— А теперь Кубок Школы! — бодро сказал Диппет, поднимаясь со стула и глядя на студентов с гордостью и волнением. Война набирала обороты, а если сказать точнее — обе войны. Он искренне беспокоился, что не увидит некоторых студентов снова, за исключением семикурсников, которые покидают школу навсегда. «В какое время им придётся обустраиваться и искать работу», — с тоской подумал он. Директор беспокоился, что Грин-де-Вальд сманит некоторых на свою сторону, и они отправятся за границу, чтобы помочь ему, и, что ещё хуже, могут не вернуться ребята из маггловских семей, попав под разрушительное действие немецких бомб. Его тревоги никак не проявлялись, потому что он старался держать свою весёлую маску, чтобы не беспокоить учеников. — На четвёртом месте у нас Когтевран, набравший четыреста двадцать пять очков! — он вежливо аплодировал вместе с учениками и учителями, когтевранцы, однако, несмотря на аплодисменты, были весьма недовольны своим последним местом. Они ещё никогда не были в хвосте — до сих пор. В конце концов, их факультет славился тем, что его ученики обладают незаурядным интеллектом.
— На третьем месте Пуффендуй, который набрал четыреста двадцать шесть очков! — объявил Диппет, и в отличие от когтевранцев, они шумно радовались, хоть и не получили Кубок.
— На втором месте у нас Гриффиндор с поразительным результатом в пятьсот десять очков! — злые аплодисменты гриффиндорцев показали многое из их натуры. Они были разочарованы, что в этом году Кубок достался не им: они выигрывали у слизеринцев три года подряд, а сейчас получили хорошую ложку дёгтя.
— И, наконец, наши победители с рекордным количеством очков за всю историю Хогвартса. Слизерин выигрывает Кубок Школы, набрав шестьсот очков! — громко сказал Диппет, чтобы его можно было слышать в каждом уголке зала; слизеринцы громко аплодировали, сняв свои маски и упиваясь победой над гриффиндорцами — за это нужно было благодарить двух блистательных амбициозных третьекурсников: Тома Реддла и, конечно же, Адриана Певерелла. Дамблдор снял некоторые из набранных очков, но к концу дня они отыгрались вдвое. Все в Слизерине старались не давать Дамблдору повода их штрафовать.
И, возможно, именно поэтому Дамблдор нарочито медленно хлопал, его сияния нигде не было видно, когда он наконец смирился с тем, что слизеринцы обошли его драгоценных гриффиндорцев. Его медленные аплодисменты ничего не значили, потому что другие продолжали поздравлять победителей. Некоторые учителя выражали свою радость больше, чем другие, потому что сами учились на Слизерине, и таковых было достаточно — пятеро. Безусловно, самым шумным был Гораций Слизнорт. Он сиял такой гордостью, удовлетворением и, как ни странно, довольством, когда смотрел на своих змеек. Это делало очевидным для всех его искреннюю заботу о каждом ученике своего факультета.
Гарри, который взглянул на него в этот момент, увидел эти эмоции, и они почему-то неприятно осели у него на сердце. Он знал, что Слизнорт искренне о них заботится: он многократно за прошедший учебный год говорил, что если кому-то нужно выговориться, то дверь его кабинета всегда открыта. И это правда: слизеринцы приходили к нему с абсолютно любыми проблемами и вопросами. А Гарри думал, особенно во время обучения на шестом курсе, что Слизнорт таким образом просто старается приобрести себе имя, не делая для этого ничего. О, как он ошибался! Слизнорт проявлял заботу, а его Клуб Слизней — это способ сблизиться с ними как советнику и наставнику, а не просто учителю и декану. У Слизнорта не было детей, и, возможно, он жалел об этом, стараясь компенсировать это заботой об учениках? Гарри не был уверен, но он знал наверняка, что у Слизнорта можно получить ответ на любой свой вопрос. Чëрт, да он даже рассказал Тому о крестражах! Конечно, он был очень насторожен во время разговора, но он всё-таки рассказал, веря, что Том не применит эти знания на практике. Он принял на себя адскую ношу, и, возможно, изменился, поняв, что он сделал. Может быть, именно поэтому он не сближался ни с кем в течение того — шестого — года в Хогвартсе. А сейчас Гарри сидел среди остальных слизеринцев и снова прямо рядом с Томом, не то чтобы он не пытался сесть куда-нибудь на другое место, но его просто притащили, как гребаную куклу. Вообще-то, это не должно было проворачиваться с такой легкостью, но чёрт возьми, он не мог ничего с этим сделать! Раздражающий маг — вот она сущность Тома.
