Прибрежье: ураган.

Море перекатывалось от одного утеса к другому, как большие качели, баюкая в люльке усталый дождь. Ветер гладил верхушки волн, ласкал их пенные кудри и вздыхал, как человек. Теплая лошадиная морда ткнулась в лицо – раз, другой. Бархатные губы щекотали кожу. Ох и холодно на берегу! Скорее нужно в тепло... – Может, еще раз обернуть его горячей простыней? – гулко спросил ближайший утес. Голос у него был как у Уилс. – Сейчас, чайник вскипит. Да не рычи ты, придурок! Нет, ну смотрите на него: сам едва оклемался, а на меня рычит! Большая туча возмущалась голосом Крэйга, а теплая волна по-щенячьи рычала на нее. – Ничего ему не надо больше, сейчас очнется, – сдавленно проворчал кто-то с берега. – Ты вообще молчи, пока я тебе голову не оторвал за все хорошее! – возмущенно зашипел большой черный конь. Эйдан. Он стоял в волнах, и море расчесывало его длинную гриву. Конь пытался поймать что-то в воде, похожее на человеческое лицо. Дин вдруг вспомнил, что это он. Захотелось обнять Эйдана за шею, ощутить под пальцами короткую шерсть, тепло его тела. Дин хрипло застонал и тут же зашелся кашлем. Горло болело просто зверски. Тут же горячая тряпочка принялась сновать по лицу, восторженно повизгивая. Дин схватился за нее и понял, что это кто-то живой. – Дин? Родной, скажи что-нибудь, умоляю! – лицо Эйдана склонилось над ним, загораживая свет. И почему Дин решил, что видит коня? – Пить, – прошептал он – Пить, сейчас, секундочку подожди, – Эйдан закивал. Кто-то бегал рядом, хлопала дверь кухни, пахло лечебным чаем и морской солью. Дин рассмотрел, что гладит рыжего щенка, развалившегося с ним на диване. – Бретт прав, диван страшно неудобный, – пробормотал он. – Песик жив, как хорошо. – Ты зачем туда полез? – возопил Крэйг. – Мы чуть с ума не сошли! – Вас не было. Ждать – долго. А он мог умереть... – Я была в ста метрах, Дин, – сказала Уилс. – Но я не видел... Уилс посмотрела на Карла, и Эйдан тоже, очень мрачно. – Потому что ей помешали. Теперь Дин понял, что Карл сидит привязанный к стулу, но с очень довольным видом. Интересно, они правда думают, что веревки из простыней смогут удержать морского монстра? – Ну да, я не пустил Уилс в море, чтобы Дин сам спас щенка. Но как только это случилось, я сам бросился его доставать! Щенок терся об руки Дина, покусывал его пальцы и вилял хвостом так сильно, что тот едва не отваливался. – Дину не было нужды так рисковать, – сказала Уилс. – Я не очень люблю морскую воду, но уж маленького песика я бы достала. – Но ты не должна была, – хихикнул Карл, ничуть не смущаясь того, что связан. – Это же щенок для Дина. – Что за... бред, – недовольно пробормотал Эйдан, вручая Дину кружку с чаем. – Это морская собака. Вы что, не видите? Его жизни вообще ничто не угрожало, он родился в море и может плавать там сколько угодно. Но море решило дать Дину шанс – и он принял правила. Рискнул, принес жертву. Как только сделка была заключена, я бросился за ним. В гостиной повисло напряженное молчание. Дин рассеянно перебирал рыжую шерсть щенка и думал, какой же тот несуразный и смешной. Длинные лапы, шерсть смешными клочками, торчит там и тут, потешные брови, которыми песик шевелит... Глаза у него были умные, но не такие, как обычно у собак. Дину показалось, что там плещется тихое ночное море. Карл был прав, это морская собака. – Ты знал, что так будет? – спросил Эйдан наконец. – Нет конечно, – Карл покачал головой. – Море ни с кем не советуется. – Спасибо, – тихо сказал Дин. – Я давно хотел собаку. – Я чуть не умер от страха за тебя, – Эйдан тяжело сел на диван рядом с ним. – Дин, ты вообще понимаешь, что я чувствовал? Ты ведь тонул, помнишь? – Прости. Я не мог никак иначе. Он ведь звал на помощь, погибал... Дин погладил голову щенка, отчего тот тут же завилял задом. – Я никогда не плавал так быстро, – Эйдан вздохнул. – Думал, сердце изо рта выскочит. – Может, вы меня развяжете? Я мог бы выбраться сам, конечно, но и простыни, и стул тогда пострадают, – подал голос Карл. – Вообще я там рыбы принес. – Дин, что скажешь? – Уилс улыбнулась. – Отпустим? – Карл не виноват, конечно. Это было мое решение. Дин допил чай, и боль в горле немного утихла, хоть и не прошла до конца. Его все еще знобило. – Хочешь, я сбегаю за доктором, – прошептал Эйдан, обнимая его. – Ночь