Гнилые сердца последних героев

Как внезапно наши беспечные жизни обдает диким ветром безумия, когда снова распахиваются двери Ада. После долгих, долгих блужданий в лесу, в наивных попытках запутать след, Ханна наконец выбралась к трассе. Вдова Санчез отлично знала, что нужно сделать для того, чтобы дорога сама легла тебе под ноги, но боялась. В последнее время — каждого лишнего шороха внутри своей отнюдь не благородной души (и даже душонки). Кто бы мог подумать, что она когда-нибудь станет настолько суеверной, что начнет прислушиваться к любой новой мысли, боясь стать такой же, как ОНИ. Ведь она так долго была среди НИХ. Однозначно их тела источали какие-нибудь ядовитые пары, которые уже попали в легкие девушки и дали начало необратимым процессам заражения. Абсолютное безумие. Когда это началось? Ах да, задолго до появления последнего поколения. Пилигримы — так называли людей, с рождения впитавших в кровь хаос жизни, появившихся из Небытия в мир, который еще не успел оправиться от ужасных потрясений. И не оправится никогда. Ханна почти всхлипнула, когда поток холодного воздуха ударил ей в шею, и упала на обледеневший асфальт, уставшая до изнеможения. Сверху ее придавило закостеневшим от холода кожаным рюкзаком, набитым непонятно чем. Будет большой удачей, если там найдется хотя бы что-то съестное. Стоит только вспомнить, в каком ужасе она собирала его… Далеко в небе мерцала крохотная и удивительно четкая луна. Зимняя мгла над Колорадо уже развеялась, и весеннее небо взорвалось, и сразу же подули сырые и жуткие ветра. Умеренный климат, который за последний век установился на территории почти всей Северной Америки, не давал расслабляться: в марте еще стояли морозы. Поэтому долго Ханна не смогла пролежать и уже через несколько минут отошла на обочину, чтобы наломать сухих веток. Повсюду здесь росли низенькие колючие кустарники, торчащие над посеревшим снегом, и пара таких, обломанных и искалеченных, явно не принесет никакого вреда природе. По крайней мере, ощутимого. Санчез быстро соорудила на середине трассы небольшой костер (хвала небесам, зажигалка и бумага были при ней), но тонкие лепестки огня едва ли лизали почерневшие ветки. Весна уже ворвалась в штат, и воздух был звонок, сыр и прозрачен до умопомрачения; костер никак не хотел разгораться. Ханна села на колени и принялась раздувать. Бесполезное занятие, вообще-то, но чего только не сделаешь ради того, чтобы отчаяние хотя бы на секунду отступило. Звезды поблескивали на дне густого ночного неба. — Твою-то мать… — печально выругалась вдова Санчез через несколько минут беспрерывного дутья на крошечный огонек и беспомощно уселась на лед. Красивая ночь была потеряна. Сил не осталось. Осталась только надежда, что кто-нибудь сегодня проедет по этой трассе, иначе тот веселый бег через бурелом и сугробы окажется всего лишь забавным предисловием к страшной и банальной кончине. Нет, замерзать насмерть Ханна однозначно не хотела, что было вполне очевидно. Просто не верилось, что, оставив роу с носом, она умрет вот так: бесчестно, неинтересно, жутко. Впрочем, это и было логично: если сама смерть выбрала ее, то бежать было бессмысленно. Хотя, рассуждая о смерти с высоты руин когда-то высоконравственной цивилизации, все кажется лишенным любого смыслового наполнения. Прошло какое-то время, и Ханна уснула, сидя над потухшим костерком. Разбудило ее гудение дизельного двигателя. — Привет страждущим! — высунувшись из окна, крикнула женщина-водитель на общем для всех, птичьем языке. Санчез несколько секунд глупо смотрела на «фольксваген туарег», гудящий в метре от нее. Когда-то давно на заброшенной