— Наконец-то одолели этих грязнокровных гриффиндорцев, — сказал один из парней-слизеринцев, злобно усмехаясь. Гарри поднял взгляд и увидел, что это был один из близнецов Кэрроу — Амикус.
Гарри фыркнул:
— Ну конечно, у нас же все гриффиндорцы имеют маггловскую кровь, — презрительно усмехнулся он. — И вообще-то ты должен понимать, что хоть ты и учишься на Слизерине, то это не значит, что черт других факультетов у тебя нет. Слизеринских в тебе просто больше… А лично я думаю, что Шляпа отправила тебя сюда только потому, что ни на одном больше факультете тебя бы не вытерпели.
Руки Кэрроу крепче сжались на столовых приборах, когда он впился взглядом в Адриана Певерелла, обещая отомстить за последнее оскорбление, потому что все подняли его на смех. Он всем сердцем ненавидел мальчика и не мог поверить, что Том хочет видеть того рядом с собой. Почти весь год ему пришлось мириться с его присутствием, и совершенно не помогал тот факт, что он и Эйвери были единственными, кому Певерелл не нравился, все остальные относились к нему довольно приветливо, даже Лестрейндж… Кэрроу продолжал размышлять и, кажется, уже готов был взорваться от злости. Но он побелел как полотно, поймав короткий предупреждающий взгляд Тома, прежде чем тот снова вернулся к еде. Он ненавидел Адриана Певерелла! Когда он уже наконец надоест Тому? Побыстрее бы! И тогда он сполна насладится, показывая этому сопляку его законное место.
— У нас у всех есть жажда знаний; у каждого из нас есть кто-то, кому мы преданны; в каждом из нас есть мужество и храбрость, — резко заявил Гарри. — Шляпа просто решает, какая часть нашей личности затмевает все остальные. И насмехаться над пуффендуйцами за их преданность — всё равно, что насмехаться над частью самого себя. Это жалко, — сказав это, Гарри начал наполнять свою тарелку, накладывая столько, сколько мог. Он понятия не имел, когда у него теперь получится нормально поесть. Гарри нахмурился, осознав собственные мысли: чёрт возьми, они были идентичны тем, которые возникали у него перед летними каникулами у Дурслей. Он не видел удивленных, но серьёзных лиц остальных слизеринцев, когда они задумались над тем, что сказал «Адриан».
Гарри поднял глаза, почувствовав, что на него смотрят, сталкиваясь со взглядом тёмных глаз, как обычно скрытых завесой. Но Том потирал подбородок — верный признак того, что он ушёл в себя или просто обдумывал сказанное. Он видел это множество раз за прошедший год. Гарри отогнал от себя эти мысли и вернулся к ужину, решая насладиться последним вечером в Хогвартсе.
Несмотря на свою решимость, Гарри не мог не задуматься о взгляде, которым его наградил Том, когда узнал, что тот тоже отправится в приют. Его глаза потемнели, а магия немного заискрила от гнева, но ничто из этого не отразилось на его бесстрастном лице. Гарри мог только представлять, о чём тот думал, хоть в комнате и было темно, но он был уверен в том, что видел. Том больше не упоминал об этом, но у Гарри было чувство, что рано или поздно он ещё выскажется — и будет не очень хорошо, если это будут угрозы, которых, к его удивлению, ещё не поступало. Том не хотел, чтобы кто-то что-то знал о его жизни, Гарри наблюдал это в течение всего года: Том ловко изворачивался и менял тему, когда ему задавали вопросы. На самом деле, Гарри не был уверен, что кто-то из учеников знает, что Том живет в приюте, и хотя все знали, что Том беден, больше никакой информации им доступно не было. На самом деле Том и тогда не сказал, что он поедет в приют, и, очевидно, Гарри тоже не мог ни о чём говорить. Гарри нужно поработать над маской глубочайшего удивления, прежде чем они встретятся в приюте. Том чертовски наблюдательный, и он моментально что-то заподозрит, если не последует необходимой реакции.