же, – Дин посмотрел на часы. – Не нужно. Я вполне доживу до утра. Крэйг распутывал Карла, Уилс собирала разбросанные вещи. – Ты утопил куртку и ботинки, – сказала она. – Ага. И камеру с офигенным светосильным объективом, – вздохнул Дин. – Ну, зато у меня теперь есть этот парень. И он стоит как самая породистая собака в мире. Щенок снова кинулся лизать Дину лицо. Похоже, он находил это занятие крайне полезным, важным и приятным. С помощью Эйдана Дин перебрался в спальню, но заснул только ближе к утру. В довершение к больному горлу и насморку добавилась простудная зубная боль; его все еще знобило и трясло. Друзья разошлись, остался только Эйдан. Щенок больше не рычал на него, будто признал своего. Сквозь сон Дину слышался шум волн, перекатывающихся от берега до берега: с левого плеча на правое, от правого уха к левому. Море уговаривало Дина поспать. На рассвете пришли Люк и дед: они только доплыли с островов, откуда Эйдан сорвался вечером. Они тихо разговаривали в холле, и хоть Дин различал голоса, заставить себя проснуться по-настоящему он не мог. К обеду забегал Адам. Эйдан не пустил его в спальню, и они, кажется, разругались. Щенок прислушивался к их голосам, смешно крутя головой, и негромко ворчал. Дин кутался в три одеяла и дрожал; он то проваливался в неглубокий сон, то почти просыпался и снова мерз. Есть не хотелось, только пить. Немного полегчало только к вечеру, Дин даже встал. Эйдан дремал, стоя в углу, и не сразу заметил нарушение постельного режима. – Эй, куда это ты собрался? – поймал он Дина в гостиной. Щенок крутился у них под ногами. – В туалет. Потом поесть, залезть в ноутбук. Мне, вроде бы, получше, – Дин откашлялся. – Нет такой слабости. Я устал лежать, Эйдан! – Мне это не нравится. Я беспокоюсь. Вдруг тебе еще рано вставать с постели? Надо было привезти к тебе мистера Каллена. – Зачем лишний раз беспокоить его, если и так... – Дин замешкался, не решаясь произносить то, что подумал, и сказал мягче, – мы знаем, что нужно делать. – Мы можем ошибаться. Или не учитывать что-то важное. – Прекрати. Сейчас я перекушу и немного поработаю. А потом снова лягу, идет? Щенок заскулил, привлекая к себе внимание. Дин потрепал его по голове и как-то очень ясно понял, что малышу бы немного поплавать. – Эйдан, ты не хочешь искупаться? – Сейчас? – Ну да. Выгулять этого приятеля. – А он будет меня слушаться? – Эйдан опасливо покосился на щенка. – Будет, я ему скажу. Правда, малыш? – Дин присел к нему. – Эйдан – мой муж, я его люблю. Будет здорово, если ты с ним подружишься, и вы сможете вместе плавать в море. Как тебе такое предложение? Щенок смотрел на Эйдана оценивающе, а Дин мысленно уговаривал его, что тот не представляет угрозы. Это было непросто, ведь пес чуял в Дине отголоски боли, которую доставил Эйдан некоторое время назад. Наконец он негромко тявкнул и ткнулся лбом ему в ногу. – Прекрасно, мальчики. Теперь немного поплавайте и возвращайтесь. Я пока не рискну выходить на берег. – Надо дать ему имя, – сказал Эйдан. – Не можем же мы звать его просто Пес. – Да, я тоже думал об этом. Пока ничего не приходит в голову, но, я полагаю, имя само найдется со временем. Эйдан хмыкнул и пошел к двери, раздеваясь на ходу. Щенок весело потрусил за ним, словно делал так постоянно. Оставшись в одиночестве, Дин первым делом повыл и побился головой о стену по поводу потери камеры. Стоит ли говорить, что Марк был одним из его любимых фотоаппаратов? Объектив с ним ушел тоже, как назло, хороший и дорогой. Теперь придется покупать новые, конечно. Дин знал, что может попросить Эйдана и тот не откажет, но почему-то смущался. Ему казалось, что сесть кому-то на шею и свесить ноги будет нечестно. В туалете он обратил внимание, что горячая вода едва течет, к тому же, она уже не горячая вовсе, а тепленькая. Похоже, сбывалось предсказание Сары: водонагреватель прощался с этим миром. Дин прошел на кухню в унылом настроении, и в холодильнике обнаружил послание от Адама. "Дорогой Дин! Я надеюсь, что все обстоит так, как обрисовал мне Эйдан, и ты вскоре встанешь с постели. Я буду ждать твоего звонка в любое время дня или ночи, и, если его не последует, утром я буду стоять у тебя на пороге с мистером Калленом и Грэмом для усиления, чтобы лечить по-настоящему. В свертках ты найдешь пастуший пирог (его можно