхает, и вздохи эти становились всё облегчённей. Барри чувствовал волнение, что цементом сковывало их связь, но, в конце концов, дракон обратился, присев ему на плечо.              Они медленно спустились вниз. Весь дом был светлый, оформленный в желтых и оранжевых тонах и напоминавший ему какое-то пристанище. Он заметил грибы, сушившиеся на полу одной из комнат, травы, что висели под потолком в коридоре. Здесь было тепло, а воздух был пропитан ароматами, доносившимися из кухни.               — Это мой муж, Стив, — сказал Табита, выходя на кухню. — Он врач, он осмотрит твою спину после завтрака.              Стивом оказался высокий худой мужчина, немного напоминавший Шегги из Скуби-Ду. У него были мышиного цвета волосы и шоколадного цвета глаза. И сейчас он суетился у плиты, напевая тему из какого-то мультика.              Заметив их, его лицо просветлело.               — Ты очнулся! — отметил очевидное он, а затем быстрым движением отодвинул стул. — Садись, тебе не стоит долго находиться в стоячем положении. Завтрак уже готов.               — Спасибо, — кивнул Барри, медленно усаживаясь на стул. Флэш устроился у него на коленях, свернувшись в клубочек, а вот Эмеральда улетела, сказав Табите что-то на прощанье.              Стив ловко расставил тарелки на столе, а затем начал раскладывать завтрак. Огромная, просто гигантская порция яичницы с шипящими от жира сардельками, помидорами, пузырящимся сыром и кучей приправ образовалась у Барри на тарелке, и впервые он подумал, что не съест это всё. Но затем в голову пришла другая мысль.               — А вафли есть? — спросил он, с надеждой подняв глаза на мужчину.               — О, ты хочешь вафли? — Стив говорил довольно быстро и с сильным, явно норвежским акцентом. — Секундочку.              Тот взмахнул палочкой и затем все необходимые для вафель ингредиенты стали смешиваться и готовиться прямо на глазах. И меньше, чем через тридцать секунд перед Барри на тарелке лежали несколько вафель. Он кивнул, благодарно улыбаясь.               — Как ты себя чувствуешь? — добродушно поинтересовался Стив.              Они с Табитой сели напротив него, и, наблюдая за ними, Барри невольно отметил, какой гармоничной парой они были. Флэш у него на коленях фыркнул.               — Он жаловался на спину, — сказала Табита, перча свою порцию.               — Я посмотрю после завтрака, — Стив взглянул на Барри. — Я работаю врачом в Осло. Но Барт говорил, что боль нормальна. Пожалуй, я дам тебе несколько препаратов, которые могут помочь. Но это позже. У тебя, наверное, много вопросов.               — Да, — неуверенно кивнул Барри. Он едва успевал обрабатывать слова Стива. — Да, на самом деле. Вы можете рассказать, как всё произошло? Как они пришли к вам и…               — О, это был тот ещё снег на голову, — фыркнула Табита, помешивая ложкой чай. — Я знала Бартоломью Маккейба. Он, вроде как, учил меня, как быть Всадником. Но это было почти тридцать лет назад. Он говорил, что однажды мы встретимся, но это всё равно было неожиданно.               — И интересно, на самом деле, — вступил Стив. — Особенно, когда они начали сменять друг друга. Хотя наблюдать за их смертью было…               — Как это произошло? — спросил Барри. Кусок яичницы камнем лежал на дне желудка. Табита вздохнула.               — Они дали мне саблю. Не очень удобное оружие, но выбора не было. Я уходила в другую комнату с артефактом, а один из них оставался в спальне со Стивом. Было достаточно одного удара, чтобы артефакт разлетелся на кусочки. Нужно было лишь захотеть.               — Им было больно? — несколько ребяческий вопрос сорвался с языка быстрее, чем Барри смог подумать. Флэш на коленях завибрировал, и Барри почувствовал волну поддерживающего тепла, что прошёл сквозь живот.               — Нет, — спокойно ответил Стив. На лице у него отразилось понимание. — Они просто засыпали. Спокойно и тихо. Это, пожалуй, лучший конец, учитывая всю их судьбу.               — Да, — кивнул Барри.              В груди были странная тоска и опустошение. Он вдруг почувствовал себя невероятно одиноким. Ему захотелось развернуть бинты прямо сейчас, чтобы узнать, что Барт оставил ему. Трудно было представить, как теперь быть дальше.              Он усмехнулся.               — Не представляю, что делать дальше, — озвучил он свои мысли вслух. — Целый год я жил, будучи частью этой истории, а теперь…               — Теперь пришла пора отдохнуть, — усмехнулась Табита. — И позволить другим позаботиться о тебе.              «И поверь, они этого жаждут», — заметил Флэш, ловко подцепляя кусочек сардельки с тарелки.              Барри хотел было возразить, но не стал. Вместо этого он поднял взгляд на Табиту.               — Так ты Всадница.               — Мне казалось, что мы прояснили этот вопрос, — заметила Табита, не выглядя при этом раздражённой. Казалось, Барри её забавлял.               — Да, я просто… Никогда не встречал Всадников кроме своей семьи. И у всех нас довольно странные истории становления, так что было бы интересно узнать, как это происходит у нормальных людей.               — Нормальных людей, хах, — негромко усмехнулся Стив и тут же получил лёгкий тычок от Табиты. Та усмехнулась.               — Не знаю, насколько нормальной была моя история, конечно, но… Лет тридцать назад я работала драконоборцем. И яйцо Эмер нашла, фактически, случайно. И я понятия не имела, как и что делать. В этом мне помог твой дедушка. Я нашла его благодаря историям о нём и его брате. Он научил меня основам, а остальное пришлось навёрстывать самой. В конце концов, меня завербовали в Министерство в специальный отряд.               — В Министерстве существует отряд Всадников? — искренне удивился Барри. Табита кивнула.               — Секретный отряд. Мы звали друг друга Спидстеры. Нас отправляли вместе с мракоборцами на задания, связанные с магическими тварями или особо опасными преступниками. Я проработала там двадцать лет, и там же познакомилась со Стивом.              «Не вижу взаимосвязи», — нахмурился Флэш. Стив фыркнул.               — Она попала к нам в больницу, сбежав от кучки безумных сектантов. Ни слова по-норвежски не понимала, лекарства принимать отказывалась. Возмущалась зато как.               — И то было заслуженно, — фыркнула Табита. Стив прищурился.               — Не могу согласиться.               — И вы партнёры? — спросил Барри, обращаясь больше к Табите, чем к Стиву. — Он ведь Твой Человек, да?               — Да, — кивнула Табита. — Только поэтому ему удалось вылечить меня тогда.               — И уговорить уйти из отряда, — Стив так и светился от гордости, говоря об этом.               — Да. Но я могу вернуться туда в любой момент. У меня всё ещё множество знакомых и связей. Да и к тому же… — Табита сделала многозначительную паузу, взглянув на него. — Карлтон будет в восторге, если я приведу новенького.               — Новенького? — переспросил Барри. Флэш страдальчески вздохнул, и Аллен охнул. — Меня?               — Да, — просто пожала плечами Табита. — Ты же спрашивал о том, что делать дальше. Я не настаиваю, но это может стать одним из путей. Что-то мне подсказывает, что ты станешь великолепной находкой. Отряду нужна молодая кровь. И, учитывая твой опыт, ты можешь стать очень полезен.               — Да, но он буквально только вернулся с того света, Таб, — мягко напомнил Стив. Ему хватило лишь одного взгляда женщине в глаза, чтобы она отступила.               — Я не говорю про сейчас. Но вообще, когда-нибудь, когда ты полностью восстановишься. Через полгода…               — Таби…               — Может быть год. Но ты подумай над этим, Барри.               — Конечно, — согласно кивнул Аллен. — Мне очень хочется этого. Я и не думал… Мой человек работает в Министерстве, и я был бы очень рад. Но я не знаю, сколько уйдёт на восстановление, да к тому же мне предстоит закончить учёбу.              В воздухе что-то переменилось. Барри практически упустил этот момент, но в последнюю секунду тот всё же достиг сознания, зазвонив крохотным колокольчиком где-то в самом уголке. Барри поймал это напряжение и неловкость, повисшие над столом, уловил быстрые обеспокоенные взгляды, которыми обменялись Стив и Табита, и, наконец, почувствовал перемену в настроении Флэша и запоздалую попытку скрыть её. Казалось, все трое знали что-то ещё. Недостающий элемент в общий картине, увидеть который Барри не мог.               — Конечно, — наконец, произнесла Табита, улыбнувшись ему. Улыбка вышла практически естественной, если бы не сочувствие, тонкой плёнкой отражавшееся в карей радужке. Женщина поднялась. — Думаю, стоит начать осмотр.               — Я помогу убрать! — вызвался Барри, вскакивая слишком резко, о чём спина не забыла напомнить. Какую-то точку внутри поясницы пронзила острая боль, и Барри зажмурился, прячась от искр, что заблестели перед глазами.              «Барри!» — воскликнул Флэш. На перевоплощение ему не потребовалось и секунды, прежде чем он подхватил Аллена, удерживая за талию.               — Я в порядке, — Барри шумно вдохнул. Боль постепенно притуплялась, а искры и вовсе исчезали. — Я в порядке.               — Я справлюсь сама, Барри, — спокойно ответила Табита. Подняв голову, он увидел, что она улыбается. — Тебе действительно необходим осмотр.               — Пойдём в гостиную, — Стив поднялся с места. — Ты можешь…              Барри кивнул, не дожидаясь окончания фразы. Мягко высвободившись из хватки Флэша, он медленно направился в сторону гостиной. Боль возвращалась с каждым шагом вспышками, но ударяя не так сильно. Она просто… была.              Гостиная была небольшая, и львиную её долю занимал книжный шкаф. Полки ломились от разноцветных книг. Ещё здесь был небольшой диван, заваленный пледами и подушками, два кресла и узкое зеркало в полный рост. На полу лежал вязаный ковёр. Телевизора Барри не обнаружил.               — Сними свитер, — попросил Стив, сжимая палочку в руках. Он выглядел несколько обеспокоенным. — Я могу выйти, если ты…               — Всё нормально, — поспешно заверил Барри. Стив кивнул, а затем всё же отвернулся, уставившись в книжную полку.              Барри возражать не стал. Бросив быстрый взгляд на расположившегося на диване дракончика, он медленно стянул с себя чужую футболку, а затем задрожал, когда подувший в окно ветер коснулся обнажённой кожи. Взгляд упал на зеркало, и он не смог побороть искушение.              Барри подошел ближе, чувствуя, как прогибаются половицы под ногами. Когда взгляд уставился на отражение, он не смог сдержать вздоха, до конца не понимая — ужас это или просто удивление.              Его некогда молочно-белая кожа теперь напоминала папиросную бумагу. Исчезли вовсе не лишние килограммы, и не сказать, что он был тощим. Практически все мышцы, возникшие во время многочисленных тренировок в «Театре», исчезли, оставив после себя яркие полоски вен, чётко выраженные ключицы и чуть впалый живот.              Но то, что цепляло взгляд, воруя и сосредотачивая всё внимание на себе — шрамы. Теперь их было больше, чем когда-либо. Тонкая белая полосочка, тянущаяся через всё горло. Толстый бугор на левом боку. Россыпь небольших шрамов на груди и боках. Ещё один — немного напоминающий змею — на животе. Барри подумал о тех уродливых шрамах на лопатках и копчике. В горле появился ком. На нём не осталось живого места. Он действительно выглядел ожившим трупом. Хрупким и в то же время — уже сломанным.               — У меня есть обезболивающее, — произнёс Стив, и Барри обернулся. Мужчина подошёл к нему ближе. — Я не имею права давать тебе лекарства, но, думаю, у твоего врача есть предписания.               — Моего врача?               — Да. Барт упоминал что-то про блондинчика и бывшего, что в каждой бочке затычка, — Стив фыркнул, поднимая палочку. — Он был забавным. А сейчас будет немного холодно.              Он взмахнул ею, и несколько тоненьких белоснежных ниточек сорвались с конца. Они опоясали живот Барри, а затем проникли внутрь, пронзив холодом. Он вздрогнул и плотно сжал губы, почувствовав, как те скользят внутри.              А затем вдруг стало легче. Боль отступила, исчезнув полностью.               — Всё в порядке, — произнёс Стив, опуская палочку. Ощущение холода исчезло, и Барри шумно выдохнул. — Никаких повреждений. Но тебе стоит следить за собой. Старайся не делать резких поворотов и скачков. И пока не стоит стоять дольше трёх-пяти минут. Постепенно можно будет увеличивать нагрузку, но отдавай предпочтение сидячему, если не лежачему положению. А ещё лучше проконсультироваться с врачом.               — Это просто замечательно, — улыбнулся Барри, усаживаясь на диван рядом с драконом. Стив присел в кресло. Барри заметил конверт, что выглядывал из кармана его шорт. — Не считая того, что я понятия не имею, что произошло.              «Взрыв, как и предсказывал Рей», — ответил Флэш. — «Тебя шарахнуло взрывной волной об стену. Придавило камнями. Ещё Луиза упоминала кусочки кристаллов и Свартбальда, которые как бы… Вонзились в тебя».               — Ох. И мой позвоночник…               — Только часть, — поправил Стив. — Она была повреждёна достаточно сильно, и её пришлось удалить, заменив на титановый имплант. И твоё восстановление проходит просто замечательно. Но есть ещё кое-что, — мужчина вздохнул, неловко перебирая ткань футболки. Барри чувствовал, как напрягся Флэш, и ему это совершенно не нравилось.               — Со мной что-то не так? — спросил он. Затем ему вспомнилось то ощущение на кухне, и по спине прошёлся холодок. — Это как-то связано с Хогвартсом?               — Я не… Я не думаю, что ты сможешь вернуться в школу, Барри, — ответил Стив, подняв на него глаза. Аллен увидел сочувствие, которым были наполнены его глаза. — Только не в магическую.               — Поче… — Барри стало трудно дышать. Внезапный страх, с которым осознание, что случилось что-то плохое, забиралось в его голову, пронзил его. — Почему? Со мной что-то не так?               — Нет. Ты абсолютно здоровый человек, — ответил Стив, глядя ему в глаза. — Но лишь человек. В тебе больше нет магии.              Казалось, Барри почувствовал, как чья-та невидимая рука поднимает его. Как ноги отрываются от пола, и он парит в невесомости. Казалось, что он сам на мгновение стал этим воздухом. А потом он закончился.              Барри посмотрел на руки. Тонкие пальцы теперь казались ему хрупкими веточками, готовыми надломиться в любую секунду. И белые полосочки шрамов лишь укрепляли это чувство.               — Они знали об этом, — сказал Стив, и Барри поднял на него взгляд. В глаза будто насыпали песка, и он хотел заплакать, но слёз не было. — Все они. И поэтому оставили тебе это.              Стив достал из кармана потрёпанный бумажный конверт и протянул Барри. Тот взял его. Бумага оказалась на удивление шершавой и лёгкой. Он видел отпечатки чернил и тени завитушек. Но не чувствовал ничего.               — Ты можешь открыть…               — Я хочу побыть один, — сказал Барри. Голос звучал совершенно неестественно, где-то на границе слёз и боли, но ему было плевать. Он поднялся. — Мне нужно подышать.              «Я пойду с тобой», — встрепенулся Флэш.               — Нет, — холодно произнёс Барри. Норвежский сорвался с языка слишком легко, но последовавшая за ним волна ужаса заставила волосы на затылке шевелиться.              Быстрыми шагами он покинул гостиную, не до конца понимая, куда идёт. Барри задыхался, он чувствовал, как пустота внутри растёт, и в реальности его удерживал лишь пергамент, что он с такой силой прижимал к себе.              Когда что-то защекотало ноги, а прохладный ветер ударил в лицо, Барри глубоко вздохнул, приходя в себя. Он стоял меж деревьев где-то в саду. Ветки ломились от изобилия фруктов, и Барри слышал, как на их ветках щебетали просыпающиеся птицы. Было совсем рано — он осознал это лишь когда чуть выглядывающее из-за горизонта солнце коснулось живота. Он был в одних шортах, и уже начинал замерзать.              На чуть дрожащих ногах он присел меж корней одного из деревьев. Земля была холодной и несколько влажной, но его это не волновало. Барри откинулся назад и запрокинул голову, закрывая глаза.              Скоро осень, вдруг осознал он, когда очередной порыв заставил кожу покрыться мурашками. И следующая мысль дополнила предыдущую следом: «Я пропустил целое лето».              Почему-то эта мысль не вызвала ужаса. Барри сидел под деревом, чувствуя, как мир вокруг пробуждается. Было так тихо, что он слышал лишь своё сердцебиение и дыхание. Или, быть может, они были такими громкими, что заглушали собой целый мир. Барри не знал наверняка.              Ему казалось, что он всё ещё спит. Или только-только пробуждается. Мозг анализировал информацию медленно, а потому осознание веса пяти слов настигали не сразу. Но настигая ударяли по самому больному.              Он больше никогда не вернётся в Хогвартс. Не попадёт в свою спальню. Не побывает на квиддичном матче. Не наденет гриффиндорскую форму. Не зайдёт в теплицу номер три. Не будет стоять на платформе в ожидании поезда. Не почувствует теплоту палочки и покалывание в молнии. Не увидит, как образуются цветы на ладонях.              Волшебный мир — мир, в который он так жаждал попасть, который был для него домом, за безопасность которого он умер — больше не принадлежал ему. Он не был его частью. Как и частью мира магглов. Барри был посередине, на этой дурацкой изнанке. Не принадлежавший ни одному из двух миров.              «Здесь так тихо за городом», — произнёс бархатистый голос, и Барри вздрогнул. Он поднял голову и увидел, как шурша крыльями рядом появился дракон. Эмеральда сложила крылья за спиной и села, подняв голову. — «Раньше я ненавидела тишину. Мне нужен был треск молний и свист ветра в ушах. Лишь так я могла чувствовать себя живой. Но сейчас мне достаточно тишины».               — На той стороне всегда было тихо, — ответил Барри. Он вдруг осознал, как много влаги было на лице. — И я… Быть может, мне не стоило возвращаться.              «Умереть ничего не стоит, молодой человек», — фыркнула Эмер. — «А вот выжить способен не каждый. Не говоря о том, чтобы вернуться с того света».               — Вопрос лишь в том, вернулся ли я или лишь моя жалкая тень? — ответил Барри, и шмыгнул носом. — Посмотри на меня, Эмеральда. Теперь я лишь тощий больной мальчишка. Во мне нет ничего живого. Я будто…              Будто снова в приюте, пронеслось у Барри в голове. Сравнение было точным. Он действительно будто снова оказался там. В тех несчастных девяти днях. И чувствовал себя так же — он был крохотным и беспомощным. Абсолютно беспомощным.              Эмеральда вздохнула.              «Знаешь, что вижу я, Барри Аллен?», — спросила она. Зелёный хвост коснулся его подбородка, заставив поднять голову. В глазах цвета созревшей тыквы было собрано всё тепло вселенной. — «Человека, который прошел через слишком многое. То, что произошло с тобой за этот год, не каждый взрослый человек вынесет за всю жизнь. Но ты справился. Не стоит обесценивать собственную силу. Ты устал, и это нормально. Ты буквально вернулся с того света. Ты заслужил отдых, Барри».               — Быть может, мне не стоило возвращаться.              «У каждой победы своя цена, Барри. И раз ты здесь, ты был готов нести её. Потому что ты, в отличие от остальных, знаешь простую истину. Ты уже понял её».               — Что сила в любви и прощении? — горько усмехнулся Барри. — Не думаю, что это может помочь мне в этот раз.              «Тогда пусть они тебе напомнят», — сказала Эмер, продолжая смотреть на него.              Барри понял её слова не сразу. А когда понял, то взгляд его упал на конверт. Бумага была желтоватой, чуть помятой, и на ней виднелись следы упавших слезинок. На секунду ему показалось, что он чувствует исходящее от неё тепло. Пустота в груди заныла. Это письмо было единственным, что осталось у Барри от них. И хоть ему нужно было радоваться, что всё закончилось… Сейчас Барри испытывал лишь одиночество.              Он развернул конверт. Почерк менялся из строчки к строчке, и Барри невольно усмехнулся, представляя, как они спорили в процессе написания. А затем, когда слёзы почти скопились в уголках глаз, он начал читать.              «Дорогой Барри.              Все мы лелеем надежду, что ты прочтёшь это письмо не скоро. В глубокой старости, наткнувшись на потрёпанный пергамент во время уборки. Или стоя перед алтарём, когда до твоего становления Снартом останутся считанные минуты. Но мы ведь знаем нас. Скорее всего ты вскрыл его сразу же после того, как Стив сообщил тебе. А если так, то слушай.              Это тяжело. Мы понимаем. Ты можешь ненавидеть, злиться и проклинать нас всех. Мы вовсе не против. Хуже нам не станет, а если это хоть как-то облегчит твои страдания, то мы только за.              Но правда в том, что этого не случится. Сколько не кричи и не проклинай, прошлого не воротишь. Ты не сможешь вернуть магию. По каким целителям не ходи (не надо, они все шарлатаны!), нет такого порошка, зелья или заклинания, что вернёт всё на круги своя.              И, на самом деле, это не так уж плохо. Только не кричи, сначала дочитай и пойми, что мы хотим сказать. Магия — действительно важная часть твоей жизни. Ты родился и вырос с ней, она спасала тебя бесчисленное количество раз и всегда была рядом. И теперь её нет. Она ушла, её забрали против твоей воли, и она никогда больше не вернётся.              Прямо как Нора. Готов поспорить, ты чувствуешь себя точно также, как и тогда. Тебе кажется, что это потеря слишком большая, чтобы жить дальше.              Но всё же ты жив. Прямо сейчас, пока ты читаешь это письмо, твоё сердце качает кровь, а лёгкие — воздух. Ты живёшь, ты дышишь, ты существуешь. Мир вокруг тебя существует и продолжит существовать, даже если тебе покажется, что это не так. Даже несмотря на то, что потеря действительно велика.              Не беги от этого. Борьба, заключающаяся в бегстве, — заведомо проигранная и бесполезная. Мы наступали на эти грабли столько раз, что пора уже поднять их и убрать в сарай. А не бороться с ними, всегда проигрывая. Потому что, сколько не борись, синяк на лбу всё равно меньше не станет.              В этом году ты получил слишком много глубоких ран. И сколько не беги, шрамы от них останутся как в душе, так и на коже. И тебе придётся принять их. И научится жить дальше. Когда-нибудь станет легче и вспоминать об этом будет не так больно. Но иногда тебя будет ломать по ночам, ты будешь вопить в подушку и задыхаться от слез. И это нормально. Прошлое умеет ударять в самые больные места.              Но, к счастью, в этот раз ты не один. То, что я понял за свою жизнь: принимать помощь — не слабость. И просить о ней тоже. Теперь, когда ты освободился от груза в виде шести ворчащих стариков в голове, начинается новая глава жизни. И теперь, когда она начнётся, ты будешь окружён людьми, которые любят тебя и желают позаботится о тебе. Так позволь же им.              Мы не будем давать наставлений. Никаких «не кури, не пей, будь паинькой». Не в этот раз. Сейчас мы просим лишь об одном: не беги, Барри. Как бы страшно не было. Не решай за других, что им чувствовать. Позволь себе стать счастливым. Позволь другим защищать себя.              Ты отлично поработал, Барри. Ты справился лучше, чем все мы вместе взятые. Мы гордимся тобой, Бартоломью Генри Аллен. И искренне надеемся, что ты сделаешь Леонарда своим окончательно.              Поднимаем шляпы и бокалы в твою честь.              Всегда с тобой,              Бартоломью.              P.S. Насчёт шрамов. Я знаю, их осталось достаточно много, но как человек, живущий со шрамом на пол-лица, могу сказать одно: не всегда они связаны с чем-то плохим. Порой они — напоминание о том, что ты любил кого-то так сильно, что их безопасность была важнее собственных страданий. Слезливо прозвучало, но не суть. Надеюсь, оценишь стиль. Попутного ветра, Айтуан. Ты надерёшь неудачам задницу.»              Письмо заканчивалось подписью каждого из них. Барри вдруг обнаружил, что улыбается, даже несмотря на текущие по щекам слёзы. Ему стало ужасно обидно, что в последний раз, когда они виделись, он кричал на каждого из них. И сейчас Барри просто надеялся, что они обрели долгожданный покой.              Он перевёл взгляд на предплечья. Барри не мог до конца понять суть сказанных Бартом слов, но почему-то ему казалось, что ответ кроется там.              Он отложил письмо и медленно развернул бинты, подцепив края отросшим ногтем. Когда последний слой был снят, и два бинта тонкими полосочками упали ему на колени, Барри ахнул.              На шрамах, оставшихся от когтей Спидфорса, теперь красовалась татуировка. Два длинных цветка Вереска полностью перекрывали их, а сами шрамы выступали в качестве стебелька. Фиолетовые чернила ярко выделялись на бледной коже, и на секунду Барри показалось, что он чувствует цветочный запах.              Он шмыгнул носом. Пустота в груди вдруг приобрела совершенно иное значение. И Барри охватила решимость. Он точно знал, что нужно делать.               — Мне пора возвращаться.              «Думаю, ты прав», — кивнула Эмер, и Барри почувствовал, как она улыбается. — «Я рада, что ты вспомнил, Барри Аллен. Пришла пора отдохнуть. Но я буду рада увидеть тебя снова».               — Конечно, — кивнул Барри, а затем направился в сторону дома.              Он добрался до комнаты меньше, чем за минуту. Сердце бешено стучало, а по венам, казалось, течёт чистая энергия. Флэш, заметив, что он вошёл, встрепенулся.              «Прости, Барри», — залепетал дракон, бросившись к нему. Барри замер, глядя в полные вины жёлтые глаза. — «Я должен был…»               — Хей, малыш, — прошептал Барри, касаясь ладонью морды дракона. — Это не твоя вина. Абсолютно не твоя вина.              «Но ты же…»               — Я знаю. Но мы разберёмся с этим. Позже. Сейчас нам пора возвращаться домой.              Дракончик, убедившись в том, что он не лжёт, встрепенулся. Барри почувствовал предвкушение скорой встречи, охватившее создание, и улыбнулся. Сейчас они полностью разделяли чувства друг друга.              «Тебе стоит одеться. Наверху может быть холодно», — сказал Флэш, а затем исчез и тут же появился во вспышке молнии. В зубах он держал синий свитер, при виде которого сердце Барри сжалось.               — Это…              «Твой артефакт», — кивнул Флэш, а затем фыркнул. — «Влюблённая ты задница, Барри Аллен. Ты бы видел глаза Лена, когда он осознал».               — О, боже мой, — выдохнул Барри, и Флэш рассмеялся.              Барри оделся. Мягкая шерсть приятно ласкала кожу, но, не почувствовав знакомого запаха горького шоколада и мяты, Барри ощутил разочарование. Ему не терпелось вновь увидеть Лена, но в то же время где-то глубоко внутри сидел страх. Им предстояло о стольком поговорить.               — Вы уже улетаете? — спросил Стив, когда они вошли на кухню. Табита была там же, протирая тарелки. Стрелки часов подходили к шести.               — Да, — кивнул Барри. — Мне нужно домой. Надеюсь, меня там ждут.               — Не сомневаюсь, — фыркнула Табита. — К тебе прилетало несколько Патронусов. Некая Кара грозилась тебя убить, но думаю, это шутка.               — О, нет, она точно серьёзно, — рассмеялся Барри. При мысли о Каре в груди потеплело. — Спасибо за гостеприимство. И что заботились обо мне.               — Не за что, Барри. Но я оставлю саблю у себя. В залог, что ты вернёшься и поступишь ко мне в отдел.              — Не думаю, что мою бренную душонку захочет принять кто-то, кроме вас.               — Пусть только попробуют, — ответила Табита, и все трое рассмеялись.              Они вышли на крыльцо. Стив, спохватившись, всунул ему баночку таблеток.               — Это обезболивающее. Не очень сильное, но должно помогать. Но лучше всё-таки проконсультироваться с лечащим врачом.               — Конечно.              «Думаю, его потащат туда при первом спазме», — фыркнул Флэш. — «Теперь гиперопека ему обеспечена».               — Очень на это надеюсь, — кивнул Стив, а затем хлопнул его по плечу. — Оставайся на связи, Барри.               — Да, дедуля, я надеюсь получать весточку от тебя каждый месяц, — фыркнула Табита. Барри улыбнулся.               — Как пожелаете, босс.               — Вот так-то. Выше нос, дедуля. И удачной дороги.               — Да, Флэш, не гони быстро. Это большая нагрузка на спину.              «Хорошо», — кивнул дракон. Он увеличился до размеров ездовой лошади, и Барри забрался на него с необычной для босого инвалида лёгкостью. Флэш в ответ на его внутренний комментарии фыркнул. — «Давай, дедуля. Твой принц-склерозник тебя уже заждался».              Барри, не сразу поняв, что речь идёт о Лене, фыркнул. Затем перевёл взгляд на Табиту и Стива. Они стояли совсем рядом, и Барри видел, что рука Стива покоится на талии Табиты. Аллен улыбнулся.               — Спасибо вам за всё, — повторил он, а затем вцепился в рога, плотнее сжав ноги. Письмо в кармане шорт ощущалось, как весомый груз.              Флэш распахнул крылья и взлетел, проходя сквозь поры воздуха. По коже побежали мурашки, а сердце забилось сильнее. Барри смотрел только вперёд, чувствуя, как боль понемногу отступает. Он возвращался домой.       