— Дамблдор не выглядит счастливым, — заметил Лестрейндж, насмехаясь над рыжеволосым волшебником, которого ненавидел весь Слизерин. И причина этому была: он всегда вставал на сторону гриффиндорцев, даже когда они очевидно лгали.
— А он хоть раз выглядел счастливым? — пробормотал Эйвери. — Он просто издевается над нами, задавая такую домашнюю работу! Четыре фута! На это понадобится вечность, а я хотел насладиться летними каникулами.
— Просто займись этим в первые дни, и тогда сможешь «насладиться летними каникулами», — произнёс Гарри таким тоном, словно разговаривал с неразумным ребёнком. — К тому же профессор Эдедж задал нам пять футов, так что радуйся, что ты не взял этот предмет.
— Я думаю, им нужно запретить задавать задания по дополнительным предметам, — яростно сказала Дорея, присоединившись к разговору.
— Не знаю, мне кажется, это интересно, — признался Гарри. — К тому же в большинстве своем это теория, и он сказал, что мы должны подумать о проекте, которым бы мы занимались на протяжении всего года, так как нужно найти доказательства в поддержку своей теории. Вы уже выбрали тему?
— На самом деле, я хочу поработать над теорией о том, как гряз… магглорожденные получают магию, — призналась Дорея, только после того как проглотила, не став говорить с набитым ртом. Чистокровные всегда славились своими хорошими манерами, и в Дорее это было чуть ли не с кровью предков — другого Гарри от неё и не ожидал. Адриан не любил слово «грязнокровка», хотя и не объяснил почему; но при этом было ясно как день, что он терпеть не может магглов. — И я даже не знаю, смогу ли придумать что-то, что опровергнет или подтвердит мою теорию.
— Это просто, — сказал Гарри, отмахиваясь от того факта, что его губы дрогнули в улыбке, когда он заметил, как изящно Дорея пользуется салфеткой.
— И как же? — спросила она, нахмурившись и гадая, о чём таком мог подумать Адриан и что упустила она сама.
— Зелья, — припечатал Гарри, никак это не поясняя. — Я вообще эту же тему взял. Том, а что насчёт тебя? Какую выбрал ты? — спросил он, взглянув на подростка.
Том задумался, снимая с мантии несуществующую волосинку.
— Я решил взять теорию о том, почему рождаются сквибы, — ответил он, после нескольких секунд задумчивой тишины — по крайней мере, в их беседе, так как Большой Зал гудел от болтовни студентов.
— Вообще неважно, что ты пишешь, потому что твою писанину никогда не воспримут всерьёз, — нахмурился Абраксас, внося свою лепту.
— А что ты получил за проект? — спросил Гарри, скрывая веселье, но его плечи все равно задрожали на несколько секунд.
— «Отвратительно», — поморщился Абраксас. Он сразу же отказался от этого факультатива, разъярённый таким унижением за свои страдания. К счастью, его отцу было всё равно, потому что это был один из тех предметов, которые он не воспринимал всерьёз, так что у Абраксаса стало одним предметом меньше.
— И какую ты тему брал? — с искренним любопытством спросил Гарри. Необходимо выбрать одну из трёх теорий и либо доказать её, либо опровергнуть, ну или хотя бы попытаться что-то сделать. Сквибы, магглорождённые и, как ни странно, магические существа, такие как гоблины, и то, как они используют магию без палочки. Половина класса выбрала последнюю тему ещё до конца урока, так как по сравнению с остальными, она была проще. Ученики не хотели даже поразмышлять о сквибах, не говоря уже о том, чтобы думать, как магия появляется в магглорожденных.
— Магглорожденные и как они получают магию, — процитировал Абраксас.
— И? Что же ты написал? — спросил Гарри, заметив, что большая часть третьекурсников, которые изучают Теорию Магии, тоже притихли и внимательно слушали.