есть только до полуночи!), домашние лепешки и молодой сыр. Пожалуйста, позвони мне СРАЗУ!" Дин развернул пирог, убедился, что время еще детское, и отрезал себе изрядный кусок. Чтобы не терять времени, он позвонил Адаму, и убедил его, что все более-менее в порядке. – Эйдан сказал, что ты спасал щенка, а это оказалась морская собака. Так и есть? – спросил Адам. – Да, точно. Я не знал этого, конечно. Он такой смешной, Адам! Нескладный, лохматый – совсем на Ири не похож. – Ничего, Дин, ничего. Мы с этим справимся. Я поищу, есть же способы. – Способы чего? – не понял Дин. – Избавить тебя от этого. Прогнать монстра, разумеется, – в его голосе слышалось недоумение. – Но я не хочу избавляться от него! Я давно думал завести собаку, и вот она сама завелась. Нет уж, Адам, я не вижу в нем ничего опасного и монструозного. – Ты все дальше уходишь в море, Дин, – вздохнул Адам после долгого молчания. – Скоро ты потеряешь берег из вида, и там уже никто не сможет помочь тебе выбраться. После такого разговора настроение у Дина немного испортилось, хоть он и старался не придавать большого значения мрачным прогнозам Адама. До этого, конечно, все складывалось неплохо, и его прогнозы не оправдывались, но вдруг на сей раз он прав? Дин доел кусок пирога, запивая лечебным чаем и глядя в окно. Снаружи уже стемнело, хорошо видно было только луч маяка, то и дело разгоняющий мрак. Он знал, что Эйдан сейчас там, за окном – в море. И с ним щенок морской собаки, который теперь до самой смерти будет рядом. Наверное, Дин мог бы увидеть их, если бы не темнота. Надо бы узнать, чем предпочитает питаться его пес, место приготовить, игрушек… или ему это не нужно? Закончив с едой, Дин убрал все на кухне, и снова уткнулся в горячую воду – точнее, ее исчезновение. Тарелку и чашку пришлось споласкивать холодной. – Вот я прямо чувствую, что пожалею об этом, – пробормотал Дин, спускаясь в подвал. Внизу было сухо и довольно прохладно. Все приборы мигали своими огоньками, а на водогрее мелко моргал красный глазок неисправности. В инструкции было написано, что этот режим подразумевает вызов специалиста, поскольку поломка произошла где-то внутри, и вряд ли устранима простыми действиями. Дин осмотрел все вокруг, но не нашел ничего подозрительного или наводящего на мысли о причинах: нигде не было оголенных или пережатых проводов, пакетники не грелись, ничего не подтекало и не капало. – Вот только тебя не хватало, – вздохнул Дин. В подвале было тесновато из-за наставленных там приборов и склада брикетов для топки. Если придется менять водогрей, развернуться тут будет непросто. Дин прикинул, что можно тут раздвинуть, отошел к дальней стене. Жаль, что подвал сделали таким небольшим: будь он на весь дом, тут вполне разместилось все хозяйство, еще бы и место осталось. Дин пялился на стену и чувствовал себя полным идиотом. Она была новая. Три стены в его подвале были сложены из старого кирпича, в одном месте сохранилась старая штукатурка, у двери на улицу угол заменили блоками – но все эти части были старыми, потертыми временем, закопчеными. А стена, отделяющая подвал от теоретически возможной другой половины под жилой частью дома выглядела так, словно ей всего лет пять, не больше. – Почему я раньше не замечал этого? – хлопнул себя по лбу Дин. – Интересно, где тут может быть вход? В подвал вели две двери: одна с улицы, другая из кладовки. Теоретически, во вторую часть подвала может быть вход с улицы, но искать его сейчас – ночью – Дин не рискнул бы. Можно было попросить ребят помочь, но он не хотел пока никому рассказывать о посетившей его идее. Ведь новая кладка, в конце концов, могла быть следствием ремонта старой стены, и тогда никакого второго подвала с той стороны нет. Отключив водонагреватель от сети, Дин поднялся наверх, прикидывая в уме. Вход во вторую половину подвала мог быть в гостиной или в спальнях, но где? Там уже все обыскали, исследовали и кое-где заменили во время ремонта второй спальни. Дин пытался представить себя сперва на месте деда, представляя, как бы он замаскировал вход, потом – на месте неизвестного строителя дома. По правде говоря, это не слишком помогало, но была хотя бы видимость какой-то работы. Хоть отопление работало исправно, отсутствие горячей воды в кране сказалось на состоянии Дина: он снова