Кенму не любили, но Кенма любил. Из раза в раз он проходил той же дорожкой, вымощенной болью в ад. Из раза в раз чувствовал то, что он, по его собственному мнению чувствовать уже не может. Но чувствует. Чувствует каждой клеточкой своего тела, каждым сантиметром израненной души.
Ему столько раз дарили надежду и тут же вырывали её с корнем, некрасиво, криво и, как он думал навсегда. В такие моменты в нём всё рассыпалось кучкой пепла, оседая на дне и разливаясь по венам горечью непереносимой. Но он каждый раз выстраивал себя из оставшегося по новому, склеивая изношенное сердце заново.
И казалось ему, что в один день ему просто не хватит сил собраться с силами и встать снова, отстроить себя заново. Вопреки всем его надеждам потухнуть совсем, стереться в порошок, он восстанавливает себя из кусков оставшихся эмоций и чувств, дарит склеенное наспех сердце, чтобы в туже секунду оно лопнуло от жгучей боли разочарования и опало к ногам бесформенной кучей.
Кенма не из тех кто всегда одинаково безупречен.
Он рушит себя изнутри.
Кенма не из тех кто скрывает свои чувства. Он раскрытая книга, чьи страницы может осквернить каждый, оставив свою метку где угодно, в любой точке души, и метка эта не смоется никогда, не сотрётся, только если искрошится вместе с книгой да разлетится по ветру. Кенма не из тех кого любят. Он альбом с кучей листов, и листы эти он раздаёт всем кто попросит,
но ему листов никто не даёт
И страницам в этом альбоме впору бы закончится, да только не видно конца. Ему вы впору стать жадиной, да только он не из жадных.
Кенма ни разу не отдавал всю душу до капли.
Но он встретил Хинату.
Кенма никогда не любил боль. Но ради Хинаты он рушил себя снова и снова. Он износил свою душу настолько, что впору удавиться сыплющимся из щелей пеплом.
Но ему нравится.
Нравится чувствовать боль. И от осознания, от одной мысли об этом ему хочется умереть, прыгнуть в глубокое-глубокое озеро, опасть на дно да не всплыть. Но ему нравится. Нравится ловить себя на мысли о том, что готов раскрошить каждого кто взглянул на Хинату, коснулся его. Нравится наблюдать со стороны и ловить на себе его взгляды. Нравится быть на расстоянии, дабы не нарушить ту хрупкую связь между ними.
Но бездействие тоже причиняет боль, расплывается по венам липким страхом потерять.
Он из раза в раз загонял себя в угол, задавал вопросы и так и не находил на них ответов. Складывал всё в ящиках своего сознания, чтобы оно перестало мутить и без того грязную от мыслей воду. Да только места уже не хватает. Весь рой мыслей засыпает пути к отступлению, и у него выхода другого нет кроме как разгрести эти завалы. Но он один, помощи ждать не от кого. Он закрыл эту часть своей души на замок, завесил цепями,
а ключ выбросил.
Кенме хотелось бы отсечь себе голову, раскрошить свой мозг на тысячу кусочков, только если это избавит его от мыслей. Да только он не может. Не может перестать ненавидеть себя. Ему тошно и блевать охота от собственных действий и слов.
Он зависим. Зависим настолько, что проще было бы выпить раскалённое железо и остаться в живых.
Ему нужна помощь. Но он не просит. И места нет уже там, где он замуровал себя от всех, но Кенма готов исчезнуть сам лишь бы там было место для Хинаты. Он не интересен. Он не затягивает.
А хочет.
У Кенмы есть выбор. Но он его не делает. У Кенмы есть шанс быть счастливым. Но он не может. Он может только раздирать себя изнутри, выворачивать себя наизнанку и давить свои чувства пластом безразличия.
Ему тошно от себя.
Ему бы спрыгнуть с высокой башни. Ему бы перестать чувствовать, но он не может. Ему бы выбросить своё сердце, да только оно не его вовсе, и будь его воля он бы сжёг себя со всеми потрохами, да ему не дают.
Кенму тянет на дно цепями. У Кенмы ключ в руках.
Но он его выбросил.
Ему нравится. Нравится чувствовать боль. Кенму не любили, но Кенма любил.
Любил настолько, что ненавидел.