— Что они крадут нашу магию, — строго заявил Абраксас.
На целую минуту воцарилась тишина, а потом все вздрогнули от неожиданности, когда Адриан Певерелл начал хохотать и хлопнул рукой по скамье, не в силах сдержать свое веселье. Весь слизеринский стол не знал, что делать: хмуриться из-за громкого и нехарактерного поведения, особенно для слизеринца, или присоединиться, потому что его смех был довольно заразительным.
— О, просто замечательно, — хмыкнул Гарри, вытирая слезящиеся от смеха глаза. — Крадут нашу магию. Я удивлен, что ты не получил за это «Тролль». Задумайся-ка хоть на минуту: у нас есть магия, но даже мы не знаем, как её передавать от одного мага к другому, так? Ты серьёзно думаешь, что это могут делать магглы? Ты действительно их так оцениваешь? Неужели ты думаешь, что у них где-то есть котел с секретной сывороткой, которую они вкалывают ничего не подозревающим младенцам, а потом просто наблюдают? Ты знаешь, сколько магглов на планете? Миллионы! Нас по сравнению с ними ничтожно мало, так что если бы они могли красть нашу магию, они бы уже это сделали, — несмотря на своё веселье, Гарри был просто в бешенстве. Мерлин, это такие глупости, которые в будущем могут принести кучу проблем для магглорожденных. Он знал, что Том невероятно умен, но неужели даже он обдумывал эту идею? Это было так глупо и настолько не похоже на него. Гарри искренне надеялся, что его чертовски блестящий ум повредили именно крестражи.
В глазах Абраксаса, наблюдающего за весельем мальчишки, блеснула ярость, но затем её место заняло шокированное негодование, когда Адриан намекнул, что он в чём-то ставит магглов на ступень выше, а концу речи, он хоть и задумался, но возненавидел тот факт, что мальчик звучал так… разумно и правильно с этой своей речью. Абраксас ненавидел магглов, несмотря на то что никогда даже не встречался с ними, но ещё больше ненавидел мысль о том, что их можно уважать, так что ему делать? Верить в то, что магглы крадут магию, или вообще отказаться от этой теории? Естественно, он поступил так, как поступил бы любой чистокровный — забросил эту идею.
Дамблдор и многие другие учителя посмотрели на слизеринский стол, чтобы понять, что за шум. Большинство улыбалось: им было приятно видеть Адриана счастливым, ведь по большей части он был очень тихим. Он имел полное право смеяться после всего, через что ему пришлось пройти. Адриан выжил, становился сильнее и счастливее. Учителя были поражены тем, насколько легко Адриан влился в обучение и не отставал. Он был чрезвычайно одарен. На самом деле, их таких было двое, и оба были просто великолепны, и учителям очень нравилось, когда они посещали их занятия. Правда, был один, который не радовался появлению талантливого студента, — Дамблдор. Он нахмурился, гадая, что же так развеселило мальчика… Он мельком взглянул на своих гриффиндорцев, удостоверившись, что все на месте, а потом облегченно кивнул. Мерлин, как этот мальчик его раздражал! Гораций всё еще не разговаривал с ним после того, что Адриан учинил в учительской. Даже Диппет был очень в нем разочарован, и оба отчитывали его за то, что он так поступил с «мальчиком, который только что узнал о волшебном мире». И что хуже всего, каждое эссе было написано просто идеально, и у него не было другого выбора, кроме как поставить «Превосходно» за каждое.
Гарри не осмелился даже взглянуть на Тома. Он не хотел видеть, поверил ли тот в его слова или нет, но он всем сердцем желал, чтобы Том поверил. Возможно, он и так это понимал, но просто потакал остальным, сохраняя таким образом контроль и имея возможность отдавать приказы, чтобы суметь захватить магический мир. Гарри раздраженно вздохнул. Его настроение резко изменилось, но никто это не прокомментировал, так как за последний год все уже привыкли к его странному поведению. Несмотря на свое настроение, он всегда контролировал свою магию и не давал ей просочиться, только если он сам этого не хотел. Никто не горел желанием чувствовать на себе эту силу. Все до сих пор с трепетом вспоминали произошедшее в тот день в общей гостиной.