начал мерзнуть. Хотя, может, в том повинен был прохладный подвал и его тайны. Не дожидаясь Эйдана и его укоризненного взгляда, Дин залез в кровать вместе с ноутбуком и укутался в одеяло, выставив наружу один нос. Чуть отогревшись, он едва не задремал, но стук входной двери вернул его к реальности. – Это мы, – громко сказал Эйдан из холла. Дробный звук, похожий на стук множества мокрых камешков об пол, просыпался от двери до кровати Дина и материализовался в виде ледяного собачьего носа, снующего под одеялом. – Ай! Пес, прекрати, не щекочи меня! А-а-а-а!!! – верещал и смеялся, заходясь кашлем, Дин, отбиваясь одеялом от восторженного щенка. – Ух и здоров он плавать, – сказал Эйдан, заходя в спальню. – Ничего, что я не одет? Дин увидел его, замер и поперхнулся, чем тут же воспользовался щенок, немедля облизавший лицо обожаемому спасителю примерно восемь тысяч раз. Эйдан пришел не одетым, совсем, вообще не одетым – одежда, которую он снимал, уходя, сейчас висела у него на сгибе руки, и на этом ее роль в создании образа романтического героя заканчивалась. От босых ступней и до мокрых кудряшек на Эйдане не было ничего, кроме капель воды и прилипшей на щиколотке травинки. Особое внимание приковывал торчащий как маяк член. – Э-э-э-э… Хм. Эйдан, это ты мне так рад, или оно так всегда, просто я не замечал? – сглатывая набежавшую слюну спросил Дин. – Тебе, конечно, – глаза у Эйдана стали черными, опасными. – Я так волновался за тебя, так спешил… а теперь вот. – Я надеялся, что мы займемся этим, когда ты вернешься, – признался Дин. – А пришлось даже подождать. Иди ко мне? Он подвинулся вместе с одеялом, освобождая половину матраса, и щенок, будто сообразив, спрыгнул на пол и принялся играть с носками Эйдана. – Едва доплыл сейчас, – признался тот, садясь рядом. – Все время думал о тебе, как приду, как стану гладить и целовать… – Меньше слов, дорогой, – усмехнулся Дин. – Мне отвечать больно. Он лег на живот, подставляя Эйдану спину, и блаженно щурясь. Сильные руки словно гнали прочь из тела холод и слабость; уже через пару минут Дину было жарко и тяжело дышать. Там, где к его коже прикасались волосы Эйдана, будто расцветали невидимые теплые цветы, пускали корни и ползли вглубь, захватывая все больше и больше места. Дин урчал и хватал воздух ртом, стискивал подушки и царапал ткань постели. Поцелуи Эйдана, сперва аккуратные и ласковые, становились все более жаркими и долгими, а руки его пробирались в самые укромные места и тайные точки. Он настолько безошибочно находил участки самой чувствительной кожей, что у Дина мелькнула мысль о тайной карте, которую Эйдан нарисовал и выучил, чтобы всегда удивлять его. – Вас учат этому в море? – прохрипел он, нетерпеливо ерзая животом по простыне. – Чему нас только не учат, – бархатно зашептал Эйдан ему на ухо, обдав запахом водорослей и сигарет. Его смоченные слюной пальцы уже настойчиво толкались внутрь, расширяя себе проход. – Смазка-а-а…ох… – попытался воспротивиться Дин, но тут же выгнулся, кусая подушку. В море учили хорошо. Снова гигантская колыбель качала их на волнах, и Дин плыл, как безвольная щепочка, по бесконечным горам, от правого уха к левому, с левого плеча на правое… Вода была синей, и зеленой, и немного оранжевой – будто северное сияние пролилось с неба и застыло, как расплавленный воск. Дин гнулся и плавился, звал и отпускал от себя, но только чтобы потом снова ловить отражение курчавой темной луны в своей воде, и волны росли вокруг них, как густой еловый лес вокруг глубокого пруда, как черные ресницы в первый же день, на ветру. Огонек сигареты горел внутри, медленно разрастаясь и занимая всю поверхность неба над головой, топил их жаром и яркостью, давил, как огромное солнце, и давал дышать только на вершине волны. Ветер ударил в затылок горячей волной, и вода стала жемчужной, тихой и послушной, тающей каплями на руках и животе, словно морской владыка от своих щедрот обсыпал их драгоценностями. Они лежали обнявшись, выброшенные на берег и опустошенные, но полные друг другом; их сердца бились почти одновременно. – Я так тебя люблю, – прошептал Дин. – И я тебя так же, – всхлипнул Эйдан, прижимая его плотнее к себе. – Ты что, плачешь? Эйдан помолчал, пошмыгал носом, уткнулся Дину в волосы и, наконец, признался: – Щенок кусает меня за ногу.