***

             Они добрались о Англии, когда солнце полностью взошло и начало свой путь по небосводу. В Англии было на удивление солнечно и тепло, и, замечая знакомые ландшафты, Барри чувствовал, как сердце замирает.              Они с Флэшем проговорили все полтора часа дороги. Дракон летел не очень быстро, но Барри всё равно замёрз и теперь кутался в светло-синюю ткань в попытках обрести хоть какое-то тепло. Тело ломило от усталости, глаза слипались, а в спине пробуждалась тупая боль, и Барри не мог дождаться момента, когда окажется в тёплой постели.              Флэш летел над какими-то холмами, пристально вглядываясь вниз. И только когда он стал быстро снижаться, Барри заметил маленькие точки, что с каждой секундой приобретали знакомые очертания.              Дракон приземлился со стороны лагеря, оставив шатёр позади, и тут же обратился в кроху, что помещался на плече. Барри выпрямился. Его чуть потряхивало, но сильнее всего была дрожь внутри. Он смотрел на знакомые трейлеры и ощущал благоговейный страх.              Взгляд упал на трясущиеся ладони, и Барри сжал их в кулаки. Он не принадлежал этому миру.              «Пойдём уже», — фыркнул Флэш, схватив его за палец и потащив вперёд.              И Барри пошел. Он всё ещё был босым, а потому отчётливо чувствовал капельки росы, скопившиеся в высокой траве. Земля была холодной, и она мягко пружинила под ногами, будто эхом выступая ко вспышкам тупой боли, пронзавшей затёкшие мышцы.              Они были у дальней части лагеря. Здесь ставили не трейлеры, а фургоны, в которых перевозили лошадей и пегасов, здесь же были вагоны с реквизитом. И медленно проходя между ними, Барри чувствовал, как ностальгия волной накрывает его. Воспоминания детства прояснялись в голове, и, глядя на разбросанные фанеру, мишуру, какие-то пайетки и ленты, Барри вспоминал, каково это — жить в цирке.               — Барри? — взволнованный женский голос донёсся откуда-то сзади, и Аллен резко обернулся, узнавая его.              Шона стояла в дверях своего трейлера, держа в руках рулон бумажных полотенец. Она выглядела несколько уставшей, её кудрявые волосы были собраны в пучок на затылке, а несколько выбившихся прядок обрамляли пополневшее лицо. Она была одета в ситцевое платье и огромный кардиган, но даже его безразмерность не могла скрыть заметно округлившийся живот. И поняв это, Барри не смог сдержать улыбки.              Шона, будто осознав что-то, ахнула, а затем бросилась к нему. Её живот был действительно огромным и упругим, но это не помешало женщине стиснуть его в объятьях, сжав так крепко, что он почувствовал, что задыхается.               — Ты вернулся, Барри, — пробормотала она, а затем отстранилась. Барри увидел, что она плакала, даже несмотря на широкую улыбку.               — Вернулся, — ответил он, не сдержав ответной улыбки. В груди что-то тоскливо поскуливало. Шона выглядела такой родной и домашней, что хотелось взвыть. Он так отвык от этого чувства.               — Я так боялась, что никогда тебя не увижу, — прошептала она, касаясь его лица. Её глаза были наполнены материнской нежностью, и Барри захотелось плакать. — Ты всех нас так напугал, Оленёнок.               — Прости, — прошептал он, чувствуя, как слёзы всё же появляются в уголках глаз. — Я не… я не хотел. Прости меня.               — Тише. Тише, не надо. Я так рада, так рада, что не могу перестать плакать. Чёртовы гормоны, — Шона горько рассмеялась, и Барри фыркнул. Рука коснулась упругого живота.               — Мальчик?               — Девочка, — ответила Шона, и на щеках у неё появились ямочки от широкой улыбки. — Джосслин. Мы с Марком хотели… — глаза девушки расширились. — О боже! Они ведь не знают! Пойдём скорее!              Шона схватила его за руку и под смех парившего рядом Флэша с невероятной для столь беременной женщины скоростью побежала вперёд, ловко лавируя между трейлерами. Барри чувствовал усиливающуюся пульсацию в спине, но не обращал на это внимания. Волнение в груди усиливалось.               — Марк! — вопила Шона, и её крик эхом разносился по округе. — Марк! Марк!               — Только не говори, что ЭТО началось, женщина! — раздался вопль Марка откуда-то спереди, и Флэш звонко рассмеялся, а Барри не смог сдержать улыбки.              Шона вытащила его на поляну, где проходили обеды, и Барри увидел, как несколько человек, включая бледного как смерть Марка, вскочили. Роза бросилась к полотенцам, Сэм — к воде, и Шона, заметив это, закатила глаза.               — Я не собираюсь рожать кого-то кроме Девы, придурки, — произнесла она, а затем вытащила его на свет. — Он вернулся.              Несколько мгновений присутствующие циркачи пялились на него, как бараны на новые ворота, не понимая, как и зачем он здесь образовался. А затем Роза завопила и бросилась к Барри.               — Оленёнок! — прохныкала она, и Аллен вздохнул, привычно задыхаясь от запаха клубничных духов.               — Босс, боже мой! — воскликнул Сэм, хлопая его по плечу. Но он не успел даже шагу сделать, потому как Марк опередил его.               — Что получится, — спросил он, глядя на Барри с недоверчивым прищуром, — если смешать огневиски, бурбон и текилу?               — Да ладно тебе, Марк, — закатила глаза Шона. — Он настоящий.               — Да ну. Те вот также говорили.               — Выжигающее мозги похмелье, — ответил Барри, усмехнувшись.              Марк на мгновение замер, а затем на его губах расплылась широкая улыбка. И когда мужчина обнял его, Барри был готов поклясться, что видит слёзы в карих глазах.              От Мардона пахло порохом и маслом, и от столь знакомого запаха Барри почувствовал, как внутри живота всё скручивает. Марк обнимал крепко, стискивая в объятьях так, будто он был готов исчезнуть в любую секунду. Барри не мог припомнить, чтобы Мардон вообще хоть когда-нибудь обнимал его, и это лишь подчёркивало невероятность происходящего.               — Нам не хватало тебя, Оленёнок, — прошептал он, а затем отстранился. Глаза его действительно блестели. Он потрепал Барри по голове, а затем с силой ударил кулаком в плечо. Барри пискнул. — Чтоб ещё раз…               — Что здесь происходит?              Громкий, немного пропитанный паникой голос пронёсся над поляной, и все резко повернули головы, а сердце Барри забилось как сумасшедшее.              Из-за трейлера вышел Джей. При виде той усталости, что отражалась в похудевшем лице и тёмных кругах под глазами, внутри Барри что-то сжалось. Дядя выглядел глубоко вымотанным и несчастным, и от осознания, что в этом виноват он, Барри становилось физически больно.               — Джей, — произнёс он, и голос прозвучал слишком хрипло.              Джей заметил его. Он замер, остановившись как вкопанный, и его глаза расширились от ужаса и неверия. Барри вдруг почувствовал волну отчаянья и недоверия, что прошла сквозь него, и слёзы в глазах зашипели с новой силой.               — Джей, это я, — прохрипел он, надеясь достучаться до дяди. — Я вернулся.               — Барри, — прошептал Гаррик, и Барри увидел слёзы, набежавшие в уголки ореховых глаз.              Он не знал, кто из них первым бросился вперёд. Но это и не было важно, потому что меньше чем через мгновение Барри оказался в крепких объятьях, пропитанных запахом хвойного мыла и пота, и он был готов поклясться, что не было запаха приятней. Его окутало тепло, а ещё — волнение, исходившее от них обоих. И облегчение.               — Мне так жаль, — произнесли они одновременно, а затем негромко рассмеялись, глядя друг на друга. Барри заметил несколько новых морщин, появившихся на столь знакомом лице. И поэтому он заговорил первым.               — Прости меня. Мне не стоило скрывать от тебя так много, лгать насчёт Мэтта и я…               — Нет, Барри, это я виноват, — покачал головой Джей. — Я должен был обучить тебя. Я должен был быть рядом. Мне так жаль, что ты пострадал из-за меня, мне так… — Джей шумно выдохнул, а затем вновь прижал его к себе. Лицо Барри уткнулось ему куда-то в плечо. — Я так рад, что ты жив, боец.              Барри не стал отвечать. Он не смог бы выразить всех чувств сейчас — ему бы просто не хватило сил. А поэтому он просто обнял дядю, прижимаясь к нему как можно сильнее и надеясь, что он всё поймёт и так. Слёзы катились по щекам горячими струйками, и Барри ощущал, как боль растёт, подкашивая ноги и пронзая спину. Но даже несмотря на это, он чувствовал счастье. Он наконец-то вернулся домой.               — Ты в порядке? — спросил Джей, отстраняясь. — У тебя что-нибудь болит? Спина? Ноги?        — Всё хорошо, — соврал Барри, глядя на дядю с улыбкой. — Я просто… очень устал.              «Ему стоит поспать», — заметил Флэш, вспорхнув на плечо. — «Дорога сюда была долгой, и утро было… Выматывающим. А ему потребуются силы, чтобы выдержать волну объятий и, вероятно, избиений на сегодняшней постановке».               — Шоу сегодня? — удивился Аллен. Джей кивнул, а затем как-то слишком горько улыбнулся.               — Тебя не было с нами слишком долго, боец.               — И твои друзья будут там, — подал голос Марк. — Включая Снарта и Принцесску. Уверен, они страшно обрадуются, когда узнают…               — Не говорите им пока, — едва не взмолился Барри, чувствуя охватывающий его страх. Наткнувшись на непонимание в глазах циркачей, он продолжил: — Пожалуйста, не нужно. Я не… Я не хочу их разочаровывать.               — Разочаровывать?! — переспросил Джей. — Барри, да они…               — Пожалуйста, — прошептал Барри. Слёзы радости закончились, и вместо них появились другие — вестницы грядущей истерики от ужаса того, что он может увидеть Лена так скоро. — Я очень устал. Я не готов.              «Барри прав», — заметил Флэш, и Барри почувствовал волны тепла, проходившие сквозь их связь. — «Ему нужно подготовиться ко встрече с принцем Ледышкой. Ну, знаете, сходить в душ, надушиться, сделать причёску…»               — Конечно, — сказала Шона, подхватывая его под локоть. — Обещаю, я прослежу за тем, чтобы они ничего им не сказали. До постановки они сюда не сунутся.               — Спасибо, Шона, — прошептал Барри, и его обращение перетекло в зевок. Взгляд Джея тут же смягчился.               — Пойдём, — произнёс он, положив руку Барри на плечо. — Тебе действительно нужно отдохнуть.              Они проводили Барри до трейлера. Шона засыпала его последними новостями, большую часть из которых Барри пропустил мимо ушей. Джей же молча поддерживал его — его хватка и взгляд говорили всё сами за себя. И то, как крепко сжимал Барри его локоть, служило достойным ответом.              По настоянию дяди он направился в душ. Барри и не понимал, насколько скучал по такому, казалось, мизерному блаженству, как горячая вода. А когда, выходя из кабинки, он почувствовал витавший в воздухе запах солёной карамели, на глаза едва ли не навернулись слёзы. Он наконец-то был дома.               — Мы сменили тебе постель, — сказала Шона, когда он вошел, и тут же замерла, взглянув на его обнаженный торс. Барри увидел ужас, мелькнувший на лицах обоих, и ему стало стыдно.              Он поспешно натянул чистую футболку, висевшую на спинке кровати.               — Спасибо, — негромко произнёс он, а затем поднял взгляд на Шону. — Можно мне воды?              Та кивнула, а затем взмахом палочки наполнила стакан. При виде такого будничного действия в горле Барри образовался бетонный ком, он с силой сглотнул, а затем дрожащими руками достал из кармана пузырёк Стива.              Джей нахмурился.               — Что это?               — Обезболивающее, — коротко ответил Барри, выпивая сразу две таблетки. Флэш недовольно заворчал.               — И откуда оно у тебя?               — Стив дал, — на непонятный взгляд дяди он ответил. — Потом расскажу.              Джей и Шона кивнули. Девушка поспешно ушла, напоследок чмокнув его в лоб и осторожно закрыв за собой дверь. Барри забрался в постель, плотно закутавшись в одеяло. Флэш лёг на вторую половину кровати.               — Ты точно хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил дядя, скосив взгляд на баночку с таблетками, что стояла на тумбе. Барри кивнул.               — Всё в порядке. Я просто очень устал.               — Хорошо. Тогда… — Джей неловко замялся. — Ты, наверное, отдыхай. А я…               — Ты можешь посидеть со мной? — попросил Барри. Ему почему-то хотелось, чтобы Джей остался. Так это больше не казалось сном. — Пожалуйста.               — Конечно, — кивнул Гаррик, и на лице его отразилось облегчение.              Он сел на край кровати, взглянув на Барри с мягкой улыбкой. Барри чувствовал, как невероятное облегчение волнами исходило от него. Поймав его взгляд, Джей вздохнул.               — Я так рад, что ты вернулся, боец. Мы все… Нам всем было очень тяжело без тебя.               — Прости, — прошептал Барри. Глаза его слипались. — Я не хотел этого. Правда. Мне было очень страшно без вас. Там… Там, на другой стороне, — Барри выдохнул, чувствуя вновь набегающие слёзы. Он вспомнил тот страх и одиночество, те бесчисленные часы, дни, проведённые в пустых локациях. — Мне так страшно, Джей. Я не хотел, чтобы так получилось. Чтобы вы страдали из-за меня.               — Ты был очень храбрым, Барри. И сейчас всё закончилось. И я просто хочу, чтобы ты знал, — он вытянул руку и взял его ладонь в свою. — Мы хотели, чтобы ты вернулся. Все мы боялись и надеялись. Нам всем было очень тяжело эти месяцы. И они будут счастливы узнать, что ты здесь. Даже если ты чувствуешь, будто это не так.               — Хорошо, — кивнул Барри. Он хотел поверить, искренне хотел поверить в слова дяди, но голос где-то глубоко внутри шептал ему обратное. Потому что Джей не знал всего.              Гаррик, почувствовав перемену в его настроении, улыбнулся и сжал его ладонь.               — Отдыхай, боец. Тебе нужно хорошенько выспаться, прежде чем Кара обрушит на тебя свой гнев.               — О, да, — усмехнулся Барри. А затем усмешка превратилась в улыбку. Он посмотрел на дядю. — Я люблю тебя. Спасибо, что забрал меня тогда из приюта. Ты спас мне жизнь.               — Думаю, это ты спас мою, Барри, — мягко улыбнулся Джей. Уже помутневшим зрением Аллен заметил слёзы в уголках его глаз, а затем большая и тёплая ладонь коснулась его волос. — А теперь отдыхай.              Барри не стал отвечать. Он закрыл глаза и тут же провалился в сон — крепкий, пропитанный запахом сырости, растений и тепла. Запахом дома.       