— Ты можешь хотя бы намекнуть, что за зелья? — спросила Дорея, слегка наморщив лоб; она всегда так делала, когда была чем-то озадачена.
— Кхм, я сам точно не знаю, — солгал Гарри. — Почему бы тебе не спросить у Вальбурги? Она же тоже брала эту тему?
— Не знаю, но с этим ещё работает Лукреция, интересно, а она мне ответит? — Дорея уже нашла себе новый источник информации. Она взглянула на Вальбургу.
— Прекрасная работа, — самодовольно прокомментировал Том.
Гарри повернулся к нему лицом:
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Том просто хмыкнул, ничего не говоря, но ему и не нужно было.
— А почему вы все занимаетесь этим в одиночку? — спросил Альфард, приподнимая брови от любопытства.
Гарри моргнул.
— Что ты имеешь в виду?
— Учитель сказал, что мы можем работать в парах, — сухо добавил Альфард. — Я работаю с Голдстейном, — это когтевранец, сидящий с ним на занятиях.
— Хах, должно быть я отвлёкся, когда нам об этом говорили, — задумчиво признался Гарри. — Хм-м-м, не думаю, что буду беспокоиться на этот счет, и так слишком много хлопот, — он принял такое решение, зная, что его напарник свалит всю работу на него, просто потому что он «умнее», так сделает любой слизеринец — такова их натура. — Тем не менее, я не думаю, что на этот проект придётся потратить целый год. Это глупо.
— Это не всё, что будет нужно сделать за год. Занятия будут продолжаться в обычном режиме, — сказала Вальбурга с того места, куда она пересела, когда её позвала Дорея. — Я писала по существам, — она зажмурилась. — Это намного проще, чем по двум оставшимся, к тому же мне этот предмет был не так уж важен. Если честно, я отказалась от него после четвертого курса, у меня было о чем беспокоиться помимо Теории Магии, — в конце концов, она тогда сдавала СОВ, и родители бы её просто убили, если бы она их завалила.
— Это кажется скучным, я предпочитаю заниматься тем, что потом пригодится, например, Нумерологией и Древними Рунами, — заявил Лестрейндж, несмотря на то что ему было не так просто, как остальным.
— Они самые полезные, — согласился Гарри. — Но занятия по Теории интересные, по крайней мере большинство дискуссий, — в классе были трибуны для проведения дебатов: это должно было приучить их к «публичным выступлениям», чтобы нервы не брали верх над разумом.
— И ты собираешься заниматься этим в год, когда нужно готовиться к СОВ? — спросил Нотт. Ни он, ни Лестрейндж, ни Эйвери не взяли Теорию Магии. Таддеус посмотрел на Эйдена и увидел, как тот надулся. Он покачал головой, глядя на Эйвери, честно говоря, вы бы скорее всего подумали бы, что он с этим справится, но на самом деле это совсем не так. Вообще, когда Адриан рядом, Эйвери тих и старается вообще не отсвечивать — и это так незрело, отец бы убил его, если бы увидел это своими глазами. Лично Таддеусу Адриан нравился: он был забавным, равным им, его сарказм просто великолепен, но при этом он хорошо относился и к другим, возможно, Певерелл просто добрый, а может быть, у него есть какой-то свой план. Тут даже предположить сложно.
— Я даже не знаю, — признался Гарри. — Я слышал, что это сложно, а если ещё учесть домашнее задание, которое нам задают… Это будет слишком. Полагаю, это зависит от того, чем ты занимаешься. Вальбурга, ты знаешь кого-нибудь, кто брал Теорию Магии на пятом курсе? — он повернулся к Блэк, ожидая ответа.
— Нет, но до шестого курса больше никаких проектов не будет, я думаю, что начнётся просто более углубленная теория, — прокомментировала Вальбурга. — Но не стоит верить мне на слово, спроси профессора, он явно лучше меня знает о своих планах.
Гарри задумчиво кивнул:
— Хорошая идея.