бензоколонке она нашла пожелтевший от времени журнал с фотографиями таких авто, произведенных еще до катастрофы. Если повезло, то он сейчас лежит в рюкзаке. Ханна никак не могла спутать, но машина была настолько древней, что просто не верилось. Обшарпанный капот, кое-где краска отвалилась, левое крыло рыжее от ржавчины. Одна фара не работает. — Ш… Шалом! — неуверенно поздоровалась девушка, круглыми глазами глядя на водителя. Узкие, как у зверя, зрачки ее метались. Женщина равнодушно потрогала ногтем нижнюю губу. — Бабушка всегда говорила мне: не сиди на холодном. — Я бы предприняла что-нибудь, если бы у меня был выбор, на чем сидеть, — виновато подняла плечи Ханна. — Забирайся в кабину. Внутри было тепло; с потолка свешивалась лента с крошечными флажками в цвет флагов разных стран, над приборной панелью стоял болванчик в виде играющего на банджо ковбоя. Разве что, у него не было головы, поэтому во время езды раскачивалось только ярко разукрашенное тельце с пружиной, торчащей из лакированных плеч. Ханна неуклюже устроилась на сиденьи штурмана и забито оглянулась. После случившегося в деревне неподалеку, она везде чувствовала себя так, будто пляшет на раскаленной сковороде. — Я вижу, от тебя можно не ждать ничего такого, — вблизи женщина оказалась моложе, чем можно было предположить, глядя снаружи. Она была немного старше вдовы Санчез и имела такую тонкую кожу, что даже в тусклом свете приборной панели на ее шее и оголенных плечах не составляло труда разглядеть голубоватые венки, — Просто был у меня недавно один пассажир: безобидный на вид парняга, оборванный и голодный. И знаешь, что оказалось потом? — Что? — Ханна привыкла активно участвовать в разговоре, хотя сейчас ей больше всего хотелось просто помолчать, в мыслях вернувшись к тем спокойным временам, которые она оставила пять месяцев назад в городке Винслоу. — Это был гребаный роу! — женщина возмущенно ударила ладонью по рулю, медленно трогаясь, — Мне пришлось лишить его головы вон тем топором, который лежит на задних сиденьях. Но ты не волнуйся: я научилась отличать роу от здоровых людей. Можешь звать меня Рафаилой. Выглядишь ты неважно, да. Фамилию не буду говорить: думаю, мы как-нибудь и без этого обойдемся. — Ханна, — сипло проговорила Ханна. — Я направляюсь сейчас в Даллас, — видимо, Рафаила довольно долго не общалась со «здоровыми людьми», раз уж слова из нее так и лились, — Знаешь, квалифицированного врача, как я, в таком месте оторвут с руками, лишь бы не взаправду. В общем, сегодня я остановлюсь в Винслоу, чтобы переночевать и докупить кое-чего для моей, скажем, экспедиции. — Винслоу… — словно вспоминая что-то давно забытое, вздохнула Санчез, — Мне повезло, что ты решила ехать туда именно сегодня, но боюсь, в Техас тебе не попасть. — Это почему еще? — Мне казалось, в Северной Америке не осталось людей, которые еще об этом не знают, — постепенно отогреваясь, нахмурилась Ханна, — Техас закрыли еще пятнадцать лет назад из-за эпидемии роу. — Именно поэтому я и еду туда, — Рафаила улыбнулась, вглядываясь в трассу. Отблески приборной доски ложились на ее ровный подбородок и тонкий греческий нос, — Еще осталась там парочка незараженных ковбоев, и им нужны медикаменты, оборудование… в конце концов, еще один здоровый человек с образованием врача. Но вообще-то, признаюсь честно, я еду туда, потому что там живет один мой старый друг. Надеюсь, живет. Вдова Санчез посмотрела на Рафаилу и вдруг зевнула, совершенно расслабившись и растекшись по креслу. — У меня есть все основания полагать, — сказала она, зевая, — Что и в Колорадо скоро придется ездить с топором на задних сиденьях.