***

             В первый раз за целую вечность Барри не снилось ничего. Он просто закрыл глаза, а когда открыл их — был уже день. Его не преследовала ни темнота, ни пустота. Он был абсолютно один, и несколько минут Барри молча лежал, закутавшись в одеяло и глядя на потолок.              Могло ли всё это присниться ему? Быть может, он опять наступил в пятно, а теперь вновь вернулся в локацию?              Сердце начало биться сильнее, и Барри резко сел, тут же зажмурившись от пронзившей спину боли. А затем шумно выдохнул. Боль — это хорошо. Если он чувствовал её, значит, он точно не в локации. Просто один.              Барри медленно сел на постели, а затем поднялся, разминая затёкшие мышцы. Суставы похрустывали, и он подавлял зевок, пытаясь заставить организм пробудиться. Он выпил ещё обезболивающего, а затем потянулся, чувствуя, как покалывает спину. Ему всё ещё хотелось спать, но Барри чувствовал, что это нужно предотвратить. Он хотел отправиться на постановку, ведь, в конце-концов…              Барри заметил свитер, лежавший на столе. Подойдя ближе, он взял ткань в руки, а затем надел свитер на себя, чувствуя, как одиночество немного отступает. Но когда его взгляд поднялся выше, к подоконнику, заставленному горшками с цветами, в горле появился ком. Он вытянул руку и коснулся чуть пожелтевших лепестков, чувствуя покалывание в коже. А затем закусил губу, пытаясь не дать слезам скатиться вниз.               — Цветочный мальчик без цветов, — прошептал он, хватая ртом воздух, когда слёзы всё же навернулись, затмив собой всё. — Сможешь ли ты полюбить меня таким?              Где-то в коридоре раздались шаги, и Барри поспешно вытер глаза. Дверь в комнату распахнулась, и, принеся с собой поры ветра, пропахшие карамелью, в комнате появилась Шона. Заметив, что он встал, она охнула.               — О, ты уже проснулся. Как себя чувствуешь?               — Всё в порядке, — солгал Барри. В комнату влетел Флэш, и, заметив его, улыбнулся.              «Спящая красавица готова ко встрече с Прекрасным Принцем?» — подколол его дракон, забираясь к Барри на плечо. Тот нахмурился.               — Сколько сейчас времени?               — Почти пять, — ответила Шона, и Барри охнул.               — Постановка уже заканчивается?               — Да. И твои друзья там, — она мягко улыбнулась, коснувшись его плеча. — Тебе не обязательно туда идти. Можешь помочь мне с ужином.               — Я не… — Барри вздохнул. Волнение нарастало, и внутри он весь дрожал. Но потом Барри вспомнил про письмо и шумно вздохнул. Бежать было некуда. — Я должен их увидеть. Бежать некуда. Даже… Даже если они будут злиться…               — Они не будут, — тут же ответила Шона, а затем мягко улыбнулась. — Пойдём. Мы можем успеть на финальную речь.              Она взяла его под локоть, и они вместе направились прочь из трейлера. Барри не стал обуваться, а пошел прямо так, ступая босыми ногами по тёплой земле и чувствуя, как грязь липнет к ступням. Флэш сидел на плече, обвивая хвостом шею, и исходящее от дракончика тепло чуточку уравновешивало холод, заставлявший Барри дрожать внутри.              Не дойдя ста метров до шатра, он услышал музыку. Знакомое «Оаоу!» мощными волнами проходило по округе, и Барри почувствовал, как страх и волнение сковывают его.              — Они… Они…               — Пойдём, — загадочно улыбнулась Шона. — Тебе понравится.              Она потянула его вперёд, и они побежали — Барри удивился, что Шона вообще способна на это с таким большим животом. Но когда девушка ловко поднырнула под балками в коридор и вывела его к трибунам, Аллен перестал сомневаться в этом.              Весь зал стоял, выбивая ритм и подпевая. Барри чувствовал, как земля и воздух вибрировали, входя в резонанс с внутренним волнением. Он поднял голову на сцену и ахнул, когда увидел то, о чём, наверное, и говорила Шона.              Над сценой в разных её концах парили силуэты. Хартли, Клайд, Джэсси и Эдди были похожи на Патронусов своей эфирностью и полупрозрачностью. Барри почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы, когда Эдди широко улыбнулся, помахав зрителям.              — Этот год был непростым для нас, — голос Джея пронёсся над трибунами, и музыка притихла, давая возможность быть услышанным. — Наша семья понесла страшные потери. Никогда больше Погодный волшебник, Дудочник, Трикстер и наш дорогой акробат не выступят на этой сцене. Не скоро вы увидите здесь и Ледяного принца, — Джей улыбнулся, и Барри увидел, что лицо его блестело от слёз. — Но мы всё ещё здесь. И будем здесь для каждого, кому понадобится наша помощь. Потому что мы всё ещё Величайшее шоу!              Громкие овации пронеслись по залу, и Джей вскинул руку вверх, принимая их. Циркачи вновь запели, и восторженные крики «Это Величайшее шоу!» победным маршем разносились над трибунами.              Шона потащила его вперёд, к бортику, разделявшему сцену и зрительный зал, но Барри покачал головой, остановившись у самой ограды. Он не хотел привлекать к себе внимание. У него не было на это сил.              К ним подбежал Марк, помогая Шоне перебраться через ограду. Марк улыбнулся ему, а затем они с Шоной запели, с широкими улыбками глядя в зал. Зрители завопили, увидев беременную Шону, и та лишь улыбнулась, кивая каждому и принимая овации.              Барри заметил Акселя, бежавшего в его направлении. Трикстер ловко перескочил ограду и кинулся ему на шею, крепко прижимая к себе.               — Барри! — восторженно завопил он в самое ухо, и Барри поморщился от столь громкого звука. Аксель, подпрыгивая от счастья, отстранился. Улыбка была настолько широкой, что Барри испугался за его щёки. — Барри, ты жив! Жив! Вернулся!               — Вернулся, — кивнул Барри с грустной улыбкой. Он задумался, знал ли Аксель о том, какой ценой ему это далось. — Вернулся.              Аксель завизжал, а затем вдруг схватил его за руки и прижался лбом к его лбу.               — Вернулся, вернулся, вернулся! — повторял он, продолжая подпрыгивать, вопя от счастья. — Вернулся! Я так боялся, что голоса соврали, и ты не вернёшься.               — Они… они говорили что-то? Обо мне? Или о…               — Здесь слишком громко, — покачал головой Аксель. — Пойдём, нужно найти место потише.              Он схватил Барри за руку и побежал в коридор под трибунами. Пробегая мимо столбов, Аллен вдруг вспомнил о крохотной записке, и сердце его болезненно сжалось. Воспоминание о хрустальном гробе не заставило себя долго ждать, и он с силой сжал руку Акселя, пытаясь удержаться за существующую реальность.              Трикстер привёл его в пустующий холл и усадил на лавочку рядом с опустевшим ларьком с попкорном. Он взял его за руки, а затем заглянул в глаза.               — Что произошло? — спросил он, выглядя скорее обеспокоенным. — Голоса говорили об очень высокой цене.               — Магия, — шёпотом произнёс Барри, и ком в горле стал неимоверно большим. — Они забрали…              Продолжить он не смог. Плечи задрожали, и Барри шумно вздохнул, пытаясь прийти в себя. Флэш, сидевший тут же, негромко замурлыкал, прижимаясь к боку, и это помогло Барри. Он вздохнул.               — Я не волшебник больше.               — Но ты по-прежнему Всадник, — заметил Аксель. — И я знаю, тебе сейчас так не кажется, но… Голоса, они… Говорят, что пока что всё закончилось.               — Пока что?               — Да. Когда ты войдёшь в отдел, начнётся новый этап. Ты не единственный Всадник, и скоро ты столкнёшься с другими. Я не знаю. Там что-то про общество и вызов традициям, — он нахмурился, но затем махнул рукой. — Ну да ладно. Это точно будет не скоро.               — Умеешь успокоить, — фыркнул Барри, и Аксель звонко рассмеялся. А затем он подался вперёд и обнял Барри, крепко сжимая плечи.               — Я так рад, что ты вернулся. Нам было так тяжело. Ты ведь останешься с нами, да? — он заглянул Барри в глаза. — Ты же никуда не уйдёшь?              В его карих глазах было слишком много понимания, так что Барри тут же понял — он знал. Слышал его мысли, видел его насквозь. Чувствовал сомнения и страхи.              Барри вздохнул. Ему не хотелось отвечать, потому что он и сам не знал ответа. Даже если будущее должно было сложиться так, что желание Табиты бы осуществилось… Барри не знал, был ли готов. Хотел ли волшебный мир принять его? Был ли вообще мир, в котором ему — вернувшемуся из мёртвых Всаднику без магических сил — было место.              На лице Акселя отразилась грусть.               — Пожалуйста, не уходи, — прошептал он, сжимая его ладони. — Мы создадим новый мир. Только останься.               — Я не знаю смогу ли, Аксель, — прошептал Барри в ответ.              Со стороны зала послышался ропот, и первые люди стали появляться в холле. При виде их восторженных лиц и широких улыбок, что-то внутри Барри сжалось от ностальгии. Он подумал о том, что быть может никогда больше не сможет дарить такое счастье людям. И от этого пустота в груди стала лишь шире.              Он заметил знакомую пшеничную макушку, мелькнувшую в толпе, и подскочил. В холле царил гам и ропот, но сквозь эти пронзённые восторгом голоса он всё же смог различить один, такой родной.               — Нет, я не могла… Я видела его, Лена, клянусь, я видела его!               — Кара, он здесь! — крикнул Аксель, подскакивая с места. Барри шумно выдохнул, а затем тоже поднялся, практически не чувствуя ног от волнения.              Она выбежала из толпы. Растрёпанная, в огромном свитере и простых джинсах, с двумя косичками, растрёпанные пряди из которого обрамляли бледное лицо. Кара замерла, глядя на него с широко раскрытыми глазами, и Барри чувствовал, как её взгляд скользил по нему.              Кара выглядела настолько переполненной надеждой, что он не смог показать, как страшно ему было. Ему вдруг вспомнилось их тринадцатое лето, как они вдвоём стояли перед занавесом, и он держал её за руку. Ему было страшно, он совершенно не хотел выходить, но ради неё он улыбнулся. Потому что ответная улыбка Кары стоила того, чтобы перебороть страх.               — Лютик, — улыбнулся Барри, и когда Кара шумно выдохнула, он почувствовал, как страх отступает.              Кара заплакала. Слёзы брызнули у неё из глаз, лицо покраснело, и она, вся дрожа как осиновый лист, бросилась к нему. И всё, что мог сделать Барри — броситься к ней навстречу.              Они ничего не говорили, потому что слова были лишними. Кара обхватила его за шею и обняла так сильно, что он почувствовал, как хрустят рёбра. Свитер стал намокать, но это было абсолютно не важно, потому что и сам Барри дрожал, прижимая девушку к себе. Слёз не было — вероятно, влага в организме наконец-то закончилась, был лишь терзающий душу страх, что если он отпустит её, то она исчезнет. А потому Барри не отпускал, вжимаясь в плечо сестры так сильно, как только мог.               — Я ждала тебя, Барбариска, — прошептала она, отстранившись. Их лбы и носы соприкоснулись, и Барри увидел, насколько сильно красными были её глаза. Он кивнул, сжимая её ладонь.               — Я знаю, Лютик.               — Мне так тебя не хватало. Ты не представляешь. Даже самогон Марка не смог хоть чуть-чуть помочь.               — О, если в ход пошёл самогон Марка, значит, дела были совсем плохи, — прошептал Барри, и оба они рассмеялись.              Где-то впереди раздался ах, и, подняв голову, Барри увидел Лизу и Лену, что с шокированными лицами смотрели на них. А затем раздалось звонкое «Барри», и ещё две пары рук обхватили его.              Лёгкие наполнил аромат цветочных духов, и всё вдруг потеряло смысл, кроме насыщенного запаха и тонких рук, что обхватывали его шею в попытке убедиться, что он реален. Когда они отстранились, Барри увидел их широкие улыбки.               — Ты нас так напугал! — воскликнула Лиза, не сильно ударяя его кулаком в плечо. — Мы были в ужасе, когда вы исчезли. Места себе не находили.               — Насколько ужасно это было? — уточнил Барри. — Я не помню ничего о реальной жизни с момента взрыва. Только… только ту сторону.              Лица девушек вытянулись. Но потом Лена улыбнулась.               — Это было необычно, — сказала она, касаясь его плеча. — То есть… Барт был таким саркастичным засранцем, что многих это бесило. Но потом всё стало нормально. Хотя Циско всё равно побаивался его.               — Где он, кстати? — спросил Барри, а затем вытянул шею, вглядываясь в толпу. — И остальные? Кейт? Джулиан?               — Они уже в Америке, — ответила Лиза, как-то погрустнев. — Учёба начинается через три дня, так что Циско вернулся вскоре после того, как вы сбежали.               — Но я остаюсь в Англии! — с улыбкой произнесла Лена. — Продолжу обучение в Хогвартсе.               — Это невероятно круто! А где… Где Легенды? — спросил Барри, ощущая, как голос предательски дрожит. По коже побежали мурашки. — Они… Они здесь?               — Нет, солнышко, — ответила Лиза, выглядя сожалеющей. Ком из горла камнем упал в желудок. — Лен был разбит, когда вы исчезли. И он вернулся к работе в Министерстве, и теперь торчит там днями. Они хотели успеть, но, видимо, что-то пошло не так.               — Понятно, — кивнул Барри, сглотнув. Руки предательски задрожали, и он сжал их в кулаки.              «Я скажу Зуму, чтобы гнал их сюда пинками и палками», — тут же сообщил Флэш, взбираясь Барри на плечо. Барри взглянул на дракончика. — «Они будут здесь в течении получаса. Ты не представляешь, как хорошо мой муж умеет убеждать».               — Не сомневаюсь, — тихо произнес Барри, едва заметно улыбнувшись. Хоть ему понравилось видеть, как Флэш светится изнутри, говоря о партнёре, при мысли о Своём Человеке, ком в животе покрывался ледяной крошкой.              Кара взяла его за руку.               — Пойдём, Барбариска. Шона что-то говорила о роскошном ужине, а судя по твоим тощим ручонкам, нам предстоит очень долгая работа по откармливанию.              Барри не стал возражать, ограничившись кивком.              Девушки повели его через коридоры, наперебой рассказывая о весёлых событиях, произошедших за те два месяца, что его не было. Они выглядели радостными и взволнованными, рассказывая о собственных планах на предстоящий учебный год. И Барри действительно пытался слушать, но с каждым новым словом ему становилось тяжелее дышать. И, кажется, совершенно никто не замечал этого.              Но Барри ошибся. Когда они почти подошли к поляне, Флэш соскочил с плеча и обратился, приняв человекоподобную форму.              «Моё почтение, дамы, но Барбариске необходимо принять лекарства, чтобы он не свалился при виде своего прекрасного принца. Скажите Шоне, что мы оба очень голодные, идёт?» — и, не дождавшись согласия девушек, он мягко высвободил Барри из их объятия, а затем потянул за собой.              Стоило им отойти от них дальше, чем на сто метров, Барри прислонился к стенке трейлера и закрыл глаза. Его бил озноб и устоять на ногах было действительно трудно, а потому он бессильно сполз по стене.              «Барри», — позвал Флэш. Чешуйчатая рука коснулась плеча, и, открыв глаза, Аллен увидел взволнованный взгляд золотистых глаз. — «Барри, это не твоя вина».               — Он, — Барри вздохнул. Всё это было слишком тяжело. — Он перенёс столько боли из-за меня, Флэш. Он до сих пор её переносит. Как я могу… Как я могу… Флэш, — глаза Барри горели. — Ему нужен его Цветочный мальчик. Как я могу им быть, если я даже не… Даже не… Я чувствую себя таким беспомощным, Флэш. Ты действительно думаешь, что им нужен такой Барри?              Флэш вдруг улыбнулся. На мгновение Барри показалось, что он смотрит куда-то сквозь него, а потом дракон произнёс.              «Тебе потребуется тридцать секунд храбрости, чтобы узнать это».              Он помог Барри подняться. Аллен выпрямился, заглянув дракону в золотистые глаза. Тот мягко улыбнулся.              «Ты ведь доверяешь мне, Барри?»               — Конечно, — ответил Аллен. Флэш кивнул.              Они пошли назад к поляне. Шаги Барри были короткими и медленными, но дракон и не торопил. Барри было тяжело, но не в физическом плане. Казалось, ноги налились свинцом, и он понятия не имел, как сможет просидеть с остальными целый ужин. Как сможет улыбаться, глядя в их полные счастья лица и вновь слушать планы о школе. Но он доверял дракону, точно зная, что тот никогда не причинит ему боли и дискомфорта. А потому шёл.               — Послушай меня, Зум, — воскликнула Сара, и Барри замер как вкопанный, чувствуя, как сердце ускоряет ритм. Они всё ещё были в тени трейлера, но отсюда он уже видел Легенд. И знакомый бритый затылок, что стоял совсем рядом с чёрным человекоподобным существом. — Оливер будет орать, как цепная собака, если отчёт не будет готов к сегодняшнему вечеру. Так что, каким бы невероятно важным известием не была твоя новость…              Флэш фыркнул, а затем, подмигнув ему, сорвался с места, вспышкой молнии оказавшись рядом с партнёром, и тут же поцеловал его в щёку.              «Это невероятно важное известие вообще-то стоит прямо здесь», — усмехнувшись произнёс Флэш, обнимая Зума за талию. — «И я настоятельно советую обернуться, пока он всё ещё удерживает себя на ногах».              Но Лен сделал это ещё до того, как Флэш успел закончить фразу. И в тот момент, когда их глаза встретились, Барри почувствовал, как у него выбивают почву из-под ног.              Тридцать секунд, подумал он, сжимая кулаки, а затем на негнущихся ногах делая шаг вперёд. Ему показалось, что он услышал, как Рип ругается, но не мог сказать наверняка, потому что всё, что имело значение — ярко-голубые глаза напротив.              — Пожалуйста, прости меня, — произнёс он, надеясь, что голос не похож на сиплый скулёж. На глаза навернулись слёзы, и Барри даже не стал задаваться вопросом, откуда организм взял влагу. — Мне так жаль. Пожалуйста, прости меня. Мне очень-очень жаль.              Барри не знал, за что конкретно извинялся — за Бартоломью, за собственную смерть или за то, что вернулся таким слабым и несчастным. Он смотрел на Лена, что выглядел таким идеальным в этой идеально белой рубашке и узких брюках и медленно шёл к нему, будто боясь спугнуть, и плакал, потому что был не в силах поверить. Голос в голове по-прежнему твердил, что это не может быть правдой. Что он не может выбраться. Что он один, что это всё — иллюзия.              Но потом Лен коснулся его щеки, и Барри был готов поклясться, что не ощущал ничего более реального, чем это прикосновение. Их взгляды встретились.               — Это правда ты? — спросил Лен шёпотом, и этот тихий звук разбил воцарившуюся тишину на тысячи крохотных кусочков. Барри кивнул, чувствуя, как слёзы бегут по щекам.               — Я обещал, что найду тебя, — прошептал он в ответ. — В любой из вселенных, в любом из миров. Прости, что пришлось ждать так долго.               — Scarlet, — выдохнул Лен.               — Ленни.              И потом, когда Лен потянулся вперёд, Барри понял, что храбрости больше нет.              Их поцелуй не был похож на взрыв, как это было в первый раз тогда под омелой. Солёный и мокрый от слёз, он напоминал крохотный росток, что медленно раскрывал лепестки навстречу солнцу. Барри ощутил, как каждая клеточка раскрывается, как тепло наполняет его, растапливая лёд в животе. Их связь возвращалась, но это не было торнадо или цунами. Здесь было только безграничное облегчение.               — Ленни, — только и смог произнести Барри, когда они прервали поцелуй, и Лен прижался к его лбу. Их лица были мокрыми от слёз, но Лен улыбался, стирая влагу с его лица пальцами.               — Это ты. Это правда ты.               — Это я, — кивнул Барри, проводя ладонью по бритому затылку. — Мне было так тяжело без тебя. Там было так одиноко. Они говорили, что я никогда не увижу тебя снова. Что я никогда не… — Барри шумно выдохнул, а затем обхватил Лена за шею, пряча лицо.              Снарт обнял его в ответ, утыкаясь куда-то в шею, и Барри чувствовал прикосновения его холодного носа к коже. Когда знакомый запах шоколада и мяты достиг его носа, Барри едва не заскулил, ногтями впиваясь в ткань рубашки. Лен был здесь. С ним. Он правда ждал его.              Чужие эмоции тёплым клубком щекотали живот, и Барри чувствовал, как от каждого нового чувства кожа бежит мурашками. Здесь было всё: облегчение, страх, усталость, радость и счастье. Много-много счастья.               — Я так скучал по тебе, — прошептал Лен куда-то в шею. — Мне так не хватало тебя. Очень сильно. Никогда не пугай меня так снова. Пожалуйста. Я не выдержу, если ты снова…              Лен не стал продолжать, вновь поцеловав его, на этот раз — куда более требовательно. Барри чувствовал, как страх бетонными нитями сковывал их связь, и не мог сдержать шумного вздоха. Он обхватил руками лицо Снарта.               — Я с тобой, — прошептал он, прижимаясь к чужому лбу и вытирая слёзы, готовые снова сорваться с уголков глаз. — Я здесь. И я только твой. С этого дня и до конца моей жизни. Только твой.               — Мой, — кивнул Снарт. Он коротко поцеловал его, а затем вновь произнёс. — Мой. Мой.        — Твой, — кивнул Барри, с грустной улыбкой глядя в яркую голубизну. Осознание того, насколько сильно он скучал по этому, накатывало волнами, и Барри закусил губу, пытаясь справиться с эмоциями.              Они стояли обнявшись, должно быть, целую вечность. Барри чисто физически не мог отпустить Лена, потому что тогда бы, наверное, он упал прямо здесь, став единым с травой и землёй. И потому он позволил теплу с запахом шоколада и мяты пропитать и окутать его, точно зная и чувствуя, что Лен так же пропитывается его запахом. Они делили эмоции на двоих, и пока страх был в их сердцах, они не могли отступить.              Когда же он ушёл, и осталось только облегчение и счастье, Барри отстранился, заглянув Лену в глаза. Они были красные, но он выглядел счастливым.              Лен переплёл их пальцы.               — Я никогда больше не отпущу тебя.              «Думаю, это сделает походы в ванную проблематичными», — заметил Флэш, а Лена фыркнула.               — Очень зря.              Флэш и Джей возмущенно пискнули, а остальные рассмеялись, наблюдая за тем, как краснеет Барри. Лен, заметив это, тоже рассмеялся, а затем поцеловал его — на этот раз в щёку, заставив покраснеть ещё больше.               — Вы такие милые, что я даже шутить про комнату не буду, — фыркнула Лиза. Подняв взгляд, Барри увидел, как та смотрит на них с довольной улыбкой. — Но мы все очень хотим есть. И теперь, когда воссоединение официально состоялось, предлагаю начать.              Живот Барри ответил согласием, а сам Аллен покраснел, заставив Лена рассмеяться.              «Зря смеёшься, Снарт», — фыркнул Флэш. — «Нам его откармливать придётся, потому что если тебя устраивает обжимания с костями, то мне нужен мой мягкий бок в качестве подушки».               — Во-первых, это эксплуатация, — громко сказал Барри, заставив Рипа фыркнуть. — А во-вторых, у тебя есть партнёр.              «Да, и он не потерпит ваш сон втроём», — кивнул Зум, скрестив руки на груди. Джей поперхнулся.               — Я, вообще-то, всё ещё здесь! Не смей распускать руки в моём доме, Снарт!               — Ни за что на свете, — усмехнулся Лен, поднимая вверх их переплетённые пальцы. Джей тяжко вздохнул, а Лена и Кара покатывались со смеху. Раздался щелчок, и Барри заметил, как на землю упала полароидная карточка. Марк поднял её и потряс.               — На память, — пояснил Мардон на выразительный взгляд присутствующих. — Вы потом ещё и спасибо скажете.               — Давайте есть! — воскликнула Кара, и все рассмеялись.              Всё последующее время Лен не выпускал его руки. Ни когда они садились, ни когда ели, ни когда Барри вызвался помочь с уборкой. Лен не отпускал его, но не то чтобы Барри хотел этого. Их руки были замком, что соединяли их воедино, и Барри не чувствовал этого единства слишком долго, чтобы протестовать сейчас.               — Ну, что ж, Барри, — сказала Сара, когда с ужином было покончено, и все принялись пить чай. — У меня один вопрос: где, чёрт возьми, ты был?               — В Норвегии, — ответил Барри. Лицо Кары вытянулось.               — Ты же не возвращался в это поганое место, да?               — Что? Нет, я не… Они нашли женщину. Её зовут Табита, она тоже Всадница. И она была Эвкалиптом.               — Откуда вы знали её?               — Это Маккейб. Он обучал её лет тридцать назад, — ответил Барри. Затем взглянул на Флэша. — И, может быть, теперь она будет учить меня?              «Возможно. Хотя, учитывая наш опыт с Мэттом…»               — Кто такой Мэтт? — нахмурился Лен. Барри замялся.               — Эм… Настоящий Мэтт Лэтчер — муж Оливии Тоун и дедушка Эдди. Но тот Мэтт, которого мы с Флэшем знали…              «Оказался Эобардом Тоуном, принимающим оборотное зелье», — закончил Флэш. — «Судя по вашим лицам, мы вам не говорили».               — И как это понимать, Барри? — спросил Джей, и Барри вздохнул. Раскрытие Мэтта всё ещё было обидной для него темой.               — Ну, мы познакомились ровно год назад. Это была случайность — я увидел, как его задирают какие-то пьянчуги. Не знаю, было ли это подстроено или нет, но я пошёл за ним. Мы оба пошли, потому что… — Барри закусил губу, виновато взглянув на Джея. — Он был первым Всадником помимо тебя. У него не было дракона — он говорил, что она умерла много лет назад. Но он был Всадником, настоящим Всадником. И был готов научить этому меня.               — Ох, Барри…               — И поэтому каждую субботу мы встречались с ним в пещере за Хогсмидом, и он учил меня, каково это — быть Всадником. Объяснил про состояние Всадника, про молнию, про связь между Всадником и драконом. Он был тем, кто рассказал мне про Моего Человека, — Барри поднял взгляд на Лена и крепче сжал руку. А затем вздохнул. — Я доверял ему всё. И я любил его, потому что тот Мэтт, настоящий Эо, которого я знал, действительно был мне как старший брат, — Барри вздохнул. — А также он был человеком, убившим мою маму. И тем, кто использовал Ревёрса в качестве оружия. То же самое было с Хантером. Мы виделись буквально на следующих же выходных после нападения в Косой Аллее. Сидели в Визжащей-Хижине, обсуждая прошлые жизни и Мою связь. Он научил меня выпускать молнии и умолял сбежать с ним и Эобардом. Но также он был тем, кто вонзил когти мне в шею, и кто стоял и смотрел, как меня пытают. Это — то, что я имел в виду, когда говорил, что наши отношения слишком сложные. Это переплетение жизней и сущностей, это взаимоотношения, которые тянутся через века. Я знал Хантера, который развязал войну после моей смерти. Я знал Эобарда, который пустил мне три пули в упор. Я знал Хантера, продавшего меня в рабство. Я знал Эобарда, который бросился под плеть за меня. Я знал Хантера, который увидел нашу с Леном связь ещё до того, как я понял, что это значит — иметь Человека — и он унёс этот секрет с собой в могилу. Я знал Эобарда, который рыдал у меня на руках, потому что боль потери топила его, и он не мог сопротивляться. Мы были единственной семьёй, мы были худшими из врагов. Но мы были вместе. Даже если не рядом. И это — то, чего мне будет не хватать.              Барри замолчал, глядя в чашку чая. Перед глазами возник Эо, сжимающий руку Хантера в их последние секунды, и он зажмурился, прогоняя образ. Раздалось шуршание, а затем Зум появился у него на коленях.              «Мы будем в порядке», — прошептал он, заглядывая ему в глаза. — «Ты не один. Теперь нас трое. И мы справимся с этим. И я никогда не смогу заменить его, но… Думаю, удерживать тебя от глупостей и прикрывать, как подобает старшему брату, у меня получится. По крайней мере, я буду стараться».              Барри улыбнулся сквозь слёзы, прижимаясь лбом ко лбу дракона.              — Ну, а ещё у тебя есть я, Барбариска, — заметила Кара, когда Зум вернулся к Флэшу. — Я не собираюсь бросать твою гриффиндорскую задницу, ты слышишь меня? Я собираюсь заставить МакГонагалл поселить нас четверых в одной спальне, чтобы я всегда была уверена, что ты не сбегаешь куда-нибудь прямо в этот момент.               — О, я готова подключать своё старостское влияние, — фыркнула Лиза. Она усмехнулась. — Кто-то же должен поддерживать слухи о том, что Снарт и Аллен встречаются, да?              Барри кивнул, закусив губу. С каждым новым словом внутри него всё сжималось. Слёз не было, но сейчас ему казалось, будто что-то невидимое высасывает из него всю энергию и кислород, заставляя лёгкие складываться, как цветы на закате.              Он почувствовал беспокойство по связи.               — Барри, всё нормально? — спросил Джей, и в голосе его читалось беспокойство. Барри покачал головой. Он устал лгать. И сейчас, когда Лен был так близко, это было абсолютно бесполезно.               — Я не вернусь в Хогвартс, — произнёс он, подняв взгляд на друзей. — Ни в сентябре, ни когда бы то ни было.               — Что? — удивлённо воскликнули Кара и Лена. — Почему?               — Это как-то связано с цветами, — негромко произнёс Лен. — А точнее, с их отсутствием.              Барри кивнул. Боли и разочарования больше не было. Ему казалось, что он вообще ничего не чувствует. А потому, когда он заговорил, голос его звучал абсолютно равнодушно.              — Я не знаю, как это произошло. По видимому, когда случился взрыв, часть вырвавшейся энергии коснулась меня. Или прошла сквозь. А, быть может, взрыв вообще здесь не при чём. Но суть в том… — Барри шумно вздохнул, вцепившись в руку Лена. — Что я больше не волшебник. У меня нет никакой магии: ни обычной, ни цветочной. Фрея говорила, что цена возвращения будет слишком высока. Но я не послушал. И поплатился за это. И теперь… — Барри вздохнул. Он слишком устал от всего этого. – Теперь я здесь только потому, что меня попросили не бежать. Прекратить бороться и позволить другим позаботиться обо мне. Но правда в том, что мне нет места теперь нигде. Ни в одном из миров.               — Это не правда, — голос Марка прозвучал столь неожиданно и резко, что Барри вздрогнул. Все взгляды обратились к Погодному волшебнику. — Твоё место здесь. С нами. Кто бы не дал тебе этот совет — послушай его. Потому что мы тут все немного умерли, когда потеряли тебя. Тебя, а не твои способности или цветы. Потому что я абсолютно уверен, что Барри Аллен — это куда больше, чем его палочка. Ты вдохновлял и заботился о каждом из нас. Тебе не кажется, что пришло время нам отплатить тем же?              Марк выглядел абсолютно серьёзным и даже немного обиженным, будто тот факт, что Барри смел думать, что он откажется от него, задевал его душу. От такого сравнения Барри невольно улыбнулся, и улыбка эта с каждой секундой становилась всё уверенней.              Флэш был прав. Его действительно ждали.               — Ты станешь очень хорошим отцом, — сказал он, глядя Марку в глаза. Мардон закатил их, а потом щёлкнул пальцами, указывая на него.               — Это. Именно. То. О. Чём. Я. Говорил. Ты неисправим, Барри Аллен.               — И поэтому ты сейчас же должен пообещать, что останешься, — сказала Кара внезапно суровым голосом. — А потом отправишься спать, потому что твоё лицо можно считать олицетворением термина «усталость».               — Только если кто-то пойдёт со мной, — сказал Барри, подняв взгляд на Лена. Тот улыбнулся.               — По-моему, я уже говорил, что не собираюсь отпускать тебя.               — Тогда я буду здесь, пока ты будешь со мной. Потому что вряд ли я вынесу это без тебя. Без всех вас.               — Конечно же мы будем здесь, — улыбнулась Шона, сжимая руку Марка.               — И мы поможем.               — Всем, чем угодно.              «Чем угодно, Барри».              Барри улыбнулся. Страх окончательно отступил, оставив место уверенности.              Он перевёл взгляд на Флэша.               — Спасибо, что заставил меня вернуться.              «Я не мог позволить тебе разлучить меня с партнёром», — фыркнул дракон, а затем морда его смягчилась. — «Спокойной ночи».              Они с Леном поднялись одновременно, а потом медленно пошли в темноту, туда, где находился трейлер Барри. Они шли молча, потому что их переплетённые руки говорили громче слов. И Барри осознал, что готов идти куда угодно так. И благодаря их связи, он понимал, что Лен испытывает тоже самое.               — Ты пойдёшь в душ? — спросил его Снарт, когда они переступили порог комнаты и закрыли за собой дверь. Свет так и остался не включённым, и Барри покачал головой.               — А ты?               — Как я могу оставить тебя? — приподнял бровь Лен, и Барри улыбнулся, чувствуя растущее в груди тепло.               — Я так скучал по тебе, — прошептал он. Лен кивнул.               — Я тоже, — он поцеловал его в лоб, и Барри закрыл глаза, пытаясь запомнить тепло его губ. — Давай спать, Scarlet. Я очень устал.              Барри кивнул. Он отошел к своей половине кровати и отвернулся, медленно сняв с себя шорты, а затем и свитер, оставшись в одних лишь трусах. В зеркало он видел, как Лен тоже раздевается, медленно расстёгивая рубашку. Барри, завидев его мышцы, шумно выдохнул. Лен, поймавший в зеркало его взгляд, приподнял бровь.               — Что?               — Не понимаю, как мог получить столь горячего парня, — ответил он. Лен усмехнулся, но Барри заметил, как щёки его покраснели.               — Ну, я готов спорить, чей парень горячее. Потому что мой может топить лёд одним лишь своим видом.              Барри вздохнул, опустив взгляд на свои руки и впалый живот.               — Больше нет.              Лен в отражении нахмурился, а Барри вновь вздохнул. Решив, что скрывать что-либо уже слишком поздно, он обернулся, а затем медленно подошёл к Лену и остановился напротив, давая возможность увидеть всё.              Снарт замер. Барри увидел и почувствовал, как его сердце сжалось от боли и сожаления. Как его взгляд медленно скользил по телу Барри, касаясь каждого шрама. Тот закусил губу.               — Их больше десяти. Они маленькие, в основном. Кроме этих, — Барри коснулся шрама на шее, боку и внизу живота. А затем горько усмехнулся. — Теперь мы похожи куда больше.               — Откуда они? — спросил Лен. Он подошел ближе и осторожно коснулся, проводя пальцами по белым полосочкам. Барри вздохнул.               — Свартбальд. Он разбился во время взрыва, и его осколки… — Барри не стал продолжать фразу. — Поэтому они не исчезли. И никогда не исчезнут. Прости.               — А это… — Лен взял его за руки и поднёс их к свету так, что можно было увидеть Верески. — Ох.              Барри невольно улыбнулся. Барт был прав. Он вытянул руку и коснулся груди Лена. Прямо над сердцем. Там, где под майкой была татуировка.               — Напоминание о том, что ты исцелил мою душу так же, как я исцелил твою. Потому что это то, что делают соулмейты.               — Конечно, — кивнул Лен, а затем закрыл глаза, прижавшись лбом к его лбу. Мгновение они стояли в тишине, а потом Барри почувствовал, как что-то внутри меняется.              Это произошло не сразу. Сначала он просто вспомнил их первый поцелуй под омелой. Потом воспоминаний стало больше, и они сменялись одно за другим всё быстрее и быстрее, пока не превратились в одно лишь чувство. Горячее, яркое чувство, похожее на согревающее пламя костра. Оно не бушевало, просто грело, защищая от холода и стужи. И это чувство проникло внутрь и наполнило Барри до краёв, пронзив каждую клеточку тела, заставив замереть и вслушаться. Заставив поверить.               — Что ты делаешь? — прошептал Барри, едва стоя на ногах. Лен взял его за руки.               — То, что должен был сделать очень давно, — произнёс Лен, открывая глаза. В них было лишь одно чувство. Это чувство. — Я люблю тебя, Барри Аллен. И я буду твоим, а ты — моим. С этого дня и до конца моей жизни. Даже когда смерть разлучит нас. Потому что это — то, что я чувствую к тебе. И я хочу, чтобы ты знал это, Scarlet.               — Я знаю, — кивнул Барри, чувствуя, как слёзы вновь наворачиваются на глаза. Но впервые за долгое время это были слёзы радости. — Я знаю, Ленни.              И когда они поцеловались, Барри подумал, что, быть может, это было правдой. Что они действительно справятся. Вместе.              Потому что больше всего на свете, Барри Аллен любил Леонарда Снарта. И он точно знал, что его любят в ответ.       