— Надеюсь, они поторопятся с десертом. Мне ещё нужно успеть сдать книгу в библиотеку, — сказал Лестрейндж.
— Мне тоже, — сказал Гарри, — я не хочу забыть, а потом попасться на том, что увез с собой книги!
— Ты можешь брать с собой книги, — произнес Том своим шелковым голосом. — Нам разрешают брать на лето не более двух книг, при условии, что они останутся целыми.
— Правда? — Гарри повернулся к нему лицом. — Это замечательно! — у него уже были две книги на примете.
— Я не знал об этом, — раздражённо нахмурился Лестрейндж.
— А ты никогда и не спрашивал, — резко ответил Том.
Как и всегда, с ним никто не стал спорить, и все просто вернулись к еде. Гарри бы посмеялся, если бы в горле все ещё не першило после того, как он заливался над Абраксасом. Повернувшись, он увидел, что тот оживлённо разговаривает с другим Блэком, Орионом, Гарри подумал, что это может быть отец Сириуса: у него были такие же кудрявые волосы. В первый раз, когда они с Томом поссорились, Эйвери, Лестрейндж и Нотт чуть не переругались между собой, пытаясь слиться с обивкой стульев, на которых сидели.
***
— Нет, это не так, — возразил Гарри, делая вид, что не замечает, как от шока отвисли челюсти у остальных и как напрягся Том, начиная злиться.
— Это именно так, — ответил Том, и в его глазах сверкнула злость.
— Это не заклинание! — спокойно сказал Гарри, открывая рот чтобы продолжить, но его прервали.
— Оно самое, — твердо сказал Том, гадая нарочно ли Адриан нарывался, или что?
— Нет, кареты тянут фестралы, — заявил Гарри.
— Думаю, тогда бы мы их видели, не так ли? — язвительно спросил Том, стараясь игнорировать остальных, которые старались оставаться незаметными, но только больше привлекали к себе внимание. Идиоты.
— Некоторые могут их видеть, — ответил Гарри. — Увидеть фестрала считается дурным знаком, потому что это является предзнаменованем смерти, поэтому видеть их могут только те, кто уже стал свидетелем чьей-либо смерти.
Том сузил глаза, желая посмеяться над абсурдностью существования невидимых животных, тянущих кареты, но Адриан выглядел настолько уверенным в своих словах, что было трудно представить, что он просто предполагает. Видеть его решительное выражение лица значило для него нечто другое, чем просто думать о том, как он будет пытать Адриана, не то чтобы он об этом не задумывался, но то были совсем другие мысли. Нет, Адриан был единственным человеком, которому не грозили его пытки, несмотря на то что Том знал о том, что Адриан понимал, что тот задумал. Том не был уверен, как именно он это узнал, но кое-какие предположения у него все же были.
— Честно, они существуют, о них написано в одной из книг о магических существах в нашей библиотеке. Это крылатые лошади и на самом деле прекрасные существа, просто они получили плохую репутацию, — сказал Адриан мягко, почти чарующе. Он сам до пятого курса думал, что повозки движутся при помощи заклинания, так что он не был удивлен тем, что и Том не знает правды. Но скоро он и сам всë увидит, если доведет до конца убийство Реддлов.
— Ты можешь их видеть? — спросил Том крайне вежливым тоном, не отражающим ничего из его настоящих чувств.
— Да, — честно ответил Гарри. — У садовника Прингла где-то на территории есть целое стадо.
Том издал какой-то неопределенный звук и вернулся к книге, и все остальные тихо выдохнули от облегчения.
***
Вскоре десерт был съеден, и они отправились обратно в комнаты, некоторые чувствовали себя более подавленными, чем остальные, потому что их домом был Хогвартс, а не то место, где им приходилось находиться на каникулах. Не зная об их сходстве, Том продолжал так думать только о себе одном, но скоро… Скоро он узнает, что есть человек, который по-настоящему его понимает и не требует ничего взамен — ни жалости, ни сочувствия. И для Тома это было хорошо, потому что он не знал, что это за чувства. Был ли он совсем их лишен, или они просто спрятаны глубоко внутри, чтобы он смог выжить в суровом холоде приюта… Ещё неизвестно.