***

       От бэты: Прежде всего, наверное, мне стоит извиниться за то, что я так долго бэтила последнюю главу. Да, у меня были напряженные дни, но это не единственная причина. Я как могла оттягивала прощание с Цветком. Я чувствовала себя как человек, который не дочитывает последнюю страницу книги/не смотрит последнюю серию сериала, чтобы история не заканчивалась, чтобы герои продолжали идти к своей развязке, чтобы продолжать быть частью огромного мира, такого чужого и одновременно близкого…       Но всё заканчивается. Закончилась и моя работа над этим произведением. Именно так, п р о и з в е д е н и е м. Потому что Цветок давно стал чем-то большим, чем просто фанфиком.       Год. Целый год я, как и вы, следила за рождением этой истории. Целый год Барри, Лен и остальные радовались и веселились на моих глазах, любили и ненавидели, умирали и жили.       Сейчас я хочу сказать спасибо Тине за возможность быть частью этой истории — кто знал, что случайное, плохо обдуманное согласие быть бэтой обернётся в такой колоссальный опыт и крепкую дружбу (но мы-то с вами знаем, что случайности не случайны, и всё связано) — и первой узнавать новый поворот сюжета. Спасибо за любовь к паре Барри и Лена, что ты мне подарила! Я хочу поблагодарить вас всех, что оставались с нами этот год, писали отзывы, трепетно ждали продолжения и замечали опечатки, что я пропускала. Я хочу сказать спасибо героям Цветка — ведь как это не нелепо, они очень часто помогали мне, наталкивая на правильные поступки.       СПАСИБО!       Надеюсь, мы ещё встретимся.

***

      Благодарности:

1.Фея

      Ты не позволила мне одеть Барри в костюм Чудо-Женщины на Хэллоуин, но вот мы здесь. И я всё ещё жива и даже не проклята, что удивительно.       Спасибо, что полтора года назад, когда я ввалилась в чат с вопросом: «Кто хочет стать бэтой в макси-винегрете?», ты ответила согласием. Потому что я не представляю, где бы была без тебя.       Есть многое, за что я хочу сказать «спасибо». За любовь, за поддержку, за помощь. За то, что терпела тонну курсива, отсутствие красных строк, дурацкое построение предложений и точки вместо звёздочек по центру. Но, то, за что я никогда не перестану быть благодарна — ты сделала меня лучше. Как автора, как человека, как друга, пусть я всё ещё недостаточно хороша. Ты — лучшая бэта, гамма и заботливая старшая сестра, которую можно только пожелать. Не могу дождаться возможности очень крепко тебя обнять. Люблю тебя.

2.Скарлет

      Сложно найти человека, который верил и поддерживал меня больше, чем ты, моя дорогая. Даже когда я была в отчаянье, разочарованная в своей работе, своих способностях и самой себе, ты всегда была рядом, дабы напомнить, что есть хотя бы два человека (привет, Фея!), которые любят и читают меня. На самом деле их, конечно, больше. Но ты была и остаёшься вернейшей из них. Спасибо за тонны текста поддержки и те невероятные арты, что ты создала для меня. Люблю тебя.

3. Катя и Ксюша.

      Даже если вы не читаете это — огромное спасибо. Вы воплотили в жизнь мою заветную мечту, и ваш талант, ваши работы служат мне мёдом на душу. Огромное спасибо.

4. И, наконец, ты.

      Человек, читающий этот текст. Я благодарна тебе за то, что ты здесь. За то, что ты прошел этот путь, и совершенно не важно, когда ты начал читать — 9 апреля или же вчера ночью. Главное, что ты здесь. Что ты прочитал эту тонну текста, и что писал или не писал отзывы и ждал продолжения. Спасибо.       Я не хочу говорить «прощай» этому миру, потому что за столь долгое время я успела полюбить вселенную, которую сама же создала. Я оставила себе лазейку, крохотную тропинку, которая может привести меня к новой истории. Но я не знаю, пойду ли я. Заглядывайте ко мне в шабаш — https://vk.com/fkdark_side — там я тусуюсь постоянно. Если захотите оставить на чай — 410018199802174 — буду очень рада: 3       Люблю вас Айтуаном.